Небо в кармане 2!

Глава 8

Распахнул дверь со своей стороны, с удовольствием подставил лицо ветерку. Отлепился от сиденья, осмотрел столпившийся за оцеплением народ — нет ли там дочурок градоначальника? Ну нет у меня сил с ними общаться! Мне бы кого попроще, ту же Сашеньку, например, в собеседники. И в попутчики-сопровождающие. Ох, как не хватает мне её сейчас. Вот с кем просто так просто, раз и в дамки! И не нужно сутками кружева словесные плести, терять время на длительные и наверняка безрезультатные ухаживания.

А все остальные? Почему кого-то ещё не опасаюсь? Вон их там сколько, так и стреляют глазками. Так эти другие или умнее и не пристают с пустыми разговорами, или положением не вышли.

Вылез наружу и первым делом скинул с себя куртку, стянул с головы шлемофон. Вот какого лешего я всё это на себя надеваю? Наверное, по ещё той привычке! Правильной, вбитой инструкторами в голову намертво!

Но ведь это и хорошо, нечего раньше времени расслабляться. А то начнётся с малого, сначала куртку в жару не стану надевать, а в кабине сквозняк. Значит что? Привет простудам! Антибиотиков ещё нет, а если пневмония, тогда что? Помирать от собственной лени?

Или ещё чего хуже — в один «прекрасный» момент про привязные ремни забуду. А потом и вообще перестану пристёгиваться…

И закончится это грустно…

— Солнце сегодня припекает особенно жарко, — посочувствовал мне Паньшин.

Подкрался из-за спины, а я его и не услышал за общим гомоном. Обернулся:

— В небе это не ощущается, но стоит только приземлиться, как оно с яростью накидывается, испепелить пытается. Водички бы испить. У вас случаем не найдётся?

— Нет, но могу организовать. — Александр Карлович отошёл в сторонку, постарался хотя бы ноги в падающей от самолёта тени укрыть. — Сейчас всё будет.

И поманил кого-то из толпы рукой. Кого, я уже не видел, моим вниманием завладели подошедшие Романов с Валевачевым. Ну да, это я дурень, мышей не ловлю, а генерал пассажиру высокопоставленному помог на землю спуститься, плюсики заработал. И сейчас ни на шаг не отходит, сопровождает.

— Николай Дмитриевич, просил же вас просто провезти Его высочество, а вы что сделали? — хмурится Степан Прокопьевич.

— А что я сделал? — делаю удивлённое лицо.

Смотрю на полковника, и великий князь вдруг неожиданно мне подмигивает. Из чего тут же делаю вывод, что Валевачев в этом случае выступает в роли няньки. Сам на себя такие функции он вряд ли мог взять, кто бы ему позволил. Значит, поручили. И понятно, кто поручил. А Сергею Михайловичу всё это явно не по душе, не мальчик давно, но и деваться некуда, приходится терпеть.

— Пошли на поводу у Его высочества, устроили в небе выкрутасы. Мы тут внизу только охали и ахали, когда наблюдали, какие славные кренделя ваш самолёт прямо над нами выписывал!

— Всего лишь дал Его высочеству один небольшой урок по управлению самолётом. Кстати, так и не спросил вас, Ваше высочество, понравилось ли вам летать?

— Честно сказать, не очень, — великий князь успел опередить с ответом собиравшегося сказать что-то гневное Валевачева.

А Степан Прокопьевич тихонечко выдохнул, удивившись такому неожиданному ответу и обрадовался. Но явно поспешил, потому что Романов сказал дальше то, от чего удивился не только генерал, но и прислушивающиеся к нашей беседе офицеры.

— Умения не хватает. Необходимо нарабатывать нужные навыки. Надеюсь, Николай Дмитриевич сделает одолжение и мне в этом поможет?

— Конечно, помогу, Ваше императорское высочество, — согласился. А кто бы на моём месте отказался? Дураков нет! — Вот только не знаю, появится ли в скором времени у меня такая возможность. Учёба в стенах Михайловского училища очень напряжённая и потребует от меня полной отдачи.

Стою в окружении столь важных персон, разговариваю, а сам на Паньшина смотрю. Он уже где-то бутылку воды раздобыл и показывает мне её из-за генеральской спины. Холодненькая, сразу понятно по запотевшему стеклу.

— Ничего, мы со Степаном Прокопьевичем в вас верим, князь. А время мы с вами уж как-нибудь да изыщем. Ваше превосходительство, предлагаю не докучать Николаю Дмитриевичу своим вниманием. Ведь кроме нас с вами есть и другие желающие подняться сегодня в небо? — Сергей Михайлович тоже увидел, в какую именно сторону и на что конкретно направлен мой взгляд и всё быстро сообразил. И решил пойти мне навстречу, закончить этот разговор, но в окончании заключительной фразы как-то особо выделил слово «сегодня» и я сразу насторожился. И про воду забыл!

Тут же посмотрел на генерала и вопрос в моём взгляде углядел бы даже слепой. Но Валевачев предпочёл ничего не заметить, тут же согласился с Его высочеством, и пара в сопровождении ближнего круга быстро удалилась прочь.

Вздохнул, проводил взглядом, пока они за оцепление не ушли — нет, надо как-то улетать из этого города. И поскорее! Вроде бы всё, что можно, я здесь сделал. И даже больше. Не особо в это верю, но, возможно, даже вступительные экзамены сдал. И если это на самом деле так, то дальше будет и проще, и в то же время значительно сложнее жить. Наверняка слухи среди абитуриентов и будущих однокашников о таком проявлении особого участия со стороны начальника училища к никому не известному поступающему не останутся без внимания. Во что это выльется, не знаю. Попытаются как-то отыграться? То, что я князь, в этом случае большой роли не играет, там все такие же дворяне, и все на почти равных правах.

Тут как раз Паньшин подошёл, бутылку откупоренную мне протянул. Приложился, прополоскал рот, хотел сплюнуть, да вовремя спохватился — народа кругом много, всё внимание толпы к нам приковано. Не поймёт благородная публика подобного проступка. Пришлось глотать. Следом и второй глоток улетел, и третий. Хорошо пошла! Хлебал жадно, но прилично — полилась благодатная влага в горло, защипала язык пузырьками. Или это пересохшее горло так зашипело, всасывая в себя вожделенную влагу…

О чём я думал? Об училище и предстоящих мне трудностях? После утолённой жажды это показалось пустяком. Ладно, никуда не денусь, справлюсь. Они же там мальчишки великовозрастные, а у меня за плечами груз прожитых лет, накопленный жизненный опыт. И училище я прошёл не чета вашему, и повидал столько, что на всех вас хватит и ещё на столько же останется!

Подошедший к перрону Варшавского вокзала столицы поезд заскрипел тормозами, лязгнул в последний раз сцепками и остановился. Паровоз зашипел, шибанул вниз паром и успокоился, укутался в белую шубу и замер, запыхтел размеренно, потихоньку остывая и успокаиваясь.

Из вагона второго класса в числе последних шагнул на перрон неприметный человек в потёртом котелке и мятой пиджачной паре. Поправил не первой свежести манжеты, перехватил в другую руку объёмный и явно тяжёлый саквояж, отмахнулся от подскочившего носильщика и быстрым шагом заспешил к выходу.

На площади точно так же на ходу отказался от услуг назойливых извозчиков, оглянулся на дребезжащее треньканье трамвайного звонка, догнал убегающий вагон, заскочил на подножку, прогнулся в поясе, животом проталкивая вперёд точно таких же запоздавших прыгунов, и протиснулся вглубь вагона. Саквояж при этом держал перед собой в одной руке, второй крепко вцепился в тёплый, отполированный до блеска металлический поручень.

На мимолётный оценивающий взгляд пасущегося в вагоне карманника, которого распознал сразу же, ответил равнодушной предупреждающей гримасой — дёрнул уголком рта. И карманник тут же потерял к мятому господину интерес, отвернулся и протиснулся дальше по проходу, выбирая другую жертву, менее зубастую и внимательную.

Через три остановки спрыгнул на брусчатку, пробежал по инерции несколько шагов вперёд и остановился точно напротив большой стеклянной витрины. Постоял, якобы самым внимательным образом рассматривая выставленные за стеклом безделушки, а на самом деле пристально сканируя отражающуюся в витрине улицу и уделяя особое внимание уходящему трамваю. Немного успокоился, когда не обнаружил за собой топтунов, для вида покачал в восхищении головой, как бы удивляясь причудливым финтифлюшкам, и отправился дальше. Нырнул в арку, миновал проходной двор и оказался на такой же оживлённой улице. И снова метнулся за трамваем, заскочил на ходу на подножку, провисел на поручне буквально несколько мгновений и тут же спрыгнул, беззлобно огрызнувшись на требования кондуктора оплатить проезд.

И как ни в чём не бывало пошёл дальше по улице, и даже принялся еле слышно насвистывать на ходу весьма популярный мотивчик. Несколько раз останавливался, рассматривал витрины и даже разок как бы нечаянно споткнулся, наклонился, перевязал шнурок ботинка, при этом быстрым взглядом окидывая улицу у себя за спиной.

Нырнул в арку очередного проходного двора, вложил в ладонь подсуетившегося дворника пятак за своевременно приоткрытую чугунную калитку. Пересёк узкий и тёмный колодец двора, поморщился от резкого запаха кошачьей мочи, ловко перепрыгнул через застоявшуюся лужу с густой маслянистой жидкостью, ускорил шаг и вынырнул на широком проспекте. Дождался трамвая и снова поехал в противоположную сторону. Но уже нигде не спрыгивал, а добросовестно оплатил проезд, уселся на освободившуюся деревянную скамью и через двадцать четыре минуты поездки так же на ходу спрыгнул с подножки, прошёл пешком целый квартал, удаляясь в сторону от центральных улиц и наконец-то остановился перед неприметной парадной серого каменного дома. Толкнул дверь, поморщился от скрипа заржавевших петель, ответил наклоном головы на приветствие консьержа и поднялся на третий этаж. Остановился на площадке рядом с окном и постарался осмотреть улицу через грязное, давно не видевшее тряпки, стекло. Прислушался к звенящей пустоте лестничного колодца, сделал три быстрых шага и оказался перед высокой двустворчатой деревянной дверью. Вытащил из саквояжа ключ с двумя бородками. Два быстрых оборота, и дверь можно открывать…

Но господин и тут не стал торопиться. Прислушался к тишине в съёмной квартире, шагнул за порог, остановился и замер. Снова прислушался, но ничего, кроме еле слышного шума за окном не услышал, и только тогда немного расслабился. Прошёл, не разуваясь, в комнату, на ходу поставил саквояж на стол, легонечко сдвинул в сторону закрытую штору и встал сбоку, выглянул в окно, ещё раз осмотрел улицу внизу.

Звякнул телефон, господин закрыл штору, вернулся в коридор и посмотрел на телефонный аппарат. Снял трубку, молча прослушал короткое сообщение и повесил трубку. Достал из кармашка жилета часы, засёк время. Ровно через три минуты снова снял трубку и попросил телефонистку соединить её с нужным абонентом. Дождался ответа, произнёс два коротких слова:

— Двадцать минут.

И повесил трубку. Вышел из квартиры, не забыв прихватить со стола саквояж, запер дверь, спустился по лестнице и вышел на улицу. Осмотрелся по привычке по сторонам и быстрым шагом направился на телеграф. Там оплатил разговор и прошёл в кабинку. Поднял трубку, продиктовал барышне номер. На противоположном конце трубку сняли после четвёртого гудка. И это было хорошо, значит, можно говорить свободно.

— Я на месте. Нет, за мной никто не следил. Конечно же, проверялся. Что? Как это не разбился? Этого просто не может быть! Везде срабатывало, а тут произошла осечка? — на этот раз разговаривали на русском.

Господин обернулся и оглядел шумный зал телеграфного отделения. Никому он не был интересен со своими тайнами, никто не пытался прислушиваться. Можно продолжать:

— Зачем мне было останавливаться в Луге? Поймите, городишко маленький, все друг друга знают, каждый новый человек сразу становится слишком заметным и привлекает к себе пристальное внимание. Какая недоработка?

Господин замолчал, выслушал собеседника и едва заметно повысил голос:

— Плевать я хотел на его покровителей! Я специалист в своём деле, и это вам отлично известно! Деньги? Будем считать это авансом. Я всё правильно сказал насчёт аванса. Это не Псков, это столица. И полиция здесь наверняка спать не будет! Нет, афиши я не смотрел и не читал, потому что не успел. Хорошо, хорошо, сегодня же обязательно посмотрю. Завтра прилетает? Что ж, придётся устроить ему очень тёплую встречу, очень. Даже горячую. До ожогов. Да, на этот раз обязательно проконтролирую результат. Да, лично гарантирую.

Господин повесил трубку, дал отбой. Постоял, молча глядя в стену немигающим безжизненным взглядом, вдруг улыбнулся и на грани слышимости прошептал сам себе:

— Интересно. И как же это тебе удалось выкрутиться и уцелеть? Это будет очень интересная охота…

Председатель земской управы господин Василенко всё-таки решил не упускать свой шанс прокатиться над городом в самолёте. И правильно сделал! Подобное выпадает далеко не каждому и теперь не только председатель, но и вся его семья будет вспоминать этот день. А ещё можно будет прихвастнуть при случае перед знакомыми, и это не шутка.

Приземлился, зарулил и высадил пассажира. Выслушал восторженные благодарности, от дальнейшего общения вежливо отказался, сославшись на занятость, да и приступил к заправке бака. На сегодня всё. Завтра мы улетаем в столицу! Паньшин тут же побежал дозваниваться до организаторов перелёта и радовать их этой благой вестью. А я снова столкнулся с Лапушкиным:

— Опять вы? Здесь что, кроме вас больше некому в карауле стоять?

— Так мой же участок, мне и отдуваться, ваша светлость, — вытянулся полицейский.

— Да не тянитесь, не на плацу, — отмахнулся, уложил куртку на сиденье, оглянулся на полицейского. — И откуда только про светлость узнали?

— Так сразу же и сообщили, — продолжал тянуться Лапушкин.

— Ладно, твоё дело. Слышал, что в Пскове с самолётом сделали?

— А как же! Говорят, всех проспавших в наказание перевели куда-то из города. Так что мы точно спать не станем! И юнкера ещё будут ночью дежурить, так что никого к вашему самолёту не подпустим!

— Смотри, — погрозил пальцем. — Приду ночью и проверю.

— Обижаете, ваша светлость, — нарочито театрально расстроился полицейский.

— Ладно, ладно, я пошутил. Вот тебе рубль за хлопоты, но смотри мне! — принял его игру и погрозил Лапушкину пальцем. Закрыл двери, осмотрел самолёт снаружи, вспомнил о колодках. Пришлось снова лезть в багажный отсек со своей стороны, доставать и устанавливать их под колёса. Порядок есть порядок.

— А вы надолго у нас? — полицейский с достоинством принял вознаграждение. Откинул полу сюртука и из бокового кармана шаровар вытащил тоненький кошелёк. Щёлкнул металлическими застёжками, открыл и аккуратно положил внутрь рубль.

— Надеюсь, что завтра улечу, — закрыл дверь и с интересом проследил за всеми манипуляциями полицейского. — А что?

— Хлопот очень много, — доверительно признался Лапушкин. И тут же спохватился, попытался оправдаться. — Это не к тому, что… В общем, я тут… Служба такая…

И развёл руками, как бы извиняясь и за косноязычие, и за свой болтливый язык одновременно.

— Бди! — приказал, посмотрел строго и пошёл прочь.

Как раз и Паньшин к этому моменту вернулся. Первым делом спросил:

— К которому часу нужно быть у самолёта?

— К десяти утра, — ответил. — Раньше нас вряд ли отпустят. Завтрак, то, сё.

— Тогда я с вами прощаюсь до завтра, — откланялся Александр Карлович и в нетерпении оглянулся на дожидавшуюся его лёгкую коляску. — Вас подвезти не предлагаю, сами понимаете…

Понимаю, что тут непонятного. Дамскую шляпку над верхом экипажа первым делом заметил.

— Понимаю. А вы зря времени не теряете, да?

— Как оказалось, и меня накрыла краешком сень вашей славы, Николай Дмитриевич, — отшутился юрист. — Грех будет не воспользоваться шансом и упустить такой момент. А сейчас разрешите откланяться, заставлять даму ждать считается дурным тоном.

— Удачи, — махнул ему рукой на прощанье.

Как оказалось, не одного Паньшина поджидала коляска. За мной Валевачев своего адъютанта прислал.

— Николай Дмитриевич, прошу вас, — Александр Фёдорович встретил меня сразу же за оцеплением. И сделал это на удивление вовремя, так как сил отвечать на вопросы любопытных граждан у меня уже не оставалось. Чтобы никого не обижать, отделался несколькими общими фразами, сослался на усталость, а тут и спаситель появился.

Большинство этих любопытных представляли мальчишки и сверстники, остальные просто молча глазели, и теперь потихонечку расходились в разные стороны по своим делам. Ещё бы, на сегодня представление закончено.

— Александр Фёдорович? — привлёк внимание офицера. — Вы случайно не в курсе, получилось ли у нас что-то с фотографией?

— Случайно в курсе, улыбнулся адъютант. — Его превосходительство сам лично вам всё расскажет и покажет.

Дальше всю дорогу молчали. Я даже глаза прикрыл и откинулся на спинку сиденья, потому что устал до чёртиков. Александр Фёдорович не мешал моему короткому отдыху.

— Просыпайтесь, Николай Дмитриевич, приехали, — проговорил адъютант, когда коляска остановилась.

— Благодарю, — открыл глаза, не стал уверять, что не сплю, а просто отдыхаю.

Первым делом умылся, даже ополоснулся в огромной ванной. Переоделся в чистое и спустился в гостиную. А там ожидаемо собралась большая компания. Одно плохо, все сплошь военные, ни одного партикулярного платья я не увидел. Значит, продолжение ужина последует в доме у градоначальника! Господи, только не это! Ладно бы только ужин, но ведь наверняка за ним и танцы последуют?

Но Господь сегодня оказался глух к моей искренней просьбе и после часа разговоров в доме генерала мы всей дружной компанией поехали на очередной бал в нашу честь. Но, в отличие от первого, на этот раз — прощальный. Было и там много разговоров, язык мой чуть не до костей стёрся, и к окончанию мероприятия уже начал самую малость заплетаться. Танцы? От танцев мне удалось благополучно ускользнуть, как раз благодаря этим самым разговорам. Так что участь быть окончательно заболтанным всякими экзальтированными барышнями сегодня меня миновала.

Зря я так рано обрадовался. В нескольких шагах от нашей дружной кучки говорунов услышал снисходительно-спесивый голосок одной недавней знакомой (век бы её не знать!). И позорно ретировался за спины своих собеседников. Даже самому стыдно стало такого своего порыва, и я тут же поспешил реабилитироваться:

— Господа, прошу меня извинить, но разрешите прервать наш занимательный спор и откланяться? — поспешил успокоить удивлённых таким моим необычным поведением офицеров.

Кто-то, мне из-за спин не было видно, кто именно, сообразил раньше прочих, в чём тут дело:

— Ради Бога, Дмитрий Николаевич, конечно же! Прекрасно вас понимаем и можем заверить, на вашем месте каждый из нас поступил бы точно так же. Но, увы, мундир обязывает оставаться на месте.

Стыдно, но лучше вовремя уйти, чем остаться и вляпаться в какую-нибудь пакость. Ведь не удержусь, если снова услышу от этой дамочки дерзкую шутку или глупую высказку, обязательно отвечу. И вспыхнет скандал. Оно мне нужно?

Распрощался с собеседниками и двинулся в сторону Валевачева с Романовым.

Надеюсь, рядом с ними мне никто докучать не станет?

Ещё как стали! И никто иной, как они сами. Продолжили недавний разговор у самолёта, а потом генерал с довольной улыбкой передал мне в руки большой пакет:

— Полюбопытствуйте, Николай Дмитриевич, что у нас с вами получилось.

Догадываюсь, что в конверте, открываю и вытаскиваю несколько фотографий. Изображено на них одно и то же, но все снимки разного качества. Какой-то светлее, какой-то темнее, и резкость на каждом сильно меняется. Один только снимок меня устроил, о чём я тут же генералу и сказал. Остальные пока запихнул в конверт, а понравившийся начал пристально рассматривать. А ведь неплохо, на самом деле, получилось, очень неплохо. Людей, к сожалению, не видно. Или, скорее, качество не позволяет их разглядеть. А улицы, дома и деревья чётко вышли.

— Ну и как вам снимок, Николай Дмитриевич? Что скажете? — не выдержал Романов моего долгого молчания.

— Скажу, что хорошо получилось, — не стал затягивать с ответом. — Нужно ещё поэкспериментировать, подобрать подходящий аппарат, пофотографировать с разных высот. В общем, набить руку и набраться опыта. Господа, вы представляете, какие возможности для армии здесь открываются?

— Ну что я вам говорил, Степан Прокопьевич? Первым делом о работе?

— Да, проспорил я, к моей большой радости, — нарочито-сокрушённо вздохнул Валевачев. — Полагаю, мне с этими снимками завтра нужно будет убыть в столицу. Покажу в Управлении, послушаю, что скажут. И заявку не забыть бы подать на изобретение…

Генерал покосился на меня, Романов сделал то же самое. А я стою, молчу. Хотел было возмутиться столь откровенным грабежом, но чую подвох, поэтому пока рот не раскрываю. Считаю про себя до десяти. До пяти досчитал и решил не суетиться. У меня подобных изобретений ещё столько будет, что из-за одного начинать волну гнать? Не стоит оно того. Тем более, на пользу Родине пойдёт, а не в чей-то частный карман. Опять же и у меня рыльце по самые уши в пушку, я и сам всё это как бы ворую. Да не как бы, а просто ворую! Одно оправдывает — всё, что делаю, делаю на благо моей страны.

Ага! И подпись внизу кардинальская, как в том романе про мушкетёров. Ладно, проехали…