Старуха жила в пещерке, которую ей в глиняном откосе у источника выдолбили сыновья перед тем, как уйти в город, где много людей. Она не была ни счастлива, ни несчастна, живя там, — она знала, что конец жизни близок, и сыновья, скорее всего, не вернутся, какое бы время года ни наступило. В городе всегда много дел, сыновьям есть чем заняться — ни к чему вспоминать времена, когда они жили в горах и ухаживали за старухой.
Порой наступало такое время, когда вход в пещеру накрывало пологом капель, и старухе нужно было проходить сквозь него, чтобы попасть внутрь. Вода скатывалась с обрыва, с растений наверху, и капала вниз на глину. Поэтому старуха привыкла подолгу сидеть на корточках, вжавшись в пещерку, чтобы не вымокнуть. Сквозь подвижный водяной бисер снаружи она видела освещенную серым небом скудную землю, а иногда порывами ветра с высокогорий мимо проносило крупную сухую листву. Внутри же, где сидела старуха, свет оставался приятным — розовым из-за глины вокруг.
На тропинке невдалеке изредка появлялись люди, и, поскольку поблизости бил источник, путники, что знали о нем, но не были уверены, где его найти, иногда подходили к пещерке, но убеждались, что источника здесь нет. Старуха никогда их не окликала. Просто наблюдала, как они приближались и неожиданно замечали ее. Она же смотрела и смотрела, как люди поворачиваются и уходят своей дорогой — искать воду для питья.
В такой жизни старухе многое нравилось. Больше не нужно спорить и ссориться с сыновьями, заставляя их носить дрова для жаровни. Можно свободно выходить по ночам искать еду. Она могла теперь съедать все, что находит, и ни с кем не делиться. И никому не нужно говорить спасибо за то, что есть в ее жизни.
Из деревни в долину время от времени спускался один старик, садился на камень в отдалении — так, что она могла его узнавать. Старуха понимала: он знает, что она живет в пещере, — но, вероятно и не сознавая этого, не любила его за то, что он никак этого своего знания не выказывал. Ей казалось, что у него над нею есть несправедливое преимущество, и он им как-то неприятно пользуется. Она придумывала множество способов досадить ему, если он когда-нибудь подойдет ближе, но он всегда проходил мимо, лишь присаживаясь на камень передохнуть, и обычно не сводил глаз с пещеры. Потом медленно вставал и продолжал путь, и старухе всегда казалось, что после отдыха он идет медленнее, чем раньше.
В пещере круглый год жили скорпионы, но больше всего их бывало в те дни, когда с растений должна была закапать вода. У старухи хранился большой ком тряпья — им она и смахивала скорпионов со стен и потолка, быстро топча их жесткими босыми пятками. Бывало, в пещеру заносило какого-нибудь дикого зверька или птичку, но убить их она никогда не успевала, а потом перестала и пытаться.
Однажды темным днем она подняла голову и увидела, что перед входом стоит один из ее сыновей. Старуха не могла вспомнить, который, но решила: тот, кто скакал на лошади по пересохшему руслу и чуть не убился. Она взглянула на его руку — не искалечена ли. Это был не тот сын.
Он заговорил:
— Это ты?
— Да.
— Ты здорова?
— Да.
— Всё хорошо?
— Всё.
— Ты была здесь?
— Сам видишь.
— Да.
Молчание. Старуха оглядела пещеру и недовольно заметила, что человек у входа загородил весь свет и внутри стало совсем темно. Она попробовала различить очертания своих вещей — палки, тыквы для воды, жестяной банки, мотка веревки. От напряжения старуха хмурилась.
Человек заговорил снова:
— Я войду?
Она не ответила.
Он отступил от входа, стряхнув с одежды капли. Старуха подумала: сейчас он скажет что-нибудь грубое, — хоть она и не знала, какой сын это был, но помнила, на что он горазд.
Она решила ответить.
— Что? — сказала она.
Он нагнулся прямо под пологом воды и повторил:
— Я войду?
— Нет.
— Что с тобой такое?
— Ничего.
А потом добавила:
— Здесь нет места.
Он снова отступил, вытирая голову. Наверное, он сейчас уйдет, подумала старуха — она не знала, хочется ли ей этого. Но что ему еще делать, подумала она. Услышала, как человек сел где-то снаружи, и почувствовала запах табачного дыма. Ни звука — только вода капает на глину.
Немного спустя старуха услышала, как сын встал. Он опять стоял у входа.
— Я вхожу, — сказал он.
Она не ответила.
Он нагнулся и протиснулся внутрь. Пещера была слишком низкой, и выпрямиться он не смог. Он огляделся и плюнул на пол.
— Пойдем, — сказал он.
— Куда?
— Со мной.
— Зачем?
— Потому что надо.
Она немного подождала, потом с подозрением спросила:
— Куда ты идешь?
Он безразлично показал на долину и ответил:
— Вон туда.
— В город?
— Дальше.
— Не пойду.
— Надо.
— Нет.
Он поднял ее палку и протянул ей.
— Завтра, — сказала она.
— Сейчас.
— Хочу спать, — сказала она, опускаясь на свою кучу тряпок.
— Хорошо. Я подожду снаружи, — ответил он и вышел.
Старуха заснула сразу. Ей снилось, что город — очень большой. Он все тянется и тянется, и его улицы полны людей в новой одежде. У церкви высокая башня, и колокола все время звонят. Целый день на улицах ее окружали люди. Она не знала, сыновья они ей все или нет. У некоторых она спрашивала: «Вы мои сыновья?» Те не могли ей ничего ответить, но она решила, что если бы могли, сказали бы: «Да». Потом, когда пришла ночь, старуха нашла дом с открытой дверью. Внутри горел свет, и в углу сидели какие-то женщины. Когда она вошла, женщины встали и сказали: «У тебя здесь комната». Ей не хотелось смотреть, но они подталкивали ее, пока она не очутилась внутри, и они закрыли дверь. Она была маленькой девочкой и плакала. Снаружи церковные колокола звонили очень громко, и ей казалось, что ими наполнено все небо. Высоко над головой в стене была дыра. Сквозь нее она видела звезды, и в комнату от них попадало немного света. Из тростника, служившего потолком, выполз скорпион. Он медленно спускался к ней по стене. Она перестала плакать и следила за ним. Хвост скорпиона изгибался над его спиной и покачивался из стороны в сторону. Она быстро осмотрелась — чем бы его смахнуть. Поскольку в комнате ничего больше не было, пришлось рукой. Но двигалась она медленно, и скорпион схватил ее за палец своими клешнями, очень крепко, никак не хотел отрываться, хотя она размахивала рукой изо всех сил. Потом она поняла, что он ее не ужалит. Ее пронзило огромным счастьем. Она поднесла палец к губам, чтобы поцеловать скорпиона. Колокола смолкли. Медленно, даруя покой, скорпион переполз ей в рот. Она ощупала его твердый панцирь, его крохотные лапки, льнувшие к губам и языку. Медленно он прополз в горло и стал принадлежать ей. Она проснулась и позвала.
Сын ответил:
— Что?
— Я готова.
— Так скоро?
Он стоял снаружи, а она прошла под пологом воды, опираясь на палку. Потом, держась чуть впереди, двинулся к тропе.
— Дождь будет, — сказал сын.
— Далеко идти?
— Три дня, — ответил он, посмотрев на ее старые ноги.
Она кивнула. И тут заметила сидящего на камне старика. У него было очень изумленное лицо, будто только что случилось чудо. Он смотрел на старуху, и челюсть его отвисла. Когда они поравнялись с камнем, он еще пристальнее всмотрелся в ее лицо. Старуха сделала вид, что не замечает его. Тщательно выбирая, куда ступить на каменистой тропе вниз, они услышали за спиной слабый старческий голос — его донесло ветром:
— До свидания.
— Кто это? — спросил сын.
— Я не знаю.
Сын злобно оглянулся на нее:
— Лжешь, — сказал он.
(1948)