— Этот дом огромен, правда? — Фэйт держалась за руку Джеймса, пока он помогал ей спуститься со ступенек экипажа. Они только что приехали в дом Хьюзов на встречу Общества египтологов.
— Эффект был бы еще лучше, — ответил Джеймс, — если бы рассеялся этот непроглядный туман.
Всю последнюю неделю Фэйт постоянно слышала эти слова. Город был погружен в один из тех обычных, печально известных лондонских туманов, который вынуждал людей не высовываться на улицу, а тех, кто не боялся плохой погоды, подносить ко рту носовые платки, смоченные одеколоном.
Почти целый день шел дождь, иногда делая небольшие перерывы, и хотя туман уже значительно рассеялся, он все еще был густым в ближайших к реке районах, а дом мистера и миссис Хьюз на южном берегу находился как раз близ воды.
— Наверное, это стоит целое состояние — содержать такой дом. — Фэйт запрокинула голову, чтобы посмотреть на возвышающееся над ней здание в неоклассическом стиле.
— Так и есть. Дома, подобные этому, утратили свою ценность. Пройдет немного времени, и их снесут, а на их месте построят что-то, более соответствующее эпохе. Это происходит повсеместно.
Они поднимались по каменной лестнице к входной двери вместе с толпой людей, размахивающей пригласительными билетами перед носом двух крепких лакеев в черно-серебряных ливреях. Джеймс взял пригласительный из рук Фэйт и показал его, когда они проходили через дверь в дом.
Затем он положил билет в карман.
— Как-то недемократично, — заметил он. — Я думал, что Общество египтологов открыто для каждого.
— Ну, так и есть, но это неофициальное подразделение Общества египтологов. — Фэйт попыталась вспомнить слова леди Коудрей. — Кажется, они называют себя «друзьями» Общества египтологов. Большинство из присутствующих здесь людей бывали в Египте, и им нравится время от времени собираться вместе, чтобы предаться воспоминаниям о прошлом.
— Хорошо, тогда, возможно, мы услышим что-нибудь полезное.
— Но для начала я хотела бы узнать, что случилось с маминым чемоданом.
Несмотря на то, что был еще ранний вечер, газовые лампы уже зажгли, потому что темные тучи сгустились почти у самой земли. Все надеялись, что пойдет дождь, который «съест» остатки тумана.
Холл, по которому они прошли, можно было принять за египетский зал Британского музея. Глаза Фэйт перебегали с одного экспоната на другой: скульптуры львов в натуральную величину, на стенах картины со сценами охоты, гипсовые бюсты красивых египтян и египтянок, живших сотни веков назад; у нее было чувство, будто она идет по святой земле. Девушка шепнула Джеймсу хриплым голосом:
— Мистер Хьюз, должно быть, потратил много лет, чтобы собрать все эти артефакты.
Тот покачал головой:
— Это первый муж миссис Хьюз был коллекционером. Он умер много лет назад, а мистер Хьюз сохранил все, как было, когда женился на его вдове.
Они почти поравнялись с хозяином и хозяйкой дома. За ними, в дальней гостиной, она увидела официантов в ливреях, разносящих шампанское разодетым в пух и прах гостям. Фэйт не испугала элегантная одежда других женщин. Она знала, что выглядела достойно в своем коричневом шелковом платье, подчеркивающем ее талию, и прекрасного покроя жакете бронзового цвета с яркой каймой.
Не только Маргарет совершила покупки у мадам Дигби. Фэйт взяла из суммы, отложенной на черный день, и тоже купила себе несколько вещей, ни на секунду об этом не пожалев. Конечно, если бы пошел дождь, то все было бы по-другому.
Новый наряд придал ей такой уверенности, что она не смутилась, когда хозяева дома бурно выразили свою радость по поводу присутствия у них в гостях дочери Мадлен Мэйнард.
— Элси, то есть леди Коудрей, пообещала, что вы придете, — щебетала миссис Хьюз. — Можете себе представить, как нам всем не терпелось встретиться с вами! — Она замолчала, чтобы набрать в легкие воздуха. — Вы так похожи на маму, что я готова расплакаться.
Эти слова растопили сердце Фэйт.
— Спасибо, — растроганно сказала она.
Миссис Хьюз держалась величественно, и ее можно было бы назвать привлекательной дамой, чья пора расцвета уже миновала, если бы она не оделась, как женщина, вдвое ее моложе, начиная с завитых волос и заканчивая оборками на платье.
«Расфуфырилась на старости лет», как сказала бы пожилая няня Фэйт, и девушка почувствовала некоторую жалость к этой даме.
Когда они прошли в гостиную, Фэйт сказала:
— Боюсь, что Мадлен довольно резко отзывалась о бедняжке Софи Хьюз в своем дневнике, а я нахожу ее очень даже милой.
Джеймс был знаком с содержанием дневника Мадлен почти так же хорошо, как и Фэйт, потому что последние несколько дней они провели над шифром много часов. Ему казалось, что этот дневник не стоит читать даме, но он слишком дорожил своей шкурой, чтобы произнести осуждающие слова. Любовники появлялись и уходили из жизни Мадлен с поражающей регулярностью, но кто были эти любовники, до сих пор оставалось загадкой. Ни одно из услышанных ими имен не подходило под инициалы в дневнике Мадлен. Фэйт не воспринимала эти романы как невинный флирт. Но Джеймс все же не думал, что она была такой недалекой или неосведомленной в общепринятых нормах поведения.
Мадлен вовсе не была оригинальной. И его удивляло, что она привлекала последователей. Люди в ее дневнике — «друзья» — были описаны не иначе, как в едких выражениях. Это касалось не только леди Коудрей. Возможно, у Мадлен и было много любовников, но он сомневался, что у нее были настоящие друзья.
Была ли ее смерть несчастным случаем? Джеймс подумал, что она могла шантажировать кого-то, а тот решил заставить ее замолчать, но это было лишь предположение, которым он не хотел делиться с Фэйт. В ее глазах мать была героиней. В одном они оба были уверены: кто-то готов пойти на убийство ради того, чтобы заполучить дневник Мадлен.
Фэйт подняла голову, желая лучше рассмотреть потолок.
— Смотри, Джеймс, — сказала она тихим голосом, — на двух этажах висят картины. А это наверняка танцевальный зал.
Он пожал плечами:
— Танцевальный зал, гостиная, зал для лекций. Слишком дорого все это содержать, но все равно в два раза дешевле, чем содержать Дрюмор.
Фэйт вскинула бровь:
— Тебе не нужно убеждать меня. Я не твой отец.
Он смотрел вверх на картины.
— Что такое, Джеймс? Что ты увидел?
У него было такое чувство, будто кто-то прошелся по его могиле. Он опустил глаза на Фэйт:
— Должно быть, это духота. У меня на секунду закружилась голова.
Она успокоилась:
— Здесь довольно душно. Давай станем возле открытого окна.
Они пили шампанское, когда Фэйт пробормотала:
— Наконец-то знакомое лицо. Соберись, Джеймс, идет леди Коудрей.
Первое впечатление Джеймса было: большая черная ворона, но красивая, со сверкающими глазами в тон ее перьям. Второе впечатление было более благосклонно к этой женщине. Черно-синее платье резко контрастировало с сединой ее волос, мягко спадавших на плечи.
Как ему показалось, она была единственной здесь гостьей без шляпы. Естественно, она была инакомыслящей — а разве все они не были? — и одной из немногих женщин, которой восхищалась Мадлен.
— Так вы все-таки пришли! — воскликнула леди Коудрей и крепко обняла Фэйт. — Можете представить, как я волновалась после ужасных событий, произошедших возле моего дома. Я знала, что вы собирались провести некоторое время в Брайтоне, и рада, что все-таки согласились прийти на сегодняшнюю лекцию. Не дай вы о себе знать, я бы пошла в полицию и заявила о вашем исчезновении. Хотя это ничего бы не дало! Кажется, им совсем нет дела.
Фэйт удалось прервать этот поток слов и представить Джеймса. Но ее светлость едва обратила на него внимание, бросив лишь безразличное «Как поживаете?», и вновь затрещала. Джеймса это позабавило. В своем собственном кругу с его мнением и советами считались. Здесь его никто не замечал. Он решил сделать свое присутствие ощутимым.
Когда леди Коудрей сделала паузу, чтобы набрать воздуха, он вмешался:
— Полиция поймала человека, напавшего на мисс Макбрайд?
Он знал, что этого не произошло, но надеялся, что пулю нашли.
— Нет. — Ее светлость посмотрела на него, прищурив глаза. — Как, вы сказали, вас зовут?
— Джеймс Барнет.
— Так вы реально существуете! Полиция пыталась рассказать мне, что вы расстроили планы бандитов, но я подумала… Ну ладно, не имеет значения, что я подумала. Пойдемте, Фэйт. Есть люди, которые желают с вами встретиться.
Фэйт настойчиво подтолкнули вперед, к гостям, стоявшим около французских дверей на террасу; она бросила на Джеймса веселый взгляд. Он в ответ поднял свой бокал. Выглядело бы странно, если бы он попытался остановить ее. Кроме того, внутренний голос говорил ему, что там ей ничто не угрожает. Однако это не означало, что его не одолевали сомнения.
Барнет немного прошелся, уважил нескольких человек, послушав их, но все это время не спускал глаз с Фэйт. Девушка была в центре внимания. Люди буквально лебезили перед ней. Тогда почему он относился к ним с недоверием? Слишком улыбались и слишком старались — вот какое у него сложилось впечатление. Они не любили Мадлен и не обязаны были любить ее дочь. Все менялось только в присутствии леди Коудрей. Она казалась немного легкомысленной, но он готов был поспорить на что угодно, что ее влияние имело силу.
Он готов был поспорить на что угодно? Почему он был так уверен? Кем он себя возомнил — предсказателем?
Неумелый предсказатель. Предсказатель по принуждению. Тот, кто не удосужился проверить себя. Он верил своим снам, но странные ощущения, которые периодически появлялись, были такими слабыми, что он едва улавливал их.
Когда он смотрел на картины над танцевальным залом, ему почему-то стало не по себе. Что он должен с этим делать? Если бы существовала школа для предсказателей, он бы записался туда первым.
С другой стороны, его дар сослужил хорошую службу, когда на Фэйт напали бандиты. Фэйт. Всегда только Фэйт… Вот когда его дар ясновидения был самым мощным.
Он решил проверить себя. Устремив взгляд на Фэйт, пока она вежливо слушала болтовню хозяйки дома, он медленно повторил мантру, которой научился сам. «Сосредоточься. Сконцентрируйся. Просочись». Звуки и образы постепенно исчезли. В танцевальном зале остались лишь двое: Фэйт и он. «Сосредоточься. Сконцентрируйся. Просочись».
«Поверни голову Фэйт, и улыбнись мне».
Его сердце замерло, когда девушка повернула голову и улыбнулась ему. Их глаза встретились. Ее улыбка постепенно погасла, и она вопрошающе подняла брови.
Значит, это правда! Он сумел просочиться в ее мозг.
Или это было совпадение?
Он должен был выяснить.
Она отворачивалась.
«Фэйт!»
Она снова повернулась и посмотрела на него.
«Дотронься до подбородка».
Он завороженно наблюдал, как она выполняла его команды. Вдруг она подозрительно посмотрела на него. Через секунду выражение ее лица смягчилось. Он смог прочесть ее мысли. «Это все в моем воображении», — говорила она себе.
Мужской голос за его спиной произнес:
— Вижу, вас тоже бросили. Не принимайте близко к сердцу. Мисс Мэйнард была своего рода иконой. Никто не знал, что у нее была дочь. Поклонники Мадлен всегда будут благоговеть перед дочерью их святыни.
Это был хозяин дома, мистер Хьюз. В его голосе слышалась снисходительная терпимость к женщинам, окружившим Фэйт в другом конце комнаты. Ему было около пятидесяти лет, светло-каштановые волосы начали седеть на висках. У него был безукоризненно величественный вид и немного циничный взгляд.
Джеймс сказал:
— А вы не относитесь к числу почитателей Мадлен?
— Ах нет. Я почти не знал мисс Мэйнард. Мы были едва знакомы, когда она умерла. Это первый муж моей жены был египтологом. Сэр Франклин тоже был своего рода иконой. Как вы, быть может, заметили, — он показал рукой в направлении входа в зал и фойе с артефактами из Египта, — его влияние не уменьшилось по прошествии времени.
— Так значит, ваша супруга — египтолог?
— Она заядлый египтолог. Я — один из ее новообращенных. Софи никогда бы не вышла замуж за того, кто не разделяет ее страсти к Египту.
Джеймс отвлекся на даму в другом конце комнаты, которая, похоже, встретила появление Фэйт с меньшим энтузиазмом, чем остальные. Она казалась отчужденной и даже враждебной и, наверное, ушла бы, не удержи ее сильная рука леди Коудрей.
Это было исключением из правила и вызвало интерес Джеймса.
— Кто эта женщина с оранжевыми волосами? — спросил он.
Он узнал ее: она была на той фотографии, что дала ему Фэйт.
— Ужасно, правда? Я имею в виду оранжевые волосы. — Хьюз поднял свой лорнет и посмотрел в него. — Мисс Колтрейн, как я и подумал. Да. Джейн Колтрейн. Одно время они с Мадлен были близкими подругами, как я слышал, но потом поссорились. Ни я, ни кто другой не знает, из-за чего была ссора. Они не распространялись. О, вижу, профессор Марш направляется к пюпитру — это знак для меня и мне подобных филистимлян[11] удалиться в библиотеку и подкрепиться чем-нибудь более основательным, чем шампанское. Я слышал эту лекцию столько раз, что уже сам могу ее прочесть. Хотите присоединиться к нам?
Джеймс улыбнулся.
— Возможно, в другой раз. Мне было велено вести себя примерно.
Хьюз засмеялся.
— На вид они сама невинность, не так ли? Но поверьте мне, когда лекция закончится, начнут появляться колкости. Мой вам совет: не открывайте рот и не высказывайте своего мнения, если толком не знаете, о чем говорите. — Он повернулся, чтобы уйти. — Предложение все еще в силе.
Джеймс улыбнулся и покачал головой.
Хьюз направился к выходу, а Джеймс посмотрел в сторону беседующих женщин. Группка вокруг Фэйт начала рассеиваться. Девушка, казалось, ожила. Может быть, это из-за осенних оттенков ее наряда она казалась такой энергичной. Он не думал, что кто-нибудь из Сент-Уинифред узнал бы консервативную мисс Макбрайд в этой прелестной живой женщине, приковавшей к себе всеобщее внимание.
Зарождающаяся на его лице улыбка исчезла, когда Фэйт оказалась лицом к лицу с рыжеволосым джентльменом, преградившим ей путь. Он явно собирался что-то сказать. Джеймс посмотрел на Фэйт. Было видно, что ее взволновала эта встреча. К джентльмену присоединился еще один, затем еще.
Натянув на лицо улыбку, Джеймс направился к ним. Взглянув на него, поклонники Фэйт быстро разошлись. Путь был расчищен, и Фэйт подошла к Джеймсу.
— Кто этот джентльмен, с которым ты разговаривала? — спросил он нарочито веселым тоном. — Тот, который с рыжими волосами?
Ее голос по-прежнему был веселым:
— Кажется, он какой-то племянник миссис Хьюз. Давай займем наши места? Лекция вот-вот начнется.
Джеймс не был удовлетворен ее ответом, но не имел возможности прозондировать почву, потому что Фэйт стала перечислять людей, которых встретила.
— Мне удалось сопоставить лица с инициалами в мамином дневнике. Дама с ярко-рыжими волосами? Это Джейн Колтрейн, а джентльмен рядом с ней — это ее брат, Лоуренс Колтрейн. По словам леди Коудрей, моя мама из-за чего-то поссорилась с Джейн, но это было задолго до того, как они отправились в ту, последнюю, поездку в Египет.
— Интересно, из-за чего они поссорились? — сказал Джеймс.
— Либо никто не знает, либо они очень осмотрительны.
— Осмотрительны? — Он вскинул бровь. — Эта толпа не скажет тебе спасибо за то, что ты называешь их осторожными. Им нравится считать себя эксцентричными. Нет, они не осмотрительные — они эгоцентристы. Я понял это, послушав их разговоры, пока здесь бродил.
Раздражительность исчезла с лица Фэйт, и она вздохнула.
— В твоих словах что-то есть, но не поэтому они не доверяют посторонним. А мы посторонние, Джеймс.
Они нашли места в конце последнего ряда и сели.
— Ну, ты выяснила, что произошло с чемоданом твоей мамы? — наконец спросил Джеймс.
— Кажется, никто не посчитал это важным. По словам леди Коудрей, чемоданы теряются постоянно. Их забывают дома или на кораблях либо их крадут. После стольких лет никто уже и о себе не вспомнит, что потерял и где.
Он сурово сказал:
— Готов поспорить, что кто-то помнит, но не говорит. Может быть, даже кто-то из присутствующих.
Фэйт скептически посмотрела на него.
— Почему ты так думаешь?
— Ты забыла, что случилось в Челбурне? Нельзя расслабляться, Фэйт! Ни на минуту.
— Тише! — Женщина в шляпе с цветной лентой посмотрела на них через плечо. — Вы разве не видите, что профессор Марш ждет тишины, чтобы начать?
Все разговоры стихли, и, прочистив горло, профессор начал свою речь. Джеймс уже приготовился скучать, но случилось наоборот. За обилием разных забавных случаев таился основной посыл Марша: где-то возле Луксора, в Долине Царей, есть еще неисследованные гробницы фараонов. Очередная экспедиция планировалась на ноябрь, если будут благоприятные условия в той местности, что означало, как понял Джеймс: если британские войска будут продолжать ограждать территорию от атаки назойливых племен.
Аудитория загудела, но профессор поднял руку, призывая к тишине, и все замолчали.
— Для того чтобы экспедиция могла отправиться в путь, — сказал он, — осталось только собрать деньги для оплаты дороги землекопам, которые слишком бедны, чтобы заплатить за себя.
При этих словах интерес Джеймса к проекту начал угасать. Он сердито сказал Фэйт:
— Это мероприятие по сбору средств, не так ли?
Она пожала плечами.
— Понятия не имею. Леди Коудрей ничего не говорила о сборе средств на экспедицию, когда приглашала меня. Я уверена, что никто не ожидает от тебя пожертвований. Ты же не член общества.
Джеймс обвел взглядом других слушателей. Все вытянули шеи и смотрели на него. Не было никаких сомнений: уже прошел слух, что человек, с которым пришла на лекцию дочь Мадлен Мэйнард, был богачом. Черт возьми! Они, должно быть, думают, что он здесь, чтобы поддержать благое дело.
Послышались дружные аплодисменты, когда хозяин дома стал на место профессора у пюпитра.
Смирившись с судьбой, Джеймс скрестил руки на груди и с уже меньшим уважением посмотрел на хозяина дома.
Хьюз все время шутил и был сама доброта, пока представлял по очереди меценатов, которые являлись лидерами в разных областях и теперь находились в том положении, когда нужно было отдать должное общественности на этом достойном мероприятии. Когда звучало имя человека, он или она поднимались и все аплодировали.
Хьюз еще не закончил.
— Как вы знаете, мы призываем внести вклад в это общее дело. Мой дворецкий будет находиться поблизости, чтобы получить ваши вклады, какими бы они ни были. Джон?
Дворецкий был одет не в ливрею, а как все присутствующие джентльмены. Он выглядел лет на пятьдесят и, казалось, в прошлом был военным.
Джеймс пробормотал на ухо Фэйт:
— Жестко! Кто осмелится отказать в чем-то этому генералу с каменным лицом? Хьюз выбивает деньги из находящейся в подневольном состоянии публики.
— Ну, он не напугал меня!
— И я знаю, — продолжал Хьюз, — что мы можем рассчитывать на поддержку нашего нового почетного члена, человека, обрученного с мисс Фэйт Макбрайд, которая вам больше знакома как дочь Мадлен Мэйнард. Конечно же, я имею в виду железнодорожного магната, мистера Джеймса Барнета.
— Что? — выпалила Фэйт, глядя на Джеймса.
— Не смотри на меня! Я никому не говорил, что мы помолвлены.
— Тогда кто это сделал?
— Гарриет же разболтала мистеру Денверсу. Такие вещи имеют свойство распространяться.
— Гарриет рассказала Роберту?!
— На Берлингтон-Аркейд. Ты забыла? А что ты ему сказала?
Она поднесла руку к губам:
— Ничего.
Их разговор был прерван громом аплодисментов. Джеймс понял, что его перехитрили, но помахал рукой хозяину дома, и мистер Хьюз радостно улыбнулся в ответ.
Фэйт прошептала:
— Не знала, что ты почетный член.
— Я тоже.
Она напряглась и подняла подбородок.
— Это просто наглость с его стороны! Тебя ведь совсем не интересует египетская античность! Что ты собираешься делать?
Мистер Хьюз отошел от пюпитра и направился к Джеймсу. Тот встал.
— Я так понимаю, меня приглашают присоединиться к другим болванам в библиотеке мистера Хьюза. — Ему понравился пламенный блеск ее глаз. — Не волнуйся, моя дорогая. Это всего лишь деньги.
Фэйт наблюдала, как он с беззаботной улыбкой неторопливо шел навстречу хозяину дома.