Никаких изнаночных деликатесов Грабиной я не приготовил. Это Дашку мне хотелось порадовать, а эту — просто напоить.
«И использовать, — влез в мои размышления Песец. — Потому что она точно сегодня с тебя снимет блок. Зуб даю».
Хорошо спорить на зубы, если они ненастоящие. Даже проспоришь — проспоренный зуб тут же заменится другим виртуальным. И собственно, получается, что ты ничего не теряешь, если проспоришь.
Но если хочешь напоить, то закуски должно быть намного меньше, чем выпивки, поэтому я отрезал кусок сырокопченой колбасы и напластал сыра. Сыр, в отличие от колбасы, был сделан не мной, хотя Песец иногда вспоминал, что у нас есть и модуль по сыроделию. Но покупаемый нами сыр из маленькой сыроварни был вполне вкусным и без всяких вредных добавок, поэтому мнение симбионта я выслушивал и все на этом и закончилось.
«Хлеб не бери, — всполошился Песец. — Он вкусный, как наляжет — спирт в него впитается — и все труды прахом пойдут».
«По спаиванию целительницы? А она в принципе споится? — заинтересовался я. — Регенерация, по идее, должна алкоголь выводить».
«Если она у нее есть. Смотрю, она сейчас выдается дозированно. Ты же полное сканирование делаешь, вот и проверишь заодно».
Так что выходил я с пакетом, в котором спиртного было больше, чем закусок. Причем это всегда можно было объяснить тем, что мы живем вдвоем с дядей и еда у нас вообще бывает не постоянно. Зелья болтливости и правды я тоже захватил, больше рассчитывая провести испытания, чем выбить из Грабиной какой-нибудь секрет. И применить второе надо будет попозже, чтобы в случае чего заявить, что я ничего не помню: мол, почти подростковый организм отрубился от лишнего спиртного.
Я уже почти вышел из дому, даже зелья концентрации и антиалкогольное принял, но спохватился и перезвонил Грабиной. Да, я вижу, что обе девушки дома, но вдруг там планы резко переменились? Средство давления в виде записи же устранено.
— Да, Илья? — безрадостно ответила Грабина.
— Привет, хотел уточнить, не передумала ли ты просматривать кино со мной вместе.
— Кино? Ах, да, нет, разумеется, не передумала. Подходи хоть сейчас.
Голос у нее поменялся, стал зовуще-ласковым, и все же чувствовалось, что у целительницы какие-то проблемы.
— У тебя все хорошо? — уточнил я. — А то можно перенести на другой день.
Или вообще отменить — я в претензии не буду.
— Нет-нет, — фальшиво запротестовала она. — Ничего переносить не надо. У меня все отлично, и я жду тебя прямо сейчас.
Телефон я отключил, зато включил Прослушивание: оно было куда информативнее.
— Так Мария, чтобы я тебя сегодня больше не видела. Что ты будешь делать, мне без интереса. Хоть беги на свидание к своему Шмакову.
— Да не говорила я ему, — взвилась от возмущения Фурсова. — Меня с ним вообще ничего не связывает.
— Он тебе вчера звонил.
— Я не стала с ним разговаривать, если ты забыла.
— Это при мне ты не стала, а что ты делала без меня, я знать не знаю. Иначе откуда бы Шмаковым узнать про запись?
— Да ты им сама сказала, — уже обреченно напомнила Фурсова.
— Я сказала, что отправлю все Живетьевым, когда у меня на руках будут запись и результат анализа, — ничтоже сумняшеся заявила Грабина, решившая во что бы то ни стало переложить свой прокол на другую. — Откуда бы им было узнать, что запись у меня уже есть? Официально это дело не быстрое. В любом случае, пошла вон и не путайся у меня под ногами, — закончила она уже с явным раздражением. — Бесишь. Из-за тебя мы тут застряли, а с твоей стороны не просто нет помощи, но еще и тормозишь дело.
— Да пошла ты, — фыркнула Фурсова, но, судя по стуку двери, пошла сама и, подозреваю, что не к Шмакову.
До их дома я добрался быстро, позвонил от калитки, поскольку там был домофон, а номер комнаты я не узнал: ночью не до того было, а ориентировался я не на номера, а на метки.
Грабина вышла меня встречать, и, хотя ее планы несколько видоизменились, была она при полном параде. Облегающее платье, туфли на высоченных шпильках, боевая раскраска — словом, целительница вышла на тропу войны.
— Илья, я так рада тебя видеть.
Она скользнула взглядом по моим рукам, и я сообразил, что она ожидала не только вино, но и букет. На мой взгляд, колбаса намного лучше цветов — ее хоть съесть можно, а не бестолково поставить в вазу.
— Дарина, ты выглядишь сногсшибающе, — сообщил я. — Пакет вручать не буду — он тяжелый. Такой хрупкой девушке незачем напрягаться.
Дарина улыбнулась и обещающе чмокнула меня в щеку, после чего мы прошли к ней в комнату.
С моего прошлого посещения там произошли некоторые изменения: в обстановке были спрятаны аж четыре камеры. Сразу видно: девушка старалась, готовилась к моему визиту.
Я выставил на стол бутылки со словами: «Вот твое любимое. А эти две посоветовали в магазине, сказали даже лучше, чем та, которую ты заказывала». Еще бы не лучше — последняя бутылка была с крепленым вином, то есть если не хватит первых двух, то уж ею должны полностью добить.
Дарина достала бокалы и тарелку, на которой разложила мою немногочисленную закуску. От себя она точно ничего добавлять не собиралась. Ну что ж, так даже лучше.
— Ну что, где там твое видео?
Дарина задумчиво подвигала по столу тарелку и со вздохом сказала:
— Понимаешь, Илья, дело в том, что оно пропало…
— Да ладно тебе, Дарина, я же понимаю, что видео было предлогом. Может, посмотрим что-нибудь другое.
Я обнял целительницу, на ощупь она оказалась на редкость приятной и пахла чем-то пряно-экзотическим.
— Не предлогом, — возразила она. — Я уверена, что ты использовал именно целительские техники.
— Дарина, ну откуда мне знать целительские техники? У тебя штопор есть?
Вопросом я немного сбил ее воинственный настрой. Или тем, что прошептал его прямо ей в ухо, используя техники соблазнения. Поплыла она даже без вина.
— Штопор?
— Не рискну бутылки открывать магией. Говорят, это плохо отражается на качестве вина.
В комнате Дарины штопора не нашлось, и она отправилась искать его у соседей. Выглядела она при уходе уже не так уверенно, как в начале нашей встречи. Стоило ей выйти, как я загасил все камеры очень слабым разрядом молнии. Настолько слабым, что выход из строя этих устройств можно было бы объяснить резким скачком напряжения в сети. Кастовал я так, чтобы мои действия ни в коем случае не попали в зону действия хотя бы одной камеры, потому что искать и подчищать видео потом мне не хотелось. А так все было выведено из строя, и на что бы ни надеялась Грабина — все это, считай, уже несущественно.
— И все же, Илья, видео было, — заявила с порога вернувшаяся со штопором Грабина. — Его Шмаковы стерли.
Я скептически хмыкнул, забрал штопор, оказавшийся самой бюджетной моделью, и принялся его вкручивать в пробку.
— Прям вот пришли к тебе — и стерли? А ты стояла и на это спокойно смотрела?
— Илья, я же не все время дома, — возмутилась она. — Утром выезжала в город, у них было время поковыряться в моих вещах.
— У нас закрытый поселок.
— Боже мой, эта закрытость — одни слова.
— По камерам можно посмотреть.
Я вытащил пробку и принялся разливать вино по бокалам.
— Мне запись отказались показывать. Сказали, что только если будет заявление в полицию.
— Кстати о полиции. Какой смысл Шмаковым тереть твою запись, если она есть в полиции?
Она зло выдохнула.
— Слушай, ну понятно же, с полицией либо договорились, либо там тоже стерли. Сейчас все на ушах стоят, не до такой мелочевки…
Она залпом выпила сразу половину стакана и даже заедать не стала, а ведь усиленной регенерации у нее не было, не было даже простой. Это меня обнадежило.
— А что случилось? Не до новостей было. Хотя утром по радио и слышал, что в нашей академии серверная сгорела.
— Да при чем тут академия, — раздраженно буркнула Грабина. — Все вокруг как будто с ума сошли. Такой бардак происходит. Эрнест Арсеньевич еще со своими странными намеками.
— А это кто? — я нахмурил лоб, как будто вспоминал, и налил Дарине еще вина, причем добавил пару капель зелья болтливости: оно на вкус никак не выявляется в таком количестве, но и действовать будет недолго.
— Княжеский целитель, — чуть удивленно ответила мне Дарина. — Разве не знаешь?
— Я вообще этим не интересовался раньше, — признал я. — Хотя его я, кажется, видел. Он приезжал с князем на раскопки.
— Возможно.
В разговоре возникла пауза, и я предложил:
— Может, послушаем музыку, раз уж с видео не сложилось.
— Да было оно! — вспылила Грабина.
— Разве я спорю?
Видя, что девушка не торопится отпивать из бокала, я отсалютовал ей своим и пригубил. Вино действительно оказалось неплохим, даже жалко было его портить всякими посторонними добавками.
— Споришь.
— Хорошо, про видео забыли. А что насчет музыки? Что ты любишь?
Грабина наконец отпила и из бокала с добавкой, после чего включила музыку, что-то длинно-тягучее, подходящее для танца вдвоем, поэтому я отставил бокал и притянул к себе целительницу. Она бокал из рук выпустила не раньше, чем допила до самого донышка, а уж потом положила руки мне на плечи.
— Так что там с Эрнестом Арсеньевичем?
Плотина, за которой скрывались все обиды Грабиной на Живетьевых, от этих слов взорвалась, и на меня полилось столько информации, что если бы не зелье концентрации, то я утонул бы, не выдержав такого напора. Что там было правдой, а что Дарина придумывала на ходу, я бы определить не решился. Очень уж фантастически звучали некоторые обвинения, но в отношении Арины Ивановны ни в чем нельзя быть уверенным.
Поток выключился так же внезапно, как и начался — несколько капель зелья болтливости действовать перестали. Открывался простор для экспериментов по зависимости болтливости от концентрации зелья в вине.
— Что-то я разговорилась, — удивленно констатировала Грабина.
— Невозможно постоянно в себе держать обиду, — сочувствующе сказал я. — Еще вина?
— Еще, — согласилась она. — А ты почему не пьешь?
— Пью, но мало. Пьянею быстро и потом теряю голову, — признался я ей на ухо. — Но кажется, голову я сейчас теряю и без вина.
— Скажешь тоже, — фыркнула она недоверчиво.
То количество алкоголя, которое Грабина выпила, на нее не подействовало вовсе, выглядела она до отвращения трезвой. Мы еще не допили первую бутылку, но что-то мне подсказывало, что и после третьей она останется в сознании. Поэтому я думал, как скорректировать планы без добавления зелья Правды в бокал девушки: если она будет недостаточно пьяной, то не забудет то, что говорила, а это может быть для меня опасно.
— Ты потрясающе красивая. Я таких девушек раньше не видел.
Стоило немного отодвинуть моральные установки, вдалбливаемые в меня с детства, как я начал действовать в полном соответствии с полученными с модуля знаниями, прощупывая уровень допустимости у данной девушки. Судя по тому, что все мои маневры воспринимались одобрительно, девушка была либо низкой социальной ответственности, либо я вел себя так, как требовалось самой Грабиной. Это немного беспокоило, но не настолько, чтобы я забыл подлить капли болтливости в следующий бокал.
В перерывах между приступами грабинского речевого недержания мы целовались. Ощущения были приятные, но почему так заводится Грабина, я не понимал. У меня голова была настолько ясной, что я мог решать задаваемые нам уравнения из высшей математики, не переставая обрабатывать партнершу.
«Это потому, что ты вывозишь на технике, а эмоции у тебя в этом отношении приглушены, — важно пояснил Песец, с которым я поделился своими размышлениями. — А у нее нет. А ты еще и понимаешь, что можно делать, а что партнерше не понравится».
Танцы, поцелуи и не только, танцы — так продолжалось до середины третьей бутылки. Мне пришлось принимать еще одно антиалколольное зелье, но при этом я делал вид, что уже сильно пьян. А вот Грабиной притворяться не пришлось. Глаза у нее неестественно блестели, а грудь так и норовила выскочить из лифчика. Чему я в конце концов поспособствовал. Грудь была красивая, а девушка не протестовала, получая даже какое-то извращенное удовольствие, потому что наверняка знала о моей проблеме и чувствовала себя в безопасности. Или не извращенное?
Она щурилась как довольная кошка, а я размышлял, стоит ли подливать к зелью болтливости зелье Правды или потихоньку совершать отход к дому. Потому что все грабинские истории я уже выслушал на несколько раз, а она не казалась пьяной достаточно для того, чтобы не вспомнить, что несла, на следующий день. Пока она не несла ничего компрометирующего, только жалобы на то, что ее задвигают как представителя не главного кланового рода.
— Ты такая талантливая, — в очередной раз согласился я, с трудом удерживая зевоту. Нет, антиалкогольное зелье действовало исправно, вот только девушка, которую я старательно охмурял, уже надоела мне до чертиков. — А тебя несправедливо отсылают на задворки империи. Своих родичей Живетьева, поди, в столице оставляет.
Сказал я это зря, потому что Грабина моментально вспомнила, что она приглашала меня не просто так, а по делу, и, как она думала, незаметным движением сняла с меня блок на либидо.
Это было похоже на удар электрошокером, когда части тела, начинают действовать, обращая внимания только на дремучие инстинкты. Девушка напротив показалась ослепительно красивой и настолько желанной, что, если я прямо сейчас не удовлетворю желание, то…
«Снимай второй блок! — заорал Песец. — Быстро, пока есть возможность».
Не отрываясь от Грабиной, я автоматически снял блок-пиявку, после чего мне резко стало не до девушки. Потому что по жилам словно пронесся жидкий огонь. Больно было настолько, что я не удержался на ногах, упал на пол и заорал.
— Что с тобой? — испуганно спросила Грабина.
Я если и воспринимал что-то вне себя, то ответить пока не мог, хотя боль потихоньку уходила и приходило понимание, что Грабина — очень плохая целительница. Потому что хороший целитель первым делом произведет диагностику.
Вспомнила это и Грабина, поправив платье, произвела диагностику и заорала от ужаса уже сама, потому что обнаружила, что внезапно сняла не один блок, а два.
Такие сдвоенные вопли не могли остаться незамеченными, и к нам вломились сразу несколько студентов, снимающих здесь комнаты. Дверь при этом была вынесена напрочь, открыв картину: «Умирающий пациент и самоотверженная целительница».
«Что со мной?»
«Адаптируешься к силе. Я немного помогаю, но скачок слишком резкий, почти в три раза. Зато посторонние мысли ушли».
Похоже, такое развитие событий Песец запланировал сразу и решил мне не говорить, чтобы поведение было естественным.
— Что тут случилось? — спросил один из вломившихся.
— Все под контролем, — пискнула Грабина. — Я провожу необходимые реанимационные мероприятия.
Боль стала уже настолько терпимой, что я смог сесть и притянуть к себе рюкзак, из которого вытащил зелье регенерации. Сейчас оно мне точно не будет лишним.
«Я себе в магических структурах ничего не повредил?» — спросил я у Песца.
«Нет. И не повредишь, если не будешь что-то на пределе сил магичить в ближайшие две недели, а потом все в норму придет. Ну это если Живетьева опять на тебя Пиявку не влепит».
— Так что случилось-то? — продолжил настаивать вломившийся парень.
— Если б я знала… — картинно взмахнула руками Грабина. — Илья, ты как? Объяснить можешь?
— У меня как будто по сосудам расплавленный металл потек, — пояснил я. — Думал, вообще скончаюсь прямо тут.
— Вино, наверное, некачественное, — предположила Грабина.
Выглядела она абсолютно трезвой. Либо от стресса у нее резко усилился метаболизм, либо она тоже приняла что-то из алхимии, либо раньше пьяной просто притворялась, так что я не мог не порадоваться, что не успел добавить зелье Правды. А то начни она сейчас признаваться во всех грехах, потенциальных трупов стало бы больше на всех присутствующих в комнате.
— Думаешь фальсификат? — уточнил парень. — Где брал?
Поскольку обратился он ко мне, я назвал адрес.
— Да нет, они строго следят за качеством.
— Ой, я даже не знаю, что предположить, — всхлипнула Грабина. — Мы так хорошо сидели, слушали музыку…
— То-то у тебя помада по лицу размазана, — не удержалась Фурсова.
— Это я сейчас растерла, — нашлась Грабина, — когда пыталась Илью в чувство привести.
— В какое именно чувство? — ехидно поинтересовалась Фурсова, сообщая тем самым всем желающим, что они с Грабиной больше не подруги.
— Пойду я, пожалуй, — сказал я и с кряхтеньем поднялся с пола.
Чувствовал я себя если не столетним стариком, так очень близко к этому. Секс попробовать мне так и не удалось, и почему-то я об этом не жалел.