Неделя зимы

Мисс Нелл Хоув

Провожая мисс Хоув на пенсию, девочки в школе Вуд-Парк полагали, что ей не меньше восьмидесяти лет. На самом деле ей было шестьдесят. Какая разница — все равно очень много. Они ни на секунду не задумались о том, чем она станет занимать свои дни после ухода из школы. Наверное, как все старики, будет ворчать и жаловаться на все на свете. Они понятия не имели, насколько она боится этого дня, насколько ее пугает приближение сентября, когда она, впервые за сорок лет, не переступит школьного порога, полная планов и замыслов на будущее.

Им казалось, что мисс Хоув работала в школе всегда. Она была худая, высокая, с волосами, зачесанными наверх со лба, со своим неизменным старомодным гребнем. Под профессорской мантией она носила темные костюмы. Когда-то она учила их матерей и теток, но потом, став директором, редко заглядывала в классы, проводя практически все время у себя в кабинете.

Вызов к директору приводил их в ужас. Во-первых, обычно это означало неизбежный выговор, нотации или наказание. Но дело было не только в этом. У кабинета не было души. Ее рабочее место было исключительно функциональным, на столе царил порядок мисс Хоув терпеть не могла никакого хаоса.

Вдоль стены стояли дешевые стеллажи с книгами по среднему образованию. Никаких деревянных полочек, которые больше подошли бы для женщины, много лет преподававшей в школе. Другую стену занимали расписания, приказы, диаграммы и планы. Главными предметами в ее кабинете были два тяжелых стальных шкафа, содержавшие, по всей видимости, личные дела нескольких поколений учениц Вуд-Парка и большой компьютер. На окнах висели темно-коричневые занавески. На стенах не было ни фотографий, ни картин — никаких намеков на то, что у директрисы есть какая-то жизнь за пределами школы. Здесь она беседовала с будущими ученицами и их родителями, с кандидатами на учительский пост, с инспекторами из Департамента образования, и — совсем редко — с выпускницами, которые добились определенных высот и теперь хотели финансировать устройство новой спортивной площадки или библиотеки.

У мисс Хоув была секретарша по имени Айрин О’Коннор, тоже проработавшая в школе немало лет. Айрин, общительную и дружелюбную, называли «человеческим лицом директрисы». Она не обращала внимания на то, что та скорее гавкает, чем разговаривает с ней. Мисс Хоув редко благодарила Айрин за работу и не скрывала раздражения, когда та входила в директорский кабинет посреди разговора и предлагала посетителю чай с печеньем.

В кабинете мисс Хоув не было ни одного цветка, поэтому Айрин решилась поставить туда каланхоэ в красивом латунном горшке. Очень кстати этому растению практически не требовалось ухода; мисс Хоув никогда его не поливала, если замечала вообще. Айрин приходила на работу в ярких блузках под темным пиджаком. Она словно пыталась привнести хоть немного цвета в траурные тона офиса, не разозлив при этом начальницу. Короче говоря, Айрин была просто святая и заслуживала прижизненной канонизации.

Ее собственный небольшой кабинетик отражал индивидуальность владелицы: там цвели герани, а к пробковой доске на стене были пришпилены открытки, присланные друзьями. На столе стояли фотографии в рамках, на полках — сувениры, привезенные из путешествий по Испании, и ее собственный снимок в юбке с оборками и широкополом сомбреро. Все они свидетельствовали о насыщенной, счастливой жизни — по контрасту с аскетичной кельей, которой так гордилась мисс Хоув.

В обеденный перерыв Айрин каждый день ходила домой: она жила вместе с больной матерью и племянником Кенни, сыном своей сестры. Айрин с матерью заботились о Кенни, и он рос чудесным мальчуганом.

В учительской частенько удивлялись терпению Айрин и ее неизменно хорошему настроению. Учителя порой выражали ей свое сочувствие, но она ни разу не сказала о директрисе худого слова.

— Просто у нее такой характер, — отвечала Айрин. — На самом деле у мисс Хоув золотое сердце, так что с работой мне очень повезло. Честное слово!

Между собой учителя говорили, что на каждую мисс Хоув найдется своя Айрин, которую та будет терроризировать. И что она имеет в виду, говоря «у нее такой характер»? Разве характер — это не человек? Как еще можно судить о людях?

У мисс Хоув в школе было прозвище Сама Себе Врагиня. Исподтишка посмеиваясь над ней, учителя уже не так ее боялись; правда, они всегда следили за тем, чтобы дети не узнали прозвища директрисы.

За год до выхода мисс Хоув на пенсию начались разговоры о том, кто заменит ее на этом посту. Среди нынешнего персонала школы не было ни одной подходящей кандидатуры — никто из учителей не обладал ее опытом и авторитетом. Мисс Хоув никому не передоверяла ни одной своей обязанности. Скорее всего, директора назначат со стороны. Учителям это совсем не нравилось. Они привыкли к Врагине. Они знали, как себя с ней вести, кроме того, у них была Айрин, которая сглаживала острые углы. Кто знает, каким человеком окажется новая директриса. Лучше знакомое зло, чем навязанное со стороны, да еще совсем неизвестное.

Они беспокоились и об Айрин. Останется ли она при новой директрисе? Будет ли и для той придумывать оправдания в своей обычной манере? А что, если ее уволят?

Они совсем не хотели перемен.

Потом встал вопрос о подарке для мисс Хоув. Никто из учителей понятия не имел, что ей может понравиться. Из обрывочных разговоров в начале учебного года им не удалось сделать никаких выводов. Мисс Хоув не делилась историями о том, как провела каникулы, никогда не упоминала ни о семейных торжествах, ни о ремонте дома, ни о работе в саду. Расспрашивать ее они не решались.

Однако надо же подарить директрисе что-то в память о годах, проведенных в Вуд-Парке? Она точно не оценит ни круиз на корабле, ни неделю в СПА, ни набор хрустальных бокалов или красивое кресло. Вкус у мисс Хоув исключительно утилитарный: если вещь выполняет свое назначение, она ей подходит.

Учителя умоляли Айрин придумать что-нибудь.

— Вы видитесь с ней каждый день. Постоянно разговариваете. Вы должны иметь хоть какое-то представление о том, что ей может понравиться, — настаивали они.

Однако Айрин отвечала, что знает не больше их. Мисс Хоув никогда с ней не откровенничала. Они вообще не говорили ни о чем личном.

Родительский комитет обратился к Айрин с тем же вопросом. Они хотели отметить это событие, но не знали, как. Айрин решила, что должна и правда что-то придумать, а для начала побольше узнать о жизни своей начальницы.

У нее был адрес мисс Хоув, поэтому первым делом Айрин отправилась взглянуть на ее дом. Он находился в квартале под названием Сент-Джарлаф-Кресент. Маленькие домики, в которых когда-то жили рабочие, позднее были облагорожены и перестроены в таунхаусы, правда, сейчас цены на них упали из-за экономического кризиса. Ухоженные садики украшали пестрые клумбы, под окнами висели ящики с цветами.

Садик мисс Хоув оказался самым скромным: он представлял собой аккуратно подстриженный газон с парой цветущих кустарников. Краску на двери, калитке и подоконниках следовало бы обновить. Дом не выглядел запущенным — просто хозяйке было все равно. Пока что Айрин никуда не продвинулась.

Она решила набраться смелости и проникнуть внутрь. С этой целью на следующее утро Айрин спрятала очки мисс Хоув в свою сумочку, а вечером явилась к директрисе домой, сказав, что та якобы забыла их на рабочем столе.

Мисс Хоув встретила ее холодно.

— Не стоило беспокоиться, Айрин, — ледяным тоном сказала она.

— Я подумала, что без них вы не сможете вечером читать, — запинаясь, объяснила та.

— У меня есть запасные. В любом случае, благодарю. Очень любезно с вашей стороны.

— Можно мне войти, мисс Хоув? — Айрин готова была упасть в обморок от собственной смелости.

Мгновение Врагиня молчала.

— Прошу вас. — Она широко распахнула дверь.

Дом оказался голым и безликим — в точности как кабинет директрисы в Вуд-Парке. Никаких фотографий и картин, примитивный стеллаж, маленький старый телевизор. На столе стоял поднос с ужином: сыр, помидор и два куска хлеба. Дома Айрин ждали спагетти с аппетитным томатным соусом. Айрин учила Кенни готовить: сегодня он собирался опробовать рецепт пюре из ревеня со взбитыми сливками. Они будут играть в скраббл, потом Айрин с матерью сядут смотреть сериал, а Кенни, которому уже исполнилось восемнадцать, пойдет встретиться с друзьями.

Никакого сравнения с этим безжизненным, бездушным жилищем.

Однако раз уж она набралась смелости прийти, нельзя сейчас сдаться.

— Мисс Хоув, у меня есть одна проблема, — начала Айрин.

— Да? — Тон Врагини был по-прежнему ледяным.

— Видите ли, учителя и родители просят меня посоветовать, что подарить вам по случаю выхода на пенсию. Всем хотелось бы найти подарок, который вам понравится. Поскольку я ваша помощница, они решили, что я могу знать. Но я не знаю. Я в полной растерянности, мисс Хоув. Может быть, вы подскажете?..

— Мне ничего не нужно, Айрин.

— Но, мисс Хоув, дело же не в этом. Они сами хотят вам что-нибудь подарить — что-нибудь нужное, подходящее…

— Почему?

— Потому что уважают вас.

— В таком случае пусть лучше оставят меня в покое, а не устраивают всякие сентиментальные церемонии.

— Понимаете, мисс Хоув, у них немного другое мнение.

— А у вас, Айрин? Что думаете вы?

— Думаю, они считают меня плохим другом и коллегой, если после двадцати лет работы вашим секретарем я не знаю, какой прощальный подарок вам бы подошел.

Несколько томительных секунд мисс Хоув молчала.

— Но Айрин, вы мне не друг и не коллега, — выдержав паузу, произнесла она. — У нас совершенно другие отношения. Люди не имеют права ожидать от вас знаний обо мне такого рода.

Айрин несколько раз открыла и закрыла рот.

Когда в учительской обсуждали мисс Хоув, называя ее за глаза Сама Себе Врагиня, она заступалась за эту женщину. Теперь Айрин уже не понимала, почему. У директрисы не было ни сердца, ни души; не было друзей, не было никаких интересов. Пускай покупают ей корзину для пикника или пылесос — ей все равно. Айрин наплевать, какой будет подарок.

Она взяла сумочку и пошла к двери.

— Думаю, мисс Хоув, мне лучше уйти. Я не стану больше вас беспокоить и отрывать от ужина. Я только хотела занести очки.

— Я не оставляла их у себя на столе, Айрин. Я никогда ничего не оставляю на столе, — сказала мисс Хоув.

Айрин заставила себя твердым шагом дойти до калитки. Но стоило ей оказаться на улице и немного удалиться от дома директрисы, как колени у нее предательски подкосились.

Все эти годы она работала на мисс Хоув, выгораживала ее перед разгневанными родителями, недовольными учителями и взбунтовавшимися ученицами. А та в ответ заявила ей в лицо, что не считает Айрин ни другом, ни коллегой. Она просто ее секретарша.

Как Айрин могла быть такой слепой?

Она схватилась за ограду, чтобы удержаться на ногах. Молодая женщина вышла из дома и обеспокоенно взглянула на Айрин.

— Вам плохо? Вы бледная как полотно…

— Ничего страшного. Просто голова закружилась.

— Зайдите ко мне и присядьте. Кстати, я медсестра.

— Я вас знаю, — тяжело дыша, ответила Айрин. — Вы работаете в больнице Святой Бригитты, в кардиологии.

— Вы наша пациентка?

— Нет, не я. Моя мать, Пегги О’Коннор.

— Да-да, конечно. Я Фиона Кэрролл. Пегги всегда говорит о вас — как вы к ней добры.

— Я рада, что хоть кто-то это ценит, — сказала Айрин.

— Проходите, мисс Коннор, я угощу вас чаем.

Фиона взяла ее под руку, и Айрин с благодарностью вошла в ее дом, который как небо от земли отличался от жилища мисс Хоув. Фиона и два ее сынишки накрыли чай, угостили Айрин шоколадным пирогом, и на душе у нее заметно полегчало.

Привыкшая за долгие годы быть лояльной к начальнице, Айрин удержалась от соблазна выложить все этой славной Фионе, которая наверняка в курсе тяжелого характера соседки и, возможно, разделяет разочарование своей гостьи.

Однако от старых привычек не так-то легко избавиться.

Айрин считала, что, работая на кого-то, не имеет права обсуждать этого человека с другими у него за спиной. Она ничего не стала рассказывать о своем незадавшемся визите к мисс Хоув. Заверив Фиону, что головокружение прошло, она собралась сесть на автобус и отправиться домой, но тут в дверь позвонил мужчина по имени Динго — он доставил землю в мешках и цветочную рассаду. В выходные они всей семьей собираются поработать в саду, объяснила Фиона. Мальчики будут сажать собственные клумбы.

— Динго подвезет вас до дома, мисс О’Коннор, — настаивала она. — Ему по пути.

Динго полностью одобрил ее предложение.

— До чего славное семейство, — сказала ему Айрин, усевшись в кабину фургона. — А у вас есть жена и дети, Динго?

— Нет. Я старый холостяк, — ответил он. — Дело в том, мисс О’Коннор, что не всем везет так, как Фионе и Деклану. Бывает, супруги себя ведут хуже врагов. А вы сами замужем?

— Нет, Динго, и никогда не была. Однажды чуть было не вышла, но он оказался игроком, и я испугалась, к тому же надо было ухаживать за мамой — вот и не сложилось. — Айрин почувствовала, как в ее голосе помимо воли прозвучали грустные нотки, что было совсем на нее не похоже. Вот до чего довел визит к мисс Хоув!

Динго сосредоточенно смотрел вперед; он не обратил особого внимания на ее слова.

— Мой дядя Нэйзи в точности, как вы. Говорит, у него была одна женщина много лет назад, но он упустил свой шанс. Все время просит меня подыскать для него кого-нибудь, лет до пятидесяти. Вам же немного за сорок, мисс О’Коннор?

— Можно сказать и так. Только не задавайте мне этот вопрос на следующий год — ответ будет отрицательный.

— Значит, надо поскорей вас познакомить, — смеясь, сказал Динго.

Айрин вернулась домой и стала накрывать к ужину. Она ничего не рассказала матери и Кенни. Не стоит им знать, что годы ее преданной работы только что были перечеркнуты холодным, жестоким приговором директрисы.

Точно так же они не знали, что в тот самый момент, когда вся семья собралась за ужином, Динго бросил все силы на то, чтобы устроить личную жизнь своего дяди и Айрин. Он немедля позвонил Нэйзи и сообщил, что у него имеется отличная кандидатура для знакомства и ей как раз сорок девять лет. Он так ее расхваливал, что Нэйзи согласился познакомиться с Айрин поближе.

Вскоре учителя в школе Вуд-Парк обратили внимание на то, что Айрин как-то изменилась. Когда остальные обсуждали прощальную церемонию в честь мисс Хоув, она только пожимала плечами. То же самое касалось и подарка.

— Думаю, это не имеет значения, — говорила она и тут же меняла тему.

Наверное, беспокоится за свое место, решили они. Что, если новая директриса решит нанять кого-нибудь другого?

Айрин работала так же старательно, как и всегда, но без всякого энтузиазма. Если мисс Хоув это и заметила, то не подала виду. Айрин больше не подавала чай с печеньями во время встреч. Она забрала пожухлое каланхоэ, подкормила удобрением и поставила у себя в кабинетике. Прошли те дни, когда она пыталась делиться с начальницей забавными историями из своей жизни.

Теперь у нее появились новые дела, о которых мисс Хоув понятия не имела. Нэйзи позвонил и сказал, что его увалень-племянник прекрасно отзывался о ней: может, Айрин согласится как-нибудь сходить с ним в кино? В другой раз они пошли в боулинг, потом на караоке. Его настоящее имя — Игнациус, объяснил он. Лучше уж Нэйзи, чем Игги, как звали одного мальчишку у них в школе. Нэйзи работал в мясной лавке мистера Мэлоуна, которого считал очень достойным и уважаемым человеком.

Время от времени он заходил к Айрин и приносил с собой отличные бараньи отбивные или свиную вырезку. Ее мать Пегги очень его полюбила и не упускала возможности похвалить дочь.

— Я это знаю, миссис О’Коннор, — говорил Нэйзи в ответ на ее слова о том, какая замечательная женщина Айрин. — Вам не надо мне напоминать. Я и без того у нее на крючке, — улыбался он, и Пегги краснела от удовольствия, слушая его.

Нэйзи родился на западе Ирландии, в Дублине у него было несколько родственников, в том числе племянник Динго, с которым Айрин уже познакомилась: он водил фургон и брал кое-какие заказы. Нэйзи упоминал также о сестре по имени Нуэла и ее сыне Риггере — мальчишкой он попал в дурную компанию и оказался в исправительной школе. Позднее его отправили на запад, где Риггеру удалось встать на ноги. Он нашел себе славную девушку, выращивал овощи и разводил кур. Риггер работал кем-то вроде управляющего в маленьком отеле, который должен был вот-вот открыться; он назывался Стоун-хаус. Отель стоял на вершине утеса, и оттуда открывался потрясающий вид. Нэйзи обещал, что однажды обязательно отвезет туда Айрин и ее мать. Им там наверняка понравится.

Кенни тоже полюбил Нэйзи; он всегда соглашался посидеть дома и присмотреть за бабушкой, если голубки, как он их называл, хотели выйти в город.

Наконец после шести месяцев ухаживания Нэйзи сделал Айрин предложение. Они решили, что свадьба будет скромной. Когда Айрин рассказала об этом Кенни, тот сразу предложил повести тетку к алтарю. Но той надо было еще кое-что ему сообщить. Айрин дождалась, пока Пегги уляжется в постель.

— Мне надо поговорить с тобой, Кенни, — начала она.

— Я давно все знаю, — просто сказал он. — Я узнал, что ты моя мать, когда мне было девять.

— Почему ты мне не сказал? — Она была потрясена.

— Это не имело значения. Я был уверен, что ты никогда меня не бросишь.

— Может, ты хочешь меня о чем-нибудь спросить? — Голос у Айрин задрожал, на глаза навернулись слезы.

— Тебе было страшно? Одиноко? — спросил он, садясь рядом и обнимая ее за плечи.

— Да. Видишь ли, тот человек был несвободен. У твоего отца была жена. Я не могла разбивать семью. Потом Морин в Англии умерла и мы сказали всем, что ты — ее сын. Ради мамы. У мамы был внук, мой сын жил со мной — все устроилось как нельзя лучше. — Сквозь слезы Айрин улыбнулась ему.

— А Нэйзи знает?

— Да. Я сказала ему практически сразу. Он ответил, что ты, наверное, давно догадался — надо же, Нэйзи оказался прав!

— Он переедет к нам?

— Если ты не против, — ответила Айрин. — Он так добр к твоей бабушке!

— Мне ли не знать! Достаточно посмотреть, как вы втроем играете в бридж, — прямо казино Лас-Вегаса. Уморительное зрелище!

Потом Кенни сказал, что у него есть еще один повод радоваться переезду Нэйзи к ним: теперь он сможет повидать мир. Ему давно хотелось путешествовать. Есть шанс поехать в Америку. Благодаря замужеству матери он получит возможность строить собственные планы.

Восемнадцать лет Айрин с ужасом представляла, как сообщит Кенни эту новость, а прошло все на удивление безболезненно. До чего все-таки странная штука жизнь!

Айрин пришла на работу с обручальным кольцом; мисс Хоув никак это не прокомментировала, а она сама не собиралась ничего с ней обсуждать. Однако учителя, конечно же, заметили кольцо — Айрин сообщила им, что посаженной матерью будет Пегги, а племянник Нэйзи Риггер приедет из Стоунбриджа на западе Ирландии, чтобы выступить в роли свидетеля жениха. Свадьба состоится в последнюю субботу августа, потом будет прием в небольшом пабе с закусками и тортом — все учителя приглашены. Они с восторгом принялись обсуждать, что подарить молодоженам.

С Айрин все было просто: ей понравится любой подарок, будь то отпуск в Испании, садовые качели, картина с пейзажем Коннемары, уикенд в старинном замке, набор чемоданов на колесиках, комплект для игры в крокет, большое зеркало в тяжелой раме с херувимами — всё это порадует ее.

А вот с подарком для мисс Хоув в школе до сих пор не определились.

Учителя настойчиво допытывались у Айрин, что все-таки купить, она же в ответ говорила, пусть покупают что угодно, однако в глубине души ей хотелось выручить и их, и родительский комитет. Надо предложить хоть какую-нибудь идею, чтобы всех не разочаровать.

Здорово было рассказывать Нэйзи по вечерам о том, что произошло за день. Узнав о подарке, он обещал как следует подумать. А пока что у него есть новость: звонил Риггер, племянник.

— У них там, в Стоун-хаусе, настоящая паника. До сих пор нет ни одного бронирования на ту неделю, когда открывается отель. Они с Чикки страшно тревожатся: что, если все их труды пойдут прахом?

— Знаешь, — ответила Айрин, — попроси Риггера отправить нам несколько буклетов. Я раздам их в школе. Мне кажется, многие наши учителя с удовольствием бы поехали.

— А почему не отправить туда мисс Хоув? — с торжествующим видом воскликнул Нэйзи.

— Но она такая ужасная — мы не можем так с ними поступить!

— Может, за пределами школы она будет вести себя по-другому. Станет ходить на прогулки, никто ее и не увидит.

Врожденная доброжелательность не позволяла Нэйзи плохо говорить о начальнице Айрин.

— Возможно, ты и прав. Действительно, неплохое решение, — сказала она.

— Давай держать пальцы крестом, чтобы отель не закрылся в первую же неделю, — улыбнулся Нэйзи.

И они вернулись к разговору о свадьбе.

Учителя заметили, что Врагиня в последнее время стала еще более нетерпимой и придиралась к сотрудникам и ученицам сильнее, чем в предыдущие годы. Она больше беспокоилась за результаты экзаменов, чем за будущее своих выпускниц, и не шла ни на малейшие уступки.

Ее машина допоздна простаивала на школьном дворе по вечерам, а по утрам она приезжала раньше остальных. В сутки мисс Хоув проводила за пределами Вуд-Парка не больше семи-восьми часов.

Это было ненормально.

Наконец директриса заговорила с Айрин о свадьбе.

— Кто-то из родителей обмолвился, что вы собрались замуж, Айрин, — ухмыльнувшись, сказала мисс Хоув. — Это правда?

— Совершенно верно, мисс Хоув. Свадьба в конце августа.

— Почему вы мне не сказали? — раздраженно спросила она.

— Видите ли, как вы сами заметили, мы с вами не коллеги и не друзья. Я просто работаю на вас. Поскольку свадьба должна состояться в каникулы, я не видела смысла уведомлять вас.

Хотя Айрин говорила достаточно вежливо, в ее тоне промелькнуло нечто, заставившее мисс Хоув бросить на секретаршу короткий пронзительный взгляд. Сейчас был самый подходящий момент сказать, что она очень рада и желает Айрин счастья. Может, даже признаться, что на самом деле она все-таки считает ее своей коллегой и другом.

Ничего этого директриса не сказала. Не зря много лет назад ее окрестили собственным врагом — мисс Хоув ухмыльнулась опять.

— Думаю, вряд ли вы собираетесь обзаводиться детьми в столь зрелом возрасте, — сказала она со смешком, словно эта мысль ее страшно забавляла.

Айрин встретилась с директрисой глазами, но не улыбнулась в ответ.

— Действительно, мисс Хоув. У меня уже есть сын. Ему восемнадцать. Мы с Нэйзи не собираемся заводить еще детей.

— Нэйзи! — все с той же ухмылкой пробормотала директриса. — Это что, его имя? Потрясающе!

— Да, его так зовут, и потрясающе — именно то слово, которое к нему подходит. Он и правда потрясающий. Он очень добр ко мне, моему сыну Кенни и моей маме. Он работает мясником — на случай, если вам и это покажется сметным.

— Прошу, Айрин, держите себя в руках. Что за истерика? Подумать только, после стольких лет я такое про вас узнаю!

— Я предпочитала не рассказывать о ребенке, потому что была не замужем.

— А Нэйзи, значит, восстановит вашу репутацию?

Айрин поражалась тому, что терпела эту женщину целых восемнадцать лет, да еще придумывала для нее всякие оправдания. Как может мисс Хоув быть такой бессердечной!

— Моя репутация в этом не нуждается. Люди меня уважают, и я сама уважаю себя. А вот вы, мисс Хоув, совсем меня не знаете и никогда не знали.

— Думаю, вам хотелось бы остаться и продолжать работать в школе после этой вашей… с позволения сказать… свадьбы? — Глаза мисс Хоув метали молнии.

— Да, безусловно. Я люблю эту школу, учителей и учениц.

— Тогда следите за своим языком, Айрин, если планируете получить хорошую рекомендацию. Вряд ли моя преемница захочет иметь секретаршу, не уважающую начальство!

— Пишите что хотите, мисс Хоув. Вы все равно так и сделаете.

— Айрин, вы очень недальновидны.

— Благодарю вас, мисс Хоув. А теперь я пойду и займусь своей работой, пока она у меня есть.

Не оглядываясь, Айрин вышла из кабинета.

Она села за свой стол, дрожа всем телом, и едва нашла в себе силы ответить на звонок мобильного телефона.

Звонила Пегги с потрясающей новостью: Нэйзи заглянул к ним в обед и научил ее пользоваться Интернетом, чтобы она могла выбрать себе наряд матери невесты. Ей очень понравились темно-синее платье с белой отделкой и такой же жакет. Конечно, если Айрин не возражает.

Мало-помалу к ней возвращалось хорошее настроение и предвкушение будущего торжества. Неприязнь к мисс Хоув, оставшейся за дверями своего офиса, похожего на тюремную камеру, больше не тревожила Айрин.

Вся школа собралась попрощаться с мисс Хоув. Она вышла на крыльцо, как делала каждое утро уже много лет. По-прежнему в черной профессорской мантии, с тем же гребнем в волосах. Лицо у директрисы было непроницаемое.

Учителя произносили речи, превознося достижения мисс Хоув; следом за ними выступили одна из старшеклассниц и представительница родительского комитета — она выразила мисс Хоув благодарность от лица всех девочек, учившихся в Вуд-Парке. Правда, никто не сказал ни слова о заслуженном отдыхе или о том, что только сейчас и начинается ее настоящая жизнь. Под конец в знак признательности ей передали конверт — там лежало приглашение провести неделю в новом отеле под названием Стоун-хаус на западе Ирландии. Мисс Хоув не поблагодарила коллег за подарок; когда вслух объявили, в чем он заключается, на ее лице не отразилось никаких эмоций.

Новый директор был уже назначен: миссис Уильямс, вдова, ранее руководившая престижной школой для девочек в Англии, которая решила вернуться к семье в Ирландию. Она собиралась обставить директорский кабинет привезенной с собой мебелью; что касается сотрудников, она ничего не собирается менять. Айрин проработает июль и часть августа, поможет миссис Уильямс устроиться на новом месте, а потом уедет в отпуск на три недели, чтобы вернуться к началу учебного года.

Миссис Уильямс получила приглашение на прощальную церемонию, но решила не приходить. Она объяснила это тем, что не хочет привлекать к себе внимание. Это день мисс Хоув.

На самом деле люди были бы рады присутствию миссис Уильямс. Она наверняка разрядила бы обстановку на мучительной церемонии и нескончаемом приеме с сыром и вином, последовавшем за ней. Гости постоянно посматривали на часы, молясь, чтобы скорей наступило время, когда можно уйти. И почему минуты тянутся так медленно? К чем все эти речи о неуместности новаторства в образовании, о важности дисциплины в школе, о зубрежке, об устоях, которые не поколебать новомодными выдумками?

Учителя, весь год прилагавшие массу усилий, чтобы сделать перегруженную программу увлекательнее, родители, радующиеся втихомолку тому, что их дочери наконец окончили школу и поступили в университет, ученицы, которые ждут не дождутся каникул… Все мечтали поскорее сбежать.

Айрин зашла к себе в кабинет, чтобы кое-что забрать. Она спешила домой рассказать Нэйзи, какой подарок придумали для них сотрудники Вуд-Парка. Они получат уличную газовую печь для барбекю, а строительная фирма соорудит для нее у них во дворе небольшое патио со стеной, защищающей площадку от ветра. Теперь они каждое лето смогут наслаждаться обедами и ужинами на природе.

И тут, к своему удивлению, Айрин услышала какой-то звук из кабинета директрисы. Она постучала в дверь. Мисс Хоув, одна, стояла у себя за столом, на котором не было ничего, кроме ключей от машины. Через окно ее кабинета, занавешенное коричневыми шторами, был виден опустевший двор школы.

— Я только хотела проверить, не зашел ли сюда кто-нибудь чужой. — Айрин поспешно отступила назад.

— Задержитесь на минуту, Айрин. Я хочу передать вам свадебный подарок.

Такого она никак не ожидала.

— Вы очень добры, мисс Хоув. Очень, очень добры.

Директриса протянула ей красивый пакет. Он весь переливался блестками — невозможно было представить, чтобы мисс Хоув купила такой. Айрин лишилась дара речи.

Первым делом ее охватило чувство вины. Она не участвовала в сборе денег на прощальный подарок для мисс Хоув, не подписала открытку, не пожелала ей удачи на прощание. Айрин было ужасно стыдно.

— Ничего особенного — просто маленький сувенир, на память.

— Я никогда не забуду, как работала с вами, мисс Хоув.

— Я надеюсь, что миссис Уильямс решит сохранить за вами это место.

— Я тоже надеюсь. То есть это уже решено. И еще раз спасибо за подарок. Мне открыть его сейчас?

— Прошу, не надо… — Мисс Хоув отшатнулась с таким видом, словно распечатывание подарка могло оскорбить стены ее опустевшего офиса.

Книги с дешевых стеллажей были убраны; на следующий день стеллажам тоже предстояло покинуть кабинет, хотя мисс Хоув этого не знала. Она проработала в этом кабинете много лет, но не оставила в нем ни малейшего следа.

— Хорошо, я открою его сегодня вечером, но позвольте заранее поблагодарить вас за то, что вы нашли время и выбрали его для нас. Я это очень ценю. — Айрин говорила от всей души.

Мисс Хоув поежилась от такой неслыханной фамильярности.

— Надеюсь, он вам пригодится. Подарки вообще нелегко выбирать. А уж тем более на позднюю свадьбу.

— Прошу прощения?

— Я хотела сказать, у вас ведь уже все есть. Вы же не как молодежь, которая приходит в восторг от перспективы устроить свой дом.

Айрин решила пропустить ее колкость мимо ушей, чтобы не омрачать предстоящий вечер.

— Нет, конечно, но все равно для нас это в новинку и мы очень счастливы. Ни я, ни Нэйзи раньше не состояли в браке.

— Ну да, — мисс Хоув неодобрительно поджала губы.

— Что же, желаю вам всего хорошего, мисс Хоув. Уверена, у вас множество планов на будущие годы.

Мисс Хоув могла бы поблагодарить ее за добрые слова. Могла бы кивнуть и туманно согласиться — мол, у нее и правда имеются планы. Однако Нелл Хоув не собиралась изменять себе.

— У вас на любой случай найдется какая-нибудь банальность, Айрин. Вы смотрите на мир сквозь розовые очки. — Она взяла со стола ключи от машины и покинула кабинет.

Айрин видела в окно, как Нелл Хоув садится в свою маленькую машину и уезжает из школы, которая составляла смысл ее жизни столько лет. Она следила за ней, пока машина не выехала за ворота Вуд-Парка. Что мисс Хоув будет делать сегодня вечером и в следующую бесконечную череду вечеров? Ужинать одна в своей стерильной гостиной? Есть ли у нее хоть кто-то, чтобы скрасить ее одиночество?

На приеме в ее честь не присутствовало никого из членов семьи или друзей директрисы. Как она прожила свою жизнь, если ей некого пригласить на свой прощальный вечер?

Айрин всегда отличалась широтой души. Даже теперь ей не хотелось думать плохо о женщине, которая много лет оскорбляла ее и даже напоследок пыталась поставить в неловкое положение. Мисс Хоув купила ей свадебный подарок — несмотря ни на что. И, что еще важнее, если бы Айрин тогда не пошла к директрисе домой, она не встретила бы Динго, который познакомил ее с Нэйзи.

Она вздохнула и отправилась на остановку автобуса, сжимая в руках переливающийся блестками пакет.

Они открыли подарок за ужином. В пакете оказалась чайная скатерть, отделанная кружевами. По краю скатерть украшала вышивка — чудесные розовые бутоны. Айрин рассматривала ее, не веря своим глазам. Не может быть, чтобы мисс Хоув пошла в магазин и купила это. Скатерть была старомодная, непрактичная, но все равно ужасно мило с ее стороны.

Потом на дне пакета Айрин заметила конверт с открыткой. Она вытащила ее и прочла: Дорогой мисс Хоув с благодарностью за то, что наша дочь встала на правильный путь. Открытка была подписана родителями одной из девочек, которая недавно получила стипендию в престижном университете. Мисс Хоув передала ей подарок, даже не заглянув внутрь. Не стала открывать конверт, не прочла, что написали родители…

Айрин быстро смяла открытку в кулаке.

— Что там сказано? — Пегги О’Коннор хотела знать все до малейших деталей.

— Обычные пожелания счастья, — сказала Айрин.

Про себя она поклялась, что никогда больше не вспомнит о мисс Хоув. Надо прогнать ее из своих мыслей, из своей жизни. Эта женщина не заслуживает, чтобы о ней помнили.

Однако неделю спустя, когда миссис Уильямс уже воцарилась в директорском кабинете, Айрин пришлось вспомнить про мисс Хоув. При миссис Уильямс кабинет настолько изменился, что его невозможно было узнать.

Изящный ноутбук заменил громоздкий старый компьютер; на рабочем столе ручной работы стояли красивые ящички для бумаг из ротанга, разноцветные папки и фотография мистера Уильямса. Новые книжные стеллажи заполняли книги, между которыми были оставлены промежутки для сувениров и небольших растений в горшках. У миссис Уильямс была даже небольшая лейка, чтобы поливать их.

Жесткие стулья сменились более гостеприимной мебелью. Миссис Уильямс придерживалась обычного графика работы, не просиживая сутками в кабинете, как ее предшественница. Она была очень довольна Айрин, постоянно благодарила ее за усердие. Для Айрин такое отношение было внове, поскольку раньше она могла надеяться разве что на мрачное молчание мисс Хоув.

Однажды, когда они составляли план на следующий день, миссис Уильямс внезапно подняла голову и спросила:

— Кстати, почему вы мне не сказали, что выходите замуж?

— Просто не хотела вам докучать своей болтовней. Честно говоря, я бываю слишком разговорчивой, — с виноватой улыбкой сказала Айрин.

— Но если не позволять себе поговорить о собственной свадьбе, о чем вообще тогда стоит разговаривать? — Миссис Уильямс выглядела искренне заинтересованной. — Расскажите-ка мне обо всем!

И Айрин рассказала про Нэйзи, что он работает мясником и собирается продать квартиру и переехать к ней. Они пристроят к дому дополнительную ванную… Она вся светилась, надеясь, что свадьба пройдет отлично, без всяких там глупостей и всего такого…

Миссис Уильямс взглянула на фотографию у себя на столе и сказала, что помнит свою свадьбу во всех подробностях, словно это было вчера, — она прошла замечательно.

Айрин спросила про погоду: день выдался солнечным?

Миссис Уильямс не могла сказать точно — да и какое это имело значение. Они были очень счастливы — это самое главное.

И тут внезапно зазвонил телефон. Прямая линия. Айрин застыла на месте. Она никогда не слышала, чтобы по этому номеру кто-нибудь звонил. Телефон установили для удобства директрисы, чтобы она могла звонить напрямую. Подчиняясь кивку миссис Уильямс, Айрин подняла трубку.

Мужской голос попросил к телефону Нелл Хоув.

— Мисс Хоув вышла на пенсию и больше здесь не работает. Если вы хотите поговорить с миссис Уильямс, нынешним директором, пожалуйста, представьтесь.

— А вы не знаете, где она живет? — спросил он.

— Боюсь, мы не разглашаем адреса сотрудников.

— Вы сказали, она на пенсии.

— Прошу прощения, я ничем не могу вам помочь. Мы не поддерживаем связь с мисс Хоув, поэтому я не предлагаю вам оставить сообщение, — сказала Айрин, и мужчина дал отбой.

Айрин и миссис Уильямс недоуменно посмотрели друг на друга.

За неделю до свадьбы Айрин, проходя по улице, заметила на другой стороне Нелл Хоув. Не сдержавшись, она бросилась через дорогу.

— Мисс Хоув, рада вас видеть.

Нелл Хоув посмотрела на нее отсутствующим взглядом, а потом, словно сделав над собой усилие, равнодушно произнесла:

— Айрин…

— Да, мисс Хоув. Как ваши дела? Я собиралась вам позвонить.

— Да? И почему не позвонили?

— Как вы думаете, мы можем выпить по чашке кофе? — предложила Айрин.

— Зачем? — Мисс Хоув была раздосадована ее настойчивостью.

— Мне нужно вам кое-что рассказать.

— Похоже, здесь нет подходящих мест. — Мисс Хоув обвела улицу презрительным взглядом.

— Вот в этом симпатичном кафе делают великолепный кофе. Прошу вас, мисс Хоув…

Словно смирившись с неизбежным, мисс Хоув согласилась. За чашкой крепкого кофе с молочной пенкой Айрин рассказала ей о предстоящей свадьбе и запланированном медовом месяце. Потом поинтересовалась, строит ли мисс Хоув планы насчет предстоящей недели на побережье зимой.

— Кому придет в голову мечтать о поездке в такую глухомань? — услышала она в ответ.

Айрин сменила тему. Какой-то мужчина звонил по телефону, он говорил немного странно.

— Вы не знаете, кто это мог быть? — спросила она. — Он не оставил сообщения и своего номера не дал тоже.

— Это был мой брат, — сказала мисс Хоув.

— Ваш брат?

— Да, мой брат Мартин. Мы с ним не виделись несколько лет.

— Но почему?

Сердце отчаянно колотилось в груди. Она была потрясена тем, как спокойно мисс Хоув об этом говорит.

— Почему? Ну, это давнее дело. Очень давнее.

Ее лицо не выражало никаких чувств.

— И кстати, вас оно не касается. Вы закончили? Больше ничего не хотите мне сказать?

Холодно кивнув, мисс Хоув встала и вышла из кафе.

Свадьба прошла великолепно. Кенни подвел невесту к алтарю, а Пегги выглядела так, будто вот-вот лопнет от гордости. Динго, принарядившийся по такому случаю в новенький костюм, был в числе друзей жениха; он произнес тост, сказав, что очень гордится своей ролью в судьбе Нэйзи и Айрин, которых так удачно познакомил.

Кармел и Риггер нашли возможность выбраться на денек в Дублин; мать Риггера Нуэла присутствовала тоже. Солнце сияло с утра до самого вечера. Миссис Уильямс присоединилась к гостям в пабе и легко влилась в компанию учителей, мясников из лавки мистера Мэлоуна, друзей и соседей — мисс Хоув это не удалось бы и за тысячу лет.

Айрин ждал медовый месяц в Испании, а потом возвращение в Вуд-Парк, где при новом директоре работа обещала стать гораздо более приятной и легкой.

Риггер и Кармел только и говорили, что про Стоунхаус. Приглашение, отправленное мисс Хоув, натолкнуло их на новую идею: они предложили разыграть «Неделю зимы» в качестве приза на конкурсе в одном журнале. Список гостей рос; похоже, в первую неделю в отеле у Чикки не будет свободных мест. Стоун-хаус ждет большое будущее. Риггер сказал, что его мать должна обязательно их навестить — и как можно скорее. Она не была в Стоунбридже с ранней юности.

Ей не хочется останавливаться в большом доме? Нет-нет, Риггер с Чикки настаивают. Это благодарность Нуэле за все, что она сделала для сына.

Айрин попыталась предупредить их, что мисс Хоув очень тяжело угодить.

— Мы справимся, — весело ответил Риггер. — Для нас это будет неплохая практика. После Говарда и Барбары ваша мисс Хоув вряд ли нас чем-то удивит.

Мисс Хоув приехала с последним поездом; Риггер встречал ее на вокзале. Он увидел высокую чопорную даму с маленьким чемоданчиком, раздраженно обводившую взглядом перрон. Наверняка это она.

Риггер представился и взял у нее чемодан.

— Мне сказали, меня встретит миссис Старр, — сказала дама.

— Она в отеле, приветствует остальных гостей. Я Риггер, менеджер. Я живу при отеле, — ответил он.

— Вы уже называли мне ваше имя. — Судя по тону, она была очень недовольна.

— Надеюсь, вы проведете здесь чудесный отпуск, мисс Хоув. Дом очень комфортабельный.

— Хотелось бы верить, — отрезала она.

Риггер решил, что постарается улучить момент и предупредить Чикки — похоже, с этой клиенткой не оберешься хлопот.

Предупреждение не потребовалось. С первого взгляда Чикки поняла, что угодить мисс Хоув будет нелегко. Она стояла, вся подобравшись, с непроницаемым лицом, среди гостей, столпившихся в натопленной просторной кухне. Отказалась выпить рюмку шерри или вина, попросив взамен стакан тоника со льдом и лимоном. Когда ее представляли другим гостям, она молча кивала головой.

Мисс Хоув заявила, что не станет подниматься в комнату и приводить себе в порядок; поскольку она приехала одной из последних, то не хотела бы задерживать ужин. У нее был редкий дар одной фразой на корню обрубать любую беседу.

Она не проявила никакого интереса к рассказу Чикки о местных достопримечательностях и пешеходных маршрутах. Поначалу остальные гости пытались заговаривать с ней, но потом, один за другим, отказались от этих попыток.

Американец спросил, чем она занимается, но мисс Хоув ответила, что в их стране, в отличие от США, людей не судят по их профессии.

Молодой человек из Швеции начал рассказывать, что это его второе посещение Ирландии, но не успел закончить и одного предложения, как ее лицо скривилось от скуки.

Медсестра по имени Винни поинтересовалась, бывала ли мисс Хоув на западе раньше, на что та пожала плечами и сказала, что не помнит. Любезная чета английских докторов восторгалась красивыми видами — мисс Хоув перебила их, сообщив, что приехала поздно вечером и пока что не увидела ничего примечательного.

Когда Орла, убирая со стола, спросила, понравился ли ей ужин, она кивнула и добавила, что в противном случае немедленно бы на это указала. Критика пойдет им только на пользу.

Когда после ужина Чикки Старр провожала мисс Хоув в ее комнату, то надеялась, что та немного растает при виде красивой мебели, чистейшего белья на постели, подноса с лучшими фарфоровыми чашками и блюдцами… Все так ими восторгались!

Мисс Хоув ограничилась коротким кивком.

— Наверняка вы устали с дороги, — сказала Чикки, стараясь не показать своего разочарования и не обращая внимания на раздражительность гостьи.

— Ничего подобного. Я просто сидела в вагоне. — Мисс Хоув была неумолима.

В последующие дни мисс Хоув, единственная из всех гостей, никак не выражала своих восторгов по поводу красивых пейзажей или вкуснейших блюд, которые Чикки с Орлой каждый вечер подавали к столу.

Чикки садилась рядом с этой странной, замкнутой женщиной, чтобы избавить других постояльцев от необходимости поддерживать с ней беседу. Даже для нее самой, проработавшей столько лет в нью-йоркском пансионе, где селились строители, до смерти устававшие на работе, это было нелегкой задачей.

Мисс Хоув не задавала никаких вопросов и не делала замечаний. Если в ее жизни случился какой-то перелом, он наверняка очень тяжело сказался на ней.

На утро третьего дня, когда мисс Хоув в очередной раз не проявила интереса к прогулкам по побережью, Чикки обратилась к Риггеру с просьбой взять ее с собой в город на рынок.

— О, Чикки, а это обязательно? От ее присутствия у меня молоко свернется в бидоне.

— Прошу, Риггер, иначе она весь день просидит на кухне, пялясь на меня, а мне надо готовить.

Риггер решил взглянуть на это с другой стороны. Если не считать мисс Хоув, их первая неделя проходила великолепно. Гости были в полном восторге и превозносили новый отель до небес. Стоун-хаус ждал успех, о котором они столько мечтали. Один день с мисс Хоув его не убьет.

Все вопросы о том, как ей у них нравится, разбились, словно о каменную стену, поэтому Риггер принялся оживленно рассказывать о своей собственной жизни. Упомянул и о детях — близнецы Рози и Маккен, — с гордостью кивнув головой в сторону их фотографий, прикрепленных на приборной доске.

— Внешностью они пошли в мать, — одобрительно заметил он. — Надеюсь, что и мозги у них тоже в нее. Со стороны отца в этом смысле похвастаться нечем.

— Ваши родители глупы? — спросила мисс Хоув. Голос ее был холоден, но она впервые проявила хоть какой-то интерес к беседе.

— Мать — нет. А отца я никогда не знал, — ответил Риггер.

Большинство людей сказали бы, что им очень жаль или попросили прощения, но мисс Хоув промолчала.

— А ваши родители были умные, мисс Хоув? — вдруг спросил он.

Она сделала паузу, словно решала, отвечать или нет. Потом сказала:

— Нет. Совсем нет. Мою мать нельзя было подпускать к детям. Она сбежала из дома, когда мне было одиннадцать, а отец не смог этого пережить. Он лишился работы, спился и умер.

— Да уж, нелегко вам пришлось. Может, у вас были братья или сестры, которые могли за вами присмотреть?

— Был брат, младший, только он пошел по кривой дорожке. Сломал себе жизнь.

— И некому было ему помочь?

Снова пауза.

— Да, очевидно так.

— Очень жаль. А вы были еще маленькая и не могли ничего для него сделать. Мне повезло. Я тоже связался с дурной компанией, но мама всегда присматривала за мной, а когда я попал в исправительную школу, писала мне каждую неделю. Она была на все готова ради меня — даже отправить на другой конец страны, сюда. Я, правда, так и не доучился. Не получил аттестат, но зато исправился и встал на ноги.

— Почему мать не настояла, чтобы вы получили аттестат?

— Она знала, что профессором мне не стать. Ей приходилось работать целыми днями, чтобы у нас на столе была еда. А мне было тяжело смотреть, как остальные купаются в деньгах, когда у нас их совсем нет.

— И вы опять что-то совершили? — Мисс Хоув поджала губы, словно зная, каков будет ответ.

— Сошелся со старыми дружками. Они неплохо жили, хотя, конечно, не зарабатывали честным трудом — вы понимаете, что я имею в виду. Они говорили, что можно сделать деньги очень легко и никто тебя не поймает. Но мой дядя Нэйзи вытащил меня из их компании. Решил, что мне будет лучше начать с чистого листа тут, на западе. Мне совсем не хотелось ехать. Я боялся коров и овец и вообще думал, что здесь будет ужасно скучно по сравнению с Дублином. Но моя мама жила в Стоунбридже в молодости, и ей очень нравилось.

— Тогда почему она уехала? — Мисс Хоув не терпела недомолвок.

— Она попала в беду, а мужчина не захотел жениться на ней.

— Вы приезжали с ней сюда?

— Нет. С тех пор она ни разу здесь не бывала, но теперь собирается приехать. Очень скоро.

На рынке было многолюдно. Мисс Хоув смотрела, как Риггер продавал яйца и сыр, приготовленный из козьего молока. Он загрузил мешки с овощами в багажник фургона, туда же отправились большие куски мяса. Еще Риггер купил двух утят, объяснив, что они не для готовки, — это подарок его ребятишкам.

Казалось, он знаком с каждым на площади. Люди спрашивали у него про Чикки Старр, про детей и Орлу. После рынка Риггеру надо было заехать к родителям жены, завезти им немного сыру и яиц. Мисс Хоув сказала, что подождет его в фургоне.

— Они станут угощать меня чаем с пирогом, — ответил он.

— Ради бога, Риггер, ешьте и пейте. Я с удовольствием посижу одна, соберусь с мыслями.

Через окно она видела людей в кухне большого фермерского дома, но не испытывала ни малейшего желания зайти туда и поддержать вежливую беседу с какими-то незнакомцами.

Вряд ли их выезд можно было назвать успешным, но Чикки все равно была благодарна Риггеру.

— Ты что-нибудь о ней узнал? — спросила она.

— Немного, но это было что-то вроде откровений со случайным попутчиком. Наверняка она уже жалеет, что рассказала мне.

— Тогда лучше молчи, — ответила Чикки.

На следующий день мисс Хоув явилась в дом Риггера и Кармел в конце сада. Кармел, будучи в курсе ситуации, приветствовала ее более тепло, чем было в ее привычках. Она познакомила мисс Хоув с детьми, которые радостно улыбались и пускали пузыри; вместе они пошли посмотреть на кроликов, черепашку и двух утят, которых окрестили Принцессой и Дружком.

Мисс Хоув выпила чаю из кружки, но не сказала ни слова одобрения в адрес Стоун-хауса и своего отпуска в целом. Кармел изо все сил старалась держать себя в руках, даже когда мисс Хоув назидательным тоном принялась читать ей лекцию о пользе зубрежки.

Внезапно она спросила, где у Риггера и Кармел находится библиотека.

— Видите ли, мы с мужем не особенные книголюбы, — начала Кармел.

— Тогда вы подаете своим детям очень плохой пример, — отрезала та.

— Мы делаем для них все, что в наших силах.

— Нет, если у вас в доме не найти ни словарей, ни атласов, ни сборников стихов. Как они поймут, что человек должен учиться, если дома у них ничего для этого нет?

— Они будут ходить в школу, — упрямо ответила Кармел.

— О да, давайте взвалим все на школу и ее же будем винить, если что-то пойдет не так.

Тон мисс Хоув был уничижительным; она словно разговаривала с провинившейся ученицей, а не с женщиной, у которой находилась в гостях и которая пыталась сделать ее пребывание в отеле хоть чуточку приятным.

— Мы не будем никого винить. Мы не такие люди.

— Но что вы можете им дать? Зачем вообще рожать детей, если вы не можете с самого начала подготовить для них хороший старт? Вы же не хотите, чтобы они остались такими же невеждами, как их отец, и кончили в исправительной школе?

Кармен не собиралась больше это терпеть.

— Ну вот что, мисс Хоув, я никому не позволю оскорблять моего мужа! Если он рассказал вам о своем прошлом, — а это наверняка он, потому что Чикки не могла этого сделать, — то уж точно не для того, чтобы вы потом набрасывались на него с обвинениями.

Кармел понимала, что говорит резко, но не могла дальше сдерживаться. Да что эта женщина себе позволяет!

— Мне очень жаль, но я вынуждена просить вас уйти. Немедленно. Я слишком рассержена и могу сказать что-то, о чем потом буду жалеть. Я ничего не знаю про вас и вашу жизнь, не знаю, почему вы так ужасно обращаетесь с другими людьми, но кто-то должен вас остановить. Это надо было сделать давным-давно.

И тут лицо мисс Хоув сморщилось. Она уронила голову на стол и зарыдала так, что все ее тело тряслось.

Кармел застыла на месте. Мгновение она думала, как лучше поступить, потом попыталась в утешение обнять мисс Хоув за плечи.

Вздрогнув, та сбросила ее руку. Когда мисс Хоув подняла голову, на ее бледном вытянутом лице горели красные пятна.

Кармел заварила свежий чай и села напротив своей незваной гости, молча глядя на нее.

Медленно, запинаясь, мисс Хоув начала рассказывать.

— Это случилось в 1963-м. Мне было одиннадцать, Мартину девять. Мы остались дома одни. В тот день в Ирландию прилетал президент Кеннеди, и мы собирались пойти на проспект приветствовать его.

Кармел не верила собственным ушам — мисс Хоув говорила про свою жизнь, пересказывая события пятидесятилетней давности.

— Я вспомнила, что не заперла ставни на первом этаже. Это была моя обязанность. В доме никого не было. Отец ушел на работу, а мать — к сестре. Они всегда следили за тем, чтобы ставни были заперты. Поэтому, хотя мне и не хотелось, я бросила замечательное место, которое мне досталось, и побежала домой. В доме я услышала какие-то звуки: стоны, словно от боли. Я поднялась наверх и увидела мою мать в постели с каким-то мужчиной. Оба были голые. Я подумала, что он хочет ее убить, попыталась его оттащить… А потом мать упала передо мной на колени и стала умолять ничего не рассказывать отцу. Она обещала всегда хорошо со мной обращаться, если я сохраню это в тайне. Мужчина быстро одевался, а она все повторяла: «Не уходи, Ларри. Нелл все понимает. Она уже большая, ей одиннадцать лет. Она знает, как поступить». Но я выбежала из дома и позвонила отцу на работу. Сказала, пускай идет скорее домой, там какой-то Ларри мучает мать, а она запрещает мне об этом говорить. Отец пришел домой и…

— Вы были всего лишь ребенком, — попыталась утешить ее Кармел.

— Нет, я все понимала. Я знала, что мать поступила плохо и заслуживает наказания. Я не собиралась хранить ее тайну. Я хотела, чтобы она получила по заслугам. Я понятия не имела, что Ларри — приятель отца. Но даже если бы я знала, все равно бы рассказала. Я была неправа.

— А что сделал ваш отец?

— Мы так и не узнали. Мы с братом помахали президенту Кеннеди, а когда вернулись домой, матери уже не было. Больше она не вернулась.

— Куда же она пошла? — Кармел пыталась не показать обуявшего ее страха.

— Отец нам не сказал. Он пытался заботиться о нас, но у него ничего не получалось. Потом он начал пить. И все время благодарил меня за то, что разоблачила его жену-шлюху, а Мартина бил без всяких причин. Мартин связался с плохой компанией, бросил школу. Я зажимала уши руками и училась с утра до ночи. Я получила стипендию, и когда отец спился и умер, мне удалось как-то выкарабкаться. Мартин говорил, что я дважды сломала ему жизнь: в первый раз, когда из-за меня мать ушла из дома, второй — когда умер отец.

— Он вас так и не простил?

— Нет. Из него ничего не вышло. Мы не виделись много лет. Недавно он позвонил в школу, неизвестно зачем. Я не хочу его знать.

— Значит, с тех пор вы были совсем одна? — грустно спросила Кармел.

Ей отчаянно хотелось завершить этот разговор и не слушать дальнейших откровений мисс Хоув. Наверняка впоследствии та пожалеет о своей слабости и возненавидит Кармел. Видимо, эти мысли отразились у нее на лице, так как мисс Хоув все поняла.

— Вы сказали, чтобы я уходила. Я и уйду. Мне все равно.

Кармел протянула руку, чтобы погладить ее по плечу.

— Я желаю вам всего наилучшего.

— Всего наилучшего? Наилучшего? Боже ты мой! — презрительно воскликнула мисс Хоув. — И этим вот пошлым банальностям вы собираетесь учить ваших детей? Мне их жаль! Я заранее оплакиваю их будущее.

— Оплакивайте сколько вам угодно. Мы любим Рози и Маккена и будем всегда заботиться о них. Наших детей ждет замечательная жизнь! — резко бросила Кармел в ответ.

— Думаю, вы с мужем еще до вечера разнесете слухи обо мне по всей округе, — горько съязвила мисс Хоув.

— Нет, мисс Хоув. Ничего подобного. Мы с Риггером — достойные люди, а не какие-нибудь сплетники и подстрекатели. То, что вы рассказали, останется между нами.

Мисс Хоув вышла, и Кармел, дрожа, опустилась на стул. Риггер будет вне себя, Чикки станет сердиться. Ну почему она не сумела удержаться? А эта мисс Хоув — она никогда не простит Кармел за то, что теперь той известно о ее прошлом.

— Я не хочу больше видеть мисс Хоув в нашем доме, — заявила Кармел Риггеру, когда он вечером возвратился домой. — Она назвала нас плохими родителями. Сказала, что ей жаль Рози и Маккена.

— Ну, тогда она такая одна, — ответил Риггер. — Все остальные от них в восторге. Кого волнует, что думает мисс Хоув.

Кармел улыбнулась мужу. Он был прав. Сейчас она расчешет волосы и они пойдут прогуляться по пляжу. Будут ходить по мокрому песку и подбирать раковины, наслаждаясь соленым ветром, дующим в лицо. Они дадут сыну и дочери все самое лучшее — все, что будет в их силах.

Перед ужином тем же вечером Риггер шепнул Чикки, что должен ее предупредить: между Кармел и мисс Хоув состоялась небольшая стычка.

— Не беспокойся, — ответила Чикки. — Она все равно вряд ли сделала бы нам рекламу. Мисс Хоув сказала, что завтра уезжает обратно в Дублин. Через пару часов ее и след простынет. Скажи Кармел, чтобы не расстраивалась.

— Чикки, ты великолепна!

— Нет. Просто я счастливый человек. И вы оба тоже. А мисс Хоув несчастна.

— Мы сами всего добились.

— Пожалуй, но мы прислушивались к другим людям, которые пытались нам помочь. Она — нет.

На следующее утро Чикки погрузила чемоданчик мисс Хоув в фургон.

— Надеюсь, вам хоть немного у нас понравилось, мисс Хоув, — сказала она на прощание. — Может быть, вы захотите вернуться сюда, когда будет немного теплее? — Чикки старалась быть вежливой до конца.

— Не думаю, — ответила мисс Хоув. — Такой отдых не по мне. Я и так всю жизнь разговариваю с разными людьми. Для меня это тяжкий труд.

— Ну, надеюсь, вы будете рады вернуться к себе домой, в покой и тишину, — сказала Чикки.

— Да, пожалуй.

Эта женщина всегда говорила то, что думала. В том-то и заключалась ее главная ошибка.

— Вам удалось открыть для себя что-то новое в наших краях? Здесь такое случается со многими.

— Я обнаружила, что жизнь несправедлива и мы ничего не можем с этим поделать. Вы со мной не согласны, миссис Старр?

— Пожалуй. Но только отчасти.

Мисс Хоув, удовлетворенная, кивнула. Даже в последний момент перед отъездом она умудрилась испортить кому-то настроение. Ей предстоял обратный путь на поезде до Дублина, возвращение в пустой, холодный дом. Все время, что Риггер вез ее до станции, мисс Хоув просидела молча.