Найди меня в Поднебесье

Глава 21. Запретный город

Фануй выпустил струю воды изо рта, набрал воздуха и нырнул снова прежде, чем по его шевелюре прошелся хлыст. Рядом с ним изо всех сил барахтался Гансик, вазашек с бурой шерсткой. Впрочем, сейчас шерсть у всех была одинаковая — мокрая и гладкая. Когда Фануй вынырнул в следующий раз — через тридцать шагов — то увидел, как на берег, обламывая льдистую кромку, выкарабкивается один из его товарищей. Зеленоглазая нагини скептически покачала головой, обмахивая хлыстом высокие сапоги. Парень поплыл дальше, рассекая льдистое крошево. Он уже оставил позади себя большинство вазашков. А вчера целую минуту продержался против Мейетолы на ножах. Правда, подозревал, что она больше проверяла его, нежели билась в полную силу.

Минуло две недели с того дня, как Фануй впервые вошел в тренировочный двор. Обычно кандидатов на обучение испытывали в течение месяца, но ровно за две недели до него на Север прибыло около двадцати вазашков. Парень считал, что неплохо показал себя, кроме того, свое дело сделала рекомендация Арэнкина.

И вот он стоял посреди тренировочного двора, вытянувшись в струнку, в линию с четырнадцатью отобранными вазашками. Старый Охэнзи монотонно зачитывал положение о принятии кандидатов на учебу, конец свитка уже мел по песку, а в руках у него находился еще внушительный остаток. Фануй, сдерживая зевоту, разглядывал хмурое небо. Из-под арки нетерпеливо выглядывали вазашки, которые обучались уже долго. А посреди проема растянулся Кусинг — он задремал под речитатив нага, и один раз подыграл ему тонким храпом. Руки Фануя немилосердно чесались — весь вчерашний день он ползал по терновнику, отлавливая жирных тугих змей. Положенную двадцатку набрал к вечеру.

Вот Охэнзи завершил особенно витиеватым слогом последнее внушение и посоветовал новым ученикам, как следует, отдохнуть и набраться сил уже перед завтрашним днем, так как «знайте, юноши, все, что вы видели и изучали до этой минуты, покажется детскими, не стоящими внимания истинных воинов забавами, и до посвящения дойдет не каждый».

Все пятнадцать кандидатов ответили на его речь бодрой отрепетированной фразой. Охэнзи удалился с площадки, прямой и сухопарый, и, едва он скрылся, во двор влетела стайка вазашков с тряпками и хлыстиками в руках. Фануй не успел ничего сообразить, как на глаза легла черная повязка, кто-то схватил его под руку и потащил в неизвестном направлении. Вокруг стоял дикий визг. Парня легонько огрели по затылку, он несколько раз споткнулся о каменные пороги и ступени, один раз упал на четвереньки в скользкую лужу, потом кто-то запустил ему за шиворот нечто, по ощущениям похожее на огромную сороконожку. Вазашки вокруг яростно ругались, другие отвечали пронзительным хохотом, который отдавался гулким эхом — это позволяло предполагать, что их ведут по замковым коридорам. Вот визги усилились, а через миг Фануй присоединился к ним сам — на следующем шаге его до нитки окатило потоком ледяной воды. И тут же почувствовал вокруг свежий чистый воздух. Вазашки налетали друг на друга и бранились.

— Повязки снять! — раздалась вдруг чья-то громогласная команда.

Фануй сдернул повязку под изумленный шепот вазашков. Вымокшие до нитки (и до шерстинки), они очутились на огромной площадке.

Она полукругом отгорожена почти отвесной скалой, по которой причудливыми змейками струилась черная вода, то образуя бочажки, то превращаясь в водопадики. Один из водопадов маскировал вход, через который они вошли. Скала образовала небольшой естественный навес так, что получилась своеобразная неглубокая, но высокая пещера. Сверху свешивались сталактиты, с которых с разной скоростью срывались капли воды. Свет заходящего солнца играл на каплях и струйках. В некоторых местах посверкивали кристаллы, вымытые водой. Впереди каменная площадка подходила к широкой реке, которая сейчас казалась черной. На площадке располагалось три больших водоема неправильной формы. Над первым из них кристаллизировался, почти звенел, морозный туман, его обрамляли неровные сталагмиты. Напротив морозного находился водоем, кипевший, как на огне. Над ним спиралями заворачивался мерцающий багровый пар. Третий, ближе к реке, едва просматривался сквозь завесь пара.

Раздался резкий свист и щелчок хлыста. Фануй непроизвольно пригнулся.

— Выстроились по росту! — послышался грозный окрик Шахиги. — Разговоры прекратить! Спиной к водоему, живо! — он снова щелкнул хлыстом и присвистнул.

Вазашки шустро заметались. Фануй, как самый высокий, оказался первым.

Шахига оценивающе оглядел кандидатов. В руках он держал свиток, раза в три превосходящий по размерам свиток Охэнзи. Рядом с ним стоял молодой наг Кэнги с волосами цвета меди, собранными в гладкий хвост. Кусинг и еще трое вазашков покатывались со смеху за их спинами.

— Слушайте меня, крысята! — возвестил Шахига. — Слушайте и внимайте, ибо то, что вы услышите здесь и сейчас, должно пролиться в ваши хрупкие умы и прорасти в них пышными соцветиями!

— Сейчас вы даете клятву, которая свяжет вас на всю жизнь, поэтому хорошо подумайте, не лучше ли сбежать, пока не поздно! — раскатистым напевом подхватил Кэнги.

Вазашки переглянулись. Шахига откашлялся и встряхнул свитком.

— Повторять за мной слово в слово, дружно и бодро! «Мы, существа приближенные к разумным…»

Вазашки недовольно забормотали.

— Паав-та-рять! — гаркнул Кусинг таким басом, на который только был способен.

Кандидаты повторили.

— «…умы неокрепшие, лапы необученные, носы незаточенные…»

— Незаточенные… — на разные лады забубнили ученики.

— «…пред ликом суровым и грозным Скального замка и его окрестностей…»

— …окрестностей…

— «нагам великим, могучим и всячески прославленным…»

— …славленным…

— Не пойдет! — рявкнул Шахига. — А ну последнюю строку хором и бодрее! Кусинг, подирижируй им!

Вазашки дружно прокричали. Басок Фануя выделялся из их визгливых голосов.

— «Клянемся в следующем: на тренировки не опаздывать, наставников любить и почитать, от занятий не отлынивать, как бы тяжело нам ни было! Клянемся!» — и Шахига дал отмашку ладонью.

— Клянемся!!! — гаркнул нестройный хор.

— «Клянемся приходить в тренировочный двор, даже если занятий нет, ибо нет предела совершенству! А также с честью подойти к грядущим испытаниям и пройти их хотя бы с третьего раза!» — как по нотам выводил Кэнги.

— Клянемся!

— «Клянемся также: бежать по первому зову к господину Шахиге дабы начистить ему сапоги и пояс! Клянемся никогда не перечить своим наставникам, ибо… я предупреждал!»

— Кля…немся!

— «Клянемся узнать по именам всех наставников, чтобы понять, кому и в чем мы здесь клянемся. Выучить наизусть полное имя и прозвище каждого и повторять вслух по десять раз утром и вечером, как молитву, дабы развить свою речь! Клянемся!»

— Клянемся!!!

— «И нет у нас вещей любимых более, чем кнут тугой, меч разящий да нож боевой!..» — выкрикнул Кэнги.

— «…а также метла ивовая, топор дровяной да тряпка пыльная!» — завершил Шахига.

— Клянемся!

— «Клянемся своими лапами, усами и загривками», — Шахига глянул на Фануя и дополнил, — даже те, у кого их нет. «Добиться звания существ разумных, окрепших и обученных! И пусть госпожа Мейетола будет вечно, а не только весь первый год смотреть на меня, как на блоху последнюю, и да поразит меня град из пауков в каждом переходе замка, если я клятву свою нарушу! Клянемся, клянемся, клянемся!»

Эхо отразило на удивление слаженный вопль пятнадцати глоток.

— А теперь! — рявкнул Шахига, отбрасывая свиток. — Мордами к водоему развер-нись! Вода мертвая, вода живая и лунный свет вас ждут! Бегом через три водоема до реки, марш!

Фануй застопорился перед первым же бассейном. И тут же получил хорошего пинка вазашьей лапой.

Ааааааааааа!!!

Ощущение такое, будто несколько часов провел голым на морозе, а потом нырнул в прорубь. Только раз в двадцать хуже! В два гребка Фануй пересек узкий бассейн, выбрался, не успел вдохнуть, как Кусинг столкнул его в кипящую воду. Фануй так и не понял, почему он не сварился заживо, хотя кожа покраснела, как спелый помидор. Мир поплыл перед глазами, Фануя быстро кто-то вытащил за шиворот, и парень сам прыгнул в последний бассейн с чем-то мерцающим, невесомым, легким и нежным, как пена. Рядом отфыркивались и постанывали вазашки.

Когда все выбрались, перед ними снова возникли Шахига и Кусинг. Вазашек держал в руке небольшую чашу.

— По очереди, юноши! — важно сказал он. — Подходим ко мне!

Первый вазашек шагнул.

— На колени, крысеныш! — прошипел Шахига, щелкнув хлыстом по бортику водоема.

Вазашек повиновался, и Кусинг поднес ему чашу. Тот едва пригубил и тут же метнулся в сторону, откашливаясь.

— Давай-давай! — пищал Кусинг уже следующему. — Один глоток!

Фануй преклонил колени, вазашек сунул ему чашу под нос, и парню показалось, что весь рот и глотку залило живым огнем. Он отскочил, кое-как удерживая в себе жидкость.

— Как самогон по сеновалам хлестать, так все молодцы! — хохотал Шахига. — Слабаки! Это змеиный яд, разбавленный настолько, что его и ядом назвать перед змеями стыдно!

Фануй прополоскал рот свежим влажным воздухом и пожалел, что он не вазашек и не может завизжать во всю глотку.

— Занятия со мной будут проходить один раз в шесть дней, от рассвета до лунного зенита. В другие дни искать меня бесполезно, — говорил Арэнкин, посверкивая глазами. — Опоздание, разговоры без моего разрешения, невнимательность караются сутками ареста. Пропуск хотя бы одного занятия без уважительной причины означает автоматическое недопущение на все последующие. Уважительной причиной является нахождение кандидата при смерти. Те, кто уже обрадовался гарантированной возможности иметь один свободный день, примите к сведению следующее: я обучаю вас сражаться не с карликами и не с людьми. Я обучаю вас тому, как, хотя бы десять ударов сердца выстоять против неживых. Те, кто видел неживого хоть раз в жизни, хоть издали, расскажите остальным, что это означает.

Фануй сглотнул.

— По окончании курса, — продолжал Арэнкин. — Я поведу вас в бой на Заокраины. И только от вашей предшествующей усердности зависит, сколько из вас вернется обратно. Ваши зубы меня не интересуют, кандидат Гансик, закройте пасть!

Встаньте. Уберите лапы от оружия, до полудня оно вам не понадобится. В первую очередь, вы должны научиться контролировать дыхание так, чтобы не задохнуться в тумане, который распространяют неживые. В особенности, если вы ведете бой совместно с нагами. Дыхание нагов в битве смертельно для всех живых существ. Помните, что выдерживать нужный ритм дыхания вы должны все время боя, как бы тяжело вам ни приходилось. Сделайте глубокий вдох…

— …и, таким образом, вы используете потенциал своего тела полностью. Можете расслабиться. Если есть вопросы, я весь внимание!

Один из вазашков вскинул голову.

— Господин Шахига, правда ли, что наги могут убивать взглядом?

— Правда, — подтвердил наг.

— Вы не могли бы это продемонстрировать? — попросил вазашек.

— Знаете ли вы, что способности нагов — это не цирковые фокусы, чтобы показывать их направо и налево? — строго сказал Шахига.

Фануй вспомнил страшную битву на окраине селения и мысленно с ним согласился.

— Впрочем, я сегодня в хорошем настроении и готов сделать исключение!

Вазашки оживленно завозились.

— Желающих быть убиенными — прошу в центр круга! — жизнерадостно предложил Шахига. Подождал, пока вазашки угомонятся, и продолжил уже серьезней. — Мы используем силу своего взгляда только против неживых. Когда-то давно люди и наги сильно повздорили. Результатом столкновения стало огромное количество людских смертей, тем более ужасных (по мнению людей), что они были бескровны. В конфликт вмешались лучники, и вскоре был издан всемирный закон — убийство любого живого и разумного существа силой взгляда карается жестокой смертью.

— Не дергай глазами. Если ты не можешь сознательно противостоять моему взгляду, что с тобой будет в бою? Держи меч прямее. Смотри мне в глаза и атакуй. Атакуй, ну! Что ты прыгаешь, как паук на ниточке?! Не отводи взгляд, сказала же! Учитесь смотреть нагам в глаза, тогда вы сможете победить и другие страхи!

Вазашек поскуливал и упрямо моргал в лицо Мейетоле. Глаза ее полыхали изумрудными огнями.

— Давай, крысеныш! А, нежить небесная! Кандидат Фануй, приведи своего товарища в чувство. Следующий!

— Наибольшую опасность для ваших селений представляют карлики, — чеканил Охэнзи. — Перед вами находится стандартный образец этой расы. Между прочим, убитый одним из ваших старших товарищей во время экзаменации. Убит этот образец косым ударом в лицо около двадцати дней назад. Рассмотрим внимательнее физическое строение данного вида. В чем дело, кандидат Фануй?

— Господин Охэнзи! Как вышло, что карлики стали нашими смертельными врагами? Я слышал, что когда-то они были полноправным народом Халлетлова.

— Ты слышал верно. Карлики ушли в холмы чуть более пятидесяти лет назад. Отношения с ними у других народов всегда были нестабильными — карлики считали себя единоправными владетелями земли и камней. Однажды банда карликов была поймана недалеко от границы птицелюдов. Они украли из лабораторий изобретателей несколько ценных зеркал и записи секретных разработок. Выяснилось, что действовали они по приказу своего правителя. Лучники постарались сгладить конфликт, и вроде бы все уладили. Но гордые птицелюды не на шутку осерчали и в одну злосчастную ночь забросали город карликов ядовитыми перьями. Выжившие карлики скрылись глубоко в земле, они презрели бохенский язык и стали говорить лишь на собственном наречии. Много раз предпринимались попытки наладить с ними контакт, но все они заканчивались неудачей. Они озлобились и больше не желали контактировать с другими народами иными способами, нежели костяной нож и ядовитый дротик. Сейчас нельзя сказать, где находится центр управления отрядами карликов. Земля благоволит им и тщательно укрывает. Надеемся, что однажды станет возможным установить с ними контакт, но пока мы вынуждены отвечать им на их же языке — на языке оружия. Я ответил на ваш вопрос, кандидат?

— Да, — чуть склонил голову Фануй. — Благодарю, господин Охэнзи.

— Итак, подойдите ближе. Карлики защищают тело с помощью костяного доспеха. Они крепки и выносливы, но у них достаточно уязвимых мест. К примеру, слабые сухожилия на шее. Вот сюда вам и стоит метить, прежде всего. Если заглянем во внутренности карлика, то увидим, что расположены они в несколько иной последовательности, нежели вы себе представляете. Скажем, сердечная мышца находится здесь… Кандидат Гансик, если вас будет тошнить, будьте любезны избавить нас от этого зрелища и покинуть залу. Спасибо. Для менее слабонервных продолжаю…

Арэнкин пропадал неизвестно где по нескольку дней. Исчезал, появлялся, изредка перекидывался с кем-нибудь парой слов, улетал снова… Шахига же и другие наги из его отряда без зазрения совести наслаждались заслуженным отдыхом. Когда Арэнкин в очередной раз заявился в замок на рассвете, поддерживая на весу руку, Охэнзи не выдержал и принялся отчитывать его монотонным поучающим голосом. В ответ Арэнкин рявкнул нечто такое, что заставило даже старого нага махнуть рукой. Елена замечала, что он старается бодрствовать по ночам. Мейетола обращала на нее не больше внимания, чем на пыль под ногами. Ожидание Гирмэна выматывало Елену, в ней словно завели пружину, которая была готова в любой момент раскрутиться.

Она приходила на тренировки к Шахиге — единственному, кто терпел на своих занятиях посторонних. Ей хотелось исследовать город нагов. Но человеку в одиночку находиться в городе небезопасно — он запретен для всех, в ком не течет хотя бы доля змеиной крови.

Однажды посреди тренировки Шахиги вошла Мейетола (вазашки немедленно принялись работать с утроенной силой). Наг и нагини перекинулись парой слов, а в конце занятия Шахига пригласил Елену совершить долгожданную прогулку.

От Скального замка к городу ведет извилистая обледеневшая дорога. Город расположился в низине, часть районов — в широких расщелинах. Дома низкие, одноэтажные, построены они из каменных плит. Некоторые торговые лавочки представляют собой просто две плоские плиты, соприкасающиеся верхушками. В стенах расщелин вырублены пещеры, они громоздятся, как пчелиные соты, тускло освещаются изнутри огоньками. Жители одеты просто, в шерстяные одежды с кожаными вставками. Жизнь города кажется скрытой от посторонних глаз.

Они шли по городу, а прохожие уступали дорогу, многие откровенно сторонились нагов, не скрывая этого. Иногда слышались брошенные сквозь зубы проклятия и неприятные изречения за спиной. Юноши же, многие с мечами или кинжалами на поясах, смотрели на Шахигу с неподдельным восхищением. Мейетола не оборачивалась на провокационный шепот и лишь изредка и неохотно отвечала на приветствие легким кивком. Зато Шахига раздавал приветствия направо и налево. Парочка молодых нагини в откровенных одеждах одарили стража самыми что ни есть недвусмысленными взглядами, но промолчали, заметив Мейетолу. Едва они прошли, как раздались сдавленные смешки и громкий шепот. Шахига с отдельным удовольствием позубоскальничал в их сторону.

— Не создается впечатление, что вас здесь очень любят, — заметила Елена, после особенно ярко выраженного недружелюбного взгляда со стороны немолодого нага.

Мейетола только презрительно фыркнула, откидывая роскошные волосы с груди. Шахига же был рад поводу проявить ораторские способности:

— О, на них не стоит обращать внимания. Если выстроить в ряд всех, кто испытывает антипатию к нагам Скального замка, то можно создать живую цепь вдоль всех границ Халлетлова! Вот насколько мне помнится, вон тот сапожник является по совместительству мужем одной привлекательной особы, славящейся своим сластолюбивым характером…

— Шахига, заткн… — начала Мейетола.

— Шахига, продолжай! — мгновенно возразила Елена. — Мне, право, очень интересно!

Нагини свысока глянула на нее и чуть подняла бровь.

— Сия особа — беспечно продолжал молодой наг. — Однажды не устояла перед одним из наших стражей. А у кого-то оказался слишком длинный язык, донесший прискорбный факт до благопристойного мужа…

Упомянутый сапожник и впрямь проводил троицу крайне недобрым взглядом.

— Хотя, если мне память опять же не изменяет, у него есть схожая, если не сказать, такая же причина испытывать антипатию ко мне. А во-он в той оружейной лавочке нашему Кэнги подвернулся под горячую руку юноша, не вовремя пришедший отстаивать честь другой особы. На этом юноше и было испробовано несколько экземпляров товара. К чести сказать, паренек оправился через пару недель и пришел к дверям Скального замка. Стал стражем, я лично его тренировал. Ох, я вижу, трактирщик запирает двери изнутри, а, конечно…

— Что меня поражает, Шахига, — сказала Мейетола, резко заворачивая направо. — Так это замечательная память в отношении подобной ерунды!

— Ладно, ладно, молчу… А все же хороши были те слюдяные окна, жаль их… Да молчу, обещал же! В общем, Елена, как видишь, все они лишь мелочные людишки, не ценящие внимания, которое им оказывают стражи Скального замка!

— Людишки? — с нажимом переспросила девушка.

— Ох, прошу прощения, Елена! — спохватился Шахига. — Просто ты… я тебя уже воспринимаю, как совершенно свою…

Но Елена вовсе не собиралась отстаивать оскорбленную честь.

— Они не похожи на людей!

— Девочка моя, чистокровных нагов мало, — неожиданно заговорила Мейетола. — Чистокровные не станут заниматься торговлей и тому подобными делами. Наша работа — это война. Большинство из тех, кого ты здесь видишь — потомки нагини и человеческих мужчин…

— И они способны вести битвы с неживыми не лучше и не хуже, скажем, лучников, — поддержал Шахига.

Мейетола и Шахига действительно резко контрастировали с большинством их тех, кого они встречали. Обоим присуща горделивая осанка, бледная до бесцветности кожа, уверенная, но чуть расслабленная походка, особенный прищур, жесткие, будто выточенные, черты лиц. Мейетола при этом выделялась ледяной, высокомерной красотой. Глаза Шахиги удлиненные, движения плавные и сосредоточенные одновременно. Время от времени они встречали чистокровного нага из замка, и со стороны контраст бросался в глаза еще ярче.

Встречались же им, по большей части, полунаги, которые напоминали обычных людей — мужчины, женщины, крайне редко можно видеть ребенка. Было в их лицах и походках нечто, говорящее о принадлежности к древней расе, но лишь частично.

— Но ведь для людей город нагов запретен, — сказала Елена, провожая взглядом черноволосую девушку, двигающуюся со змеиной плавностью.

— Да, — подтвердил Шахига. — Если у нагини рождается человеческий ребенок, она остается с ним в городе, но без мужа-человека. Такие дети обычно воспитываются сообща. Потом заключаются браки между полукровками.

— Чистокровные наги — редкость, — снова заговорила Мейетола. — Истинный змееныш может родиться и у человеческой женщины или у лучницы. Но зачать его может только наг, а способность эта у наших мужчин проявляется лишь несколько раз за всю жизнь. От чего она зависит, не знает никто. Нагини могут рожать часто, но если она сойдется с человеком — у нее родится полукровка. Сама понимаешь, рождение девочек у нас нежелательно, но вероятность этого очень высока. Другими словами, Елена, рождение сына для нага — редкое и величайшее событие, доступное с благословения богов.

— В основном, у нас с полукровками хорошие отношения. Но есть некоторые, — Шахига небрежно кивнул в сторону небольшой компании обедающих работников, которые с вожделением косились на Мейетолу, — кто подобен беззубым псам, что тявкают, но укусить не смеют. Возможно, у кого-то из них есть причины неприязни к нам, но если мы не будем стоять на страже, город не проживет и месяца-двух.

— И так бесконечно?

— Люди на твоей Земле умирали всегда, — тихо отвечал страж. — Умирают сейчас. И в ближайшей перспективе продолжат умирать. Это замкнутый круг. Мы сражаемся не против армии, которая рано или поздно истощит свои припасы. Эта армия неиссякаема. Страх смерти в людях слишком силен, и этот страх бесконечно пополняет бесчисленные ряды неживых, что рвутся в Халлетлов.

— Как с ними борются другие народы?

— Практически никак. По силе с нами могут сравниться только муспельхи. Остальные гораздо слабее — они не в силах выстоять против нежити. Если каждый народ станет бороться сам по себе, весь мир перейдет в состояние постоянной войны. Муспельхи поставляют нам оружие, закаленное в недрах вулканов, но сами на бой выходят редко. Наши посты располагаются по всем Заокраинам и на облачных морях, они постоянно сообщаются между собой. Разведчики постоянно облетают границы. Бой в Халлетлове идет каждый день, каждый миг…

Елена глянула поверх скалистых зубцов, что украшали дом на верхнем краю расщелины. Несколько сенгидов с всадниками на спинах скрылись в небе.

Они вышли на площадь с утоптанной землей, обрамленную все теми же скалистыми стенами в жилых пещерках. Здесь более оживленно, от площади вниз ведет лестница. Там, объяснил Шахига, нижний ярус города, расположенный на берегу реки. На невысоком помосте стройная девушка жонглирует чашами с водой. Сверкающие струи переливаются из одной емкости в другую, выплескиваются фонтанами, но ни капли не проливается на камень. Несколько горожан наблюдают за представлением, у одного на руках свернулась тугим клубком блестящая гадюка.

Город наводнен змеями. Они скользят под ногами, свешиваются с перекладин, шипят друг на друга, нежатся на каменных крышах, вползают в пещеры-дома… Большие и маленькие, черные, серые, терракотовые, ленивые и вальяжные, толщиной с руку, юркие и быстрые, как водяные стрелы. Худощавый торговец щедро разбавляет чистой водой желтый тягучий яд, женщины носят ожерелья из белоснежных клыков. Змеи тянутся к нагам инстинктивно, подчиняются им, служат.

Они долго идут сквозь узкий извилистый тоннель, который оканчивается плотной узорчатой решеткой. Мейетола пробегает пальцами по одному элементу, легонько щелкает по другому, отбрасывает каблуком толстую змею, что запуталась под ногами.

Посреди пустой площадки возвышается строение в виде усеченной пирамиды. Площадка окольцована безликими серыми стенами без единого проема, кроме того, в который они вошли. В стены врезаны знаки, которые складываются в надписи, схематические рисунки, целые картины. Строгие, уверенные, лаконичные знаки перемежаются причудливыми изображениями лиц, вензелями, и снова, снова змеями… Серые камни оттеняют хмурое низкое небо того же цвета. Пирамида сложена из монолитов разной формы и размера, они тоже испещрены знаками.

Еще раз нехотя скрипнула решетка.

— Взгляните только! — улыбнулась Мейетола. — Ты еще не забыл сюда дорогу? Или ориентируешься по близлежащему борделю?

— Не разбрызгивай яд, дорогая, богов отравишь! — парировал Арэнкин. — Я бы на твоем месте…

Продолжить обмен любезностями им помешал служитель, явившийся из пирамиды, из прямоугольной черной пасти, обозначенной тремя массивными блоками. В бесформенной черной хламиде, подпоясанной веревкой, в бронзовой маске на лице, абсолютно ничего не выражающей.

Наги мгновенно смолкли. Служитель сделал знак, и они прошли внутрь.

Миновали темный прямоугольный проход, головокружительный спуск по винтовой лестнице. Свет проникает сквозь щели в монолитах, отражается от стен по замысловатым траекториям. Точнее, от камней, которыми стены инкрустированы. А их сотни, тысячи — самородные изумруды, строгие алмазы, неограненные сапфиры, россыпи горного хрусталя, мерцающие рубины. Переливаются облитые золотом каменные выступы, вспыхивают аметистовые друзы…

Последняя ступень предлагает ступить на решетку, под которой на глубине в несколько десятков локтей сверкает настоящее море драгоценностей, переплетение жил, рек и дорог. Молчаливый служитель остается у лестницы.

Арэнкин тронул двери, кажется, отлитые из цельного золота, и они вошли в глубокую пещеру. В шаге от входа каменный пол превращается в поблескивающий темный металл. Его прорезают неширокие каменные дорожки. Свод пещеры инкрустирован драгоценностями, а в глубине возвышается огромное изваяние змеи с семью головами. Вместо глаз у змеиных голов драгоценные камни, само изваяние бронзовое, с золотой и серебряной отделкой. Перед статуей — длинный и узкий водоем, клубящийся морозным паром.

— Не оступись, — еле слышно шепчет Арэнкин Елене. — Это ртуть. Глубина в три роста. Дай мне руку.

Елена проходит по каменной неверной дорожке, оглушенная тишиной, жутью, неожиданной роскошью. Ядовитые пары клубятся над ртутным бассейном, за каждым шагом пришельцев неотрывно следят пристальные глаза изваяния. Вблизи видно, как ювелирно оно сработано.

Наги склоняют перед статуей головы. Смягчается высокомерие Мейетолы, становится серьезным лицо Шахиги, тяжело вздыхает Арэнкин, поднося руку ко лбу. На некоторое время они сами становятся похожи на статуи. Затем Арэнкин подводит Елену ближе к идолу, перешагивая через водоем. В центре изваяния, там, где семь голов переходят в одно тело, поблескивает многоугольник горного хрусталя. Видно, что это — искусно сработанная емкость, до половины заполненная чем-то темным.

Елена порывисто отбрасывает руку нага, инстинктивно прикасается обеими ладонями к камню. Холодный хрусталь кажется теплым.

Девушка ловит себя на том, что стоит, приникнув лбом к сердцу изваяния. Две горсти земли, с незапамятных времен пришедшие, чудом сохранившиеся, чудом принесенные, в обрамлении бесчисленных, невероятных драгоценностей, спрятанных от лишних глаз.

— Ирония Демиургов, — голос Арэнкина похож на шелест сухой змеиной шкуры. — Молиться друг другу, ждать друг от друга помощи и спасения.

Елена молчит, поглаживая пальцами хрусталь. Земля из далекого прошлого согревает кожу сквозь камень.

— Скажи, землянка… вы молились нам… а вашего слуха хоть раз достигла наша просьба?..

— Прекрати… — с трудом шепчет она сквозь зубы.

Арэнкин закрывает глаза, тихо проговаривает что-то на нечеловеческом шипящем языке. Вдруг слышен сдавленный вскрик.

Шахига широко раскрытыми глазами, полными ужаса, смотрит в рубиновые глаза золотой змеи. Арэнкин резко поворачивается к изваянию спиной.

— Не верь, — говорит он тихо. — Я никогда не верю.

Шахига восстанавливает сбитое дыхание, утирает пот со лба.

— Лжешь, — так же тихо отзывается он. — Веришь. Тебе никогда не хватало смелости посмотреть.

Арэнкин скользит взглядом по рубиновым, изумрудным, сапфировым глазам и отворачивается снова.

— Ты прав.

Мейетола стоит недвижимая, погруженная в молитву. Елена бессознательно проводит ногтями по хрусталю с заключенными в него воспоминанием и верой Поднебесья.