Глава 5

Терпеливая женщина в силах управлять нетерпеливым мужчиной. К несчастью, с женщиной нетерпеливой не может справиться никто.

Cmapaя Нора из Лох-Ломонда – трем маленьким внучкам однажды в холодный зимний вечер

Рейвенскрофт откашлялся и виновато взглянул на Венецию.

– Прошу прощения, миссис Блум, но мы с сестрой большую часть времени проводим в Йоркшире. Вряд ли вы могли увидеть нас в Лондоне.

– И это полностью моя вина, – заговорил Грегор самым серьезным тоном. – Я неодобрительно отношусь к легкомыслию и ветрености, присущим лондонскому высшему обществу. Предпочитаю, чтобы мои подопечные проводили время более достойным образом, читали бы религиозную литературу, изучали греческий язык, да мало ли чем интересным и полезным можно заняться!

Миссис Блум одобрительно кивнула:

– Уверена, это вполне разумно. – Она бросила многозначительный взгляд на мисс Платт: – Взять хотя бы вашего брата, моя дорогая. Да и вообще многим и многим легко сбиться с пути в таком месте, как Лондон, если не избегать различных соблазнов.

Мисс Платт густо покраснела.

– Мой брат не сбился с пути, ему просто не повезло. Это совершенно разные вещи, – возразила она.

Внезапно Грегор, который что-то рассматривал на противоположной от него стене, замер в изумлении.

Все головы немедленно повернулись в его сторону. Он указал на картину, висевшую у окна:

– Миссис Блум, прошу вас, взгляните на это полотно. Вам не кажется, что это может быть Вриланд? Смею заметить, вы с вашим опытом жизни в Лондоне знакомы с искусствами более чем кто-либо здесь.

Венеция сдвинула брови. Она, можно сказать, на грани гибели, а Грегор рассуждает об искусстве!

Миссис Блум прямо-таки на глазах преисполнилась сознанием собственной важности.

– Как и наш принц-регент, я обожаю голландских мастеров. Мой покойный муж, упокой Господь его душу, два года назад приобрел великолепную картину из коллекции короля. Она по сей день висит у меня в библиотеке.

Грегор удовлетворенно кивнул:

– В таком случае вас можно считать настоящим экспертом. Не будете ли вы так добры приглядеться к этой картине и сказать, верно ли мое предположение?

– Конечно. – Миссис Блум, сощурившись, посмотрела на стену. – Но… что за картина?

Венеция удивленно моргнула. Картина была величиной с большое плоское блюдо. Если миссис Блум ее не замечает, значит, она слепа, как летучая мышь. Венеция испытала огромное облегчение. Если ей доведется в будущем случайно встретиться с миссис Блум, эта пожилая особа вполне может ее не узнать. Так вот почему Грегор не выглядит обеспокоенным этой нежеланной встречей! Миссис Блум сощурилась так, что глаза ее почти совсем закрылись, когда она приблизилась к стене на расстояние не больше чем в три фута.

– Ах, эта картина! Она и вправду может быть копией полотна Вриланда. У него такие легкие мазки!

Вздохнув, Венеция одарила Грегора благодарным взглядом. Он ответил улыбкой и едва заметно пожал плечами.

– Какая милая пасторальная сценка, – проговорила миссис Блум, возвращаясь к группе у камина. – Она дышит миром и покоем, но мне трудно себе представить, что кому-то может нравиться жизнь в деревне, в то время как Лондон дает столь много любому из нас. Я, например, каждый год провожу в городе по меньшей мере семь месяцев, житье в деревне приедается мне очень скоро.

– Ну а я люблю деревню, – произнесла Венеция. – Мисс Платт, а что предпочи…

– Мне нравится только Озерный край, – перебила ее на полуслове миссис Блум, не удостоив свою компаньонку даже беглым взглядом.

Мисс Платт виновато улыбнулась Венеции, которая донельзя возмутилась грубостью ее хозяйки и поняла, что та всячески старается прилюдно унизить свою компаньонку. Этому нельзя потакать никоим образом.

Венеция ласково улыбнулась мисс Платт:

– Надеюсь, вы сядете за обедом рядом со мной. Приятно поговорить по душам с человеком, которому нравится жизнь в деревне.

Миссис Блум громко рассмеялась:

– Ах вот как, мисс Уэст! Но право, нет нужды защищать мисс Платт. Она городская жительница и не раз говорила мне, что просто не в состоянии запереть себя в деревне.

Если до сих пор Венеция только начинала закипать гневом, то теперь он буквально бурлил в ней.

– Миссис Блум, вы самая…

– А, я слышу, кто-то идет по коридору, – сказал Грегор, подхватил Венецию под локоть и буквально силой повел к столу. – Сейчас подадут обед.

Венеция ожгла его негодующим взглядом, но сказать ничего не успела, так как в эту минуту дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась миссис Тредуэлл с большим подносом в руках. За ней следовала рослая костлявая девица с веснушчатым красным лицом, курносым носом и взъерошенными кудряшками.

– Обед! – провозгласила хозяйка гостиницы и поставила поднос на стол, накрытый на пятерых.

Рослая девица водрузила на стол большую супницу и широко улыбнулась:

– У нас нынче ветчина ломтиками, блюдо яиц с пикулями, перепелиные грудки, копченая лососина, немного засахаренных груш и корзинка свежего подогретого хлеба. А это вот суп из сельдерея. Мама говорила мне, что он хорошо помогает при несварении желудка.

Миссис Блум уставилась на супницу:

– Впервые слышу, что бывает суп из сельдерея.

Улыбка миссис Тредуэлл увяла, во взгляде появилась настороженность.

– Суп приготовила Элси, – сообщила она. – Мистер Тредуэлл говорит, что ничего вкуснее он не ел.

Элси снова расплылась в улыбке:

– Мама научила меня готовить его, когда я была совсем еще маленькая.

Венеция заняла свое место за столом.

– Я просто жажду отведать этот суп. Ничто не может быть лучше в такую погоду.

– Совершенно верно! – поспешил поддержать ее Рейвенскрофт.

Венеция вознаградила его одобрительной улыбкой, отчего тот, в свою очередь, заулыбался ей. Грегор уловил этот молчаливый обмен любезностями и прищурился. Довольно долго он не сводил глаз с Венеции, затем отвернулся, не сказав ни слова. И до конца обеда почти все время молчал. Что с ним происходит? Она решила выяснить это сразу после окончания трапезы.

Для нее обед оказался тяжким испытанием. Миссис Блум, кажется, поставила себе целью как можно больше разузнать о мистере и мисс Уэст, несмотря на то что Венеция старалась перевести разговор на более спокойные темы. Рейвенскрофт пытался ей помочь, но был слишком измочален, чтобы эта помощь оказалась хоть сколько-нибудь существенной. Так что Венеции пришлось выкручиваться самой.

Но время шло, и силы ее почти иссякли, особенно после того, как миссис Блум несколько раз напомнила мисс Платт о «шитье», которое ждало продолжения у них в комнате. Каждое упоминание об этом приводило мисс Платт в уныние. В воображении Венеции возникло огромное количество рабочих корзинок, ожидавших, когда наконец мисс Платт займется на всю ночь рабским трудом при свете единственной свечи.

Когда с обедом было покончено, миссис Блум встала и громогласно объявила, что они с мисс Платт немедленно удаляются к себе. Злосчастная компаньонка явно не обрадовалась такому решению, однако покорно отложила вилку и поднялась из-за стола.

Едва за ними закрылась дверь, как Рейвенскрофт поднял обе руки над головой и зевнул.

– Слава Богу, что они ушли! Мне ни разу в жизни не доводилось общаться с такими нудными особами.

– А со мной такое случалось, – заметил Грегор, в упор глядя на Рейвенскрофта.

Юнец не заметил иронии.

– Лорд, мне кажется, я сейчас рухну на пол! – Он зевнул еще шире. – Прошу прощения, но этот день меня доконал. Я хочу лечь поскорее в постель.

– Блестящая идея, – согласился с ним Грегор. – Я отлучусь ненадолго. Хочу еще разок проверить, как там наши лошади.

Рейвенскрофт повернулся к Венеции, поднес ее руку к губам, коснулся нежным поцелуем ее пальчиков и проговорил, застенчиво улыбнувшись:

– Не смею надеяться что вы будете мечтать обо мне.

Венеция резким движением высвободила руку, подумав при этом, что он выглядит совершенным юнцом, ему не дашь даже его двадцати двух лет. Сердце Венеции немного смягчилось. Он очень молод и ужасно наивен. Тронутая тем, с какой надеждой он смотрит на нее, Венеция сказала с улыбкой:

– Я так устала, что мечтаю лишь об одном – хорошо выспаться.

Улыбка Рейвенскрофта увяла, и он добавил:

– Приношу вам извинения за сегодняшнее утро. Я должен был рассказать вам о том, как все произошло. Теперь я понял, что недостаточно хорошо все обдумал.

Венеция пожала плечами:

– Это уже в прошлом. Больше не о чем говорить.

Рейвенскрофт снова взял ее за руку:

– Венеция…

– Поскольку все прочие постояльцы удалились на покой, перед вами мисс Оугилви.

От голоса Грегора в комнате, казалось, повеяло холодным ветром, несмотря на то что огонь в камине горел жарко.

Рейвенскрофт густо покраснел и отпустил руку Венеции. Он ничего не сказал Грегору, но произнес негромко:

– Мисс Оугилви, я поговорю с вами об этом позже, а сейчас позвольте пожелать вам доброй ночи.

Он отвесил Венеции глубокий поклон, ограничился холодным кивком в сторону Грегора, повернулся и ушел.

Венеция сердито посмотрела на Грегора, который теперь стоял у огня, опершись одной рукой на каминную полку, а вторую сунув в карман.

– Не стоило так обходиться с ним.

– Щенок повел себя слишком смело по отношению к вам.

– Не думаю. – Венеция вздохнула. – Лучше бы вы перестали оговаривать его на каждом шагу.

– Я обращаюсь с ним так, как он того заслуживает. – Грегор взял кочергу и помешал дрова в камине. – Неужели вы забыли, что сегодня утром он попросту сбежал с вами?

– Он признал, что совершил ошибку.

– Да, после того, как его поймали.

– Я не о том. Ошибка его в том, что он полагал, будто я увлечена им и соглашусь с его сумасбродным планом. Италия, скажите пожалуйста!

– Это вас разозлило, я заметил.

– Да, в особенности идея о стирке белья. Как ни странно, я могла бы заниматься стиркой, если бы это не вменяли мне в обязанность. – Венеция устало улыбнулась. – Не знаю, понятно ли это.

– Вполне. – Грегор положил кочергу на место. – Вы могли бы делать это ради любви, но не по обязанности.

Она окинула его удивленным взглядом:

– Вот именно! Поверить не могу, что вы это понимаете.

– Почему? Это не столь уж необычная мысль.

– Потому что за все годы нашего знакомства я не слышала от вас упоминаний о любви, за исключением тех случаев, когда вы утверждали, что не верите в нее.

– Я верю в нее. Для других людей.

Венеция подошла к камину и стала греть руки над огнем.

– Но не для вас?

Грегор улыбнулся одним уголком губ.

– Когда-нибудь, возможно, и для меня. Однако в настоящее время я не вижу в этом пользы. Я еще достаточно молод, чтобы самому вытирать суп у себя с подбородка.

Венеция покачала головой и негромко рассмеялась:

– Стало быть, по-вашему, любовь нужна только немощным и дряхлым?

– И тем, кто слишком ленив для того, чтобы устроить свое собственное счастье.

– Право, не знаю, могу ли я с вами согласиться. – Венеция пожала плечами. – Но ведь это не первый случай, когда мы с вами не можем прийти к согласию.

Глаза Грегора заискрились смехом.

– И надеюсь, не последний.

– Вам нравится спорить?

– С вами – да. У вас больше здравого смысла, чем у большинства других людей. – Он скрестил руки на груди и оперся спиной о каминную доску. – Как правило.

Венеция улыбнулась, и в комнате вдруг наступило непринужденное, уютное молчание. Весело потрескивали дрова в камине, в воздухе еще сохранился аромат чабреца, оставшийся от обеда. Было просто восхитительно стоять вот так рядом с Грегором. После таких минут могла ли она считать этот день, вернее сказать, его вторую половину мучительной… или совершенно нелепой? Нет, какой бы она ни была, приятно чувствовать, что порядок вещей вновь становится нормальным.

– Сомневаюсь, что Рейвенскрофт напишет когда-нибудь свою книгу, – раздумчиво произнес Грегор.

– А я сомневаюсь, что мы станем ее персонажами, – отозвалась Венеция с печальной улыбкой. – Думаю, я могла бы стать великолепной героиней, но вы… – Она подняла голову и посмотрела на Грегора долгим изучающим взглядом. – Не уверена, что вам присущи качества героя.

Брови Грегора сошлись на переносице.

– Почему вы так думаете?

– Вы кто угодно, только не рыцарь в сверкающих латах. Из всех, кого я знаю, вы менее всего способны на самопожертвование.

Глаза у него засверкали. Однако он пожал плечами и сказал:

– Но ведь это я скакал сломя голову в эту ужасную погоду ради того, чтобы спасти вас, не так ли?

– Да, это так, но для вас это нетипично. Для настоящего рыцаря спасение девушек – повседневное занятие.

Грегор наклонился так, что его лицо оказалось на уровне лица Венеции. Свет камина четко обрисовал его подбородок и посеребрил шрам, но зеленые глаза оставались в тени и казались почти черными.

– Быть может, настоящий рыцарь бережет себя ради единственной девушки.

Сердце у Венеции подпрыгнуло. «Зачем, зачем он это сказал? Имел ли он в виду… – Она поспешила одернуть себя. – Ведь это Грегор. Такое он наверняка может сказать любой женщине». Эта мысль усмирила ее – участившийся пульс. Венеция отвернулась и, насколько могла спокойно, спросила:

– Как вы считаете, мы сможем уехать отсюда завтра или нам придется проторчать здесь еще один день?

Брови у Грегора снова сошлись на переносице. Он не собирался говорить Венеции приятные слова, но она была сейчас такой привлекательной, свет камина так чудесно золотил ее волосы, а выражение лица стало таким же мягким, как тогда, когда она смотрела вслед Рейвенскрофту. Грегор не мог понять, что вызывало в ней сочувствие к этому дураку, но ее как бы вынужденная улыбка сделала Венецию неотразимой.

Он раньше не замечал, что Венеция слегка наклоняет голову, если намерена о чем-то спросить. И что губы у нее слегка вздрагивают перед тем, как она рассмеется. По совести говоря, он стал замечать в Венеции куда больше привлекательного, чем следовало бы. Но разве это так уж плохо? Почему бы не оценить по достоинству ее необычную прелесть?

Вероятно, он подумал об этом только теперь потому, что познакомился с ней, когда ей было пять лет, а ему восемь. Они оба оказались в числе гостей на скучном дне рождения у самодовольного графского сыночка, наглого задиры, с которым Грегору строго-настрого приказали не вступать в драку, но он, разумеется, нарушил запрет. Обозленный, Грегор, насупившись, торчал в углу и не сразу заметил, что рядом с ним стоит Венеция.

В свои пять лет она была не по годам развитой девочкой и, так же как Грегор, дулась по поводу того, что ей сделали выговор за плохое поведение. Ее серые глаза возмущенно сверкали из-под шапки каштановых кудрей, а красивое белое платье было порвано и перепачкано в результате ссоры с применением силы, произошедшей еще до того, как Грегор сцепился с именинником. Кто-то из «почетных гостей» посмеялся над взлохмаченными волосами Венеции, а она в ответ подняла ногу и пнула обидчика в голень с таким изяществом и точностью, что Грегор онемел от восхищения. С тех пор у них завязалась дружба, которую ни время, ни усилия родителей Венеции не смогли расстроить.

И сегодня Венеция все та же – наперсница и добрый товарищ, но совершенно неожиданно он увидел в ней женщину, которая очаровала Рейвенскрофта. Это по меньшей мере загадочно.

Быть может, все это результат утреннего происшествия с ее исчезновением, результат страха за нее и осознания того, как много она для него значит. Он посмотрел на нее с улыбкой, радуясь тому, что она здесь, рядом с ним, в полной безопасности.

– Вы настолько устали, что жаждете как можно скорее лечь в постель? Или достаточно бодры, чтобы поболтать еще немного?

Венеция удивленно моргнула и слегка порозовела.

– Думаю, что в состоянии задержаться на некоторое время.

– Отлично.

Грегор взял в пальцы выбившийся из прически и упавший Венеции на плечо золотистый локон. Венеция поморщилась.

– Закалываю волосы несметным количеством шпилек, и все напрасно.

Грегор выпустил из пальцев мягкий шелковистый локон.

– Они у вас очень тонкие и красивые, жаль их мучить шпильками.

Он вдруг представил себе, что его локоть лежит у нее на подушке, удерживая золотую волну разметавшихся прядей, представил себе наготу Венеции… о, это было бы так радостно и прекрасно… И словно он высказал вслух эти греховные мысли, Грегор глянул с опаской в замечательные глаза девушки. Воздух вокруг них обоих вдруг сгустился и стал тяжелым, а жар пылающего камина словно заполнил разделяющее их пространство.

Как-то так получилось, что он оказался возле Венеции уже не на расстоянии вытянутой руки, как того требовало светское приличие. Он не мог бы с уверенностью сказать, кто из них придвинулся ближе, хотя подозревал, что это был он, притянутый к ней, словно мотылек к пламени свечи. Венеция находилась в нескольких дюймах от него, подол ее платья касался его ног; глаза ее стали огромными, а губы слегка приоткрылись, словно ее обжигал изнутри такой же огонь, который пылал в Грегоре.

Венеция не понимала, что изменилось, но перемена произошла, в этом нет сомнения. Она, чуть запрокинув голову, смотрела в завораживающие зеленые глаза Грегора, на его четко очерченные губы. Было бы настоящим блаженством поцеловать эти губы, соблазнительным, но запретным. Однако ее тело заставило умолкнуть голос разума и непреодолимо влекло Венецию к опасной скале – Грегору.

Одна-единственная, совсем крохотная, но весьма разумная мысль удержала Венецию на грани. Если она перешагнет черту, то вполне может потерять в Грегоре друга. Она знала о многих – о, слишком многих его увлечениях. Да, Грегор увлекался, но как только осознавал, что очередная любовница становится слишком требовательной, оставлял ее.

Нет, твердо решила Венеция, стараясь не смотреть на чувственную линию его нижней губы. Какой привлекательной ни кажется мысль о поцелуе, она не поддастся искушению.

Венеция вдруг ощутила боль во всем теле, как будто неприятности этого нелегкого дня разом обрушились на нее.

– Я устала больше, чем мне казалось, – произнесла она. Голос ее стал хриплым. – Пора лечь в постель.

У Грегора потемнели глаза. Он коснулся указательным пальцем подбородка Венеции и, приподняв ее лицо, сказал:

– Что же, желаю вам спокойной ночи, Венеция.

Он поцеловал ее в щеку.

Венеция закрыла глаза и почувствовала неукротимую дрожь. Она прильнула к Грегору, наслаждаясь теплом его губ, жадно вбирая в себя каждую чувственную секунду. Медленно, не смея дышать, она отпрянула – и встретила, его взгляд.

В зеленых глазах Грегора горело желание. Обуреваемый страстью, он накрыл губами губы Венеции. Обняв, поднял ее и крепко прижал к своему сильному, мускулистому телу.

Венеция до сих пор не знала таких поцелуев, сильных и властных. Таких возбуждающих, жгучих – все ее тело горело, словно в огне.

Грегор вдруг застонал, стон этот словно зародился в самой глубине его охваченного бурным желанием существа, и у Венеции ослабели колени. Губы Грегора были горячими и требовательными, он протолкнул язык между губ Венеции, требуя все больше и больше.

Думать Венеция не могла, она только чувствовала. И что это были за чувства! Настоящий пожар эмоций. Грегор прервал поцелуй, поставил Венецию на ноги и разомкнул объятия.

Все кончилось так же быстро и неожиданно, как началось. Оба стояли, тяжело дыша, с ошеломленными лицами.

Грегор запустил руку в волосы.

– Венеция, мне…

– Нет, – произнесла она и, спотыкаясь, бросилась к двери.

Она услышала, что Грегор сделал шаг ей вслед, и побежала так, будто за ней гнались все псы ада. Со стуком захлопнула за собой дверь, как в тумане поднялась по лестнице. Венеции было-необходимо остаться, одной, чтобы справиться с ураганом чувств.

Она добралась до своей комнаты и уже взялась за ручку двери, когда отворилась дверь комнаты напротив. Мисс Платт вышла в коридор; она была все еще в том платье, в котором сидела за обеденным столом. Женщина вздрогнула, увидев Венецию в столь возбужденном состоянии.

– Мисс Уэст, – заговорила она испуганным полушепотом. – Вы заболели? У вас лицо горит.

Венеция прошептала в ответ:

– Я очень устала, вот и все.

Мисс Платт легонько похлопала ее по лицу.

– Смею сказать, что так и есть. День был очень тяжелым.

Добрые слова и ласковое похлопывание по плечу вернули Венеции самообладание. Она заставила себя улыбнуться.

– Мисс Платт, мне хотелось бы поговорить с вами завтра. – Она бросила опасливый взгляд на дверь за спиной у мисс Платт и добавила: – Наедине.

– Очень хорошо. Может, с утра пораньше? Я обычно встаю на заре. – Она снова нервически вздрогнула. – Миссис Блум постоянно напоминает мне, чтобы я вела себя как можно тише, и я ее не разбужу.

– Отлично. Я буду надеяться…

– Мисс Платт! – громко крикнула миссис Блум.

Мисс Платт встрепенулась:

– Ох, совсем забыла! Мне надо раздобыть немного воды! Извините меня, мисс Уэст.

Она понеслась вниз по лестнице.

Покачав головой, Венеция вошла к себе в комнату и разделась. Ей хотелось подумать об ошеломительном поцелуе Грегора, но как только она легла в постель, веки ее смежились, и она уснула крепким, глубоким сном. Снились ей рыцари в сверкающих доспехах с зелеными глазами и греховными ухмылками.

Загрузка...