Недобрый час

ДОБРЯЧКА АРХИВКА, РЕГИСТРАТОР ПОЛНЫХ КАТАСТРОФ

Сэр Фельдролл прыгнул к окну, выглянул наружу, глухо взвыл от боли, согнулся и начал выковыривать иглы из туфель. Остальные заговорщики бросились обыскивать комнату. То есть распахивать один за другим сундуки, розоветь, увидев женские кружева, и ронять крышки.

— Что случилось? — крикнули снизу.

— Лучезара исчезла! — заорала Мошка в ответ. — Ее вытащили в окно! В комнате кавардак!

— Чего?

На первом этаже поднялся смущенный гам, сменившийся воплями.

— Эй, вот он! Лови!

— Не упустите!

Мошка вылетела из комнаты и ринулась по лестнице. Сэр Фельдролл со товарищи наступали ей на пятки. Толпа в гостиной расступилась перед девочкой, вооруженной гусем. Перед Мошкой открылось поучительное зрелище: пара гостей и слуга держали Клента, а тот намертво вцепился в ручку входной двери.

— Милорд, он хотел убежать! Еле поймали!

В пылу борьбы у Клента с жилетки отлетела пуговица.

— Пресвятые карасики, у вас мозги есть? — заорал он. — Я не убегал! Я шел на улицу, чтобы осмотреть место преступления снаружи! Следы на земле подскажут нам, как произошло похищение! Вы способны осознать логику действий?

Толковая версия, но Мошка ей не поверила. Нормальные люди первым делом думают: «Что произошло? Как? Зачем?» Клент сразу переходит к более насущному вопросу: «Когда люди придут в себя, кого они обвинят?» Судя по всему, ответ ему не понравился.

— Неплохая мысль, — согласился сэр Фельдролл. — Пойдем осмотрим дом снаружи. Но держите этого проходимца за шиворот и с его девчонки глаз не спускайте.

Обойдя дом, расстроенные заговорщики уставились на стену.

— Эй, девчонка, ты же хорошо лазишь? — уточнил один из тех, кто был в сторожке. — Ты вполне могла бы залезть в окно.

— Картофельная башка, я все время была у вас на виду! — рявкнула Мошка, чуя, как в душе поднимается злость.

— По стене никто не поднимался. — Клент носком ботинка откинул дерн — стали видны две вмятины. — Друзья мои, это следы лестницы.

— Дворецкий! — рявкнул сэр Фельдролл, перепуганный бедолага предстал пред его очами. — У вас есть лестница?

— Да, милорд, стоит в саду.

В саду лестницы не оказалось. Зато она быстро нашлась за домом.

— Итак, — нахмурился сэр Фельдролл, — насколько я понимаю, толпа злодеев с лестницей в руках пробежала через сад, на ходу уворачиваясь от Звонарей, взломала окно, оглушила мисс Марлеборн, вытащила ее на улицу, скрылась с ней, а мы ничего не видели и не слышали?

Эпонимий Клент издал тоскливый стон:

— Увы, товарищи по несчастью, мы их слышали. Мы слышали, как они обходят дом, замирают у окна, ставят лестницу и делают свое дело. Но мы перепугались до мокрых штанов, потому что они чем-то звенели. Вторая волна «Звонарей» — это и были наши похитители. Когда мы отважились вылезти наружу и устроить засаду, леди уже увели у нас из-под носа.

— Как так? — взорвался сэр Фельдролл. — Не было ни криков, ни шума борьбы! Должно быть, леди сама открыла окно, чтобы следить за ходом событий. Почему она не успела захлопнуть ставни, когда увидела злодеев? Что-то здесь нечисто. У них наверняка был сообщник в доме. — Сэр Фельдролл окинул собрание яростным взглядом. — Из жителей дома все на месте?

Клент время от времени стрелял глазами в сторону города. Должно быть, прикидывал, как половчее сбежать. Вдруг он кое-что заметил и сдулся, как воздушный шарик.

— Чума на нашу голову, — буркнул он. — И даже больше, чем хотелось бы. Сейчас все домочадцы будут в сборе.

Проследив за его взглядом, Мошка увидела мэра. Тот сурово вышагивал в сторону дома. На утреннем морозце из его рта вылетали сердитые клубы пара.

Мэр замер перед входом. Белые брови взлетели на лоб. Он недоуменно оглядел уныло молчавшее собрание. Сэр Фельдролл первым набрался смелости и шагнул вперед, сцепив пальцы.

— Милорд… прямо не знаю, как сказать… у меня ужасные новости. Ловушка, которую мы организовали, не сработала. Хуже того… милорд, крепитесь…

— Какая ловушка? — рявкнул мэр. Острый, злобный взгляд побежал по лицам собравшихся.

— Как какая? — У сэра Фельдролла отвалилась челюсть, пришлось чуть ли не руками вправлять ее на место. С предельным изумлением на лице он обернулся к Кленту. — Вы хотите сказать, что все планы строились без разрешения и даже уведомления мэра?

— Ах, — Клент потянулся было к шейному платку, но конвоир дернул его за руку, — как бы… в некотором роде… ага.

Суровый допрос, устроенный в гостиной, самым неприятным образом напоминал заседание суда. Озверевший мэр с багровым лицом вышагивал из угла в угол, пока не задымился ковер под ногами. Он бы приказал заковать всех в кандалы, если бы не резонные сомнения в том, что гости согласятся арестовать сами себя.

Все они идиоты. А кто не идиот, тот предатель. Вор, преступник, убийца. Нет такого наказания в кодексах Побора, которого избегли бы виновные. Но это еще цветочки по сравнению с тем, что мэр сделает с ними, если с головы Лучезары упадет хоть волос.

Самое умное, что можно предпринять в такой ситуации, — молчать как рыба. Когда поток угроз иссяк, повисла гнетущая тишина. Мэр, сжав кулаки, молча вышагивал из угла в угол. Вдруг он замер и развернулся к Кленту:

— Ну?

У Клента нервно дернулись плечи и остекленели глаза.

— Это ваших рук дело, — объявил мэр. — Вы придумали, чтобы в самое опасное время меня не было дома, двери были открыты, а верные слуги и друзья моей дочери носились за призраками по садам. Вашими стараниями некому было защитить мою дочь. Попробуйте убедить меня, что это не было целью ваших действий. Что вы не являетесь тем самым Романтическим Посредником, о котором сами предупреждали меня.

Лица у собравшихся изобразили крайнее удивление. Те, кто поймал Клента у дверей, гордо надулись.

— Град и буря! — На лицо Клента вернулся румянец. — Всеблагой милорд, замысли я похитить невинное дитя, ужели поступил бы столь нелепо? Есть тысячи простых способов обстряпать это дельце, не поставив на кон репутацию и жизнь.

Мэр сложил руки на груди. Его лицо являло собой воплощение скептицизма.

— Да? Например?

— Например… — Клент уставился на свои пухлые пальчики, — использовать трюк с часами против нее. Назначить встречу в конце дня на другом краю города. Подготовить звуконепроницаемую комнату, где она не услышит горн. Когда солнце склонится к горизонту, отправить ее домой. Она и знать не будет, что первый горн уже прозвучал и на улице ее поджидает засада ночников. Другой вариант — подсыпать снотворное ей в еду, положить вашу дочь в ящик и поднять на дерево, повыше, куда не заглянут Звонари. А соучастники снимут ее ночью. Еще проще заключить сделку с Ключниками. Они, конечно, ребята опасные, зато вопрос решат, так сказать, «под ключ».

Клент вздрогнул, увидев, как мэр стискивает кулаки.

— Это варианты, которые приходят в голову на ходу, — объяснил он. — Дайте время, и я придумаю еще добрый десяток. Я завоевал доверие мисс Марлеборн. В таких условиях бесследно похитить ее смог бы даже ребенок. Поверьте, сложно было придумать план, который НЕ увенчается успехом.

В голове у мэра гнев боролся с логикой. Слова Клента произвели нужный эффект.

— И что же пошло не так? — В голосе мэра остался яд, зато пропал гнев.

— Сэр Фельдролл предложил изящное объяснение. В персике завелся червь, среди доброй пшеницы вырос чертополох, в голубятню залез хорек. Иначе говоря, нас предали.

— Муха в варенье? — предложил мэр, пронзая Мошку ледяным взглядом.

Осознав, что вся комната смотрит на нее, девочка покраснела.

— Не смотрите на меня так! Я не виновата! — Снова ее одолело чувство, будто над ней сгущается персональная туча. И прямо сейчас она разразится грозой.

— Ваш план знал единственный человек с ночным именем. — В голосе мэра звучала сталь; у Мошки в животе заворочался ком иголок. — Она принесла на хвосте историю с похищением. Она заварила эту кашу. Она предупредила своих ночных сообщников.

У Мошки сперло дыхание. Черный значок тяжким грузом повис на груди.

— С превеликим уважением, эта версия абсолютно лишена смысла, — вежливо вмешался сэр Фельдролл.

— Что? — повернулся к нему мэр, стремительно обрастая доспехами гнева.

— Как и все мы, девочка узнала план мистера Клента вчера днем. Но, в отличие от нас, она не ходила за оружием и вообще не покидала дом. Слуги подтвердили, что она все время была на виду. Ночью она была заперта с нами. Она никак не могла никого предупредить. Что она могла — это сбежать, когда мы на рассвете скакали по окрестностям. Будь она виновна, не преминула бы использовать эту возможность.

«Спасибо тебе, человек с дерганым лицом. Ты не такой тупой, каким кажешься», — подумала Мошка.

— Сэр Фельдролл, откройте глаза, — вспылил мэр. — Мы ищем предателя в наших рядах. Просто взгляните на нее.

— Я не считаю девчонку достойным человеком, — ответил сэр Фельдролл тем ровным голосом, который выдает напряженную борьбу с гневом. — Я всего лишь заявляю, что она не умеет ходить сквозь стены.

— Это очень хорошо, — заявил мэр голосом веселым, как виселица, — потому что скоро ее окружат самые толстые, высокие, холодные стены в городе.

Мошке снились разные полеты. Хороший, где она летает в теле мухи, парит в воздухе, ходит по потолку, и гул крыльев оглушает, как барабанная дробь. Плохой, где она мотылек на ветру, порывы мотают ее туда-сюда, подбрасывают вверх, а она мечтает сесть на землю. Тогда она просыпалась в поту от тошноты, злости и беспомощности.

Когда ее под руки тащили из дома мэра, она чувствовала себя как в этом кошмаре. Сарацина пришлось оставить на попечение Клента. Мошка переживала, что гусь бросится на защиту и его пристрелят.

Рыночные торговки как раз ставили ларьки. При виде Мошки они сперва изумлялись, но, разглядев значок, понимающе кивали. Конечно, им все ясно. Девочка мечтала плюнуть в снулые, рыхлые морды. Вырваться хоть на миг, чтобы они перепугались. Как же она ненавидела слезы, превратившие людей в размытые кляксы, а траву в блестящий ковер.

Нечестно, нечестно. Они достали ее! Прогнивший город достал ее! Скеллоу, кандальная мразь, достал ее!

— Куда ее тащить? В Суд Пыльных Ног? Вроде там разбирают дела гостей, нарушивших закон?

Мошка задумалась, судят ли жителей Дневного Побора, или считается, что ни одно преступление без ночных людишек не обходится?

— В Суд Пыльных Ног? Вы спятили? — раздался за спиной голос мэра. — Это вам не бродяжка с грязными лапами и не цыганка, продавшая кошку под видом порося. Тащите прямиком в Часовую башню.

Странная процессия брела по кривым улочкам, а вслед ей летели удивленные взгляды и сухие листья.

По мере приближения к Часовой башне Мошка перестала вырываться. Ноги ее вяло обвисли. За ней захлопнулась ловушка, поставленная внутри ловушки. Бежать некуда. Откинув голову, девочка уставилась в блеклое осеннее небо, стиснутое домами, заляпанное птицами, перечеркнутое ее собственными волосами. Раньше Мошка ходила в Часовую башню через боковую дверь, где заседает Комитет Часов. Теперь ее поволокли на высокое крыльцо к центральному входу. Последний, бесконечно глубокий вдох обжигающе ледяного воздуха, и небо скрывается из глаз.

Человек с красной повязкой на глазу полировал железное клеймо. На поясе у него болталась связка тяжелых ключей. При виде Мошки он оторвался от своего дела.

— Куда ее, в тюрьму? — Единственный серый глаз пронзил Мошку, как меч палача.

Вперед вышел мэр, и одноглазый наспех ему поклонился.

— В тюрьму, по обвинению в заговоре темнейшей природы. Вероломно похитила юную девицу из достойной и богатой семьи. Милую, кроткую, нежную… — У мэра задрожал голос.

— Неужели?.. — Одинокий серый глаз снова уставился на Мошку. Многочисленные шрамы на лице скривились от ужаса и злости. — Неужели мисс Лучезара?

У девочки по коже побежали мурашки. Она поняла, что вот-вот станет главным объектом ненависти во всем Поборе.

Мертвенно-бледный мэр кивнул.

— Я хочу, чтобы эту девчонку кинули в каменный мешок, — мрачно сказал он. — И следите за ней. Это муха, а мухи умеют пробираться в крошечные щели.

Тюремщик грозно посмотрел на Мошку.

— Закую ее в кандалы и суну в Дыру.

— Милорд! — От ужаса к Мошке вернулся дар речи. — Я не враг вашей дочери! Отпустите меня, я найду ее, клянусь крыльями Мухобойщика!

Хуже клятвы она выбрать не могла. Люди вокруг уставились на нее, вздрогнув, будто она отрастила шесть черных лап и облизывает их длинным языком.

Тюремщик свистнул. На зов прибежала пара надзирателей. Девчонку передали с рук на руки и потащили вниз по винтовой лестнице. Мошка дрожала от страха и пронизывающей сырости древних камней. Запах тюрьмы пронизывал воздух: воняло болезнями, гнилой соломой, ночным горшком и тошнотворными объедками. В самом низу лестницы, тюремщик отпер сводчатую дверь. Вонь кулаком ударила в нос.

В камере с низким потолком ютилось несколько человек. Едва распахнулась дверь, они бросились врассыпную и попрятались в тени, будто крысы, если только бывают крысы, звенящие кандалами.

— Ты у нас в первый раз, так что объясняю про цены. Естественно, придется заплатить за постой, но Дыра по карману бьет не сильно. Платить надо перед выходом на волю. Как новенькая, купишь «магарыч», это знак уважения другим гостям. Поставишь им выпивку, и все будут довольны. Я бы на твоем месте не пренебрегал этим обычаем. Иначе они найдут твои заначки и сами возьмут что причитается. Излишества оплачиваются отдельно.

— Излишества? — удивилась Мошка. — Не нужны мне никакие излишества!

— Поверь, нужны. Ведь к излишествам относится, скажем, еда. И питье. И одеяла. И право ходить без кандалов.

— Но у меня нет денег!

У тюремщика тут же выпятилась челюсть, а единственный глаз налился кровью. Как-то сразу бросились в глаза его мощные руки, дубинка на поясе, шрамы на лице. Мошка почувствовала себя беспомощной и хрупкой.

— Я слышу эти слова каждый день. — Тюремщик сморщился и с отвращением потряс головой. — Когда человек загнан в угол, он где-то находит монеты, а ты загнана в угол, не строй иллюзий. Люди выпрашивают, занимают, молят о помощи друзей, продают добро. Ну а те, кто денег не находит, жалеют о том, что зря потратили время бедного дельца.

Остальные «гости» не замедлили потребовать «магарыч». Едва за тюремщиком закрылась дверь, они накинулись на Мошку, перевернули ее вверх тормашками и потрясли, глядя, что выпадет. Грязная лапа отняла платок госпожи Бессел. Кто-то ловко стащил с руки браслет с Крошками-Добрячками.

Избавив Мошку от пожитков и как следует надавав по ребрам, ее оставили в покое. Девочка свернулась клубочком на полу.

Выждав подольше, чтобы к ней точно потеряли интерес, Мошка потихоньку развернулась. В темноте лиц было не видно, зато до ушей долетала воровская феня, язык подонков общества. Ночных жителей. По ходу разговора стало ясно, что большинство здесь составляют гости города с ночными именами, арестованные за мнимые преступления.

Тюрьма проглатывает людей, как вишневые косточки. Уж об этом Мошка знала. Вот арестовали человека из-за мелочи, потом потеряли бумаги, и суда он уже не дождется, так и будет гнить и подыхать с голоду в камере. Или тюремщики замучают до смерти. Тюрьма — это бездна, упади сюда, и сгинешь без следа, если только у тебя нет денег, достойной репутации и влиятельных друзей.

У Мошки не было ничего из вышеперечисленного. Разве что мистер Клент. Ха. Чтобы он рискнул своей шкурой ради нее?

Зарывшись лицом в передник, Мошка вздрагивала плечами. Вскоре ткань отсырела.

«Хорош плакать. Будь Сарацин человеком, он бы спас тебя. Заявился сюда с тремя парами пистолетов за поясом. Но он гусь, ни больше ни меньше. Рассчитывай только на себя».

Мошка будто попала в пещеру к волкам, рычащим друг на друга во мраке. Трезво оценивая свое место в иерархии стаи, она решила вести себя тише воды, ниже травы. Продержалась она недолго.

— Эй, — пнула Мошку нога в кандалах. — Зря ты тут разлеглась. Это место Червивора.

Мошка откатилась и сжалась в комок у стены.

— Да черт с тобой, ложись на свое место! — взвизгнула она.

Грохнул хохот.

— Червивор пока лежит в другом месте, — сказал какой-то детина. — В земле. Он валялся тут добрых три недели, пока его не забрали. Прикинь, некому было оплатить вынос тела.

Мошку чуть не вывернуло. Сокамерники хохотали, глядя, как девочка лихорадочно стряхивает с волос и плеч следы мертвого Червивора.

В разгар веселья скрипнул засов. С фонарем в руке в камеру заглянул Циклоп, тюремщик.

— Посетитель к новенькой девчонке.

У Мошки чуть сердце не выскочило из груди. Должно быть, сладкоголосый Клент нашел способ обойти приказы мэра…

Циклоп отошел в сторону.

…похоже, нет. Разве что Клент решил проникнуть в тюрьму, обрядившись в белое платье, кружевной чепчик и кожаные перчатки.

— Бедняжка, — воскликнула госпожа Бессел. Из голоса так и сочилось змеиное сочувствие. — Я пришла улучшить твое положение.