Гард еще раз посмотрел на ранку, образовавшуюся на руке Элеоноры после укуса крысы, и не попросил — потребовал у Барака:
- Быстро собери сухой саксаул!
А сам сорвал стеклянные бусы, висящие у Элеоноры на груди.
Барак, забыв про усталость, собирал сухой саксаул, понимая, что Гершен, видимо, хочет запалить костер, но совершенно не догадываясь, как он собирается это делать.
Элеонора ни о чем не спрашивала. Смотрела за тем, что делал комиссар, так, словно это ее не касалось.
Гард внимательно рассмотрел стеклянные бусы, нашел нужное стеклышко, подошел к хворосту, посмотрел, откуда светит солце, которое, казалось, светило отовсюду.
Стеклышком поймал луч. Сухой саксаул вспыхнул, словно только этого и ждал.
Барак с восторгом смотрел на Гарда.
Элеонора продолжала так же спокойно наблюдать за происходящим.
- Сядь ближе к костру, — приказал ей Гард. — Тебе сейчас будет очень больно. Но иного выхода спасти тебя нет. Поверь мне.
- Я верю, — равнодушно произнесла Элеонора.
И посмотрела так, что комиссар понял: если бы была возможность, он спасал бы эту девушку каждый день.
Гард раскалил на костре нож.
- Кричи! — приказал он Элеоноре. — Боль будет невыносимой.
Он приложил раскаленный нож к ране.
Тут же запахло паленым мясом.
Элеонора не издала ни звука. Только глаза ее расширились. Огромными глазами она смотрела на комиссара. Не вопрос, не отчаянье, не боль — только благодарность прочел комиссар в этом взгляде.
Закончив экзекуцию, Гард поцеловал пылающую руку Элеоноры.
- Теперь все. Теперь рана не опасна.
- Спасибо, — Элеонора встала. — Мы можем идти к Егошуа. Я чувствую, куда надо идти.
Больше всего на свете Барак мечтал о том, чтобы Егошуа и Гершен никогда больше не встретились. Никогда и ни за что. Иудея такая большая, неужто двум людям невозможно в ней разминуться?
Но Элеонора шла так уверенно, что сомнений не было: еще солнце не зайдет за горы, а они уже встретят Егошуа.
Стоя на возвышении, Егошуа говорил проповедь. Толпа — человек двести, не меньше — слушала его.
Рядом с Егошуа возвышались крепкие молодые люди, и Гард понял: это — охрана.
Гард подумал: «Так просто Весть у Егошуа не возьмешь, а у меня даже нет никакого плана, как это сделать».
Для начала надо было оглядеться. И они слились с толпой слушающих.
- Пусть каждый из вас задаст себе вопрос: ради кого он готов отдать свою жизнь? Ради ребенка? Возможно? Ради жены? Может быть... И всё. Посторонних нет, — вещал Егошуа. — Ради двух людей в целом мире, не мало ли? Человек не склонен отдавать свою жизнь за другого! Раба можно вынудить отдать жизнь за своего хозяина, но он никогда не сделает это добровольно и с радостью. О чем это говорит? О том, что люди эгоистичны, самолюбивы и поэтому самонадеянны. Самонадеянные эгоисты — вот кто такие люди. Людьми движет ненависть, а не любовь! В этом мире нет никакой иной любви, кроме любви к Богу и его Пророку! В этом мире нет иного счастья, кроме счастья верить в Бога и его пророка! Я - пророк Божий, я несу вам счастье! Верьте мне, и ваша жизнь станет наполненной и осмысленной!
- У-у-у! — завыла толпа. — Да-а-а!
- У-у-у! — неслось над площадью и уносилось в небо. — Да...
И сквозь этот гул прорывались отдельные голоса:
- Верим! Верим! Верим!
Егошуа поднял руку над толпой. Он пытался сохранять торжественность, но Гард очень хорошо видел: все существо Егошуа переполняет восторг.
«Почему во все века люди ощущают себя настолько беспомощными, что им непременно нужен поводырь? — думал Гард. — Почему Господь установил все так, что история движется только пророками, однако, лживых среди них едва ли не больше, чем настоящих?»
«Пророк» радостно слушал постепенно стихающий гул. Люди готовились слушать новые речи.
И вот, когда стало уже совсем тихо и Егошуа набрал воздуха, чтобы произнести очередную сентенцию, из толпы раздался голос:
- А правду ли говорят, что у тебя есть Весть от Бога?
Гард привстал на цыпочки, чтобы разглядеть, кто это говорит.
Молодой — лет двадцати, не больше — парень с очень светлыми волосами. Его голова солнечным зайчиком горела среди смоляных волос толпы.
- Кто ты? — спросил Егошуа.
Даже издалека Гард заметил, как испугался парнишка.
- Это неважно, — крикнул комиссар, на всякий случай закрыв лицо рукой. — Тебе был задан вопрос. Отвечай, если тебе есть, что ответить.
Его предосторожность не была излишней: на Гарда начали оглядываться, но он был уверен, что ни
Егошуа, ни охранники издалека разглядеть его не смогли бы.
- Вот! — крикнул Егошуа, гневно взмахнув своими длинными волосами. — Вот что погубит вас! Неверие! Ко мне прилетали ангелы с черными крыльями, и они сказали мне, в чем истина. Истина — это вера! Сила пророков в том, что они не врут! А сила людей в том, что они верят пророкам!
- Покажи Весть! — не успокаивался белобрысый мальчик.
- Покажи! — крикнули хором Гард и Элеонора. И вот уже кто-то из толпы поддержал их:
- Покажи Весть!
Зазвучали один, другой, третий голос:
- Покажи! Покажи Весть! Покажи!
Егошуа сделал шаг назад, потом еще один и жестом фокусника вынул откуда-то из одежды странный предмет.
Это была круглая металлическая палка длиной сантиметров пятьдесят. В лучах света палка красиво переливалась, и казалось, что от нее идет сиянье. С двух концов палки были приделаны медные круглые наконечники, отчего сияние получалось еще более таинственным и многоцветным.
Гард подался вперед, чтобы получше разглядеть Весть, за которой он гонялся, кажется, всю свою жизнь.
Надо признать, что Весть, действительно, выглядела красиво и таинственно.
Но не очень она была похожа на ту, что мелькнула в руках Азгада, прежде чем он спрятал ее. Впрочем, тогда, в темноте, в нервозности и неясности, комиссар на Вести не слишком-то сосредоточивался.
- У-у-у! — радостно завыла толпа.
- Вера, — закричал Егошуа, явно довольный произведенным эффектом, — это то, что не нулсдается в доказательствах. Вера нул<дается только в любви! Любите свою веру в Пророка, и я помогу вам. Я дам вам счастье! Каждому — свое. Люди — эгоистичны, и всеобщего счастья не бывает. Я дам вам счастье! Я дам вам его! Дам!
- Дай! — закричала толпа. — Хотим! Дай! Егошуа приветственно помахал толпе и начал спускаться с возвышения.
Элеонора, Гард и Барак шли по городу.
-То, что он говорил, ужасно, — вздохнула Элеонора. — Но людям очень нравится, когда про них говорят плохое. Наверное, это их возвышает. Что ты думаешь об этом, — она огляделась на мужчин, шедших рядом, и добавила: — Барак?
От неожиданности Барак остановился.
- Я не знаю, — сказал он. — Я не могу спорить с Учителем. Но если бы человек и вправду не мог никого полюбить, то для чего тогда Гершену спасать меня, а мне — Гершена? Для чего Гершен лечил тебя рас-
каленным железом? Для чего? Я не знаю. Я не умею спорить с Учителем. Я должен подумать.
Некоторое время шли молча, а потом Гард сказал:
- А я должен подумать, каким образом забрать у Егошуа эту весьма красивую Весть.
- Егошуа обманывает людей, — сказала Элеонора. - То, что он показал на площади, это не Весть.
Теперь пришла очередь Гарду остановиться от неожиданности.
- Это не Весть, — уверенно повторила Элеонора. — С настоящей Вестью у меня существует связь. Я не знаю почему, но это так. А то, что показал Егошуа, просто палка. Красивая палка. Я ее никак не чувствую. У меня нет с ней связи.
Во взгляде комиссара Элеонора прочла недоверие.
- Хорошо, — сказала она. — Ты знаешь, где была спрятана Весть?
- В двери, —• ответил Гард, прекрасно понимая, к чему клонит Элеонора.
Элеонора усмехнулась:
- Ну вот. Надо ли мне доказывать Гершену, что нет двери, в которой можно было бы спрятать такую Весть? Я не сомневаюсь, что Весть у Егошуа. Но я также не сомневаюсь и в том, что он ее никому не показывает. Весть от Бога не может выглядеть эффектно. Но людям нет до этого дела. Им нужны эффекты.
«Мудро, — подумал Гард. — В этой женщине убойное сочетание ума и красоты. Держи себя в руках, ко-
миссар, ты все-таки находишься в прошлом. Тебе всегда нравились красивые, умные и молодые девушки. Однако разница в двадцать один век — это, согласись, перебор».
- Если ты уверена, что Весть у Егошуа, — сказал Гард, — значит, сегодня вечером она будет у нас, потому что...
Дикий, истошный крик прервал его.
Кричали где-то совсем близко, в одной из узких улочек.
Элеонора, Гард и Барак бросились на крик.
Одна улочка — никого. Другая... Третья...
Им навстречу бежали люди, с перекошенными от страха лицами.
Бросились туда, откуда бежали люди.
Четверо могучих мужчин били одного. Нет, не били - убивали, уничтожали. Невозможно было не узнать в них охранников Егошуа.
Тот самый парень с площади, похожий на солнечного зайчика, бился у них в ногах.
- Что вы делаете, твари! — крикнул Гард, доставая меч.
Рядом с ним встала Элеонора с ножом.
Один из охранников всадил свой нож по рукоять в грудь лежащему парню. И громилы убежали.
Нападающие исчезли, как не было.
Белобрысый парень — тот самый, который только что на площади спрашивал про Весть, — лежал на
мостовой. Лицо, все тело было покрыто синяками. В груди его торчал нож, вокруг которого растекалась кровавая лужа.
- Пророки не могут убивать. Вы расскажете... Вы... — Мальчик еле говорил. — Расскажите всем: если он убивает, он не пророк. — Вдруг он неожиданно улыбнулся. — А умирать не страшно почему-то. Совсем не страшно.
Он закрыл глаза, а улыбка еще какое-то время не сходила с его лица.
— Пошли, — Гард тронул Элеонору за руку. — Ему уже не поможешь. Не надо, чтобы нас увидели рядом с трупом.
Гард посмотрел на Барака.
Барак плакал.
Комиссар хотел было успокоить Барака, но потом понял: тот плачет не об убитом мальчике, а о себе, о своей потерянной вере в Учителя. А такой плач успокоить невозможно...
И снова они втроем шли по городу. Солнце садилось. Его лучи уже не жарили, а привносили в жизнь умиротворение.
Только они умиротворение и привносили. Шли молча. Говорить не хотелось. Молчание прервала Элеонора:
- Гершен, мне кажется, ты говорил, что знаешь, как отобрать Весть у Егошуа?
- Да, — сказал Гард. - У меня нет никакого особого плана. Мы просто должны прийти в его дом и забрать Весть. Только я не понимаю: двое нас будет или трое?
Комиссар посмотрел на Барака. Тот молчал.
- Барак, я хочу быть перед тобой честным, — сказал Гард. — Мы пойдем к твоему учителю, чтобы отобрать у него Весть. Скорей всего, будет бой. А когда бой, нужно принять чью-то сторону. Обязательно. Так устроена жизнь. И ты должен сам решить: пойдешь ты с нами или нет.
Барак молчал. Он смотрел в небо, будто надеясь увидеть или услышать там ответ. Гард не торопил его.
- Когда ты пойдешь к нему? — Барак посмотрел прямо в глаза Гарду.
Это был жесткий взгляд даже не повзрослевшего, а постаревшего человека.
-Так когда ты идешь? — повторил свой вопрос Барак.
- Этой ночью, — ответил Гард.
Барак, не отводя взгляда от комиссара, сказал спокойно:
- Я пойду с тобой.