Не время для нежности

Глава 8 Васер Лау

Покинув владение Хозяина подворотен, Лау первым делом наведался домой. От одежды несло плесенью и потом, которым он не раз покрывался в сыром подвале, с замиранием сердца ожидая расплаты за содеянное.

Перед аудиенцией с Выворотнем он успел основательно прожариться на солнышке — думал, сдохнет раньше, чем до него соизволят снизойти — но так и не сумел полностью избавиться от смрада подземелья. Значительно потерял в нюхе — в носу застыла кровяная корка, и зрении — глаз по-прежнему отказывался нормально видеть, окрашивая предметы в желтые и багряные тона.

Об извозчике, которому нужно отдать хотя бы медяк государева чеканного двора, речи не шло. Потому добирался до родного порога пешим ходом. Побитый и грязный, как дворовый кот, он вызывал отвращение и страх у встречавшихся на пути редких прохожих, что было до обидного непривычно. В другой жизни, казавшейся теперь лишь сладким сном, все происходило в точности до-наоборот. Это он свысока смотрел на округу и старался держаться подальше от подозрительного вида пройдох — мало ли какую от них можно подцепить заразу.

Дыша ртом и обжигая гортань сухим раскаленным воздухом, без стука ввалился в калитку. Дверь оказалась не заперта. Во дворе его встретили разор и запустение: арочные окна на обоих этажах оказались выбиты, по земле в беспорядке разбросали тряпье, бумаги и книги. Горки битой посуды соседствовали с картинами, по которым не один раз прошлись ногами. Даже кадки с пальмами, которые только-только прижились, и те разбили на черепки, а корни очистили от грунта.

Тайник, в котором он держал скопленные не переезд в Аданай средства, искали основательно. Проверяли в самых неожиданных местах. Не гнушаясь ни чем. Даже сортир был перевернут и разобран частично. В выгребную яму, кажется, подкинули дрожжей — такое от нее разносилось по двору «благоухание».

Разорив особняк, ему недвусмысленно намекнули, что с прежней жизнью покончено. Смешно было надеяться на иную реакцию патрона. Одно неясно — почему не убили сразу, а дали шанс искупить вину делом.

Парадный вход был раскрыт настежь, в темени коридора блестело что-то, снаружи не разобрать.

С опаской он заглянул внутрь. Никого не обнаружив, позвал:

— Роксана! Глим!

Ему не ответили, но наверху тихонько звякнуло что-то. Покатилось с нарастающим грохотом и упало на пол, дребезжа сотнями осколков. Видать, не все бьющееся успели разбить.

Он переступил порог, медленно привыкая к полутьме, воцарившейся в прихожей. Прошел вглубь, едва не столкнувшись с единственной уцелевшей в доме вещью. Под тяжелой резной рамой, в зеркале по другую сторону серебреного стекла, он видел кого-то другого — не себя. Там стоял грязный оборванец с распухшим окровавленным лицом.

Хорошо, что в доме не горело ни единой свечи или керосиновой лампы, а то испугался бы увиденного: свет падал со спины, скрывая особенно отвратительные изъяны.

Обведя взглядом последствия нашествия глубинных тварей — по-другому прежних коллег по цеху называть не хотелось, он направился к лестнице на второй этаж, которая широким полукругом она уходила наверх, к спальной комнате. Декорированная цветной тканью стена была безнадежно испорчена. Чем-то острым, скорее всего специально вынутым для этого ножом, распороли ее вдоль всего пролета.

Оружие налетчикам больше ни для чего не пригодилось: Васер нигде не обнаружил и капли крови. Стоившая ему немалых денег охрана сдала позиции сразу, только услышав от кого пришли ночные посланцы. А прислуга и вовсе не пожелала связываться — себе дороже выступать против обученных мордоворотов с ножами, кто бы их не отправил. Тем более, что не по их душу приходили, самим бы невредимыми остаться.

Увидев тень в полоске света под дверью кабинета, снова позвал:

— Роксана, солнце мое!

Уверен, уж она-то не предаст ни за что. Будет биться, как разъяренная кошка в катакомбах. До последнего.

Могла, конечно, сбежать. Но потом бы обязательно вернулась — для нее он больше, чем хозяин дома, присматривать за которым она нанялась; даже больше, чем хороший друг…

Отворил створку — все та же разруха, и ни единой живой души.

А, нет — был кто-то. У стола, рядом с черепками глиняной вазы разлетевшейся по полированному паркету, под сорванными с гардины и истоптанными шторами шевелилось непонятное. Васер присел на корточки, приподнял край тонкой лазурной материи.

Издав угрожающий мяв, из складок выпрыгнул рыжий дородный котяра. Шипя, заскрежетал когтями на скользкой поверхности, вписываясь в поворот. Выбежал прочь из кабинета и скрылся во мгле коридора. Некоторое время было слышно, как он нещадно царапает изуродованные обои на лестнице, но затем и этот звук стих.

«Совсем дикий стал», — подумал бывший смотритель ипподрома. Он недолюбливал все кошачье племя. Работу их поощрял, и даже держал пару котов на дворе — они прекрасно справлялись с обязанностью крысоловов, но испытывал стойкую неприязнь к их нарочитому эгоизму.

Поправил лакированный, в глубоких царапинах стол. Уже не обращая внимания на выпотрошенную обивку, поставил на место стул. Сел, подперев голову руками.

«Куда бежать? — подумал он. — И надо ли? И на какие средства?»

Речи не шло о том, чтобы проверить тайник. Поисковую команду Выворотня не остановило бы и вскрытие полов, чего он не успел заметить. А, значит, нашли, оставив совсем без гроша. Счет в банке и депозит, наверняка, опустошены или заблокированы. Город перекрыт, в отрядах привратников найдутся желающие заработать десяток медяков, а то и серебряный за сдачу беглеца.

Можно воспользоваться подземными норами, верхние уровни которых изучил, когда был еще ребенком. Папаша-пьяница не препятствовал отпрыску в познании окружающего мира, предпочитая проводить время в компании с мутноватой, выгнанной из овса, жидкостью. Иногда он отрывался от початой бутыли, и обращал взор на сына. Тогда с ним говорили розги в заскорузлой ладони сапожника.

Так что, Васер предпочитал держаться от отца на почтительном расстоянии, возвращаясь домой далеко за полночь, или под утро, когда даже самые натренированные пропойцы не выдерживали и ложились спать.

Но опять же — наверху будет стража. Рыскающая в темноте свора мальчишек, попадись они служивым на глаза, не вызовет у них опасений. Проходил такое несколько раз: шикнут с угрозой, прогонят куда подальше. Сами в прошлом были малыми, помнят еще неодолимую тягу к приключениям.

Взрослый же, наоборот, притянет ненужное внимание. Дозволенные детям шалости редко сходят им же с рук, стоит немного вытянуться и возмужать. В Сар-городе взрослели быстро…

Подумав, что надо бы умыться и привести, наконец, себя в порядок, Васер Лау прошел в уборную — тамошнее зеркало раззявило на него рот полный стеклянных осколков. Кадка рядом оказалась полна чистейшей воды. Не стали портить, и на том спасибо. Стянул с тела выданную у Вывортня рубаху, омылся быстро, обтерся полотенцем, которое подобрал тут же на полу. Сразу же стало чуть легче: сквозь выбитые окна в дом затягивало жар с улицы. В гардеробной подобрал менее всего пострадавший от набега костюм.

На всякий случай, чтобы увериться в догадке, сдвинул спрятанную за вешалками тайную дверцу. Ни мешочков со скопленным золотом, ни ехидной записки. Вышел прочь.

Дом и двор он покинул полный решимости заняться предложенным делом. Половину лица, дабы не смущать добропорядочных прохожих, повязал чистым платком, на голову надвинул глубокую широкополую шляпу. Иногда, несмотря на увечье, прохожие узнавали его, приветствуя жестом. Он благожелательно кивал в ответ и проходил мимо, чем нередко вызывал недоумение и шепот за спиной.

Они были из тех, кто по какой-то неведомой причине не знал еще о случившемся ночью. Не хотелось видеть, как резко изменятся выражения их холеных лиц, как только поймут, в чем дело.

Лау остановился у выбеленного известкой дома. Понимал, что должен двигаться дальше, однако, прошлое не желало отпускать его. Всего ночь назад Васер имел крышу над головой, прислугу и занимал не последнее место в иерархии города. Звезд с неба не хватал — крепкий середнячок. Держался тени, полагая, что дольше и спокойнее проживет.

Его доход изменился, когда пришло время сесть в кресло Смотрителя ипподрома. Среди разномастной Свиты Хозяина барыш, который он получал с проведения скачек, не считался особенно великим. Зато отличался завидной стабильностью. Несмотря на увядающий мир, готовый рухнуть в пропасть при первой возможности, люди продолжали верить в свою удачу.

Многое из того, о чем мечтал во снах отирающийся на рынках шалопай, стало реальностью. Завел нужные знакомства, отбоя не было от разной сортности и свежести дам…

Тогда-то и появилась в его жизни Роксана. Внаглую потеснив его былых подруг, прочно заняла она место в разбалованном деньгами сердце. Он разменял четвертый десяток, и в скором времени хотел поставить для нее вопрос ребром, собираясь сделать предложение, но ночь расставила все по местам… Вот он, избитый и замученный, стоит перед входом в дом ее родителей.

Сжав руку в кулак, несколько раз ударил по двери. Долго не отвечали, шушукались. Потом внутри послышались шаркающие шаги. Спросили:

— Надо чего?

— Откройте, это Васер Лау. Роксана у вас? Мне нужно ее увидеть.

— Ах, Васер, сынок… Погоди минутку, — сказал старческий голос матери.

Вдалеке, под крышей, о чем-то оживленно переговаривались и, как будто, даже спорили.

Что он скажет девушке, Васер не знал. Одно хорошо — приходили только за ним, а ее не тронули. Цела и невредима.

Васер с нетерпением ждал, когда откроется дверь, и он сможет, наконец, обнять дорогого человека. Зарыться руками в воздушные локоны…

— …так нет, дочки-то, — сказали из-за двери с запозданием. Никто не стремился отворить ее и принять бывшего Смотрителя в горячие объятия. — В обед еще в Хаталу к тетке уехала. Захворала она, и пригляд за собой потребовала. А мы-то старые… Иди… уехала она.

— Давно уехала?

— …утром еще, до восхода.

— А когда вернется?

— Месяц можно не ждать… иди, сынок.

Васер занес руку, чтобы вновь ударить по неприступной створке, которую так никто и не озаботился открыть, и которая в другие времена оказывалась для него гостеприимно распахнутой в любое время дня и ночи.

Передумал. Сунув руки в карманы, спустился на мостовую.

А чего он ожидал?

Что после всего случившегося Роксана обливаясь горючими слезами, бросится ему на шею? Усмехнулся — дурак и есть дурак…

Вдали послышался протяжный гудок прибывающего поезда. Васер постоял еще немного, втайне надеясь, что дверь откроют и его пригласят зайти. Глупец. Он не смотрел в окна, но чувствовал на спине брошенный из-за плотных штор взгляд. Можно забыть эту дорогу.

Оставался, еще вариант, куда он мог бы податься, но уж очень не хотелось претворять его в жизнь. К несчастью, особого выбора у него больше не оставалось: все добрые знакомства, нажитые в пору смотрительства, окажутся пшиком. Не стоит даже напоминать о себе — никто не будет разговаривать с заочно похороненным человеком.

Примерно через час Васер вышел к безлюдной привокзальной площади. Она наполнится лишь вечером, когда придет время для отправления состава на восток. Суховей задувал порывами. Гнал ветки и жухлые былинки по широкой плотно подогнанной гранитной плите.

Обойдя здание вокзала с южной стороны, он вышел к грузовому сектору. Несмотря на пекло, от которого спирало дыхание и жутко хотелось пить, на присыпанной угольной пылью платформе суетились чернорабочие. Вяло перекрикиваясь бранными словцами, они разгружали прибывший с запада состав с рудой.

Васер и сам когда-то пытался зарабатывать на жизнь подобным образом, но достаточно скоро осознал, что быстрее обзаведется грыжей позвоночника и другим ворохом болячек, присущих пыльной профессии, чем сколотит на этом состояние. Предпочел и дальше чистить кошельки зевак на рынках.

Прошествовав вдоль вагонов, вышел к хозяйственным постройкам. Тут было не так людно. Схватил за руку пробегавшего мимо мальца в измазанной сажей робе.

— Виолика где? — спросил он, стараясь перекричать железный грохот. Ржание недовольных лошадей и окрики извозчиков мешались с дребезгом камня о металл. Отражались от стен, взлетая к высоким сводчатым аркам. Сливались там в безумную какофонию, среди которой становилось крайне затруднительно разобрать обычную человеческую речь.

— Хы, гром-баба эта… — ответил пацан, вырываясь. — Так работает, че. Сам не видишь? А-а-а, — протянул он, — Да ты ж одноглазый!

Чтоб его правильно поняли, ладонью прикрыл половину лица.

«Молодежь, — мысленно закатил глаза Васер, — берегов совсем не чувствует…» Остро захотелось надавать пацану по щам.

Указав на состав, где полным ходом шла выгрузка руды, мальчишка поерзал немного — возможно почувствовал, что слегка перегнул палку. Сказал, напрягая голос:

— Вон, товарняк прибыл — зашиваемся.

— Веди.

— Не велено мне от пути отклоняться! Туда иди, — махнул он в сторону противоположную той, куда рвался недавно, — у инструментального она, бумаги на выдачу готовит!

— Не пустят меня одного в цех, сам знаешь.

— А, че… Попросишь кого, кто первым выйдет. Не впервой, наверное.

— Зубы-то не заговаривай. Веди уже.

— Отпусти — хуже будет, — не сдавался паренек. Сделал попытку ударить ногой пониже коленной чашечки, но не дотянулся. — Пусти, гад — укушу!

Чтобы показать, что настроен решительно, пацан приблизился ртом к кулаку, сжавшему тонкую руку. Опомнившись, Васер встряхнул его — не ожидал такой прыти от мальчугана. Для острастки отвесил зверенышу подзатыльник.

— Бешеный, что ли?! Я тебя по-хорошему попросил.

— Худо мне будет, если с тобой к ней приду, — заканючил он. — Пусти, пожалуйста!

— Узнал, значит… — сказал Васер. — Она предупреждала?

— Она, че… — обреченно вздохнул мальчишка, размазывая грязь под носом. — Виолика.

— Выбирай — или она тебе уши надерет, или я — руку сломаю. К Виолике я тогда не попаду, но и ты месяц-два одноруким походишь. Бесплатно. А за дело только через квартал примешься, — просто сказал Васер. Некогда ему было тянуть кота за причинное место. А пацан не сахарный, не растает. Утрется, …че.

Шмыгнув носом и обиженно засопев, мальчишка потянул в сторону цеха.

Дошли они быстро. Васер помнил дорогу, хоть и проработал здесь в юности не больше четырех недель. Ничего практически не изменилось за двадцать пять лет: все те же хозблоки из плитняка и глины, и узкоколейка протянувшаяся меж них.

Дальше рельсы ныряли под ворота высокого крытого железным листом ангара. С утра до позднего вечера в нем стояла страшная духота — все выжидали, когда опустится неласковое светило, а ночью там было не протолкнуться от народа: мастера-станочники спешили выполнить двойную норму, чтобы не истекать потом днем.

Натуральная баня.

— Куда это вы? — спросил охранник на входе.

— Сахиб велел ключи принести, — не задумываясь, ответил провожатый. Мальчонка быстро соображал, что к чему.

— Ключей-то много надо? — Охранник со скепсисом оглядел пришельцев.

— Много. Один не дотащу. Вот, калеку в помощь присоветовали.

«Ладно. Пусть говорит, что хочет — лишь бы до Виолики добраться», — подумал Васер. Пацан уколол его украдкой, но не выдал — и на том спасибо. Не хотелось дожидаться заката, когда старая знакомая освободится. До срока, что обозначил Выворотень, оставалось мало времени. Он планировал провести его с пользой для дела.

Просветив колючим взглядом странную парочку насквозь, охранник потянул на себя воротину.

Из цеха пахнуло смазкой, раскаленным металлом и подгоревшим деревом. Жужжали станки, приводимые в движение маховиками. За дальней стеной пыхтела, соединенная с ними через хитрый редуктор, паровая установка. Машину не было видно, зато прекрасно слышался ритмичный перестук ее поршней. Истерично визжали заготовки, когда к ним, отсекая лишнее, прикасался твердосплавный резец.

Справа были выделены несколько помещений. Пройдя с дюжину шагов, не по возрасту смышленый паренек завел Васера в первую по ходу движения дверь.

— Вот, — сказал он, утирая сопливый нос.

— Что значит — вот? — переспросил Васер, глядя на шестерых крепких парней, которые похоже, оттрубили половину смены и, судя по робе, частично развешенной на дверцах индивидуальных шкафчиков, собирались сейчас в столовую. Война войной, а обед, как и всегда, — по расписанию.

От неожиданности Васер Лау разжал пальцы, и мальчишка тот час же отбежал от него подальше. Спрятался за спиной того из работяг, что выглядел повнушительнее.

— А ты чего, вернулся? — спросил один, скалясь во все тридцать два зуба. На темном от загара лице они смотрелись беле обычного. Смотрел он при этом только на пацана. — Тебе чего было велено?

— Да этот пристал, — растирая отдавленную руку, сказал мальчуган. — Поймал, и говорит, — показать что-то хочет. Веди, мол, в место укромное, че… Конфет сладких обещался за это дать …

Всхлипнул в сторонке, утирая рукавом самые натуральные слезы, проступившие в уголках глаз. Вот-вот, и зарыдает в голос. Ему бы в театре играть.

Мужчины теперь смотрели только на Лау. Не мигая.

«Смекалки мальчонке не занимать, — успел подумать Васер. — Талантливый. Далеко пойде…»

Мысль оборвалась безудержной руганью, булыжниками полетевшей в него со всех сторон. В тесной раздевалке сразу стало не повернуться.

Не успел даже пикнуть — налетели, скрутили, прижали к земле. В грудь уперлось колено. Чья-то мозолистая рука нащупала горло и принялась душить. Ударили пару раз по ребрам, под дых, сорвали повязку с лица.

Васер успел рассмотреть несущийся навстречу кулак. Зажмурился, ожидая удара и боли раскалывающей череп.

Но, либо пропустил и уже находился в ином, более лучшем, мире. Либо его так и не последовало. Дышалось, впрочем, все также тяжко. Поэтому решил приоткрыть глаз — тот, который еще не утерял способность видеть. Над ним сопели и исходили потом, в шесть дюжих глоток сыпля проклятиями, но отчего-то больше не били.

— Да оставьте ж его, раздери тебя на запчасти! — кричала женщина. — Слышали, что говорено?

— Слышать — слышали, а не хочется, — сказал тот, который готовился нанести удар. Слюна из его искаженного ненавистью рта падала на щеку. — Он Митька снасильничать хотел.

Женщина рассмеялась в голос.

— И вы, шестеро взрослых жлобов, поверили ребенку?! Ха! — она расхохоталась пуще прежнего. — Да он вас вокруг пальца, как им же деланных, обвел. Ну, …молодцы — сказать, значит ничего не сказать. Олухи!

— Чего ты взъелась, — ответил другой, постарше. — Объясни лучше по порядку.

— А нечего тут лясы растачивать. Ко мне он пришел, — сказала женщина спокойнее. — Лау — его фамилия, с ипподрома Смотритель бывший. — Добавила чуть погодя: — Не любитель он мальчиков, зуб даю. Сама проверяла — было дело.

«Виолика», — подумал Васер, узнав знакомую речь. Голову повернуть, однако, не смог — словно в тисках зажата.

— Правду хоть говоришь или знакомого защищаешь?

— Не сойти мне с этого места, — заверила его женщина. — Пускайте его, издохнет же…

Хватка тут же ослабла. Рабочие неспешно поднялись. Кто-то по плечу по-свойски хлопнул: «Митек у нас такой…».

Руку, впрочем, никто не подал, как и не извинился. Подобрав с лавок разбросанные вещи, направились к двери.

Не веря, что получил свободу, Васер принял сидячее положение: ребра вновь отозвались болью. Ощупал шею, живот.

Виолика стояла неподалеку. Все такая же, как он ее помнил: ровный овал лица, четко очерченный нос, строгий взгляд из-под плавной линии бровей, в уголках губ угадывается тень усмешки. Штаны и рубаха в крупную клетку, фартук и налокотники. Волосы спрятаны под косынкой, но из-под ткани выбилось несколько взмокших вьющихся прядей, по которым можно судить, что цвет в угоду моде она не меняла — осталась блондинкой. Прибавила в годах и слегка располнела.

— Ты это, — посоветовал перед уходом последний из работяг, выглянув из-за откоса. — Если что — на помощь зови. В цеху еще много народа осталось…

Непонятно было к кому он обращается: глаза, вроде бы смотрели на Виолику, но фраза, будто предназначалась Лау.

— Уж как-нибудь разберемся, — ответила она и хлопнула дверью, едва не прищемив тому нос. Стала вытирать тряпкой вымазанные в чем-то вязком руки, дотошно осматривая каждый пальчик. Между делом она поглядывала на Васера, так и не решившего — стоит еще посидеть, или лучше встать. Подумав, пересел на лавку.

— За каким демоном, я тебе понадобилась? — не выдержав, спросила она.

— Могу я навестить старую подругу?

На этот раз Виолика смеялась дольше и гораздо громче.

— Мало тебе от парней моих досталось? Только намекни — позову обратно.

— Кажется, раньше ты и сама неплохо справлялась… Не надо больше парней, — выдохнул Васер, держась за отдавленную грудную клетку. Сказал серьезно, а проскользнули все же просительные нотки. — Сама подтвердила, что в курсе моих сексуальных предпочтений.

— Уверен, что ничего не изменилось? Социальный статус иногда меняет человека до неузнаваемости…

— Уверен.

Скомкав тряпку, Виолика села рядом.

— Повествуй тогда — зачем пришел, — сказала она отстраненно.

На него она больше не смотрела. Придирчиво рассматривала очищенные от смазки коготки. Он помнил, как те любят впиваться в спину, расцарапывая кожу в кровь. Ему не нравилось это сомнительное удовольствие.

— О моей беде, думаю, наслышана… — сказал Васер угрюмо. Сар-город быстро полнится слухами: стоит на одном его конце чихнуть, на другом уже шепчутся о проступке. — Виноват перед Хозяином. Не спорю, осознал… К тебе пришел за помощью.

— Он бы не отпустил тебя так просто. Что-то пообещал ему?

— Так… предложил мне кое-какую работенку.

— И жизнь.

— И ее, что тут скрывать… Если справлюсь.

— Вот и шел бы к своей Роксане. Сметливая — очень здорово она по дому помогала. — В голосе ее проявилась издевка. — И где такое сокровище откопал?.. Способная девчонка — быстро умеет сориентироваться в ситуации, и взять на себя часть чужих… функций.

— Ты была не только функцией, — твердо сказал Васер. Хотел посмотреть ей в глаза, чтобы поняла, что он чувствует на самом деле, но та не повернула головы. Уходя, рабочие затушили лампу, единственным источником света осталось маленькое квадратное окно под потолком: светлое пятно упало Виолике на лицо, резко очертив напряженные скулы.

— А у вас хорошо получалось, м-м-м… дружить, — сказала она.

Лау все было понятно с этой женщиной — не простит, не стоит и пытаться. И вряд ли захочет помочь, но попробовать все равно стоило. Два раза за последние сутки он попадал в переплет с потерями для здоровья. Хуже уже не будет.

— Подозреваю, что сделал неправильный выбор тогда…

— Он подозревает… — тихо прокомментировала Виолика.

— … если смотреть с твоей стороны. Но если бы мне вновь его предоставили — поступил бы точно также. Понимаешь, о чем говорю? Нам лучше порознь.

Она молчала. Он мог бы сказать еще, но тогда получилось бы, что пришел оправдываться. Васер не чувствовал за собой вины.

— А пришел я… Никто в городе не знает подземелий лучше тебя. И ты это прекрасно знаешь.

— Я давно не спускалась в них.

— Те карты, которые мы составляли в детстве — еще остались?

— Может быть… Зачем они тебе? Решил уйти в подполье? Долго там не протянешь. Рано или поздно люди Выворотня выкурят тебя наружу.

— Нужны точки спуска на нижние уровни… и тот участок, у водонапорной башни. Слышал, что успела его зарисовать.

Впервые с момента, как ушли мутузившие его работяги, Виолика посмотрела на Васера. В глазах читался интерес, густо замешанный страхе. Впрочем, взгляд быстро потух и поскучнел.

— Мне не нравится эта идея, — сказала она. — Порода там нестабильна — оступишься, и поминай, как звали. Сама иногда поражаюсь, в какие опасные места мы готовы были залезть, лишь бы увидеть…странное. Не затянешь меня туда ни за какие коврижки теперь. И ты бы… не ходил.

— Переживаешь за мою безопасность?

— Думала, когда увижу — убью на месте. Собственными руками придушу сволочь… Потому велела всем близко ко мне не подпускать.

— А теперь?

— Пока не хочется, но в следующий раз, поверь, за мной не заржавеет, — криво улыбнулась она.

Поговорив еще немного, условились на том, что Васер будет ждать от нее посыльного под мостом. У пересохшей реки, где сиживали иногда, будучи ребятишками. Прежде, чем окончательно попрощаться, Виолика снабдила его провизией на день — высушенный до окаменелости кусок соленого мяса, полбулки хлеба и бурдюк чистой воды. Затем сунула в карман пару медяков и выпроводила вон из цеха.

До позднего вечера он сидел у опоры моста, грызя сопротивляющиеся зубам припасы, да поглядывая снизу вверх на прохожих, количество которых ближе к ночи выросло. Почерневший тальник, заполонивший русло, хоть и был напрочь лишен листвы, все одно неплохо скрывал его от посторонних глаз. Стража не беспокоила.

В недоступной вышине дул ветер. Небо расчистилось, посвежело. Васер не заметил, как уснул.

А утром, когда солнце показало расплывчатый лик над горизонтом, и он открыл глаза, с замиранием сердца осознал, что так и не дождался посланного Виоликой мальчишку.