Навеки твой

Глава 4

Миссис Тредуэлл достала большой ключ из кармана фартука и отперла первую же дверь на верхнем этаже.

– Вот ваша комната, мисс Уэст. Самая лучшая в гостинице!

Она широко распахнула дверь и остановилась чуть сбоку от нее.

Венеция вошла в комнату, держа в руке шляпную картонку, которую захватила с собой из Лондона. Комната была очень маленькая, возле высокого окна, выходившего во внутренний двор, стояла дряхлая односпальная кровать. Голубые занавески на окне соответствовали по цвету домотканому пологу кровати и такой же наволочке на огромной подушке, которая украшала кровать. Единственное кресло было придвинуто к умывальнику, состоявшему из старого кувшина и тазика, расписанных желтыми и голубыми цветочками.

Увиденное превзошло ожидания Венеции. Ведь кровать могла оказаться не слишком удобной, матрас – комковатым, к тому же при широко распахнутой двери по комнате тянуло сквознячком из окна, однако Венеция считала, что в комнате будет тепло. Венеция опустила на пол свой немудрый багаж.

– Все прекрасно, – сказала она.

Миссис Тредуэлл просияла.

– Я убирала здесь сама, точь-в-точь по картинке, которую увидела в модном журнале для леди. – Она окинула комнату критическим взглядом. – Я не могла, конечно, подобрать оттенок голубого цвета для занавесок такой же, как в журнале, но он похожий.

– И что, все комнаты в вашей гостинице такие же красивые?

– Самая красивая у нас – это большая спальня. Ее занимает миссис Блум со своей компаньонкой. Приехали они вчера поздно вечером и пожелали малость отдохнуть и подремать нынче, так что вы их не видели. Познакомитесь за обедом, потому как миссис Блум не из тех, кто экономит на еде, ежели вы понимаете, что я хочу сказать, – пояснила миссис Тредуэлл и для важности многозначительно надула щеки. Венеция улыбнулась.

– А как насчет другой комнаты, о которой мыс вами договаривались?

– Видите, какое дело, эта комната маловата, особенно для двух джентльменов, я и решила, что вам тут будет лучше, тем более печка горячая, прямо обжигает пальцы, если дотронуться. – Миссис Тредуэлл вдруг бросила на Венецию опасливый взгляд. – Прошу прощения, можно спросить, откуда у лорда Маклейна такой шрам? Я вовсе не хочу сказать, что он его портит, Боже упаси! – поспешила добавить хозяйка гостиницы. – Он такой же красивый, как те рыцари, которых я видела в книге с картинками.

– С ним произошел несчастный случай, когда ему было, четырнадцать лет. Он и его братья постоянно играли в войну. Однажды, когда они сражались на шпагах, с одной из них сорвался наконечник, который надевают для безопасности, а брат Грегора этого не заметил, ну вот и все. – Венеция пожала плечами.

Миссис Тредуэлл прищелкнула языком.

– Горячие ребята, верно?

– Да они и сейчас такие же, за исключением одного, – сказала Венеция. – Каллум, младший брат лорда Маклейна, погиб полтора года назад.

Грегор до сих пор угрюмо затихал, когда при нем упоминали имя Каллума.

Миссис Тредуэлл снова прищелкнула языком.

– Да, это очень тяжело – потерять родного брата. Осмелюсь сказать, вы это понимаете, сами видели, как ваш собственный брат чуть не погиб. Вас это потрясло.

– Да, разумеется. Но он почему-то кажется мне несокрушимым.

– Верно, я чувствую то же самое по отношению к моему брату. Он, его Сирилом зовут, так вот, он скачет на необъезженных конях, участвует в гонках карет, делает всякие другие опасные вещи и ни одной царапины до сих пор не получил! – Миссис Тредуэлл покачала головой.

– Да, мистер Уэст тоже такой. Никогда не прислушивается к голосу разума и при этом убежден, что ему никогда не придется расплачиваться за собственную глупость, такая, право, досада! – Глухое урчание в желудке напомнило Венеции, что из-за несчастного случая она пропустила ленч. – Большое спасибо вам за вашу доброту, миссис Тредуэлл. Могу я спросить, скоро ли будет готов обед?

– Очень скоро. Мистер Тредуэлл нанял девушку помогать на кухне. Ее зовут Элси, и, уверяю вас, она замечательно готовит, редко встретишь такую кухарку. Уж здесь вам не придется голодать, мисс! Наш «Синий Петух» славится своим гостеприимством.

– Уверена, любой из нас с этим согласится.

Миссис Тредуэлл снова просияла улыбкой:

– Благодарю вас, мисс! А теперь, прошу прощения, мне надо отлучиться на кухню и узнать, не нужна ли Элси помощь. Готовить я не умею, но помешать в кастрюле могу, если понадобится.

Миссис Тредуэлл удалилась, затворив за собой дверь.

Венеция подошла к кровати, буквально рухнула на нее и уронила подбородок на скрещенные руки.

Она не могла поверить, что нелепые планы Рейвенскрофта могут втянуть ее в такую неурядицу. Но еще более невероятным показалось ей выражение лица Грегора, когда тот собирался покинуть общую комнату гостиницы. Был момент, короткий, не более секунды момент, когда он смотрел на нее так, словно хочет ее.

Сердце у нее забилось чаще. За все годы их знакомства он ни разу не смотрел на нее так. Он вообще не смотрел на нее. Не замечал, например, что она постриглась или что у нее новая накидка – словом, ни на что не обращал внимания.

Она-то на него поглядывала то и дело, да и кто бы ее осудил за это? Он был красив какой-то опасной, ошеломительной красотой и, главное, знал об этом. Венеция обхватила руками подушку и ощутила подбородком мягкое, гладкое, словно шелк, льняное полотно. К счастью для её сердца, Грегор если и отличался красивой наружностью, характер имел тяжелый. Высокомерный, вспыльчивый, он нередко бывал груб со своим слугой. Но самое худшее заключалось в том, что любое проявление милосердия или покровительства другим он воспринимал как слабость.

Зато лучшие качества Грегора делали их дружбу стоящей. Он был умен и остроумен, привязан к своим родным и обладал таким старозаветным качеством, как рыцарское благородство, хотя не признал бы этого ни за что на свете. Но главное – он был прекрасным другом, терпеливо выслушивал жалобы Венеции, от души поздравлял с триумфами. Если ей случалось упасть с лошади, он первым приходил на помощь. А если удавалось совершить прыжок высокого класса, он поздравлял Венецию искренне и чистосердечно – редкое качество в мужчине, как она считала.

Венеция перекатилась на бок и стала смотреть в потолок, рассеянно отметив про себя, что трещина на нем похожа на знак вопроса. Было бы хорошо, если бы они с Грегором сохранили прежнюю дружбу, а это не очень легко, если учесть врожденную – как бы это назвать? – чувственность Грегора.

Она подумала о том, как Грегор посмотрел на нее в общей комнате, и кивнула самой себе. О да, она совершенно правильно назвала это чувственностью. Теперь, когда она испытала на себе этот его взгляд, ей стало понятно, почему многие молодые женщины в Лондоне ведут себя в его присутствии как настоящие дурехи. Она почувствовала себя привлекательной, соблазнительной, легкомысленной, почти опьяневшей. И это всего лишь от единственного короткого взгляда.

Грегор умел завлекать и покорять без всяких видимых усилий. Он словно Крысолов из старой сказки увлекал женщин, притягивая их к себе, невидимыми нитями таинственной мелодии, такой властной, что женщина могла упасть в пропасть со скалы, даже не осознавая грозящей опасности. Венеция наблюдала такие истории одну задругой и каждый раз только головой качала по поводу женской глупости. Но сейчас она подумала, что понимает немного больше.

Снаружи до нее донесся чей-то крик, потом резкий звук отодвигаемого засова на воротах конюшни. Венеция встала и, подойдя кокну, раздвинула тяжелые шторы. От широких оконных стекол потянуло холодом, и Венеция вздрогнула. Опершись одной рукой на подоконник, она другой протерла затуманенное стекло и увидела, что грум Рейвенскрофта подъезжает к конюшне верхом на одной лошади, ведя в поводу вторую.

Конюх и грум Грегора, Чамберс, вышли из конюшни, чтобы помочь управиться с лошадьми. Грегор стоял у огромных ворот конюшни, готовый закрыть их, как только люди и лошади окажутся внутри. Падающие снежинки белели по нескольку секунд на его темных волосах, прежде чем растаять, но на их место тотчас опускались другие. Венеция подумала о том, как почувствовала бы себя, превратившись в снежинку и опустившись на мягкие темные волосы Грегора в том самом месте, где его теплая кожа уходит под воротник.

Легкая дрожь охватила её. «Прекрати! – приказала она себе. – Это всего лишь Грегор».

Но на «всего лишь Грегора» стоило посмотреть. На нем была все та же верхняя куртка, но расстегнутая, как будто он только что снова накинул ее на плечи. Под курткой темно-синий пиджак с серебряными пуговицами; галстук белоснежный, жилет красный с темными пуговицами; черные бриджи обтягивают мускулистые ноги и далее уходят в начищенные до блеска, тоже черные сапоги для верховой езды.

Окно запотело от дыхания Венеции, и она снова протерла стекла рукавом платья.

Это движение привлекло внимание Грегора, он повернул голову и посмотрел на окно.

Глаза их встретились, и Венеция застыла на месте, не в силах пошевелиться. Несмотря на то что от окна тянуло холодом, она вся горела, словно в лихорадке.

Глаза у Грегора потемнели, брови чуть дрогнули. Венеция принудила себя улыбнуться как можно естественнее, хотя гулкие удары сердца отдавались у нее в ушах. Это всего лишь Грегор. Только Грегор.

Конюх что-то сказал Грегору, и тот повернулся к нему, чтобы ответить. Это заняло какие-то секунды, но Венеция успела спрятаться за шторы и теперь могла наблюдать за происходящим во дворе, оставаясь незамеченной.

Она еще некоторое время постояла так, воображая, будто Грегор захочет еще раз взглянуть на окно и проверить, на месте ли она. Разочарует ли его ее отсутствие? Быть может, ему необходимо ее видеть и…

«Господи, что я делаю? Мне вовсе не надо, чтобы ему хотелось видеть меня здесь, видеть, как я таращусь на него, словно дурочка!»

– Это все из-за нелепого несчастного случая с каретой, – пробормотала Венеция.

Она прерывисто вздохнула. Она вовсе не таращилась, просто наблюдала за ним. А это совсем другое дело. Венеция слегка наклонилась вперед и на секунду перехватила мимолетный взгляд Грегора – он в это время держал под уздцы лошадь, которую Чамберс привел к гостинице в поводу. Оба они внимательно осматривали одну из задних ног животного.

Венеция нахмурилась. Быть может, лошадь, бедняжка, растянула мышцу во время несчастного случая? Надо после обеда сходить в конюшню и посмотреть. Она снова перевела взгляд на Грегора. Теперь он стоял рядом с лошадью, положив руку ей на спину, и слушал, как Чамберс что-то ему взволнованно и торопливо рассказывает, скорее всего подробности происшествия с каретой.

Венеция вздохнула: обидно видеть так много и слышать так мало. Она уставилась Грегору в затылок, заметив, что влажные от талого снега волосы снова свернулись кольцами у него на воротнике. Венеция сморщила нос и резким движением задернула шторы, надеясь, что Грегор обратит внимание на этот ее демарш. Пропади оно пропадом, нелегко состоять в дружбе с мужчиной, у которого волосы всегда лежат лучше, чем у нее.

В дверь постучали, и Венеция отворила ее.

Миссис Тредуэлл стояла в коридоре с полным ведром воды, от которой шел пар.

– Я подумала, может, вам понадобится теплая вода, чтобы умыться.

Хозяйка гостиницы протиснулась в комнату мимо Венеции и налила воды из ведерка в тазик на умывальнике.

– День был такой суматошный.

– Да, это верно, – согласилась Венеция. – Я бы хотела… впрочем, нет, это пустяки.

– Чего бы вы хотели?

– Я хотела спросить, нельзя ли мне принять ванну.

Горячую ванну она любила так же сильно, как свежие горячие лепешки со сметаной. Миссис Тредуэлл заулыбалась:

– Разумеется, можно! У меня есть хорошая ванна из меди. Сестра прислала из Йорка. У нее дома точно такая же. Когда я у них гостила, увидела ее и сказала, что просто до смерти хочу такую. И можете мне поверить, на следующий год она мне ее прислала!

– Как это мило с ее стороны! Мне повезло.

– Я велю Элси нагреть воды, пока вы будете ужинать. Ужин уже на столе. Уильям, муж Элси, он у нас конюхом работает, принесет ванну и воду к вам в комнату.

– Большое вам спасибо.

– Не за что. Я люблю, когда моим гостям хорошо. А вы, даст Бог, расскажете о нашей гостинице вашим друзьям в Лондоне.

– Сделаю это с радостью, – сказала Венеция, хоть и не представляла себе, кто бы мог пуститься в бегство в ближайшее время. – Я сейчас приведу себя в порядок и присоединюсь к обществу внизу.

– Отлично, мисс. – Миссис Тредуэлл направилась к двери. – Пойду отнесу оставшуюся воду миссис Блум и ее компаньонке. Миссис Блум – дама несговорчивая, то и дело жалуется на что-нибудь. Она напоминает мне мою свекровь. – Лицо миссис Тредуэлл приняло сердитое выражение. – Подумать только, она посмела мне заявить, будто простыни у нас сырые! Как будто я могу допустить такое у себя в гостинице!

– Быть может, у нее сегодня тоже был трудный денек.

– Это еще не причина говорить, что у нас простыни сырые. Мы с мистером Тредуэллом не слышали ничего подобного с того самого дня, как стали хозяевами этой гостиницы.

Венеция бросила осторожный взгляд на дверь комнаты напротив. Кто бы ее ни занимал, он отлично слышал, сказанное, в этом можно не сомневаться. Если миссис Блум была привередливой раньше, она станет еще более привередливой после того, как услышит столь резкие замечания в свой адрес.

– Я уверена, что постели у вас отличные, миссис Тредуэлл, – поспешила заметить Венеция. – Спасибо вам еще раз за свежую воду.

Миссис Тредуэлл кивнула в ответ, тряхнув серебряными кудряшками, и распрямила плечи с таким видом, словно готовилась к грядущему сражению. Венеция прикрыла за ней дверь и начала распаковывать чемодан. Едва она отперла замочек, как услышала звук отворяемой двери напротив и резкий, на повышенных тонах женский голос, которым была произнесена жалоба на то, что занавески закрываются неплотно, а затем выражено желание узнать, какие меры будут предприняты по этому поводу? Кажется, миссис Тредуэлл дала верную характеристику миссис Блум. Голоса зазвучали тише, и Венеция склонилась над чемоданом.

Все платья были чудовищно измяты и, что самое скверное, намокли оттого, что упали в снег. К тому же Венеция укладывалась в спешке и взяла с собой далеко не все необходимое. Скажем, захватила очень мало шпилек, а ведь несколько штук потерялись, когда она упала.

Она думать не думала, что выпадет такой снег, и, кроме насквозь промокших полусапожек, сейчас в ее распоряжении оказались только легкие туфельки. Венеция захватила с собой белое утреннее платье с голубыми ленточками, но у нее не оказалось ленточек такого же цвета для волос. Уложила очень милое серое платье для визитов, а о белых перчатках к нему забыла.

Все это было досадно, однако урчание в желудке не позволяло Венеции предаваться ненужным сожалениям. Она постаралась расправить измятую, волглую одежду, переоделась в платье, хотя бы отчасти сохранившее презентабельный вид, темно-зеленое, с широкой верхней юбкой с разрезами, под которую надевалась нижняя юбка, светло-коричневая; рукава длинные, высокий, закрытый воротник. Венеция умылась восхитительно теплой водой, отыскала свой гребень слоновой кости (зеркало, правда, так и не нашлось) и подколола волосы теми немногими шпильками, которые сохранились. Надевая шелковые туфельки, она вдруг с величайшим облегчением подумала, что за последние десять минут ни разу не вспомнила о Грегоре.

Эта мысль вызвала у нее на лице улыбку, и Венеция направилась вниз по лестнице с легким сердцем. Она вошла в общий зал как раз в ту минуту, когда Рейвенскрофт прямо-таки упал в кресло у камина; лицо у него было бледное, изможденное, одежда в беспорядке, перепачканная и мятая.

Грегор был одет так, как подобало бы на приеме в любом аристократическом доме Лондона. Он как раз склонился над рукой весьма крупной женщины в платье красновато-коричневого оттенка; ее совершенно седые волосы были украшены страусовыми перьями в до смешного большом количестве.

Грегор немедленно обратил свой взгляд на Венецию; глаза его пробежались по ее фигуре, вызвав у нее во всем теле жаркое покалывание и приятную щекотку. Щеки у нее разгорелись, Венеция отвернулась и увидела прямо перед собой плоскогрудую, худую женщину в сереньком платье и с ниткой сильно потускневшего жемчуга на шее. Женщина присела в глубоком реверансе.

– Добрый вечер! – Голос у нее был таким же тусклым, как ее одеяние. – Позвольте представиться – мисс Платт.

Венеция присела в реверансе.

– Как поживаете? – заговорила она. – Я мисс Венеция О…

– Мисс Уэст! – донесся с противоположного конца комнаты глубокий голос Грегора.

Венеция принужденно улыбнулась и слегка наклонила голову, приветствуя Грегора, хотя сердце у нее прыгало, словно у загнанной лошади, при мысли о едва не совершенном промахе.

– Лорд Маклейн, – произнесла она.

Грегор поклонился:

– Мисс Уэст, простите, что перебил вас, но мы с вашим братом только что имели честь познакомиться с миссис Блум и ее компаньонкой мисс Пл…

– Мисс Уэст, – в свою очередь, перебила его миссис Блум, ее голос напоминал слушателям об артиллерийской канонаде, – ваш защитники покровитель только что сообщил мне, что вы живете в Лондоне. Могу я спросить, в какой его части? – Самодовольная широкая улыбка раздвинула тяжелые челюсти миссис Блум. – Я отлично знаю большую часть города, в котором живу вот уже двадцать пять лет. Полагаю, я знаю всех, кто этого стоит, не правда ли, мисс Платт?

Компаньонка быстро кивнула, ее нервический взор на мгновение остановился на физиономии ее нанимательницы, и она тут же отвела глаза.

– Миссис Блум знает абсолютно всех в городе! Я всегда говорю, что дорогая миссис Блум лично знакома с половиной Лондона и состоит в списке почетных гостей другой его половины.

У Венеции упало сердце. Если эта особа и в самом деле принята в лондонском высшем обществе, то рано или поздно они где-нибудь столкнутся, и тогда все пропало.

Она украдкой взглянула на Грегора, пытаясь сообразить, чувствует ли он угрожающую ей опасность, но его вежливая улыбка не принесла ей облегчения. Казалось, он совершенно равнодушен к сложившейся ситуации и возможности благополучного выхода из нее. На сердце у нее было тяжело, но тем не менее она нашла в себе силы улыбаться и высоко держать голову. «Боже милостивый, ведь я буду опозорена навсегда!»