Зоя знала, чего он хочет. Знала с той минуты, как вышла на верхнюю площадку лестницы и уловила первоначальное потрясение на лице Марчмонта, до того как он успел его скрыть.
Лжец, лжец, лжец, думала она.
Люсьен обманывал на словах и прятал глаза, но его поцелуй не лгал. Он был пылким и страстным.
Не лгало и тело герцога. Зоя ощущала его жар и возбуждение своим бедром, пока сопротивлялась у него на коленях. Она всё ещё боролась с ним, хотя и знала, что ей никогда не освободиться. Она извивалась в больших руках, обтянутых перчатками, сжимающими её талию, потому что нуждалась в этом. Она сопротивлялась ради самого удовольствия, ради жара и бурных ощущений, проносившихся у неё в крови. Ради этого трепета. Ради возбуждения.
Её обучали быть уступчивой, но Марчмонту она не поддастся. Герцогу придётся признаться в своём желании и побороться за него.
Зоя отвернулась в сторону, разрывая поцелуй, и его руки крепче сжались у неё на талии. Она покрутилась туда-сюда, но он не отпускал.
Люсьен поцеловал её шею и плечо, сдвинул рукав платья губами и поцеловал обнажившееся место. Он поднял голову, и Зоя подумала, что он сдаётся, что его совесть или честь, или одна из других ужасных вещей одержали победу над ним, но Марчмонт глубоко вдохнул, и она поняла, что он упивается ею, так же, как и она им.
Чем дольше девушка сопротивлялась, тем теплее становилось внутри закрытой кареты. Краем глаза, пока она отказывалась уступить и пыталась отворачиваться, Зоя увидела, как его золотоволосая голова склонилась, и у неё прервалось дыхание, когда его губы прикоснулись к верхней части её груди. Обручи кринолина согнулись, зажатые между ними, и большая рука в перчатке скользнула к её колену.
Губы Люсьена были у неё на груди, его язык нырял под кружево, окаймлявшее вырез корсажа. Его волосы задевали её подбородок, и вокруг повсюду витал его запах, от которого не было спасения: чистоты и крахмала шейного платка, аромат мыла, и поверх всего запах его кожи, и в сочетании всех этих вещей – запах, которому в мире нет ничего подобного.
Это сочетание было роковым для неё, таким же неотвратимым как кисмет[11].
Зоя слегка повернулась к нему и ударила по плечам, в этот момент его ладонь поднялась выше, смыкаясь у неё на груди, и она тяжело задышала. Шок и удовольствие пронзили её, отозвавшись в местечке между ног.
Люсьен развернул её лицом к себе, и Зоя больше не могла заставить себя бить его по плечам. Её руки обвились вокруг его шеи, и когда он губами нашёл её губы, она возвратила поцелуй.
То был поцелуй, к которому она стремилась. То были ласки, которых она жаждала. То были жар и возбуждение, которые только он мог вызвать в ней.
Марчмонт на мгновение забылся с ней, подбросил вверх и закружил в воздухе, и она всем своим существом воспарила от счастья и триумфа.
О, и от любви.
Он снова поставил её на ноги, медленно, неохотно, и она, молча, уступила, поскольку выбора у неё не было.
Она не хотела, чтобы он ставил её на ноги.
Она хотела, чтобы он прижал её к стене и взял, здесь и сейчас.
Сейчас, за его спиной Зоя стаскивала перчатки, не беспокоясь о браслетах. Один из них упал, а второй остался на обнажённом запястье. Она скользнула голыми руками в волосы Люсьена и удерживала его, в то время как поцелуй переходил из жаждущего в страстный и мысли растворялись в ощущениях.
Девушка почувствовала, как Марчмонт шевельнулся, тоже стаскивая перчатки и не разрывая поцелуя, и на этот раз она изогнулась ему навстречу. Но им мешали обручи кринолина. Она потянула за край платья, но Люсьен оттолкнул её руку в сторону, и его голая рука оказалась на её колене, двигаясь вверх под сорочкой, скользнув по чулку к подвязке и выше, к коже. Стремительный наплыв удовольствия был так прекрасен, что Зое показалось, будто она проваливается на дно мира.
Ладонь Марчмонта поднялась выше.
– Без панталон, – произнёс он, и это больше походило на стон, чем на слова. – О, Зоя.
– Быть пристойной снаружи и порочной внутри, – прошептала она.
– О, Зоя.
Карета снова рванулась, и она едва не упала у него с колен, но рука герцога удержала её. А другая его рука по-прежнему находилась под Зоиными юбками, всё ещё на её коже, поднимаясь с мучительной медлительностью.
Она зарылась лицом в его шейный платок.
Люсьен обхватил ладонью её Дворец Удовольствия, и Зоя вскрикнула раз и затем другой, когда он прикоснулся к ней.
Ей хотелось кричать, «давай, давай».
Зоя была готова так, как никогда не представляла, что может быть готовой. Она потянулась вниз и положила руку на клапан бриджей Марчмонта, туда, где из-под ткани выпирало его мужское достоинство. Девушка нашла пуговицы и расстегнула их, быстро, нетерпеливо. Затем она нашла его мужскую гордость, и обхватила рукой орудие наслаждения. Совершенно не похоже на Карима.
– Зоя.
Она провела рукой сверху донизу по всей его длине.
Его член был очень большим, и горячим, и твёрдым.
Вряд ли он подойдёт ей по размеру.
Ей было безразлично. Они как-нибудь сделают так, чтобы он подошёл.
Зоя знала множество позиций, и она просто слегка развернулась, согнула колено, поставила согнутую ногу Люсьену на бедро, ступнёй на сиденье.
Рука Марчмонта покинула её тайное место, накрыла её руку, отталкивая от его жезла. Зоя качнулась на нём, так близко как могла, кожа к коже.
Тысячи дорог ведут к наслаждению. Это лишь одна из них.
– Ты, – хрипло произнёс герцог.
Она подняла отяжелевшие веки, чтобы встретиться с горящим взглядом зелёных глаз.
Она наклонилась и обвела язычком его губы.
Лизнула в подбородок.
Люсьен издал звук, в котором смешались смех и стон.
– Нам следует остановиться, – сказал он.
Зоя продолжала раскачиваться и прижиматься своим мягким сокровищем к его твёрдому члену. Она потерялась в наслаждении, в тёмном мире страсти. Она потерялась в его запахе и низком звуке голоса, такого мощного. Карета качалась под ними, и атласное платье шелестело по его бриджам. Это было безнравственно и прекрасно, и Зоя парила в жаркой темноте желания, прижимаясь к нему, кожа к коже, наслаждаясь им.
– Зоя.
Она подняла руки и стянула вниз лиф платья, сжав свои груди. С закрытыми глазами, она продолжала раскачиваться.
Марчмонт издавал звуки. Слова или рычание – Зоя не понимала. Она сходила с ума от любви и наслаждения, жара и прекрасной звериной страсти.
Герцог схватил её за талию:
– Ты должна…
И тут он издал горловой рык. Его рука оказалась между ними, в её чувствительном местечке, горячем и влажном. Затем Зоя почувствовала его, эту огромную горячую штуку, которая не подходила по размеру, и ей было всё равно.
Он толкнулся в неё, и её глаза широко раскрылись.
Он снова толкнулся, и её голова упала ему на плечо. Зоя закусила губу. Было больно.
Он снова толкнулся, и она проглотила крик разочарования. Это было очень неприятно.
И тут Зоя ощутила руку Люсьена, такую ласковую, в своем чувствительном месте, и что-то внутри уступило, и она снова ощутила его внутри, наполняющего её, и девушка прошептала с удивлением:
– О, это… Это очень приятно.
Марчмонт снова издал полу-смех, полу-стон.
Затем он задвигался, и она двигалась вместе с ним, раскачиваясь, как делала прежде, но на этот раз он был внутри. И на это раз наслаждение усилилось и взвилось в ней, как ракета. Всё выше, и выше оно поднималось. Пока не ударилось в небеса и не взорвалось, его остатки каскадом обрушились вниз, сквозь неё и сквозь него, искрами счастья растекаясь в темноте.
Безумие, безумие, безумие.
Люсьен крепко обнимал Зою, пока они приходили в себя.
Он крепко обнимал её, когда к нему вернулся здравый смысл, твердя «Безумие, безумие, безумие».
– О, Зоя, – сказал Марчмонт, когда снова обрёл голос.
– О, – сказала она нежно, – это было восхитительно. Теперь я понимаю, почему женщины заводят любовников. Было в высшей степени приятно – кроме болезненной части в середине. Но это из-за преграды моей девственности. До того и после того всё было очень хорошо.
Люсьен немного откинулся назад, чтобы посмотреть на Зою.
Она мечтательно глянула на него и немного качнулась, вперёд-назад.
Бесстыдное движение. Он бы уже привёл себя в чувство, если бы не оно.
А возможно и нет.
Зоя улыбалась своей улыбкой распутницы, груди вывалились из платья.
– Для тебя не существует запретов, не так ли? – спросил Марчмонт.
– Мой английский вернулся ко мне так быстро и легко, – сказала она. – Кажется, запретам требуется гораздо больше времени, чем три недели. У меня не было на них времени – я была так занята, упражняясь в приседании и в том, как пятясь выходить из комнаты, не наступив себе на шлейф или подол платья и не уронив веер.
Зоя погладила герцога по щеке.
Он повернул голову и поцеловал её ладонь. Она сохраняла запах их занятий любовью, и его разум снова помутился.
Думай об её отце, сказал себе герцог.
Это подействовало на его половые органы подобно ведру холодной воды.
Лексхэм, единственный человек на свете, за которого он бы отдал свою жизнь.
… чью младшую и самую любимую дочь Марчмонт только что обесчестил.
Люсьен взял её руку и поцеловал в ладонь. В это время его взгляд упал на окно.
– Будь оно проклято, – произнёс он.
– Что? – спросила она. – Что?
– Мы прибудем через минуту, – сказал герцог. – Нужно очень быстро привести в порядок нашу одежду. Остаётся молиться о том, что отблески солнца в окнах кареты не позволили никому увидеть, чем мы занимались.
Вторая карета тоже предназначалась для парадных выездов. Тяжёлый экипаж, старше и больше того, что привёз их сюда, он был построен как военный корабль и богато украшен снаружи. Он бы даже не покачнулся от того, что пассажиры не сидят спокойно на положенных местах.
Сторонний наблюдатель не смог бы догадаться о происходящем в карете. Окошки были маленькими, внутренняя часть экипажа оставалась тёмной. Однако двое лакеев, стоявших на запятках, могли услышать звуки и понять, что они обозначают.
Не важно.
Не имеет значения, что могли увидеть, услышать или предположить по поводу сделанного герцогом Марчмонтом. Он это сделал и хорошо знал, как следовало поступить дальше.
Люсьен пересадил Зою на её место, помог очиститься и привести в порядок одежду. Затем он занялся собой. В процессе обнаружилось несколько пятен крови на внутренней части застёжки его бриджей и немного на её нижних юбках.
Крови было совсем мало, и это открытие сняло часть груза с его души. Он не принёс ей столько боли, сколько представлял себе.
Ему вообще не следовало травмировать её.
Нужно было удовлетвориться, держа свой член подальше от того места, где ему быть не надлежало. Но нет. Он не мог довольствоваться одними только прикосновениями к ней, доставив ей наслаждение рукой и позволив ей усладить его своей ладонью, своей порочной грешной ладонью.
Не важно. Это произошло, и, по крайней мере, внешне, не осталось никаких улик.
Дело следовало уладить тихо.
Тихо, в том случае, если Зоя будет сотрудничать.
Марчмонт слишком хорошо знал её, чтобы на это рассчитывать.
Ему следовало быть осторожнее, подступаясь к ней. Он немного подумал, выбирая наилучший способ подачи. Затем обратился к ней:
– Зоя.
Девушка как раз придавала последние штрихи кружевам на вырезе платья.
– Тебе лучше поправить мне причёску, – сказала она. – Я не вижу, она держится прямо или нет.
Люсьен приладил на место её тиару. Смахнул с её волос и со своего камзола остатки перьев, выпавших из прически во время оргии.
– Зоя, – сказал он.
Она посмотрела на него и блаженно улыбнулась.
– Зоя, будешь ли ты очень возражать против того, чтобы стать герцогиней Марчмонт?
Её улыбка слегка погасла.
– Это из-за вот этого, – она указала рукой на живот. – Потому что я больше не девственна.
– Я знаю, что должен был себя контролировать, – проговорил Люсьен. – Я знаю, что ты хотела встретиться с другими мужчинами – но, даже если бы мы не делали того, что сделали… Зоя, я убеждён, что мне бы совсем не понравилось, если бы ты занималась этим с кем-то другим.
То было не самое блестящее высказывание из всех когда-либо им произнесённых, но в данный момент герцог чувствовал себя каким угодно, но только не хладнокровным и не собранным. Он слишком болезненно осознавал, что разрушил её шансы самой выбрать себе мужа. Он так же болезненно осознавал, что не оправдал доверия её отца. И в то же время он не жалел о случившемся, чистой правдой было то, что он не хотел, чтобы она выбрала себе в мужья другого мужчину.
– Собственник, – сказала Зоя.
– Да, – согласился Марчмонт.
Её лицо снова просветлело.
– Только сумасшедшая женщина не захочет быть герцогиней Марчмонт, – сказала она.
Не совсем такого ответа он ожидал – но чего он хотел?
– Означает ли это «да»?
Зоя кивнула, перья заколыхались.
Люсьен наклонился вперёд, чтобы поцеловать её.
Карета остановилась.
Он выглянул в окно и поспешно возвратился на своё место.
– Чёрт побери. Мы уже подъехали к твоему дому – и если говорить о сумасшедших, к двери ведёт дорожка чёрных перьев.
Зоя знала, что в книгах существуют девушки, отклоняющие финансово выгодные предложения, руководствуясь благородными принципами. Она знала, что есть выдуманные девушки, жертвующие всем во имя любви. Она знала с уверенностью, что совсем недавно решила, что из Марчмонта не получится хорошего мужа. Она всё ещё верила в это.
Герцог был человеком, который быстро терял интерес. Ему скоро станет скучно с женой. Он начнёт ей изменять, и каким бы осторожным он ни был, она всё равно узнает и ей будет больно.
В то же время Зоя знала, что наделала, и знала, что такие вещи приводят к появлению младенцев, и знала, что расставшись с девственностью, самым правильным будет выйти замуж за мужчину, которому она отдалась. Если она откажется, то не только опозорит своих родителей и – если родится ребёнок – будет подвергнута остракизму мира, в который она так стремилась попасть, но и упустит возможность стать одной из первых леди высшего света.
Зоя примерила ситуацию на себя. У неё, как и у многих других женщин, будет неверный муж, и ей просто придётся жить с этим, как живут другие женщины.
Хотя были и приятные компенсации. Марчмонт необыкновенно красив и невероятно богат, и она сполна насладилась, отдавая ему свою девственность – кроме момента, когда это собственно произошло.
Только ненормальная женщина отказала бы ему. Зоя была нецивилизованной, и к ней ещё не вернулись ограничения, но умалишённой она не была.
Она оставляла безумие за леди Софронией, пока получала удовольствие, осознавая, что скоро станет герцогиней, и они с Марчмонтом смогут больше заниматься тем, что делали в карете. И никто не сможет тогда возразить, совсем никто.
Зоя и Марчмонт нашли всех собравшимися в большой гостиной. Всех, включая леди Софронию, леди Эмму, родителей Зои, сестёр и братьев, и их супругов и супруг.
Должно быть, мама рассказала им об успехе Зои, поскольку зазвучал хор «отлично сделано» и «я знала, что ты сможешь» и всего прочего, когда она и Марчмонт вошли в комнату.
Леди Софрония скоро завладела вниманием аудитории и пустилась в подробное описание нарядов посетителей Малой приёмной. То был обыкновенный семейный гам, пока взгляд её лордства не наткнулся случайно на Марчмонта.
– Вы, сэр, – произнесла она. У неё был тот же повелительный голос, что и у Марчмонта. Шум в комнате затих.
Он оторвался от разговора с Самуэлем:
– Я, тётушка?
Она поманила его унизанной бриллиантами рукой. Марчмонт покинул Самуэля и приблизился к углу, где она восседала, рядом с ней была Эмма, выглядевшая утомлённой.
– Ты, – проговорила леди Софрония.
– Да, это я, – сказал он. – Ваш племянник Марчмонт.
– Я знаю, кто ты, – сказала она. – Ты тот, кто подстроил шутку со мной.
– Подстроил шутку, тётя?
– Не строй из себя невинную овечку. Ты намеренно подбил меня сесть в не ту карету. За всю мою жизнь я никогда так не удивлялась, как тогда, когда оказалась в Лексхэм-Хаус вместо дороги на Кенсингтон.
– Какой ужас, – сказал герцог.
– Ты разыграл меня.
Он сделал вид, будто глубоко задумался.
– Хм, – сказал он. – Ах, да, теперь вспоминаю. Я хотел кое-что сказать мисс Лексхэм. Наедине.
Он быстро глянул на Зою, и дьявольский огонёк загорелся в его зелёных глазах. Что немедленно вызвало в её мозгу живые картины того, что они делали в карете. Её бросило в жар.
– Поверить не могу, – заговорила Августа. – Это в высшей степени непристойно. Действительно, Зоя, тебе следует покраснеть. Поехать без сопровождения с джентльменом сразу после того, как мама представила тебя Королеве. Клянусь, ты как нарочно…
– Её Величество лично отметила Зою Октавию, – заявила леди Софрония командным голосом. – Это все заметили. Принцесса София – или то была принцесса Элизабет? Неважно. Одна из них отвела её в сторону на несколько слов. С ней говорил Принц-Регент. Не помню, чтобы что-то в этом роде случалось во время твоего представления ко двору, Августа Джейн.
Августа умолкла в замешательстве.
– Мы не будем спрашивать, что ты хотел сказать Зое Октавии, Люсьен, – продолжила леди Софрония. – Это частные дела, в которых лучше разбираются молодые люди, в них вовлечённые. Я сама была молодой до пятницы на прошлой неделе. – Она отвернулась от Марчмонта, чтобы обратиться к матери Зои: – Мы были не такими уж строгими в прошлом, не так ли, дорогая? Нудный король и двор, сводивший нас с ума скукой. Но мы занудами не были. Я всегда говорю, что нет ничего лучше мужчины в бриджах. Конечно, если у этого мужчины красивые ноги. Как видите, у Люсьена ноги его отца, моего покойного брата. Мои ноги, тоже, в своё время, были весьма примечательны. Мои лодыжки, как вам известно, вдохновляли на написание од.
Пожалуй, это будет интересно – быть герцогиней Марчмонт, подумала Зоя. Помимо всего прочего, она приобретёт несколько колоритных родственников.
Пока его тётя удерживала аудиторию зачарованной, или потерявшей дар речи, или страдающей головокружением, что могло быть правдой – Марчмонт по подходящему случаю медленно прошёл в сторону лорда Лексхэма и вполголоса сказал:
– Я хотел бы переговорить с Вами, сэр.
Брови Лексхэма поднялись.
Совесть Марчмонта подала свой назойливый голос, рисуя развратные картины того, что он проделывал с младшей дочерью этого джентльмена.
– Насчёт Зои, – добавил он.
Лексхэм посмотрел в сторону Зои. Она наблюдала за его тётей, на её лице играла слабая улыбка, вместо обычного для тётиного окружения выражения смущения, и\или замешательства, и\или ужаса.
Люсьену захотелось поцеловать уголки её губ там, где они слегка изгибались кверху.
– В мой кабинет, – проговорил Лексхэм и сам пошёл вперёд.
Марчмонт, войдя, закрыл за собой дверь.
– Я хочу жениться на Зое, – сказал он.
– В самом деле, хочешь? – удивился Лексхэм. Он зашёл за стол, на котором, как обычно, громоздились груды бумаг. – Что послужило причиной? Юбки кринолина? Перья?
Он подобрал лист бумаги, просмотрел его и вернул на место.
– Я не шучу, – сказал Марчмонт.
– Я и не думал, что ты шутишь. Но, знаешь ли, Зоя сделала тебе весьма привлекательное предложение несколько недель назад, как я помню, и ты его отклонил.
– По моим воспоминаниям, я тогда сказал, что испытываю сильное искушение принять его, но согласиться означало воспользоваться несправедливым преимуществом, – заметил Марчмонт. – Она тогда верила, что у неё нет другой альтернативы.
Сейчас у неё тоже нет ни одной.
– Я думал, моя дочь хочет встретиться с другими мужчинами, – сказал Лексхэм. – Я думал, это означает больше, чем двое молодых людей, которых она до этого в глаза не видела.
– Я обнаружил, что предпочитаю, чтобы она встретилась с другими мужчинами после того, как мы поженимся, – ответил Марчмонт.
– Обнаружил, в самом деле?
– Зоя мне это пояснила, – сказал Марчмонт.
– В карете, – уточнил Лексхэм. – Когда вы были вдвоём.
Чувство вины разъедало Марчмонта, подобно серной кислоте.
– Где я сделал Зое предложение, – ответил Марчмонт. – Вопреки утверждениям моей тёти…
Лексхэм поднял руку:
– Жена рассказала мне о том, что произошло. Леди Софрония видит мир по-своему. Остальные из нас должны влачить тяжёлое бремя сомнений и неуверенности, в то время как она всегда знает наверняка. Все мы знаем, как тяжело переубедить леди в случившемся недоразумении. Ты вряд ли мог заставлять общество ждать, пока ты совершаешь этот геркулесов труд. Ты бы скорее управился с чисткой Авгиевых конюшен.
– Я перед ней в долгу за эту особую галлюцинацию, – сказал Марчмонт. – Когда я оказался с Зоей наедине… Думаю, достаточно будет сказать следующее – я понял, что не хочу, чтобы она выходила замуж за кого-либо, кроме меня. Она согласилась. Всё, чего мы хотим – Вашего согласия.
Пауза затянулась. Лексхэм оставил место за столом и прошёл к камину. Он встал там, глядя на каминную решётку, как он часто делал во время размышлений.
После некоторого времени он посмотрел на Марчмонта:
– Я заметил, что ты не сказал, будто по уши влюблён в Зою.
Марчмонт обнаружил, что не в состоянии ответить, редкое для него состояние, хотя и неудивительное в данных обстоятельствах. Начиная этот день, последним, чего он мог ожидать, было стоять здесь, прося у Лексхэма руки его дочери – и всех остальных восхитительных частей её тела.
Герцог был по уши в вожделении, вне всяких сомнений. Он не имел ни малейшего представления, что подразумевалось под любовью в таких случаях. Он всегда полагал, что это эвфемизм для сильного влечения.
– Ты, также, не говоришь, что без неё твоя жизнь будет пустыней, – добавил Лексхэм через некоторое время. – Но ты бы такого и не сказал. – Он пожал плечами: – А я бы такого не сумел переварить. Нет, я полагаю, что не ожидал ничего подобного, хотя в то же время меня не удивляет этот поворот событий. Ты всегда умел с Зоей справляться, и я буду меньше беспокоиться, доверяя её тебе, чем кому-либо другому, о ком я мог бы подумать.
О, да, мне можно доверять. Дайте мне полчаса наедине в карете с Вашей дочерью, и с её целомудрием покончено.
Лексхэм кивнул, сам себе:
– К тому же, она станет герцогиней, и я не отличаюсь от любого другого отца в желании видеть своё дитя хорошо устроенной в жизни. Да, так тому и быть, так и быть.
Марчмонт выдохнул воздух, который даже не подозревал, что задерживал.
Лексхэм послал ему насмешливый взгляд:
– Ты думал, что я скажу «нет»?
– Зоя вернулась всего несколько недель тому назад, – сказал Марчмонт. – Я думал, Вы можете ответить мне, что я слишком нетерпелив – или Вы не готовы расстаться с ней.
– Я буду видеть её не меньше, чем теперь, – сказал Лексхэм. – Она живёт под моей крышей, но я едва бываю дома. А когда я дома, то обнаруживаю обычно всех моих дочерей. От них чертовски трудно отделаться. – И он рассмеялся: – Подойди, Марчмонт, дай мне руку.
Его бывший подопечный так и сделал, поблагодарив его.
– Какой приятный оказался день, – сказал Лексхэм. – Моей дочери улыбнулась королевская семья, и она заарканила самого завидного холостяка во всём Лондоне. Герцога, не меньше.
Он засмеялся:
– Я всегда говорил, что Зоя умная девочка. Что же, Марчмонт, у тебя есть моё благословение. Теперь позволь мне поговорить с ней.
Позже, той же ночью.
Зоя стояла у окна, глядя вниз, на сад. На этот раз она послушно надела ночную рубашку и тёплый халат, на котором настояла Джарвис.
– Мисс, надеюсь, Вы не думаете сейчас убежать, – сказала Джарвис, отворачивая простыни.
– Если и думала, то только, чтобы взять время подумать, – ответила Зоя. – Я едва могу поверить, что всё это случилось за один день. Голова идёт кругом.
Марчмонт у подножия лестницы… представление ко двору… Марчмонт её поднимает и кружит в воздухе… чудесное окончание её девственности… и как затем он сделал ей предложение, и сказанное ею «да», поскольку любой другой ответ был невозможен.
Зоя улыбнулась. Люсьену пришлось пережить несколько очень тревожных минут, пока она находилась с отцом в его кабинете.
Герцогу нечего было волноваться.
Да, она нецивилизованна, как говорил Марчмонт. Однако дурочкой Зоя не была. Она понимала, что не стоит рассказывать папе о том, что произошло, пока они возвращались из Королевского дворца.
Ей только пришлось уверить отца, что Марчмонт без труда сумел убедить её стать его герцогиней.
– Я никогда не чувствовала ни к одному мужчине того, что чувствую к нему, – сказала она, что было чистой правдой.
– Герцогиня Марчмонт, – проговорила Джарвис голосом, исполненным благоговейного трепета. – Я сама едва могу поверить.
– Я сама ещё не верю, – сказала Зоя. – Только подумать, какие у меня были шансы, с ними со всеми повсюду?
Шумное внимание к её приезду из дворца не могло сравниться с теми волнениями, разразившимися в тот вечер за семейным обедом в честь её дебюта. После подачи десерта отец объявил, что у него есть ещё один повод, чтобы порадовать всех. Это было единственное предупреждение, которым он ограничился, перед тем, как объявить об её помолвке с Марчмонтом.
– Это было забавно, – говорила Зоя. – Все так удивились. Ну, кроме Присциллы. Она была не так ошеломлена, как остальные. Но это удержало моих сестёр от шума по поводу нашей поездки вдвоём в закрытой карете. Они предположили, что герцог решил сделать предложение, поскольку был ослеплён моим пышным нарядом. Они не представляют, почему мужчина в своём уме женится на мне – и они могли видеть, что он не был пьяным, когда мы приехали в Лексхэм-Хаус. – Она рассмеялась: – Они думают, всё дело в платье – возможно, так и было.
Кажется, кринолин возбуждал его не меньше, чем её.
– Мисс, если бы его светлость не обручился с Вами, то была бы сотня других желающих, – преданно заметила Джарвис.
– Эта сотня меня не знает, – ответила Зоя. – Я знаю, что он будет нелёгким мужем, но и я буду нелёгкой женой. Всё же, мы достаточно хорошо понимаем друг друга… – Она вздохнула: – И я боюсь, что влюбилась в него.
– Нечего бояться, мисс. Я не сомневаюсь, что он Вас тоже любит. Или, по крайней мере, полюбит, когда узнает Вас лучше. Идите в постель, пожалуйста. Вам необходимо отдохнуть после такого дня. И мы будем очень заняты в следующие дни, складывая Ваши вещи и готовясь к переезду в Марчмонт-Хаус, – Джарвис покачала головой. – О, Боже, Боже мой, я едва могу в это поверить. Вернуться в тот дом – к тому мистеру Харрисону – и на этот раз Вы будете его госпожой. Хотелось бы знать, что творится у него в голове.
Зоя подошла к кровати:
– Ах, да, Харрисон. Я о нём забыла.
– А я не забыла, – сказала Джарвис. – Я рада, по меньшей мере, что не приду туда как обычная горничная. Как Вы говорили, я подчиняюсь только Вам – и мне не придётся иметь с ним никаких дел, кроме приёмов пищи. Не то чтобы я жалуюсь, мисс. Это завидное место работы! Личная камеристка герцогини Марчмонт. Кто бы мог подумать!
Она покачала удивлённо головой.
– Я думала только о Марчмонте, – сказала Зоя. – Я никогда не думала о доме, о том огромном безупречно чистом доме и обо всех слугах. Силы небесные. Я буду там хозяйкой. Вот это будет весело!
– Мисс, Вы говорили, что я могу высказывать своё мнение, и моё мнение – от мистера Харрисона будет мало веселья.
Зоя поглядела на неё:
– Ты же не боишься его?
– Да, мисс, опасаюсь, это так.
– Фи. Нечего бояться. Главный евнух Юсри-паши – вот кого следовало бояться. У меня ушли годы на то, чтобы понять его. А этот, который обладает всеми мужскими признаками… – Зоя умолкла. – Слуги в Англии сохраняют свои мужские части?
– Мисс, не думаю, что у нас разрешено делать евнухами, – ответила Джарвис.
Зоя взмахнула рукой:
– Тогда бояться нечего. Я знаю, как управлять хозяйством, и сумею справиться.