Найди меня в Поднебесье

Глава 10. Сражение в облачном море

— Стойте! Стойте!

Из-за поворота вылетели два разведчика. Юные лица выражают ужас, руки предостерегающе простерты вперед.

— Стойте! Там! Там… — мальчишки не могли отдышаться и перебивали друг друга.

Рауда, ехавший в авангарде, дал отряду знак остановиться. Ударил хлыстом по пыльной дороге.

— Доложить внятно! Ты! — коротко кивнул король одному из них.

— Вулкан! Дым!..

Слова юнца потонули в страшном грохоте. Земля загудела и мелко задрожала под ногами.

— Назад! Уходим! — скомандовал Рауда, и люди погнали прочь перепуганных насмерть коней.

Отряд обдало жаром. Истошно заржали лошади, одна за другой. Сухая горячая пыль забилась в глаза и рты. И тут взметнулся позади огромный серо-огненный столб, выстрелил в небо и рассеялся, точно огромный зонт. Земля затряслась, по ней пошли трещины, углубляющиеся с каждым мгновением. Они догоняли бегущих людей, соединялись, ширились, рассекали и кромсали дорогу.

Огненный поток хлестнул следом. И водопадом обрушился в огромный провал, зияющий на месте дороги и долины. Словно целый кусок земли вырезали и метнули куда-то вниз. Пласты дерна, валуны, куски породы — все, из чего состоит земля, отрывалось, свистело и исчезало в бездне. На том краю неистовствовал вулкан, в который превратилась былая зеленая сопка. Из бездны вырывались клубы плотного и влажного пара, который сгущался в облака.

В первый же момент бегства наги отделились от людей, точно единый слаженный организм, погнали сенгидов вдоль провала. Вот Арэнкин вскочил на небольшой пригорок, летун его балансировал на самом краю, из-под когтей сыпались камни. Сенгид расправил кожистые перепончатые крылья, которые оказались во много раз больше тела. Раздался залихватский, совершенно разбойничий пронзительный свист, который подхватили все десять нагов, и тут же все они, словно охваченные внезапным безумием, ринулись в эту белую, клубящуюся бездну.

Тут прихотливая трещина в земле змеей потекла наперерез убегающим. Нещадно нахлестываемые, одуревшие лошади перепрыгивали через нее, пока это было возможно. Но вот сразу трое всадников не рассчитали расстояние, и жалобное ржание слилось с жуткими воплями исчезающих в бездне людей. Остальные резко натянули поводья, оглядываясь по сторонам. Крошечный островок был со всех сторон окружен облаками, что рвались откуда-то снизу. С землей его связывала тончайшая осыпающаяся полоска. Было легко предугадать, что произойдет, если эта связь рухнет. Люди спешились, так как управлять лошадьми больше не было возможности. Едва почувствовав себя свободными, обезумевшие животные бросились в пропасть.

Мир рушился на глазах.

И вдруг одно облако стало изменять форму. В одно мгновение оно приняло человеческие очертания. За ним еще одно, и еще…

Из облаков шли тени. С серыми телами, с мглистыми очертаниями вместо голов, со свистящими отверстиями вместо ртов. Контуры рук держали длинные и острые облачные завихрения. Ужас объял людей, безотчетный, непередаваемый животный ужас. Тени медленно спускались к островку.

И наперерез им стремительно ринулись другие тени — пронзительно черные, огромные, крылатые, ослепляющие вспышками стали и серебра. Мглистые тела корчились, потусторонние неживые крики оглашали небо, ставшее внезапно низким. Гремел оглушающий, сильный и яростный голос:

— Вон из нашего мира! Убирайтесь прочь! Мы живем вечно!

— Живем вечно! — эхом перекликались стражи.

Но вот одна из теней проскользнула, соткалась неожиданно из низкого облака. Полный страха и боли человеческий крик смешался с громом неземной битвы. Юный разведчик, предупредивший о вулкане, упал на руки Елены, пронзенный призрачным мечом, и она оказалась лицом к сгустку мглы черепообразной формы. Она выхватила нож из-за пояса, но тут на ее плечах сомкнулись острые когти, а тень скорчилась, окутанная зеленоватым дымом. На несколько мгновений ее окружила плотная белая влага, и она упала на землю, вымокшая до нитки. Тут же рядом грохнулось еще сразу несколько человек.

Те, кому посчастливилось преодолеть провал сразу, уже мчались навстречу спасенным товарищам, подхватывали их в седла. Вскоре все люди укрылись за небольшим холмом.

Под небом, кромсая на лоскуты облака, носились черные летучие мыши невероятных размеров. Крылья их оканчивались когтями, злобные мордочки скалились мелкими зубами. Мыши пронзительно верещали. На их спинах сидели существа в развевающихся черных одеждах. Их облик напоминал человеческий, но никто в здравом уме не назвал бы их людьми. Черные волосы сливались с ветром, из ноздрей и ртов вырывались струи ядовито-зеленого дыма. Мечи сияли неземным холодом. Под их ударами растворялись, визжали и переставали существовать бестелесные, но наделенные каким-то особенным разумом неживые тени. Земля содрогнулась снова. И еще раз. Неживые исчезали в провале, в облачной завесе, которая скрывала нечто в его глубине. Земля покрылась сеточкой новых трещин.

— Вперед! — хрипло скомандовал Рауда, и уцелевший отряд помчался за ним по разваливающейся на глазах земле. А по мглистому небу за ними след в след неслись черные сенгиды.

От земли шел жар. Одна из трещин засветилась и выбросила на поверхность целое озеро лавы. Подсохшая осенняя трава моментально занялась, огонь перекинулся на кустарник. Сначала серый, потом черный дым застлался над землей. Всадники бежали от пожара, который стремился заключить их в кольцо.

Елену подхватил в седло молодой бохенец. Они скакали в хвосте отряда. Вдруг прямо перед ними вспыхнула полоса пламени. Лошадь заржала, встала на дыбы, метнулась в сторону. Всадники не удержались в седле и рухнули на землю, вовремя перекатились, чтобы не быть придавленными потерявшим равновесие скакуном. Гнедая грива вспыхнула факелом, и лошадь подскочила, рванула прочь, не разбирая дороги, прямо через пока еще невысокое пламя.

И, не обращая внимания на огонь, людей продолжали преследовать неживые, жутко контрастирующие своей серостью со всполохами пламени.

Сенгиды спикировали вниз. Елена и бохенец бежали, сдирая с себя обрывки загорающейся одежды.

— Прыгайте! — прошипел один из нагов, заметив их. Второй спланировал рядом.

Елена одной рукой вцепились в жесткую шерсть, другой ухватилась за тяжелый пояс нага, в котором с большим трудом узнала веселого Шахигу.

— Держись! — рявкнул страж, одним движением руки посылая сенгида вперед.

На бешеной скорости он налетал то на одного, то на другого неживого. Рядом сквозь гул надвигающегося пожара слышался яростный и веселый смех.

Слышен был голос Арэнкина. Он кричал что-то на незнакомом языке, отдавал команды. И столько исступленной ярости, столько жизни, столько силы было в его голосе, что, казалось, от одного этого призраки должны корчиться в агонии. Стражи отвечали ему смехом и свистом.

Елена зажмурилась, стиснутые пальцы ее онемели от напряжения. Она не смотрела ни вниз, ни по сторонам. Боязнь высоты была ее давним, прочно укоренившимся страхом. И вдруг она почувствовала, как всадник кренится вбок, услышала бешеное проклятие. Шею нага опутали белесые волокна и тянули его вниз. Он схватила нож, ударила по ним и закричала от боли — нож отскочил, едва скользнув, и вылетел из ставших непослушными пальцев.

— Не смей! — прохрипел Шахига, борясь с неживым. — Управляй летуном! Вверх!

Повинуясь инстинкту, Елена сжала жесткие бока сенгида коленями.

— Вверх! — отчаянно крикнула она, и чуть подалась вперед.

Летун стремительно взвился ввысь, и Елена едва не задохнулась свежим живительным воздухом. Наг обрел равновесие, изловчился и достал-таки проклятого неживого своим мечом, содрал плети с шеи. Едва сделав два вдоха, они снова бросились вниз, где шла битва с самой смертью. Но на полпути летун вдруг затормозил и издал жалобный вопль. Его тут же подкрепил страшной руганью наг. Прямо на них летел растерянный и обожженный сенгид. Всадника на его спине не было.

— Это летун Вихо! Где Вихо? — прокричал Шахига.

— Погиб! — раздался неузнаваемый от ярости голос Арэнкина.

— Возьми его летуна! — через плечо бросил наг Елене. — И убирайся отсюда! Здесь не место людям!

Шахига свистнул. Растерянный сенгид подлетел, паря чуть ниже.

— Прыгай! — рявкнул наг и столкнул ее вниз.

Елена приземлилась на спину сенгида, схватилась за шерсть. Летун встрепенулся, еще раз жалобно взвизгнул и полетел вверх, взбивая в белоснежную пену облака.

Елена попробовала направить сенгида в сторону, противоположную всплескам огня — это был единственный ориентир. Но летун шипел и брыкался, не желая принимать на своей спине существо с непонятным запахом. Он еще не осознал потерю хозяина и упрямо кружил над полем боя.

Но бой заканчивался. Наги, один за другим, стремительно поднимались из пожара, который окончательно вступил в свои права. От них вниз летели горящие лоскутья. Стражи улетали, растворяясь в плотном небе. А внизу разбушевалось пламя, оно пожирало стволы, застилало землю сплошным шевелящимся покрывалом.

Последними взлетели Арэнкин и Шахига. Но вдруг Арэнкин развернул летуна и понесся обратно — еще один неживой выткался из огненного тумана.

— Брось его! — заорал вслед Шахига, сдерживая своего сенгида. — Улетаем!

С тем же успехом он мог бы вежливо попросить неживого уйти.

Елена услышала крик, обернулась, движением руки приостановила недовольного летуна. Пальцы свело на шерсти, когда она глянула вниз. Но успела увидеть, как Арэнкин исчезает во всполохах огня, Шахига держит на весу руку, которая, похоже, сломана, и ругается на чем свет стоит. Видно, что он близок к потере сознания. Елена снова направилась было вперед…

…Но тут жуткой непрошеной болью снизу вверх ударило воспоминание о совершенном тысячи лет назад жертвоприношении змей. Огонь внизу бушевал, ревел, метался, выбрасывал вверх жаркие стрелы. И из пламени раздался пронзительный вопль сенгида, полный боли и страха.

Никогда потом она не могла отчетливо вспомнить следующие несколько мгновений. Прижалась к телу летуна и руками, ногами, сознанием устремила его вниз, прямо в сердце пылающего пожара. Сенгид в ужасе закричал, отбиваясь от огня крыльями, и тут из пламени послышался еще более жуткий плач погибающего летуна. Вжавшись лицом в опаленную шерсть, Елена влетела в пламя, в треск обугленных деревьев и вой огня. Теперь сенгид уже сам, ведомый свойственным только животным инстинктом, несся, огибая падающие стволы, сшибая крыльями языки пламени.

Летун Арэнкина бился на земле в собственной пылающей шерсти, не в силах взлететь. Сам наг, видимо, одолел неживого, но и ему досталось не на шутку. Он безуспешно пытался отдышаться. Одежда на его груди наискось разорвана и сплошь залита уже запекшейся кровью, под ней чернела глубокая рана. Бессвязно что-то шипя, наг опирался на свой меч.

Елена хотела окликнуть его, но жар опалил ее губы, и слова сгорели, не вылетев. Протянула руку, дернула нага за плечо. Он ухватился за ее предплечье, за шерсть летуна. Не выпуская меча, подтянулся на спину летуна. Едва почувствовав второго всадника, сенгид взлетел, подхватил огромными когтями, как крючьями, обожженного товарища, и взмыл вверх.

Голова Елены как будто набита сажей и пеплом. Одной рукой она цеплялась за шерсть, другой крепко обнимала обессилевшего Арэнкина. Наконец, они вырвались из этого ада. Изнемогающий сенгид разжал когти, и обгоревшего летуна тут же подхватил летун Шахиги.

Шахига устремился вперед, и сенгид с двумя всадниками полетел за ним. Елена понятия не имела, сколько времени они летели. Арэнкин понемногу приходил в себя, он приподнял голову, закашлялся, вдохнул свежий небесный воздух. Летуны начали снижаться. По земле к ним бежали люди и наги. Шахига спланировал первым, бережно разжались когти, полумертвый сенгид лег в траву. Арэнкин с трудом приоткрыл глаза, огляделся и увидел рядом с собой Елену. С его губ сорвалось подобие стона:

— Ты!..

Она хотела ответить и испугалась. Глаза его почти осязаемо загорелись ненавистью, затем злобным отчаянием, и наконец, стали похожи на глаза загнанного в ловушку зверя.

— Ты…

Она не успела ничего сказать. Летун приземлился, люди стащили всадников с его спины. Арэнкин оттолкнул руки помогающих, как ошалевший, сделал шаг в сторону Елены, сжигая ее безумным взглядом. Но тут колени нага подкосились, он рухнул в траву, и его вырвало алой кровью.

Потеряна часть лошадей. Среди людей погибших оказалось не столь много, сколько ожидали, и все они сорвались в бездну во время бегства. Погиб наг Вихо, исчез в зияющем провале, сцепившийся в смертельном объятии с неживым. Его летун горестным плачем оглашал наступившую ночь. Наги смазывали страшные ожоги светящимся золотистым бальзамом, и те шипели, пузырились и потихоньку затягивались буквально на глазах. Лечили своих летунов. Некоторые наги зализывали повреждения тонкими языками. Они регенерировались быстро, как истинные змеи.

Сопровождающие людей лекари развязали мешочки из плотной кожи, и на небольших кострах забулькали котелки с ароматными настоями. Люди промывали раны, перевязывали ожоги, ложились спать вповалку.

Арэнкин находился без сознания. Молодой наг Кэнги сосредоточенно обрабатывал его раны. Обожженные руки и лицо наполовину скрыты повязками из распаренных листьев. Шахига с перевязанной рукой сидел рядом. На его плече устроилась серая толстая гадюка. С ее раздвоенного языка во флягу, которую держал Шахига, капал тягучий яд.

Елена едва пришла в себя, успокоила боль в голове, обработала свои ожоги и пошла к ним. Арэнкин тихо бредил на непонятном, шипящем, совершенно нечеловеческом языке. Тело покрыто потом, содрогается от каждого медленного удара сердца. Шахига взглянул на нее из-под бровей.

— Садись.

Она присела на корточки, положила руку на лоб Арэнкина.

— Выживет. Ему не впервой, — уверенно сказал Шахига, отхлебывая из своей фляги. — Его ничто не берет. Ты отважная, — отметил он. — Бросилась на помощь. Не ожидал такого от человека.

Елена подняла глаза, по привычке заправила волосы за ухо. Непослушные пряди рассыпались вновь — часть волос с левой стороны безнадежно обгорела.

— Почему?

— Мы — стражи. Эти битвы — наша работа. Если мы погибаем, ничего странного и страшного нет. По крайней мере, для людей, — он снова сделал глоток. — Человек, который приходит на помощь нагу, будет всегда связан с ним узами крепче любой дружбы.

— Кто это был? — спросила Елена, убирая мокрые от пота волосы с лица Арэнкина. — С кем мы… вы дрались?

— Неживые, — сказал, как обрубил, Шахига. — Облачная нежить. Неупокоенные души, которые цепляются за этот мир. Они не желают знать, что там дальше, за чертой смерти. Они рвутся обратно изо всех сил, но ничего кроме ненависти к ныне живущим не несут с собой. Они застряли на границе между жизнью и смертью, и ни в ту, ни в другую сторону сделать шаг не могут. Они обитают на Заокраинах, и от них пограничные стражи охраняют этот мир. Всего лишь несколько десятилетий, как эти твари начали появляться посреди страны. Это не к добру…

— Они когда-то были людьми? — содрогнувшись, спросила Елена.

— Да. Некоторые даже сохранили остатки внешности. Они летают между странами, стараются прибиться к их границам. Не понимаю этих людей. Вам ведь есть во что верить. Вам достаточно сделать шаг за черту смерти и увидеть целый мир для новой жизни. Но многие мертвые боятся этого, и вот, что происходит. Справиться с ними могут только стражи. Всех остальных неживые легко могут убить одним прикосновением. Прикосновением смерти.

— А я пыталась ударить его ножом…

— Демиурги оградили тебя.

Елена подумала, как хорошо, что она не знала всего этого до битвы.

— А во что вы верите? — спросила она. — Что бывает с нагами после смерти?

Шахига так и сверкнул на нее глазами. Она невольно отпрянула. Он ответил:

— Мы на эту тему не говорим.

Подошел король Рауда. Чуть склонил голову, коснувшись лба рукой.

— Благодарю вас, стражи, — проговорил он.

— Поздравляю с новым облачным морем, — невесело сказал Шахига. — Если так будет и дальше, мы все скоро будем жить на островках-между-морями.

— Что же делать? — ни к кому не обращаясь, прошептал Рауда. — Люди близки к панике. Это случается раз за разом.

— Завтра мы полетим обследовать море, — сказал Шахига. — Мы должны узнать, насколько оно обширно.

— Если попытаться… — нерешительно начал Рауда. — Вниз…

— Нет, — подал голос Кэнги. — Не стоит и пытаться. Когда Вихо свалился с сенгида, я помчался за ним, — руки медноволосого нага ловко раскладывали новые листья вокруг раны Арэнкина. — Я добил того неживого, моему летуну могло быть под силу догнать падающего Вихо. Я летел вниз с огромной скоростью. Земля давно скрылась, мне казалось, что еще чуть-чуть — и я нагоню его. Но настал момент… и он пересек грань. Обратился.

— Ты видел это сам? — тихо спросил Шахига.

— Да. Он превратился в камень, в каменное подобие самого себя. И этот камень исчез под облаками. Я успел осадить летуна, но мне казалось, что и я недалек от облачной грани.

— Проклятье! — тяжело выдохнул Шахига. — Лучше б неживой его убил.

Арэнкин застонал, заскрежетал зубами. Рана на его груди зашипела, вспенилась. Кэнги ловко влил ему в рот глоток яда. Сверкнули золотистые капли, Арэнкин вздохнул, жадно облизнул губы. Елена завороженно наблюдала за нагами.

— Море не очень большое, — сообщил Шахига, делая круг на сенгиде. — Но в три стороны от него идут широкие разломы. Это может повториться.

— А вулкан? — спросил Рауда.

— Если б это был настоящий вулкан, нас бы смело сразу. Так, холм с небольшим очагом. Он уже не опасен.

Ночью наги подали клич птицелюдам. И под утро бешеный ливень обрушился на лагерь, а заодно и на неистовый пожар. Сейчас небольшой отряд разведчиков хлюпал по щиколотку в угольной грязи, кутаясь в плащи. Уцелевших лошадей решили оставить в покое. Кое-где из-под земли еще пробивались струйки дыма. Птицелюды постарались на совесть. Живительная влага насыщала пострадавшую землю вдоволь. Мокрые обугленные стволы блестели, омываемые дождем.

Люди достигли края разлома. Перед ними расстилалось облачное море, спокойное и безбрежное, пронзаемое дождевыми струями. Над морем парили сенгиды. И подумать было невозможно, что еще вчера на этом месте располагалась живописная долина в обрамлении холмов.

Елена вспомнила, как Арэнкин показывал ей похожее место тогда, на празднике.

— Много ли таких морей в Халлетлове? — осторожно спросила она, не желая выдать свою неосведомленность о мире.

— Достаточно, — отвечал Рауда. — И их становится все больше и больше.

— А что внизу, под облаками? — заканчивая вопрос, она внезапно поняла, что знает ответ на него. Не может этого быть…

— Там земля, — сказал Шахига, приземляясь рядом с ней. — Другая земля. На которую нам больше никогда не ступить.

Сенгид пронзительно крикнул, бороздя когтями землю.

К вечеру Арэнкин пришел в себя. Первым делом спросил про своего летуна. Тот сутки пролежал под боком у сенгида Вихо. Кэнги пытался его подлечить, но, оценив травмы, отступил. Арэнкин подошел к животным. Летун доверчиво потянулся мордой, вздохнул, будто извиняясь за свою незадачливость. Арэнкин внимательно осмотрел его лапы и крылья. Все было ясно — даже если летун и поправится, больше в небо ему никогда не подняться.

Арэнкин погладил сенгида по обгорелой шерсти, потрепал по холке и коротко ударил ножом. Летун Вихо завыл, расправил крылья и приобнял стража одним перепончатым крылом.

Наутро отряд двинулся в обход нового облачного моря.

Несколько дней прошло без происшествий. Уже скоро должен был показаться Бохен. Внимательно изучив карту, Елена нашла Дом Медиумов, который находился в отдалении.

После того страшного обвала Арэнкина словно подменили. Он буквально исходил злостью, ни с кем не разговаривал и всех сторонился. Разве что, позволял Кэнги перевязывать рану. Казалось, он чего-то ждал. Елена несколько раз пробовала к нему обратиться, но наг или не отвечал вовсе или же бросал что-то невразумительное сквозь зубы. В итоге, она разозлилась и стала держаться от него подальше. Шахига недоуменно посматривал на него, но не вмешивался и помалкивал. Арэнкин славился своим характером на весь Север.

— А, не обращай внимания! — разглагольствовал Шахига. — Бывает! Он вечно себе на уме. Если кто-то и может на него повлиять, так, разве что, Мейетола! Хорошо помню, как в прошлую зиму она ему чуть голову не оторвала за…

— Заткнись, Шахига! — бросил Арэнкин через плечо.

— Интересно, — задумчиво изрек молодой воин. — Почему я в свой адрес чаще всего слышу две фразы: «Шахига, расскажи» и «Шахига, заткнись!»?

На исходе одного пасмурного дня в небесах появилось несколько черных точек. Они сделали круг над располагающимся лагерем, спикировали, приземлились и четверо нагов прошествовали мимо палаток. Во главе шел Гирмэн. Чешуя маски сверкала в закатных лучах. Наги долго совещались между собой, отойдя в сторону. Затем к совету присоединился король Рауда.

Этой ночью сон к Елене не шел. Поворочавшись, она вышла из палатки и немного отошла от лагеря. Ночная прохлада согнала сон, и вернуться она решила окольным путем. Лагерь засыпал. На лугу всхрапывали кони. Сенгиды умчались в лес в поисках добычи. Вдруг из-за деревьев чуть поодаль послышались негромкие голоса.

— Я рассчитываю на тебя, брат, — отчетливо услышала она. — Как можно скорее она должна быть на Севере.

Это голос Гирмэна. Тихий, вкрадчивый и жесткий одновременно. Он отдается легким эхом из-под неизменной маски. Елена остановилась, замерла, превратилась в тень. Чутье ей подсказывало, что этот разговор не для ее ушей.

— У нас все готово, — продолжал Гирмэн. — Жду только тебя.

Молчание.

— Я знаю, брат. Не беспокойся.

Это Арэнкин. Его спокойный и уверенный голос.

— Все идет по плану?

— Все в порядке.

Молчание. Заливаются в истериках поздние осенние лягушки.

— Для нее это смерть, — это снова Арэнкин. То ли спросил, то ли утвердил.

— Вероятнее всего.

— Какого дьявола она полезла в этот пожар?! — зло сказал он. — Я бы выбрался! Когда такое было — чтобы человек пришел на помощь нагу?!

Елена крепко закусила рукав, вжалась спиной в ствол. Ей казалось, что наги находятся в шаге от нее.

— Ты верно подметил, Арэнкин, — отвечал Гирмэн. — Она лишь человек.

— Если это ошибка?

— Нет! Я…

— Я не о том. Если вся эта затея с Горой — ошибка?

— Мы не узнаем, пока не проверим. Я не вижу другого пути.

Молчание. Тяжелое, липкое.

— Да. Я тоже.

— Я никому не могу доверять, кроме тебя.

— Знаю. Не беспокойся, я не подведу.

Елене показалось, что ее оглушил удар грома. Ноги вмерзли в землю.

— Она землянка. Другого шанса не будет. Куда она направляется?

— В Бохен. Она как кремень. Ничего не рассказывает и не просит помощи.

— Не задерживайтесь в Бохене. Не спускай там с нее глаз. Оттуда вы должны уйти вместе, и как можно раньше. Нужно действовать.

Сердце Елены стучало так, что она попутно удивлялась, как это оно не привлекает к себе внимания.

— Нелегко будет получить ее согласие, — предупредил Арэнкин.

— Чушь. Есть разные средства. Главное — чтобы она оказалась на Севере.

— Да, — откликнулся Арэнкин. — Все. Я иду спать.

— Мы улетим перед рассветом. Встретимся с тобой в Скалах.

Шуршит опавшая листва в двух разных направлениях. Шорох затихает вдали — в лесу и в лагере.

Елена сползла по стволу вниз, сжалась в комок, спрятала лицо в коленях. Ее трясло. Немного посидев, она выстроила мысли в порядок и змеей скользнула в лагерь, а там — в свою палатку.

Арэнкин обошел спящий лагерь, сел поодаль от погасшего костра. Несколько часов он просидел в раздумьях, охваченный полудремой. Затем решительно поднялся и направился к палатке, где спала Елена. Приподнял полог, взглянул в один угол, в другой. Закутавшись в плащи, мирно посапывали трое бохенцев. Елены не было. Исчезли и ее вещи.

Удивленная усмешка тронула губы Арэнкина. Он отошел от лагеря, тихо-тихо свистнул. С мягким шелестом приземлился летун, который понемногу привыкал к новому хозяину.

Они поднялись в небо. Ночной мир был абсолютно спокоен и безмятежен. И только острый глаз нага сумел разглядеть крохотную черную точку, которая двигалась по дороге в западном направлении.

Арэнкин долго, в задумчивости смотрел на запад. Сенгид рвался вперед, но наг твердой рукой удерживал его на месте.