Не родись красивой…

Четыре звонка

Я сегодня вконец издёргала Звонарёва. Только до обеда несколько раз звонила ему. Первый раз поблагодарила за солнышко. Глаза открыла — зайчик на стене сияет, прозрачный кулёк с зелёными листочками сияет. Скорей и побежала звонить.

— Это не мне спасибо, — скромно ответил Митя. — Это сам Господь Бог распорядился. Зачем, думает, Центральная Россия под облаками страдает? Надо их солнышком порадовать. Подул посильней ветром и все облака разогнал.

— Значит, ты, Митенька, Божий помощник. Лимон вместе со мной говорит тебе спасибо.

— Не поглядела сейчас на росток? Должен увеличиться.

— Погляжу. А как мой сапожок себя чувствует?

— Да вот всё думает, как бы твоему бедному пальчику помочь.

— Тогда ещё раз спасибо.

Зелёную телефонную трубку я даже погладила. Сколько приятного мне рассказала!

Но через час, после того, как сходила в магазин, занесла продукты дедушке Леонтию и немножко посидела у него, я быстренько поднялась к себе и снова позвонила «инженеру»:

— Митя, скорей вынимай клин. И погляди, сапог не порвался?

— Да почему? — встревожился тот.

— Потому что нельзя. Надо по-другому растягивать. Мокрой бумагой набить. И ещё стеариновой свечой на то место накапать. А ты скорей — чурку, клин! Сапог не испортился?

— Ничего с ним не сделалось, — обиженно сказал Митя. — Это откуда такая информация?

— Дедушка Леонтий сказал. Он всё знает.

— Так что, вынуть клин?

— Конечно.

— А сапог принести? Будешь дома?

— Так я же дома. Принеси!

Плохо разговаривала. Грубо. Чего накинулась? Будто он виноват. Я же сама вчера похвалила, сказала, что он гений.

Разумеется, ему было обидно. Даже в комнату не захотел пройти, когда я открыла дверь. Достал из сумки сапог. А следом молча протянул кулёк с белым редисом.

— Не сердись, — улыбнулась я виновато. А сапог и правда целый. Сейчас примерю. Я надела сапог и радостно сказала: — Ты волшебник! Пальцу такой кайф. Спасибо! А можно твою американскую редиску попробовать?

— Она мытая.

— Это верно, Анюта, пример, Баба Яга.

Я откусила хвостик и от удовольствия закатила глаза.

А он всё равно был грустный.

— Я пошёл. Отец просил заплатить за квартиру и телефон.

Когда за ним закрылась дверь, я вздохнула и для верности, по совету дедушки Леонтия, зажгла свечку. Кап, кап… Через минуту носок сапога покрылся белесой восковой корочкой. Вот и пион можно бы так. Хотя зачем? Правильно, что отстригла.

Намоченный ком газеты я затолкала в носок сапога.

Кажется, всё сделала. Теперь-то уж наверняка будет кайф. А на душе легче не стало. Это я, только я виновата. Когда же научусь перед тем, как что-то сделать, сначала хорошенько подумать? Уж сколько раз спотыкалась на этом.

Я посмотрела себе под ноги. И словно во искупление грехов, решила приняться за самую тяжёлую и нелюбимую работу — вымыть полы.

Долго возилась. Устала, вспотела. Потом с удовольствием стояла под тёплым, ласковым душем. И подобрела к себе. Босиком прошлась по чистому полу. За квартиру и телефон Митя давно уже заплатил. Я снова расчесала гребнем волосы и позвонила в третий раз:

— Митя, умник, отругай меня, дурочку. Правда, отругай. Это все ужасный характер мой виноват. Невыдержанная, злючка.

— Мне стыдно, честное слово, очень стыдно.

Я не играла. В моём голосе нельзя было не слышать искренности. Митя почувствовал это, похоже, даже испугался и, словно заикаясь, сказал:

— Анют, да я… нисколько… Это ты меня не ругай. В самом деле, ведь мог и порвать. Лопнул бы шов или кожа…

— Митя, во мне всё-всё намешано — и плохое, и хорошее. Знаешь, после смерти бабушки Марьи мне очень захотелось делать что-нибудь хорошее. С того дня каждое утро захожу в сорок первую квартиру, где живёт дедушка Леонтий. Покупаю ему в магазине продукты. Он теперь так улыбается, угощает меня чаем. Сегодня сказал, как надо растягивать тесную обувь. Мить, может, я не совсем уж плохая? Как ты считаешь?

Он не сразу нашёлся, что ответить. Потом сообразил и ужасным, скрипучим голосом прохрипел:

— Это верно, Анюта, ты плохая. Но бывают и похуже. Например, Баба-Яга.

Какой же умник Митя! Нам осталось только рассмеяться. А вскоре я вновь позвонила. Сказала взволнованно:

— Теперь послушай, что я придумала. Оказывается, совсем и не обязательно растягивать сапог.

— Как это? — спросил он. — Ведь говорила же, что не можешь ходить. Палец собиралась отрезать.

— Всё верно: не могла. Я не могла. А кому-то другому было бы как раз впору. Нам надо просто обменяться. Ты вот нашёл ботинки. Они Юрке подошли. Носит их. А тебе тоже чьи-то будут по ноге. Сечёшь? Улавливаешь идею?

— Анют, у меня в табеле только по физкультуре и естествознанию были пятёрки.

— Да очень просто. Пришпиливаю на нашем клёне объявление: меняю сапоги тридцать пятого размера, коричневые, с молниями, на размер тридцать шестой. А кому требуется что другое, тоже пишут объявления. Клён у нас будет одновременно как бы справочным и рекламным щитом. Теперь понял?

Тут Митя Звонарёв, к большому моему удовольствию, уже и секунды не сомневался — сказал, что идея моя замечательная.

— И простая, как всё гениальное, — философски добавил он.