Тео
Рассказал ей. Понятия не имею, откуда нашёл в себе силы говорить о своём проклятье, но приступ внезапно закончился. Меня перестало лихорадить, а чёрные узоры, успевшие добраться до рук, побледнели. Интересно, что будет, когда они полностью опутают тело. Умру или окончательно превращусь в отвратительное чудовище?
Аня смотрит на меня слишком непривычно, без гнева, и даже жалости во взгляде нет. Боги, как я благодарен ей за отсутствие этого паскудного чувства. Меня так часто жалели, что под конец решил сбежать подальше от людей. Повезло родиться странником, можно бывать там, где никто не знает о твоей трагедии, где для всех ты просто незнакомец без имени, лохматая чёрная псина или жмурящийся на солнце кот…
Вот только Аня заметила и псину, и кота, и даже незнакомцу доверилась. Странная, ужасно странная девушка, никогда не устану это повторять.
— Тео, я немного не поняла… У тебя умерла возлюбленная?
Её рука нервно сминает ворот платья, а грудь часто-часто вздымается от коротких вдохов. Переживает? Выглядит, словно вместо меня страдать собралась. Не нужно, Аня. Даже я уже не печалюсь.
— Можно и так сказать.
— Не понимаю. Если кто-то из запечатлённых погибает, второй тоже обречён?
— Обратная сторона идеальной любви, — развожу руками, не хочу пугать девушку, но импринтинг у перевёртышей скорее проклятье, нежели благо. Патологическая одержимость друг другом, сводящая с ума. Со стороны пары выглядят счастливыми, но я чувствую, что-то в этих союзах чертовски неправильно. Возможно, вселенная наказала меня за опасные мысли и забрала ту, что должна была стать моим персональным безумием.
— Как её звали? — спросила тихо-тихо, боясь потревожить меня.
— Не знаю, — отвечаю с лёгкой улыбкой, чтобы хоть немного увести свою протеже подальше от мрачных мыслей, которые сам же и навеял.
— Как это? Не знал имени возлюбленной?
— Нет. Мы никогда не встречались, — представляю, каким бредом всё это кажется Ане.
— Но?..
— Я просто проснулся однажды ночью с чудовищной болью в груди и понял, что Она умерла. Мне объяснили, что это особая форма запечатления, такое случается крайне редко, но иногда странник может ощутить свою половинку на расстоянии, и мы выбрали друг друга не видя. Обычно импринтинг не имеет ничего общего с магией. Это простая химия, поиск идеального партнёра для семьи.
— Как у животных…
— Именно, но мы люди, потому докручиваем это и называем любовью. У перевёртышей связь крепче, и без своего выбранного партнёра погибаем. Очевидно, это сделано, чтобы мы заботились друг о друге до последнего вздоха, как о самих себе…
— Странная получается любовь. Я буду беречь наречённого, чтобы не умереть самой? Разве, это настоящая любовь?
Мысли мои озвучивает. Я теми же вопросами задавался, и надо же было именно мне попасть под действие самой сильной формы запечатления, а потом потерять Её, и даже не узнать, ради чего всё это было.
— А я тебе сразу сказал.
Улыбнулась. Уже легче. Надо прекращать этот слезливый разговор.
— Тео!
— М?
— Обещай, что не умрёшь!
— Постараюсь продержаться до твоих выпускных экзаменов. У меня же задание!
Снова получил странный долгий взгляд в ответ, а затем Аня осторожно спросила:
— А я тоже могу так влюбиться в кого-то, не видя и не зная?
— Теоретически, да. Но это очень редкое явление.
— А как понять, что ты запечалился на расстоянии?
Прикрыл глаза, вспоминая то ускользающее, но такое прекрасное чувство.
— Это похоже на предутренний сон, Аня. Ты грезишь чем-то и сердце твоё рвётся остаться в этой приятной дрёме, но ты очень быстро просыпаешься в своей комнате и тщетно пытаешься ухватиться за остатки картинок. Они расползаются, теряются и ускользают навсегда. И тебе сладко и одновременно больно.
— Сон? Я могла видеть его во сне?
Её голос и сквозящая в нём надежда с размаху ударили меня в грудь. Я вспомнил себя и свои пробуждения, и ту же сводящую с ума надежду. Нет… Аня не могла!
— Что ты видела?
— Ничего, я просто спросила.
Взгляд прячет. Врёт! А я-то? Ревную, боюсь за неё, заочно ненавижу того мерзавца, что лепесток ей в волосы вплёл.
— Аня, правду!
— Я и говорю правду. Отпусти меня!
Только сейчас понял, что плечи ей до боли сжимаю, а на глазах у моей подопечной слёзы. Как испортить всё за несколько минут? Спросите меня как, и я научу. Рассказал душещипательную историю своей болезни, а теперь как придурок трясусь от ревности. С чего бы?
Разжал руки, Аня тут же спрыгнула на пол и рванула к двери. Но, сделав всего несколько шагов, зашипела и привалилась к стене.
— Чёртовы сандали!.. Как же я тебя ненавижу, Тео. Сложно было забрать мои кроссовки? И джинсы, а ещё трусы нормальные, и футболку… На ней котики…
— Которые котируются, ага, я помню. Дай, взгляну, что с ногами, — взял её на руки и усадил обратно, стараясь не смотреть в глаза, где не было злости, а только отчаяние, тоже слишком хорошо мне знакомое.
Аня
Они тут все из ума выжили? Умирать, потому что умирает твоя пара, что это за чудовищный закон природы? А если я действительно выберу не глядя какого-нибудь законченного экстремала, каждый день ходящего по лезвию ножа, и даже знать об этом не буду? Надо бежать из этого мира. Срочно отучиться, избавиться от опеки Тео, отыскать другого странника и попросить отвести домой, но для начала найти трусы, штаны и нормальную обувь…
Черноглазая морда тем временем осторожно ослабил застёжки на сандалиях и издал какой-то цокающий звук.
— Что там? — спросила своего наставника поневоле. Даже смотреть не хочу на ноги, уверена, там кровавое месиво.
— Надо промыть, — только и выдал извращенец и потащил меня к той самой маленькой двери.
За ней оказалась ещё одна жилая комната с кроватью, комодом и письменным столом.
— Ты знал, что тут вторая спальня?
— Конечно, знал. Я учился в этой академии. Ты реально подумала, что нас заставят делить одну кровать?
У него даже силы посмеиваться и издеваться находятся. Он точно смертельно болен?
Ещё одна дверь — ванная с туалетом. Тео усадил меня на широкую часть бортика и включил воду, долго настраивая температуру обычными вентилями. Оставшись доволен, снял лейку душа с держателя.
— Я сама могу.
Очередной многозначительный взгляд двух чёрных бездн. Любит он в гляделки играть.
Смирилась и позволила ему смыть с ног пыль и засохшую кровь от мозолей. И когда я так успела?
— Почему не говорила, что тебе больно? Глупая отважная мышка.
— А что бы ты изменил?
— Носил бы весь день на руках.
— Чтобы все в академии решили, что мы пара и спим в одной кровати.
— Они и так это подумают. Забыла, что у нас с тобой есть один меховой сводник? Он уже по кампусу скачет и слухи распускает.
— Всего лишь слухи?
Мы оба повернулись на дверь, где, скрестив маленькие лапки на груди, стоял Шорох.
— Если это слухи, то какого чёрта, на кровати лежат Анины трусы, а у тебя Тео расстёгнуты штаны и ремень?
Тео проигнорировал выпад своего друга, а вот меня бросило жар от одной только мысли, чем мы тут занимались несколько минут назад, и во что это могло вылиться. Неловкость момента зашкаливала, и мне безумно захотелось срочно забиться под плинтус, предварительно поцеловав своего извращенца и превратившись в таракана.
— Ты его просто поцеловать хочешь, Аня, а не для превращения в таракана. Да что с вами обоими нет так? Очень долго притираетесь.
— Он мысли читает, — теперь в этом точно нет сомнений. Если раньше я ещё принимала это за совпадение, то теперь уверена, Шорох мелкий телепат!
— Таракан? Что за желания такие у тебя? — хмыкнул Тео.
— Скажи, чтобы он перестал мне в голову лазить!
С тем, что оба засранца видели меня без одежды, я уже как-то примирилась, но мысли! Это уж слишком!
— Я бы и рад, Аня. Только ты орёшь так, что за несколько этажей слышно. Научи её закрываться от ментальных, Тео, а то ваша личная жизнь станет достоянием общественности и без моей помощи. Я тут не единственный, кто может в голову влезть.
— Сегодня же, — пообещала черноглаза морда и снова подхватила меня на руки. Я, не задумываясь, обняла его за шею, чтобы не свалиться, и очень расстроилась, когда очутилась на кровати. С удовольствием бы провела в тёплых объятьях ещё немного.
— Ей нравится, когда ты к ней прикасаешься, — выдала мои желания шиншилла, и Тео тут же наградил меня самодовольной улыбкой.
— Шорох!
— Думай тише, это важно! — наставлял Шор.
Как же бесит его назидательный тон!
— Боги, что у неё с ногами?
Тут и я не выдержала и посмотрела. Но лучше бы не делала этого. Мозоли были везде, где стоп касались ремешки, и повреждённую кожу ужасно щипало. Если ничего не предпринять, запросто могу получить заражение.
— Давай лечи её, умник!
Шорох прыгнул мне на колени и пристально уставился в лицо своими чёрными глазками. Это продолжалось уже большие минуты, но облегчения мои ноги не испытывали.
— Я не могу… — озадаченно изрекла Шиншилла.
— Что значит, не можешь? — Тео явно терял терпение.
— На неё поставили защиту от внушения, я никак не могу пробиться.
— Когда?! Мы глаз с неё не спускали, и ещё вчера она поддавалась внушению. Пробуй лучше.
— Тео, пожалуйста, успокойся. Я, правда, не могу ничего сделать. Это то же самое, что мешает тебя вылечить, а мне стать человеком.
О чём они говорят? Почему извращенец так нервничает, а Шорох смотрит на меня, словно прямо сейчас помру?
— В каком смысле то же самое? — потерянным голосом спросил мой куратор. Лучше бы злился, пугает меня до ужаса своим отчаянием.
— На ней блок схожей природы, что на тебе и мне. Тео нас троих проклял один и тот же человек, всё ещё считаешь это совпадением?
— Кто это сделал? — опять орёт псих. — Ты знаешь, по глазам вижу, знаешь его!
— Давай не сейчас, — Шорох многозначительно посмотрел на меня, но извращенец уже вышел из себяи разве что комнату не крушил.
— Кто нас проклял?!
Зажала уши, но поздно, аж зазвенело всё.
Шиншилла сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями, и пробормотала:
— Тео, это ты. Мы находимся под твоим проклятьем.
— Когда я мог проклясть Аню? Мы не встречались с ней, когда я заболел, — Тео старался не смотреть в мою сторону, словно боялся, что один его взгляд только усугубит всё ещё сильнее.
— Первый поцелуй вполне мог стать спусковым крючком. Я знаю, о чём говорю. Это ты сделал. Возможно, подсознательно не хотел видеть рядом с ней других мужчин, и теперь никто не сможет с ней поцеловаться или оказать ментальное влияние, — рассуждал Шорох.
Вот как? Меня, выходит, заклеймили, какая прелесть! Я-то ладно, а друга за что?
— Мне незачем это. Она мне не пара! — зарычала злая морда. — Я спать!
Тео рванул прочь из комнаты, оставив меня наедине с шиншиллой. Почему-то от последних слов стало особенно больно, настолько, что появившийся в горле ком разросся до совершенно необъятных размеров. Кажется, даже грызун его рассмотрел, и как-то понуро опустил голову.
— Извини его, он немного запутался. Тео не имел в виду то, что сказал. Ты нравишься ему.
— Мне всё равно, — соврала Шороху сдавленным голоском, а в ушах всё ещё звенело «Она мне не пара». — Ты, вроде, за расписанием ходил. Что у меня завтра?
— Возьми ручку и бумагу. Сейчас продиктую, я по памяти, а то сама понимаешь, у меня…
— Ага, лапки. И где я возьму письменные принадлежности?
А ещё одежду, обувь, учебники и терпение…
— В столе посмотри. Наш наниматель должен был всё устроить, — посоветовал Шор.
Я осторожно сползла на пол и, хромая, доковыляла до стола, стараясь ступать, как можно более осторожно больными ногами. Потянула один из ящичков. Ручки, карандаши, альбомы, тетради. Прямо первое сентября какое-то с кучей обновок. Вытащила чистый лист и устроилась на стуле.
— Диктуй.
— Основы безопасности в пресных водоёмах. Теория оборота: рыбы и земноводные. Физическая подготовка: плавание. Практикум по обороту в воде. Вроде несложно для первого дня, как считаешь? Всего четыре пары, — подбадривал Шорох.
Вот и всё. Меня завтра же исключат из академии. Физически ощущала, как у меня с лица схлынула кровь.
— Аня, всё в порядке? — обеспокоенно спросила шиншилла, когда под нажимом в моей руке сломался карандаш.
— Я плавать не умею. И вообще я воды боюсь.
*.*.*
Представляю, как Тео будет ржать над моей фобией, когда узнает. Шорох обещал придумать что-то вместе с извращенцем, а ещё принести антисептик. Он в который раз извинился и оставил меня на время одну. Сбежать всё равно не смогу, ноги ещё саднят, да и чтобы выбраться из квартирки нужно идти мимо чёрной морды.
Поплелась обратно в ванную. Со вчерашнего дня не мылась и, клянусь, если Тео ещё раз меня поцелует точно в свинью превращусь, так я себя и ощущаю. Список продуктов, которые извращенец употребляет, сократится на ещё одно наименование.
Вода… Воды из-под крана я не боюсь, она уже давно приручённый зверь, а вот река или озеро — совсем другое дело. Бабушка с детства не пускала меня к водоёмам, боялась, что со мной случится плохое, потому что именно так и погибли мои родители. Утонули. Её страх передался мне, и с тех пор я бросила любые попытки научиться плавать.
Вытерлась насухо и с тоской посмотрела на грязное платье. Безумно не хочу его надевать, а ещё трусы до сих в комнате моих похитителей. И как быть? Точно не пойду туда унижаться. Лучше без белья, чем попросить Тео вернуть пикантный предмет гардероба.
Забралась с ногами на кровать. Мозоли больше не кровоточили, но выглядели неважно. Тяжело вздохнув, натянула одеяло до самых бровей. Видимо, в нём и пойду на завтрашние занятия. А плавать голышом. Купальника-то у меня всё равно нет, вообще ничего нет, кроме новеньких тетрадей…
Сама не заметила, как заснула и открыла глаза уже на знакомой поляне. Она сильно изменилась с моего недавнего визита. Бутоны закрылись с наступлением сочных тёмно-синих сумерек, которые бывают только летом, а в воздухе отчётливо улавливался запах далёких костров, прелых трав и влажной земли. Сердце сдавила приятная сладкая грусть, вспомнилось детство и лето, казавшееся вечным.
Села в высокой траве. Даже в этом мире, ноги оказались не в лучшим состоянии, словно меня сюда выдернуло прям с кровати! Точно. Рядом лежало моё полотенце, и я быстро обмоталась им, пока юноша с серыми глазами не появился. Это же его мир?
— Привет, — раздалось за спиной.
Я точно видела его раньше. Всё как рассказывал Тео, щемящее чувство, прекрасного ускользающего сна. Кто же ты такой?
— Привет.
На нём была невесомая белая рубашка, излучающая мягкое свечение и такие же штаны. Ткань раздувало на ветру, и она шелестела, словно крылья мотылька.
— Тебя что-то тревожит, — он склонил голову набок и, не мигая, изучал меня, словно надеялся прочитать что-то на моём лице.
— Так заметно?
— Я бы предположил, что ты чего-то боишься.
— Завтра меня ждёт занятие по плаванию, а я…
— Не умеешь? — догадался парень-мотылёк.
Кивнула и тут же увидела перед собой протянутую ладонь.
— Пойдём, покажу тебе кое-что, — ухватилась за руку, старательно придерживая слишком короткое полотенце.
Незнакомец снисходительно улыбнулся, наблюдая за моими попытками прикрыться. В следующий раз обязательно оденусь перед сном! И причешусь!
Юноша не торопил меня, медленно вёл по темно-зелёному лугу, ласкавшему босые стопы, и напевал знакомый мотив, который мгновенно ускользал из моей памяти, но был таким пронзительным, что хотелось остановиться, прижать руку к груди и слушать его бесконечно.
— Пришли, — мотылёк указал на крохотный прудик, появившийся, словно из ниоткуда.
Его обрамлял мерно качающий бархатными початками рогоз и пучки пушистой травы.
Вцепилась обеими руками в юношу, оттаскивая его подальше от тёмного, затягивающего омута.
— Не надо!
Но он уже ступил на влажный берег, а крохотная накатившая волна намочила штанины, отчего белая ткань потемнела и стала тяжёлой.
— Если будет совсем страшно, я поцелую тебя, Аня.
— Но тогда я проснусь!
— А ты не хочешь? — спросил с неизменной полуулыбкой.
— Не хочу.
Прохладная вода коснулась ранок на коже, и я прикрыла глаза от удовольствия. Боль и жжение, наконец, проходили.
— Но мне всё равно придётся это сделать. Вода не страшная, Аня. Ничего не бойся.
Пруд внезапно разлился безбрежным морем, а я в ужасе наблюдала, как сначала мои ноги, а потом и всё тело скрылось в тёмной пучине. Отчаянно вставала на мысочки, чтобы не захлебнуться и цеплялась за плечи незнакомца.
— Мне страшно! Мне страшно!
— Я знаю, милая. Просто закрой глаза.
Очередной безвкусный поцелуй…
Снова лежала на своей постели. Ждала, что ноги начнёт жечь, но кто-то нежно ласкал их, растирая по коже что-то холодящее. Его пальцы невесомо касались ран, забирая боль, а он напевал мотив из моего сна. Но сейчас я расслышала слова, и от них мне хотелось заплакать в голос. Это была песня о любви, невозможной, приносящей страдания, мёртвой, и пел её Тео.
Ночной гость остановился и прекратил песню, а затем наклонился к моему уху. Старалась дышать ровнее, чтобы не выдать, что не сплю, а затем он прошептал чуть громче, чем мотыльки хлопают крылышками:
— Спаси его, Аня. Спаси того, кого по-настоящему любишь.
После этого Тео ушёл, тихонько прикрыв дверь и оставив после себя в комнате запах трав и повисшие в воздухе слова самой грустной на свете песни…
Мы не встретимся с тобой
В мире этом, в мире том.
Смерть костлявою рукой
Наградила вечным сном.
Я уснул, ты ожила.
Я очнулся, дремлешь ты.
В волосах моих зола,
В волосах твоих цветы.
На моей подушке одиноко тлел лепесток с призрачной поляны.