Не время для нежности

Глава 16 Васер Лау

Предложенный Выворотнем план он все же отринул. Решил поступить по-своему — навестить тюрьму. Даже если стражники и оповещены о готовящемся похищении, то не ждут прихода грабителя в свою обитель, где их кишмя кишит.

Затея была дурацкая, но иного пути вернуть утраченную жизнь Васер не видел.

Где-то неподалеку вентиляционная шахта соединила подземелье с поверхностью — щеки коснулось легкое дуновение ветерка. Приняв движение воздуха, как вознаграждение за все пережитые мучения, бывший Смотритель ипподрома остановился. Приподнял голову и закрыл глаза, ловя ноздрями благостные потоки: пахло прокаленным песком и жженым углем.

Во время блужданий он успел хорошо продрогнуть. Отсыревший плащ уже не спасал от холода, а лишь тянул к земле уставшие плечи. Больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться на одной из прокаленных улиц Сар-города. На душе потеплело немного, а настроение поднялось. Не достаточно, чтобы избавиться от хандры полностью, но хоть что-то…

Тоннель окончился пустотой.

Притушив свечу, Васер выглянул в поисках огонька от светильника, который могли бы нести воины городской стражи, но увидел лишь тьму. Истратив пол коробка размокших спичек, достал другой — посуше. С третьей попытки разжег огарок и, вознеся высоко над собой канделябр, шагнул наружу. Под ногами хрустнула истончившаяся от времени и гнили дверь. Зашуршала каменная крошка.

Зал был огромен; света не хватало, чтобы обозначить границы помещения. Потолок высотой в два человеческих роста подпирали толстые гранитные колонны. Меж ними Васер насчитал по десять шагов.

Карта, в юности составленная Виоликой, не врала: он шел сейчас под площадью, пролегшей между тюрьмой и жилыми домами, в которых проживали семьи охраняющих казематы стражников. В тюремщики в основном шли лишенные крова простолюдины, не желавшие селиться в пределах Черного города. И шли, надо сказать, охотно. Каждому поступившему на службу управа выделяла небольшой надел у городской стены — благо, пустующего жилья в этом квартале хватало.

Преодолев зал, он повернул направо. Еще с дюжину шагов и рука нащупала железный засов. Замерев на секунду — Васер вплотную приблизился к лабиринту переходов, соединяющих камеры, — сдвинул шершавую рукоять. Полоса металла вышла из петель легко, не издав ни звука.

Приоткрыл дверь и глянул внутрь — опасливо, ожидая бесцеремонного удара. Но удача оказалась на его стороне, за порогом его встретила пустота. С потолка свисали пыльные, длиной практически до пола, лохмотья. Этим коридором продолжительное время никто не пользовался.

Выдохнув — сердце продолжало бешено колотиться, Васер вошел внутрь.

Далее стало немного тяжелее: он ставил канделябр на пол и шел счищать со стен паутину, чтобы невзначай не подпалить ее и не вызвать пожар. Потом возвращался за светом, проделывал обратный путь, и все повторялось заново.

Очень скоро он взмок пуще прежнего, испачкался в пыли и саже с ног до головы и напоминал теперь, наверное, привидение — осколок души несправедливо приговоренного к смерти человека. Не хватало только цепей, которыми можно было бы пошуметь ради создания соответствующего антуража. На язык просилась шутка о том, что при встрече со стражей ему не понадобится оружие — не все служивые отличались здравым рассудком.

Горько ухмыльнувшись, он повернул, огибая угол. Сделал несколько шагов и понял, что находится недалеко от выхода из тоннеля. Края его отчетливо проступали сквозь плотные, подсвеченные снаружи газовыми светильниками, ряды паутины. Она дрожала от малейшего дуновения ветерка.

На выходе двери не оказалось. За пять шагов от проема сиротливо висели тяжелые петли. Он ощупал их — вполне исправные. Кто-то позаботился, подготовив путь для побега?

Не исключено, что сам Лориани к этому руку и приложил. Его работа опасна. Течения в Ратуше прихотливы и извилисты, легко повернут вспять. И старые друзья среди высших чинов Сар-города, как бы невзначай, могут оказаться врагами. А там и до темницы недалеко. Вот и готовился старый интриган к худшему сценарию заранее, не дожидаясь когда кот за седалище цапнет.

Это облегчало задачу — не нужно скрипеть и шуршать, как придет время выскакивать из укрытия, словно червь пустынный из песка. И затрудняло ее: хоть Васер этого и не видел, но внутренний счет времени подсказывал — день снаружи стремился к закату. А значит, вскоре у стражи будет пересменок, по коридорам потянутся толпы солдат. И только чудо отвернет их от возможности заглянуть в заросший паутиной ход.

Впрочем, что-то же помешало им сделать это раньше? Быть может, и сейчас не решатся проверить ответвление. Суеверных и, в общем, недалеких людей среди тюремщиков имелось в избытке.

Этот ход наверняка не единственный. Как указывала карта Виолики, две дюжины его близнецов врезались в подвалы казенного дома. Вряд ли они станут проверять каждый просто так, от нечего делать. Тем более известно, что все они надежно перекрыты тяжелыми дверьми — опасности с их стороны ждать не приходилось. Кроме того тоннеля которым пришел Васер.

Но кто о том знал?

Подумав, Васер не стал срывать паутину, вернулся за угол и притушил свечу. Ему крупно повезло, что не вывалился случайно под ноги стражников, а то объясняйся сейчас, как и для чего внутрь пробрался. Делай хорошую мину при плохой игре.

Бросив бурдюк на пол, Васер сел на него, облокотился на стену и прикрыл глаза. Хотелось пить, но он так и не сумел его наполнить, по дороге не встретилось ни единого чахлого ручейка.

Сейчас он мог только ждать, когда конвой поведет преступника к месту казни. Случится это только утром. Освободившееся время следовало потратить с умом, отдохнуть малость, да набраться сил.

Задуманное им остро пахло авантюрой, опасностью. Однако иного выхода завоевать расположение Выворотня Васер Лау не видел. Его манила прежняя жизнь. Помнилось желание поскорее убраться за Границу, в Аданай, где мечтал провести остаток дней вместе с Роксаной. То желание, которое, скорее всего, так и останется недоступной теперь мечтой.

До боли сжав кулаки, он почувствовал, как обломанные неровные ногти впиваются в кожу.

Закрадывались иногда мыслишки — а не плюнуть ли на все?

Зачем? Зачем ему нужно вновь подставлять голову в угоду карлику, наживающемуся на чужом горе? Все равно — выполни он задание как надо, прежнего уважения высокочтимого общества не добиться, хоть в лепешку ты расшибись.

А завали он порученное дело…

Не думал Васер, что слова Выворотня о вечном изгнании и слежке правдивы. Из города его не выпустят, это факт. Но можно залечь на дно. Вспомнить юность и пошататься по низам, попробовать зажить обычной честной жизнью рабочего человека. Виолика же как-то существует?!

Ну да. Именно, что — существует. Жизнью это не назвать.

Нелегко будет поначалу. Можно пристроиться чернорабочим на вокзал, или подмастерьем в кузнечном квартале: работа там вредная и тяжелая, желающих попортить собственное здоровье за гроши не так уж и много — охотно возьмут. Да только сразу же прогонят, как только дойдет слух о его злоключениях. И какого же будет ему — вставать рано утром, пахать смену от звонка до звонка, и видеть при этом, как жируют прежние знакомые. В таком случае, не захочется ли ему самому наложить на себя руки?

Васер нашарил в кармане жухлое яблоко. Надкусив — от кислоты челюсть свело судорогой, — он замер. Хруст получился слишком громким, случайный прохожий в коридоре вполне мог услышать подозрительный звук и пойти на разведку. Ругая себя за беспечность и приготовившись бежать, он долго ждал из-за поворота отсвета керосиновой лампы, лязганья оружия и топота сапог. Но было тихо, и Васер расслабился.

Стал есть яблоко малыми порциями — откусывая понемногу и глотая практически не жуя. Закончив с ним, коснулся вяленого мяса. В мозгу боролись две мысли: после съеденного пить захочется еще больше, но если не протолкнуть в пищевод съестное, у него не останется сил на работу, которую подкинул Выворотень. Вытащил кусок и с наслаждением оторвал сухие соленые волокна зубами.

Еще он вспоминал о Роксане. Было очень обидно, что девушка так быстро повернулась к нему спиной. При этой мысли перед глазами встал обвод ее фигуры, какой он видел ее, когда возлежал на набитой пухом перине. Она была без одежд, по бархатной смуглой коже скользили пятна лунного света: они отражались от волнистого стекла окон и прыгали по комнате подобно светлякам.

Он не гнобил ее, не перетруждал работой — так за что же девушка так поступила с ним? Буквально подобрал на улице, и этим она ответила? Неужто, ее благосклонность была всего лишь притворством, ловкой игрой?

Васер с остервенением рвал зубами черствое мясо. Он не собирался сдаваться и умирать. Когда-нибудь, пусть даже произойдет это нескоро, они встретятся. Родители сказали, Роксана уехала, но Разделенный мир не так уж и велик. Рано или поздно, дороги их пересекутся, и вот тогда он расскажет ей, что ему пришлось пережить, и где на самом деле должна находиться эта никчемная с…

Из коридора донеслась быстрая речь, по подернутым паутиной стенам пронеслось облако направленного света, застучали в отдалении две пары сапог. Приблизились.

— Чего замер, как истукан?.. Рядовой?! — сказали из-за угла, отчетливо и слегка удивленно.

— Ха! Да, поди, привидение увидал!.. В последнее время к нам всех берут, и без особого разбора. У меня во взводе, лично, — больше половины с ближайших деревень. Все сплошь суеверные… — вторили ему. — Рядовой! Что нужно сделать, когда старший по званию обращается?

Послышались стук каблуков, и лязганье вернувшейся в ножны стали.

— Как не знать, господин лейтенант! Зря в учебке натаскивали, что ль? — ответил третий голос, почти у самого входа в заросший паутиной тоннель. Был он значительно моложе первых двух. — Да только…

— Что — только-то? Уставом пренебрегаешь — а это не шутка… Хошь, палок с десяток прикажу всыпать? Средство наилучшее, проверенное…

— Господин лейтенант, разрешите доложить! — начал молодой по уставу.

— Докладывай, чего уж там… — разрешил первый. — Толчемся на месте, почем зря. Давно уж к женам да к дитям топать надо. Разевай рот поскорее и проваливай.

— Нес я ключи, значит, на вахту. Человечка сопровождал в камеру, с допросной. А тут хруст — отсюдова, значит…

— Ну-ну, — подбодрил его первый.

— Продолжай, как можешь, — сдался второй. — Не задерживай капитана…

— Встал, значит, огонь притушил. Дай, думаю, поймаю мерзкую тварь…

— Смелый?! — спросил первый. — Хорошо. Такие ребята нам очень нужны… Так и что — дело чем кончилось.

— Да ни чем, пожалуй, — сказал извиняющимся тоном рядовой. — Не вышел никто из тоннеля, а потом и вы появились.

— Внутрь полезть — забоялся? — с нажимом спросил второй.

В ответ обиженно засопели. Вместо рядового, сказал капитан:

— Нам нужны смелые и осторожные ребята, — слово «осторожные» он выделил особо, — такие, как правило, дольше живут… Лейтенант, дай-ка мне это.

Наступила тишина, прерываемая шорохом ремней и звоном застежек.

— Чтоб тебя… — ругнулся сквозь зубы лейтенант.

В воздухе резко свистнуло, прорвав паутину. Нечто округло мягкое пролетело и влепилось в стену по соседству с Васером. Непроизвольно отпрянув в сторону, он уронил канделябр. Каким-то чудом подхватил у самого пола.

— Ждем, — деловито сказал капитан. — Если тварь там пряталась, обязательно наружу прыгнет.

Васер прижался к камню, больше всего в этот момент желая стать с ним единым целым. Разлапистую железку с потухшей свечой он крепко сжимал в руке, занесенной для удара, который должен был стать для него последним. Второй ему совершить не дадут — проткнут насквозь.

Бежать сейчас не имело смысла — услышат, поймут, что шаги человеческие и бросятся в погоню. Потому стоял и ждал дальнейших действий тюремщиков.

После пяти томительных минут ожидания, донесся облегченный вздох лейтенанта:

— Ну вот, кхе-кхе, — прокашлял он. — Приснилось тебе, рядовой. Дома совсем не отдыхаешь? Так супруге, скажи, чтобы пару ночей тебе выходных дала, кхе-кхе.

— Да говорю же я — был шорох! На слух никогда не жаловался.

— Был, да сплыл, — сказал лейтенант. — В наших казематах многое примерещиться может. Если что, приходи, палок всыплю — вмиг отпустит.

— Пошли уж, каша стынет, — сказал капитан. — Все бы тебе палками махать, лейтенант… Так у нас подчиненных не останется — на болота сбегут. И правы будут…

— А что я. Учить надобно… И как без палок-то? Дисциплина на службе — дело первое…

Голоса удалялись, пока не затихли совсем. Примерно с час Васер стоял, ожидая появления рядового. С него станется — наплюет на приказ и продолжит караулить у ответвления. Чувствуя онемение в ногах, он осторожно отлепился от стены и сел на прежнее место. Очень хотелось понять, чем запустили во тьму тоннеля служивые, но проверить это он пока боялся. Еще через два часа, чувствуя, что теряет контроль над телом и руки начинает сводить судорогой, Васер лег и стал ползком подбираться к месту падения округлого предмета.

Слух его обострился: казалось, он слышит, как дует ветерок, треплющий рваные края дыры в паутине; чувствует, как скребет по стене лапками паук. Но осторожное дыхание рядового, как Васер ни старался, заметить не смог. Прошитая тысячами острейших игл рука наконец-то коснулась холодного, словно надутого, пузыря из кожи.

Подхватив добычу, Васер вернулся на место.

Бурдюк! Пусть и на половину пустой, он здорово поднял ему настроение. Не веря собственному счастью, Васер зубами выдрал пробку из горлышка. Принюхался и опрокинул в рот. Дрянное разбавленное вино обожгло гортань, он чуть не подавился, закашлялся. С трудом оторвался и сдавленно заперхал, ожидая, что на странный звук тут же прибежит поджидающий в засаде молодой надзиратель.

Но все обошлось, никто его не услышал. На всякий случай, он отошел от угла подальше и стал насыщаться объедками с жертвенного алтаря, запивая все небольшими порциями кислого, начавшего бродить, вина.

Иногда из коридора доносились шаркающие шаги и разговоры. Мелькали пятна света, которые останавливались у входа в боковой тоннель: всех интересовала дыра, проделанная в паутине. Вероятно, весть о случившемся разнеслась среди надзирателей быстро — о чем еще толковать в сырых застенках… Потому, никто к Васеру и не сунулся. Проходили мимо, иногда отпуская грубые шутки по поводу незадачливого рядового, который должен теперь купить лейтенанту новый бурдюк с лучшим вином во всей округе.

Васер не обратил внимания, как медленно, на кошачьих лапах, подкралась к нему дремота. Почувствовав идущее изнутри тепло, он устроился удобнее. Дал себе обещание быть настороже и проснуться далеко до восхода солнца, а после провалился в глубокий сон. В нем его встретила бескрайняя бездонная пустота, и он являлся единственным ее властелином.

Было легко и покойно…

В реальность его вывели возгласы, доносившиеся будто бы через плотную перину. Встрепенувшись, Васер нащупал заменивший ему настоящее оружие канделябр, разлепил тяжелые веки. Суета в коридоре и обилие огней говорили о том, что он проспал всю ночь, бесславно пропустив подготовительный этап церемонии.

Не опасаясь быть услышанным — шумели там достаточно сильно, он подошел к углу и выглянул одним глазом наружу. Второй стал подживать еще вечером, к нему вернулась способность видеть. Тело вообще, будто бы наполнилось силой. Вчерашнее вино, за которое вынужден был расплачиваться приснопамятный рядовой, пришлось как нельзя кстати.

В коридоре с десяток солдат тащили по земляному полу барахтающийся шерстяной мешок.

— Ай, — вскрикнул один и от души саданул по нему сапогом. — Кусаться вздумал, сволочь этакая.

Ударил еще и еще.

— Ты это, потише бы… — бросили ему. — Калека далеко не уйдет, а ему еще через весь город по жаре лютой тащиться.

— А где выходить-то собрались? — спросил тот, что недавно оббивал сапоги о пленника.

— Сейчас посмотрю, — ответил другой, деловито вынимая из-за пазухи укутанную в тряпицу дощечку. Развернул — на ней было что-то начертано мелом. — В Багряном переулке, не иначе.

— Так это же от площади недалеко, по прямой три квартала всего — доползет, как миленький, — укушенный пнул пленника еще раз и тот, вскрикнув жалобно, затих.

— Не доползет — вкруговую сам потащишь. На собственном горбу, — сказали с угрозой. — …Притих, однако. Не окочурился бы… Проверь, как он там, да молись, чтобы жив остался…

— Больно надо мне за него молитвы чи… — Солдат нагнулся, чтобы отдернуть тряпье с лица смертника, но сейчас же отпрянул, визжа. Присел на корточки, сложив ладони в паху. — Вот же ж, червь поганый! — успел сказать он, а потом заскулил тихонько.

Узника попытались протянуть по спине дубиной, но тот ловко отполз в сторону, как бы невзначай. Удар пришелся в пустое место. Замахнулись еще.

— Хватит, — остановил распалившегося стражника старший. — Грегор сам напросился. Лучше глянь, как тот себя чувствует — что-то долго сидит.

Помянув демонов Железного леса, солдат убрал дубину за пояс, обратился к товарищу, который и не думал подниматься на ноги. Все сидел с белым от ужаса лицом, издавая при этом лишь нечленораздельные звуки.

Тем временем, пленник поднялся на ноги. Слегка покачиваясь из стороны в сторону, он принялся отряхивать с себя пыль.

Васер видел, что на самом деле тот не собирается прийти на площадь Просвещения чистым. Да он вообще не собирался никуда идти! Стрелял из-под капюшона черными злыми глазками, и все искал лазейку, с помощью которой смог бы увильнуть от наказания.

«Ай, да смертник, — думал Васер. — Ай, да висельник…» Такой, прежде чем сам отправится на тот свет, вперед себя много кого туда отправить сможет.

Совершенно неожиданно Васер Лау обнаружил на себе взгляд его холодных глаз. Колкий, изучающий. Отвернулся. Попытался вновь поймать, но узник, словно потеряв интерес, крутился по сторонам. Возможно, для того, чтобы случайно не выдать пришельца конвою.

— Воды, — проговорил он хрипло.

Помедлив, будто прикидывая — не отказать ли в просьбе, старший из стражников протянул ему кружку, из которой сам недавно пил. Жадно глотая воду, висельник бросил красноречивый взгляд в сторону прячущегося в тени бокового тоннеля человека. Будто говорил: «Что встал, как вкопанный? Упустил время, рохля! А теперь давай-ка подумай, как вызволять будешь!» Васер обернулся на всякий случай — а вдруг не ему адресовался взгляд этих черных жестких, и даже — жестоких, глаз?

Нет, позади никого не оказалось. Узник смотрел сейчас на Васера и безмолвно разговаривал — с ним же!

Васер не понимал, что ему требуется сделать. Он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил, чего, как думалось, катастрофически не хватало вчера. Но вот он стоял у порога — хватай и беги! — и не знал, с чего начать.

И тут висельник решил ему помочь: вернул кружку, повел плечами, кряхтя, как старый дед.

— Все бока отбили, изверги, — пожаловался он. — Не дойду…

— Найдем управу, можешь не беспокоиться, — сухо сказал старший. — Волоком дотащим, если прижмет.

— Оно вам надо? — возразил висельник. Пожаловался: — Ноги совсем не слушаются …ватные стали. Размяться бы…

Старший, прикидывая что-то в уме, замолчал на мгновение. Потом промолвил:

— Прогуляйте его до того угла. Время терпит, пусть кости развеет маленько. Не звери же, в самом деле… И в сортир сводить не забудьте — того и гляди, в пути опростается. Самим по жаре в дурмане чапать…

К висельнику немедленно подбежали двое, связали руки впереди жгутом. Приготовив дубины, толкнули в указанном направлении.

«Сейчас?» — подумал Васер, когда конвой приблизился к ответвлению, в котором он устроил засаду. Все в нем сжалось в это момент.

«Еще не время» — едва заметно мотнул головой узник, словно почувствовал немой вопрос.

Они прошли мимо и долго не появлялись. Васер успел заскучать, напряжение изматывало его. Сидевший на корточках стражник уже опустился на колени. На лицах товарищей отразилось беспокойство. Они тормошили его за плечи, но это не помогало — силен был удар висельника. Будто изможденный жаждой и голодом человек знал искусство похожее на то, которое годами изучают названные сестры Чулушты.

Но где бы тот смог выучить его? К тайному знанию мужчин не подпускают, доверяя лишь истинным дочерям Тысячеглавой. Они проходят суровый отбор.

В отдалении, справа, зашаркали ногами по земле. Послышалось нарочито громкое:

— Спасибо, ребята, кх-кх… Век помнить буду за доброту, за ласку — дольше всех проживете.

— Топай молча. Силы береги — они тебе понадобятся.

— А вам — нет?.. А ему? — донеслось хриплое, совсем уже рядом. — Эй, Грэг! Как ощущения? — добавил непонятно: — Жить хочешь?!

Грегор на коленях невразумительно булькнул и стал заваливаться на бок. Кажется, изо рта пошла грязно белая пена.

— Чтоб тебя… Эй, держи его!

— Держи!! — это прокричал один из стражников, ведущих висельника с уборной.

Справа раздался хруст, и что-то тяжелое загремело по стене. Вперед, ровняя грязь сырого пола, покатилась деревянная дубинка. Потом был шлепок — к дубинке, грузно упав плашмя, присоединился второй детина. Краткого мига хватило разглядеть, что падал он, уже не приходя в сознание.

Васер в ужасе забился вглубь прохода — он не рассчитывал на такой вариант развития событий. Еще надеялся увести пленника в тишине. Но чтобы вот так — со скорым отбытием в мир иной представителя закона?! О том не могло идти и речи.

Сомнений в том, что Грегори скоропостижно загнется, у бывшего Смотрителя ипподрома не возникало. Потом поймают, навесят это убийство… И пойдет он на виселицу соучастником. Как миленький пойдет.

В тоннель ворвалась черная клякса. Срывая многослойную паутину, рыча, она приблизилась к Васеру. Из-под толстой шерстяной материи, от которой шибало в нос гнильем и потом, сверкнули злые глаза:

— Не стой, дурак! Веди!!! — прохрипела, задыхаясь, клякса.

Крепкая костлявая рука толкнула его в темноту, прочь от выхода.

Пришлось повиноваться. Как в старой крипте Храма, Васер побежал не разбирая дороги. Словно гналась за ним орда ополоумевших чудовищ. В суматохе он выпустил из рук канделябр и, путаясь в нем ногами, чуть не загремел на пол. Оскальзываясь на ровном месте, обдирая руки об острый камень, он на ощупь выбирал путь во мгле. Вот! Нащупал знакомые петли — до заветной двери оставалось немного.

А позади него — совсем близко, в десятке шагов — орали страшно; совсем рядом пихались, ругались и подгоняли его. За спиной в отдалении маячил двоящийся, с желта, круг света, и отражался эхом топот дюжины подкованных сапог.

Вот она дверь — защита! Под ногти впились острые щепки, Васер чуть не возопил — то ли от радости, то ли от шока. Толкнул плечом дверное полотно и вывалился наружу, в зал сотнями гранитных колонн. За ним выкатилась бесплотная тень, темнее окружившей тьмы.

Глянув на прыгающий свет в коридоре, она небрежно прикрыла тяжелую створку.

Щелкнул засов. Стало еще темнее и заметно тише.