Навозный жук летает в сумерках

Сон

Итак, на свой день рождения, 27 июня, Юнас Берглунд наконец-то получил магнитофон. И сразу же приступил к исследованиям.

Он решил подойти к делу серьезно и потому для начала стал записывать разные звуки, с помощью которых животные общаются друг с другом.

В голосах животных и птиц, казалось Юнасу, звучит самая чистая правда, и ему хотелось сравнить эти искренние, прекрасные звуки с фальшивой и притворной речью людей.

Еще он хотел запечатлеть на пленке как можно больше механических звуков, возникающих в процессе всевозможной человеческой деятельности.

В тот вечер 27 июня Юнас, его сестра Анника и их друг Давид Стенфельдт, который был на год старше Анники, не торопясь шли по полю вдоль железной дороги, где должен был пройти стокгольмский ночной поезд. Юнас хотел записать стук колес.

Вечер выдался чудесный. Все вокруг было свежо и зелено, как это бывает летом. Поднималась уже почти полная луна. Было безветренно, в траве стрекотали сверчки, а по камням в маленькой речке, выбегавшей из леса на другой стороне поля и пересекавшей всю деревню, журчала и тихонько пела вода.

Юнас записал стрекот сверчков и выключил магнитофон.

– А ты знала, Анника? – вдруг спросил Давид. Юнас снова включил магнитофон.

– Что? – не поняла Анника.

– Что, когда стареешь, перестаешь слышать сверчков.

– Не может быть – ведь они так громко поют! – удивилась Анника.

– Вот-вот, именно поэтому! В старости человек перестает слышать громкие звуки, – ответил Давид, и Юнас снова выключил магнитофон.

– Кто-нибудь хочет «салмиак»? – спросил Юнас, достав из кармана коробочку с особыми лакричными пастилками, которую всегда носил с собой.

Давид и Анника отказались, но Юнас не удивился. На их вкус, «салмиак» был слишком острый, обычная лакрица им нравилась гораздо больше.

Юнас жевал «салмиак» не ради вкуса, а ради эффекта. Он хотел, чтобы его мозг ни на секунду не расслаблялся, а «салмиак» помогал ему сосредоточиться. Правда, никто, кроме Юнаса, этого не понимал.

На часах было 21:23 – время, когда поезд обычно проезжал Рингарюд.

– Наверное, мы опоздали, – сказал Юнас.

– Вряд ли, – отозвался Давид, – мы бы обязательно его услышали.

– Я сбегаю к речке! – крикнул Юнас и спустился вниз. Он еще не записал, как шумит вода в рингарюдской реке. Давид и Анника пошли за ним. Пока они ждали поезд, Юнас записал журчание воды. Он хотел показать, как природа противостоит механическим звукам, сопутствующим передвижению людей.

Вдруг Анника прошептала:

– Тихо! Там лодка!

Они услышали легкие, осторожные всплески. Юнас тут же включил магнитофон.

– Раз-раз… Говорит Юнас Берглунд. В эти минуты я со своей аудиоаппаратурой нахожусь на берегу спокойной реки Рингарюд. Здесь довольно темно. До нас доносятся звуки весел. По реке кто-то плывет. Кто бы это мог быть?

– Какой-то мужик, – шепнула Анника.

Юнас тихо, но отчетливо прокомментировал ее слова:

– Мне подсказывают, что в лодке сидит мужчина неопределенного возраста.

В ту же секунду мужчина громко закашлял. Юнас записал кашель на пленку. Одновременно закричала гагара. Получилось интересное сочетание: кашель на фоне далекого таинственного крика птицы.

Но потом стало тихо, было слышно только, как лодка скользнула в камыши и причалила где-то неподалеку.

Юнас докладывал:

– В данный момент заросли камыша не позволяют установить точное местонахождение лодки.

Вдруг раздался стук колес, и Анника закричала:

– Юнас, пошевеливайся, если хочешь записать поезд!

Они помчались к железнодорожной насыпи, и когда добежали, поезд уже громыхал мимо них.

– Юнас, не подходи близко! – крикнула Анника, но ее голос утонул в грохоте. А Юнас вопил во всю глотку:

– Рискуя собственной жизнью, я записываю звук стокгольмского скорого поезда! Время – 21:26, расстояние до источника звука – примерно 1,3 метра.

Поезд промчался мимо, и Юнас выключил магнитофон.

– Юнас, ты с ума сошел! – простонала Анника. – Так близко!

– Приходится иногда рисковать, такая уж у меня работа, – спокойно ответил Юнас, а поезд тем временем исчезал вдали, оставляя после себя бесконечную тишину.

– Интересно, куда он собрался? – вдруг спросил Юнас.

– Кто? – не понял Давид.

– Человек в лодке. Пойдем посмотрим.

– Вообще-то нам пора домой, – напомнила Анника.

Но Давид предложил сначала пройтись вдоль реки. В густых зарослях на берегу было темно. Никто из них раньше здесь не бывал. Анника поскользнулась на камне и, чтобы не упасть, схватилась за Давида.

– Смотрите! – Юнас остановился и указал на лодку, спрятанную в камышах. Она стояла так, что выбраться на берег было наверняка непросто. Хотя в нескольких метрах от нее в зарослях виднелся проход, по которому лодка могла легко подойти к берегу.

– Этот человек не хотел, чтобы его заметили! Подозрительно! – сказал Юнас и записал свое наблюдение на пленку.

– Юнас, хватит уже играть в репортера! – отозвалась Анника.

Берег вдруг стал более проходимым. Плакучие ивы купали свои ветки в воде, под ногами росла мягкая трава. Светила луна. Показались небольшие мостки, возле которых на лунной дорожке качалась белая лодочка.

– Где-то здесь должна быть тропинка наверх, – произнес Давид.

– А ты разве бывал тут раньше? – спросила Анника.

Давид сказал, что нет, он здесь впервые. Анника и Юнас уставились на него.

– Тогда откуда ты знаешь?..

Давид не ответил. Вид у него был чудной, он шел как во сне, с широко раскрытыми глазами.

– Вот она! – прибавив шагу, воскликнул он и, обогнув кусты, указал на извилистую тропку, бегущую наверх. – Она ведет к саду за домом, – добавил он и двинулся вперед.

– За каким еще домом? Ты же сказал, что никогда здесь не был, – удивилась Анника.

Чтобы догнать его, она пошла быстрее. Юнас за ней. Боясь отстать, они побежали.

– Давид! Ты же говорил, что никогда здесь не был! – чуть не плача, повторила Анника.

Давид остановился и резко обернулся. В его широко раскрытых глазах застыли удивление и ужас.

– Нет, не был, – ответил он. – Но я узнаю это место.

– Это, должно быть, Селандерское поместье, – предположил Юнас.

– Да, точно, – ответила Анника. – Этот дом видно с дороги.

Давид посмотрел на них отсутствующим взглядом, будто не понимая, о чем они говорят.

– Прекрати, Давид! Хватит притворяться! – прикрикнул на него Юнас. – Наверняка ты здесь был, просто не помнишь.

Давид промолчал. Он пошел наверх. Анника и Юнас за ним. Тропинка бежала между кустами и деревьями. Давид уверенно шагал вперед. Анника держалась поближе к Юнасу.

– Фу, сколько здесь комаров! – Анника замахала руками, а Юнас включил магнитофон. Он еще не записал писк комаров.

– Нашел на что тратить пленку, – сказала Анника, почесывая руки.

Давид уже почти бежал. Заметив, что они сильно отстали, Анника тоже побежала.

– Куда ты так торопишься? Давид, подожди!

Он остановился.

– Давид, что с тобой? Ты сам на себя не похож…

– Да-да! – перебил ее Давид. – Я узнаю каждый камень. Но я никогда раньше здесь не был!

Анника не знала, что и ответить. Что-то с Давидом было не так, это ее пугало.

– Слушай, пойдем назад, а? – предложила она.

Но Давид не собирался возвращаться. Слишком поздно, сказал он. Он был возбужден, его лицо было абсолютно белым в лунном свете.

Анника обернулась в поисках Юнаса, который стоял под горкой и записывал на магнитофон гудение комаров. Ей стало не по себе.

– Давид, пожалуйста… Уже поздно, Юнасу пора спать…

Но Давид ее не слушал. Он указывал наверх, на тропинку.

– Здесь, за следующим поворотом, за кустами, тропинка обрывается. Потом начинается старая крутая лестница с истертыми ступенями. Если подняться по ней, то попадешь на цветочный луг, к каменной стене с белой калиткой между двумя колоннами. Перед калиткой лужайка, а слева – беседка, заросшая сиренью. В нескольких метрах от беседки пруд. У пруда стоит белая скамейка, краска на ней уже слегка облупилась. За скамейкой жасминовый куст. От пруда идет каменная дорожка, по обе стороны которой растут кусты желтых роз…

Давид говорил словно в трансе. Юнас записал на магнитофон все, что он сказал. Давид замолчал и отсутствующе посмотрел на Юнаса.

– Продолжай, Давид! – попросил Юнас. – Не обращай на меня внимания! Продолжай!

Давид потер глаза.

– Нет, – ответил он, – пока это всё.

Он развернулся и стал подниматься по тропинке. Теперь он шел уже не так быстро. Анника взяла Юнаса за руку.

– Боишься темноты? – спросил Юнас.

Анника покачала головой. Темно не было, все вокруг заливал лунный свет. Когда они обошли кусты, то оказались, как и говорил Давид, перед крутой каменной лестницей. Она была совсем старая, и ступеньки потрескались. Сквозь трещины пробивалась трава, блестевшая в лунном свете. Анника немного озябла. Вечерний ветер слегка шевелил листья на деревьях.

На земле перед собой ребята видели свои собственные темные тени, а воздух был наполнен светом. Ступив на лестницу, Давид нагнулся, сорвал какую-то цветущую травку и протянул Аннике.

– Звездчатка, – прошептал он. – Stellaria Graminea.

На стебле белели маленькие нежные цветочки.

Юнас и Анника тоже стали подниматься по лестнице. Потом они пересекли луг, где в лунном свете дремали полевые цветы, прошли через белую калитку, потом по лужайке мимо беседки, заросшей сиренью. Дойдя до облупившейся скамейки у пруда, они остановились и сели. Перед ними, меж кустами желтых роз, бежала каменная дорожка. Точь-в-точь как описал Давид.

– Похоже на сон, – прошептала Анника.

Давид глубоко вздохнул.

– Да, – проговорил он, – это и должен быть сон, только все это происходит наяву.

– Что ты хочешь сказать?

– Этот сад мне сегодня снился. Я пришел той же дорогой, что и сейчас. Поэтому мне все так знакомо. Мне приснилось, что я здесь был.

Он на секунду замолк, Юнас и Анника ничего не говорили, затем Давид произнес:

– Еще я был в доме… Во сне, не наяву. – Он указал на дом, видневшийся между деревьями.

Он говорил очень тихо, почти шепотом. Магнитофон был включен, Юнас записывал каждое слово.

Давид встал и медленно направился к дому, окруженному высокими липами. Юнас шел за ним по пятам, чтобы ничего не пропустить. Давид говорил тихо, голос был совсем глухой, как во сне.

– Я попал в прихожую с лестницей и прошел через много комнат, но не понимал, где нахожусь. Я знал, в какие двери входить, хотя никогда не был здесь раньше. Я знал, где что стоит, – мебель, вещи, я знал все вокруг, но не понимал, где я. На окнах стояли растения в горшках, и мне казалось, я знаю, что это за цветы, но я не узнавал их. Цветов было много, я шел и шел. Все это время в доме звучала какая-то мелодия, песня, очень необычная и красивая. В углу одной комнаты стояли часы, рядом, на окне, – еще растение. Я остановился перед ним, оно стояло на подоконнике, такое одинокое, с голубыми цветками. И тут часы забили. Я не считал, сколько раз они пробили, но ударов было много. Тогда я увидел, как листья на цветке зашевелились, приподнялись и, словно руки, медленно-медленно потянулись ко мне. И все это время кто-то пел – какая-то девочка, я не видел ее, не знал, где она и кто, я только слышал голос, который звучал непрерывно…

Давид замолчал. Он все еще стоял, подняв руки, как те листья на цветке, о которых он только что рассказывал.

– А потом я проснулся, и все кончилось, – сказал он.

– Мне такое никогда не снится, – задумчиво проговорила Анника. – Интересно, что означает твой сон?

Давид пожал плечами.

– Наверное, ничего особенного… Не знаю.

Вдруг Юнас опрометью кинулся к дому.

– Что он задумал? – удивилась Анника и побежала за ним.

Они нашли Юнаса за кустом у торца дома. Свет нигде не горел, но два окна – на первом и на втором этаже – были открыты. Из темной комнаты наверху доносились шаги.

Юнас, не медля, вскарабкался на яблоню, которая росла возле дома. Анника только успела схватить его за пятку и попыталась стащить с дерева, но осталась стоять с сандалией в руке.

В комнате наверху зажглась лампа. Из окна в сад падал слабый свет. Юнас был уже высоко, он прислонился к стволу, укрывшись за густой веткой.

Давид и Анника, не смея произнести ни слова, притаились за кустом. Они слышали, как Юнас включил магнитофон и шепотом начал свой репортаж:

– Говорит Юнас Берглунд! Я нахожусь на месте происшествия у Селандерского поместья. Условия для записи не очень благоприятные, и я вынужден извиниться за качество звука. Я занял позицию на яблоне, в торце дома, прямо перед открытым окном на втором этаже. Окно внизу тоже открыто. Но здесь, в верхней комнате, только что загорелся мерцающий свет. Кажется, я слышу… минуточку! Я должен ненадолго прерваться, чтобы записать звуки в комнате. Здесь явно что-то происходит! Одну минуту!

Вдруг Давид и Анника заметили движение на дереве: Юнас сделал несколько шагов, наклонился и лег животом на другую ветку. Снизу это выглядело крайне рискованно. Ветка качнулась, и Анника от страха впилась ногтями Давиду в ладонь. Как ужасно, что она ничем не может ему помочь, никак не может вмешаться, сделать хоть что-нибудь! А Юнас тем временем медленно полз по ветке, подтягиваясь со своим микрофоном все ближе к окну. Ветка под ним трещала, но, к счастью, не ломалась.

Но вот, похоже, Юнас записал все, что хотел, и пополз обратно. Анника и Давид ждали, затаив дыхание. Ветка качалась и трещала.

Наконец Юнас занял безопасное положение. Он прислонился к стволу. Снизу было слышно его бормотание:

– Это снова я. Шаги, которые мы слышали, принадлежат пожилой тетеньке… то есть, простите, фру, женщине, даме… она показалась мне знакомой… минутку!

Юнас выключил магнитофон и наклонился к Давиду и Аннике.

– Как зовут тетеньку, которая содержит пансион? – прошептал он.

– Юнас, немедленно спускайся!

– Да, да, но как ее зовут?

– Можно подумать, ты сам не знаешь – фру Йорансон! Давай спускайся!

Но Юнас снова включил магнитофон и продолжил репортаж:

– …итак, дама по имени фру Густавсон…

– ЙОРАНСОН! – донеслись снизу раздраженные голоса.

– …простите, Йорансон. Я плохо запоминаю фамилии… – Юнас прокашлялся, – казалось, он потерял мысль, однако, положив в рот «салмиак», продолжил: – Итак, я нахожусь на расстоянии пятнадцати – двадцати метров от упомянутой тети, женщины, фру… которая, как тень, ходит взад-вперед по комнате. Я не без труда заглядываю внутрь и вижу, что в руках у фру Йорансон нечто, напоминающее пачку газет. Она берет газеты и начинает заворачивать в них какой-то продолговатый узкий предмет, прислоненный к стене. Предмет этот уже обернут в бумагу, но, кажется, фру Йорансон хочет упаковать его получше. Двигается она быстро и немного нервно. Длина свертка примерно полтора метра. Внутри него… Что бы это могло быть? Может, ковер?.. Но что я вижу!

Юнас предпринял новый отчаянный маневр и почти что рухнул животом на ветку. Ветка прогнулась и опасно закачалась, но Юнас продолжал шептать в свой микрофон:

– Так вот, я вижу тень на стене, большую темную тень, которая движется рядом с фру Йорансон. Тень, которая никак не может принадлежать самой фру Йорансон, а следовательно, в комнате есть кто-то еще, и… минуточку!

Юнас поднес микрофон к окну. Из комнаты доносился кашель!

Очень отчетливо, так, что слышали даже Давид и Анника, фру Йорансон произнесла:

– Во всяком случае, я хочу быть уверена, что все в порядке.

Юнас прошептал в микрофон:

– Итак, как мы понимаем, в комнате есть кто-то еще. Этот человек почему-то прячется, он молчит, но, судя по всему, страдает кашлем. Кто он?.. Я вижу, как фру Йорансон отходит к двери, чья-то тень по пятам движется за ней, потом пригибается и исчезает. Сверток кладут на пол. Свет гаснет, в комнате воцаряется тьма. Зато теперь я вижу…

Юнас прервался и начал спускаться. Анника облегченно вздохнула, но радоваться было рано. В комнате на первом этаже зажегся свет. Юнас снова приготовился записывать. Дом был с высоким цоколем, и Анника с Давидом не видели, что делается в комнате. Только слышали, как Юнас бормочет в микрофон:

– Раз-раз… Фру Йорансон только что вошла в комнату на первом этаже, она подходит к телефону, который стоит на столе неподалеку от окна. Сейчас она значительно ближе ко мне, чем раньше, и я должен соблюдать крайнюю осторожность. Правда, тени кашляющего мужчины я больше не вижу. Фру Йорансон листает небольшую книжку, вероятно, ищет номер. Точно! Вот она нашла его, теперь набирает…

Юнас быстро протянул микрофон, чтобы записать, как фру Йорансон набирает номер.

Послышался гудок поезда, мимо прогрохотал состав. К счастью, вагонов было немного. Когда грохот стих, из комнаты донесся голос фру Йорансон, говорившей по телефону:

– Да… ну конечно, разумеется, я бы не стала так рисковать. Что вы хотите сказать? Нет, ничего не заметно, никому и в голову не придет… Один местный мужичок… Нет, а что? Нет, нет, разумеется, не первый встречный. Если он и проговорится, ему никто не поверит. Нет, нет, я совершенно уверена. Его никто не принимает всерьез… Да, спасибо, половину суммы я уже получила. Когда вы пришлете остальное? Да, хорошо, спасибо. На мой новый адрес. Замечательно! Большое спасибо. До свидания.

Фру Йорансон повесила трубку, и Юнас осторожно убрал микрофон. Наступила тишина. Фру Йорансон все стояла у окна и смотрела в темноту. Казалось, она смотрит прямо на Юнаса.

Давид и Анника не дышали. Неужели заметила?

Фру Йорансон подошла к окну и перегнулась через подоконник. Было так тихо, что они почти слышали ее дыхание. Шли секунды, они казались вечностью. Что она делает? Прислушивается? Неужели что-то услышала?

Но, похоже, она просто решила подышать вечерним воздухом. В ее движениях не было никакой настороженности. Она взглянула на небо и стала закрывать окно.

– Ну и когда ты уезжаешь? – крикнула она кому-то в комнате.

Окно захлопнулось, и Юнас забормотал в микрофон:

– Да, дорогие слушатели, нам помешал шум поезда, проследовавшего в южном направлении. Вы сами слышите, в каких непростых обстоятельствах нам приходится вести этот репортаж. Но окно закрыто, тьма и тишина скоро снова опустятся на Селандерское поместье. Итак, наш репортаж подходит к концу, но некоторые вопросы так и остались без ответа. Узнаем ли мы когда-нибудь, что произошло сегодня вечером в стенах этого дома? Кому принадлежала загадочная тень? Может, рискнем высказать небольшую гипотезу? Что, если это тот же человек, которого мы только что видели на рингарюдской речке? Человек с кашлем?

Юнас выключил магнитофон и слез с дерева.

Анника молча протянула ему сандалию. Она озябла. Воздух не был прохладным, но по спине у нее пробежали мурашки, ее немного трясло.

– Как холодно, – сказала она, – словно ледяной ветер пролетел…

Юнас и Давид ничего не ответили. Юнас снова занялся магнитофоном, а Давид стоял с отсутствующим видом. В его глазах появилось какое-то незнакомое выражение.

– Что такое? Давид, что случилось?

Давид вздрогнул, но ответил, что все в порядке.

– Ты права, действительно похолодало.

Он снова пришел в себя. Анника успокоилась и напомнила Юнасу, что пора домой.

– Подожди секунду. – Юнас выключил магнитофон. Он записал все, что сказали только что Анника и Давид. Это был его первый репортаж, и он не хотел ничего упустить. День удался.

Они молча покинули Селандерское поместье.