Не родись красивой…

Дедушка Леонтий

Дедушка Леонтий сидел на лавочке перед подъездом и смотрел на небо. О чём-то думал. И солнышку, наверно, радовался — оно такое тёплое, ласковое. Ещё миллионы лет сиять ему на синем небе и дарить людям вечную благодать. Всем людям — детям, старикам. И бабушка Марья радовалась бы сейчас солнцу, да нет её теперь, кончилась жизнь, завтра зароют в землю.

Всё это как-то мигом представилось мне, когда на лавочке увидела сухонькую фигуру седого дедушки Леонтия. Я видела его и у подъезда среди печальных людей. Я могла бы пройти сейчас мимо и ничего не сказать, но отчего-то показалось это неудобным. Я чуть наклонила голову:

— Здравствуйте, дедушка.

— Здравствуй, золотая, — ответил он и посмотрел на меня зрячим глазом.

Хороший человек дедушка Леонтий. Это он починил нашей соседке кран на кухне.

Теперь спешить было некуда, я вошла в подъезд и оглядела потолок. Чистенький. Приятно… Ну, а вдруг завтра опять? Они же не успокоятся. Им лишь бы напакостить. Знать бы точно — кто? Наверно, тут милиционер нужен с натренированной собакой. Она бы по следу нашла… Хотя вот дедушка Леонтий… если бы захотел… Вон его дверь с номером «41». Чуть приоткрыть дверь, самую малую щёлочку оставить — можно и увидеть.

Я снова вышла из подъезда и улыбнулась дедушке:

— Тоже на солнышке погреюсь. Не помешаю вам?

— Да с великим удовольствием. Буду рад.

Я присела на тёплую лавочку и решила честно объяснить, почему не поднялась на свой этаж, а вернулась сюда, на воздух.

— Дедушка, вы не заметили, что сегодня у нас снова побелили потолок?

— Как же, моя золотая, всё заметил.

— А что — всё? — с интересом и в то же время с беспокойством спросила я. Может быть, он и меня видел?

— Таинственные вещи творятся. Кто-то пакостит, а кто-то доброе дело делает.

— Но кто же пакостит?

— Вот этого не знаю. В жизни — всё тайна. А сама жизнь, по присловью, как арбуз — полоска тёмная, полоска светлая. Померла Марья Ивановна, царствие ей небесное, — полоса тёмная, а добрый человек нашёлся — полоска светлая.

— Значит, следующая — опять тёмная? — огорчилась я.

— Да вряд ли… — Дедушка поморщил сухие, как перезревшие стручки гороха, губы. По голосу я поняла: улыбнулся. — Вряд ли, — повторил он, — всё-таки пуганул я его.

— Кого?

— В том и дело — не знаю. В половине двенадцатого чайник на плиту поставил. Жду, когда закипит. И слышу: что-то будто как чиркнуло. Потом — снова. Глаз давно потерял, а слуха бог меня не лишил. Я — к двери. И запах почуял. Раньше-то курил, запахи не отличал. А бросил курить, как собака, теперь — носом чувствую. Палёной спичкой пахнет. Тут и догадался, цепочка на двери подвела. Звякнула не ко времени, тот, видать, услышал да из подъезда — шасть! Не разобрал, кто. Но роста вроде небольшого. Видно, мальчонка.

— А как был одет? — спросила я.

— Штаны, рубашка… Или куртка? Не приметил.

— Штаны не синие? Не джинсы?

— Ох, золотая, не скажу. Секундное дело — мелькнул, и нет его.

— Думаете, сегодня он не придёт?

— Вряд ли. Думаю, побоится, — сказал дедушка. — Не полный же дурак. Только вот если на спор затеял паскудство это или, к примеру, в карты проиграл, тогда другое дело. Тут, как говорится, никуда не денешься, сам себе не хозяин.

— А можно мне вечером прийти к вам? — спросила я. — Очень хочется узнать, кто это вредит. Вместе бы подежурили. Я книжку вам почитаю. Могу вымыть посуду.

— Нет-нет, золотая, в такое время малым деткам спать полагается. А посторожить и я могу. На цепочку закрываться не стану. Мне и самому дюже бы интересно паршивца застукать.

Ай да молодец дедушка! Ему бы ещё ружьё — всех бы злодеев в плен взял.

— Дедушка Леонтий, я в магазин собираюсь. Если что нужно, я вам куплю заодно. Вы скажите, я — мигом!

— Ишь, какая проворная! А я что? По зренью-то инвалид, но хожу, слава Богу, без палки.

— А мне это вообще! Раз, и сбегала! Хлеба принесу, молока — пожалуйста! Хоть два литра.

— Два-то зачем? Пакета хватит. Сварю рисовую кашу. С детских лет люблю её.

— Я могу вам сварить.

— Господи, — несердито вздохнул дедушка Леонтий. — Откуда взялась ты такая? Пожалуюсь мамке. Приглядывай, скажу, Зинаида, за дочкой. Влюбилась твоя Анютка в старого деда.

Мы вместе рассмеялись, и дедушка сказал:

— Раз вызвалась, пойду за деньгами. Пенсию инвалидам войны, спасибо, платят приличную.

Миг не мигом, а минут за пятнадцать управилась. Дедушка Леонтий всё так же сидел на лавочке. Уж он удивлялся! И головой покачивал, и разводил руками, а на хлеб и картонный пакет молока смотрел, как на царский подарок. Потом достал из кармана конвертик.

— А это подарок невесте: букашка-таракашка. Не открывай пока, дома посмотришь.

— Дядя Леонтий…

— Дядя? Спасибо. Значит, уже помолодел.

Я совсем смутилась:

— Мы же так не договаривались. Я что, разве из-за подарка?..

— Анюта, стариков надо уважать. А ты споришь.

Конечно, я не выдержала — в лифте посмотрела. Ого, букашка-таракашка! Это была стрекоза с золотистыми крыльями. А глаза на головке огромные, зелёные. Четыре ноги. И застёжка сзади.

Дома я приколола брошь на платье. Ну-у, все девчонки упадут! И красуля Юлечка, и Наташа с ямочками…

В зеркале я увидела своё весёлое лицо. Увидела и… тут же поразилась. Смеюсь, довольна, а бабушка Марья… Совсем забыла о ней. Разве так можно? Не права ли мама, может, и верно, что сердца у меня нет?..