На этот раз это был не сон. Это была галлюцинация.
Он, Джеймс Барнет, никогда прежде не проявляющий ни малейшей склонности путать фантазию с реальностью, начинал медленно сходить с ума.
Один толчок — и женщина, лежавшая на нем, приземлилась на голый зад. Она взвизгнула от испуга и вскочила с кровати. Схватив свою сорочку, она прижала ее к груди и попятилась.
Она была потрясена. Это был постоянный клиент. Ей казалось, что она знает его, но сейчас мужчина с безумными глазами походил на дикаря, только что вышедшего из джунглей.
— Один мой крик, — произнесла она, отдышавшись, — и Большой Энди примчится сюда и переломает твои чертовы ноги.
Джеймс не пошевелился и ничего не ответил. Может, он был лунатиком? Это придало ей смелости сказать:
— Что с тобой случилось, Барнет? Я никогда тебя таким не видела. Ты в порядке?
Джеймс почесал затылок. Ничего не понимая, он посмотрел вокруг. Наваждение медленно рассеялось. Он узнал окружающую его обстановку. Как же иначе? Это ведь был практически его второй дом — публичный дом недалеко от Крокфорда на Сент-Джеймс-стрит. Так он проводил большинство ночей: час или два играл в карты в Крокфорде, затем искал забвения или в бутылке виски, или с женщиной, иногда и в том и в другом.
— Все из-за зеркала, — пробормотал он, разговаривая сам с собой. — Кто повесил на потолок окровавленное зеркало? Это… непристойно.
Джеймс сощурился, пытаясь отогнать нелепую картинку бабушки Макэчеран, отражавшуюся в зеркале и пристально смотревшую на него. Должно быть, он слишком много выпил, твердил он себе. Он слишком много работал. Смерть бабушки повлияла на него сильнее, чем он думал. Никто не любил его так, как она, и теперь он чувствовал боль утраты. Ее не стало четыре или пять месяцев назад, но не проходило и дня, чтобы он не думал о ней.
Услышав свои собственные слова, Джеймс вздрогнул. Господи, сколько же виски он выпил, однако? Если продолжать в таком же духе, то скоро он будет рыдать, как ребенок. Он сильно, как ему казалось, любил бабушку, и она его, но не настолько, чтобы это могло объяснить галлюцинации.
Злясь на себя, мужчина потянулся за своей одеждой и начал собираться.
Селеста — ненастоящее, безусловно, имя — бесшумно опустилась на обитый бархатом стул и стала осторожно наблюдать за ним. Если бы это был кто-то другой, а не Барнет, она бы уже была за дверью, но Барнет был щедрым. За час с ним она могла заработать больше денег, чем с другими клиентами за неделю. И он не предъявлял высоких требований. Быстрая любовная игра на кровати, казалось, удовлетворяла его. Он больше времени проводил, распивая виски, чем доставляя удовольствие своему телу. К тому же удовольствие было последним, о чем он думал, как ей казалось. Также ему было абсолютно все равно, какая девушка рядом, хотя они все выстраивались в очередь к нему. А почему нет? Это были легкие деньги, и все оставались довольны.
Именно так она думала о нем сейчас: легкие деньги. Но все было иначе, когда она впервые увидела Барнета. Ее загрубевшее сердце почти растаяло, черт возьми! Он был высоким, широкоплечим, с решительными чертами лица, какие она видела на картинках со средневековыми рыцарями. Кто-то шепнул, что он был магнатом, и она не усомнилась в этом. Как оказалось, Джеймс был одним из тех, кто сколотил состояние на железных дорогах, — огромное достижение для мужчины, которому недавно исполнилось тридцать лет. Но деньги, казалось, не приносили ему счастья. Со всем своим богатством и привлекательной внешностью он так и остался суровым шотландцем.
«Щедрый шотландец», — напомнила себе женщина, поэтому, если она хочет заработать денег, ей лучше заняться делом.
— Ты же еще не уходишь? — Она поднялась со стула и бросила на пол свою сорочку. — Ты ведь только пришел.
Он растерянно посмотрел на нее.
— Что?
Селеста начала терять терпение. У нее тоже было чувство гордости. Она не была обычной проституткой. Она была высококлассной куртизанкой, чью красоту и таланты высоко ценили состоятельные клиенты и покровители «Золотого Руна». Девушка не может выйти на улицу и просто получить здесь работу. Красота — это банально. Ей нужно научиться легкой походке, речи без акцента, одеваться и раздеваться так, чтобы ее клиенты знали, что заплатили за качество. Барнет же обращал больше внимания на качество виски, чем женщин.
Она расправила плечи и выпятила грудь.
— Посмотри на меня, Барнет.
Он посмотрел.
Она не встречала еще мужчину, которого не смогла бы довести до наивысшей точки, только лишь покачивая своими прекрасными формами. И на этот раз Селеста покачала бедрами. Так-то лучше. Теперь она полностью завладела его вниманием. Но как только она подумала, что заполучила его, Джеймс сделал шаг назад.
Он провел рукой по лбу.
— Ничего не выйдет. — На его лице появилась извиняющаяся улыбка. — Дело не в тебе. Это из-за меня.
Кажется, она догадалась.
— Барнет, — проворчала девушка, — разве ты не знаешь, что наилучший способ забыть одну женщину — это раствориться в другой? Я могу помочь тебе забыть.
Джеймс потянулся за своим пальто.
— Скажи это моей бабушке, — сказал он.
Его слова озадачили Селесту, но он достал из своего кармана пачку банкнот, вытащил две купюры, швырнул их на серебряный поднос на буфете и ушел, не сказав ни слова.
Его дом на Сент-Джеймс-сквер находился в пяти минутах ходьбы, и молодой человек направился туда, как лиса в свою нору. В последнее время его мучили кошмары, но чтобы галлюцинации наяву — такое случилось впервые. У него на это была одна и та же слабая отговорка: он слишком много пил, слишком много работал, слишком мало спал. Но в глубине души Барнет опасался наихудшего: либо он постепенно сходит с ума, либо бабушка Макэчеран вцепилась в него своими зубами и никогда уже не отпустит.
Он знал, что сказал бы на это Алекс. Его кузен повторил бы, что сейчас век прогресса, что в каждой сфере знаний, включая медицину, произошел огромный скачок вперед и что ему следует проконсультироваться у одного из тех новых докторов, которые называют себя психиатрами и изучают работу мозга.
Ему не нужен был психиатр, чтобы сказать, что с ним что-то не то. С ним было все нормально до того момента, как бабушка Макэчеран прошептала ему на ухо свое пророчество: «Твоя невеста в смертельной опасности. Ты должен найти ее, иначе она наверняка умрет».
Он не понимал этих слов, пока не начались кошмары. Не невеста, а Макбрайд[4] — «неверная Макбрайд», как он привык про себя называть ее. Она обещала ждать его, но эти обещания ничего не стоили. Последние восемь лет он пресекал все мысли о ней, но это было еще до кошмаров. Теперь она не выходила у него из головы.
Дворецкий открыл дверь прежде, чем Барнет успел постучать. Это был Холам, всегда предвидящий желания своего хозяина. Ему было около шестидесяти: невысокий полный мужчина, румяный, с седыми волосами. Единственный недостаток, который Джеймс находил в своем дворецком, — тот слишком много болтал.
— В библиотеке зажжен камин, сэр, и…
Джеймс отмахнулся.
— Не сегодня, Холам. Думаю, я сразу пойду спать.
Он прошел через холл и направился к лестнице.
— Принести вам, как обычно, стаканчик спиртного на ночь, сэр?
Джеймс замялся, стоя на нижней ступеньке, и потер бровь.
— Нет. Не сегодня.
Холам онемел. В кои-то веки…
Поднимаясь по лестнице, Барнет бросил:
— Кофе, Холам. И побольше.
Войдя в свою комнату, Джеймс опустился на стул. Его глаза невольно посмотрели на длинное зеркало в раме, висевшее рядом с большим окном. Стиснув зубы, он поднялся и медленно подошел к нему. Он не осознавал своего напряжения, пока не посмотрел в зеркало и не увидел там ничего, кроме собственной фигуры.
Он робко улыбнулся и покачал головой:
— Выпивка доведет тебя, Барнет, друг мой. Продолжай в том же духе, и скоро окажешься в могиле. — Он отвернулся от зеркала, затем повернулся снова. — Кстати, бабушка, — на тот случай, если ты слушаешь, — коль ты хочешь, чтобы я нашел Макбрайд, тебе придется сказать мне, где ее искать. Она не хочет, чтобы ее нашли. Во всяком случае, я. Она ясно дала это понять. Поэтому, пожалуйста, больше никаких кошмаров и неожиданных появлений. Ты напугала меня до смерти сегодня вечером, когда… ну, не будем об этом. Мужчина имеет право на маленькое уединение, и… — Он замолчал и покачал головой. — Что я несу? Это была всего лишь вызванная алкоголем галлюцинация. Отныне я перехожу на молоко и лимонад.
Выпив кружку кофе, Джеймс почувствовал себя весьма удовлетворенным и достаточно трезвым, чтобы попытаться заснуть, лег в постель и закрыл глаза. Он вертелся, метался в постели и наконец сосредоточил свои мысли на прелестной Селесте. Мужчина должен стоять одной ногой в могиле, чтобы его не сразили ее соблазнительные формы. Поэтому, какое у него было оправдание? Напиток дьявола? Дух силен, а плоть немощна. Но здесь было другое: он хотел чего-то искреннего, а не того, что покупается за деньги; он не видел большой разницы между женщиной из «Золотого Руна» и дебютанткой, желающей поскорее выскочить замуж. Они все хотели его денег. В «Золотом Руне», по крайней мере, он не связывал себя пожизненными обязательствами.
Барнет погрузился в тревожный сон. Фэйт Макбрайд. Густые медно-красные кудри. Белая шея и плечи. Глаза, такие же бездонные и ясные, как Шотландские озера.
И сердце, черное, как грех.
В глубине души он понимал, что произойдет дальше, и попытался прервать этот сон, но у него не получилось. Образ Фэйт растворился, и Барнет снова оказался перед коваными железными воротами, отделяющими его от входа к развалинам некогда роскошного особняка. Во сне он прошел через ворота, не открывая их, и оказался в мраморном фойе с красиво извивающейся консольной лестницей, ведущей к верхним этажам, Фэйт была где-то здесь, и не одна. В темноте ее кто-то поджидал — кто-то с ненавистью в сердце, задумавший убить ее.
Комок страха подступил к горлу Джеймса, и он побежал. Вот он уже не в доме, а в лабиринте. Выкрикивает имя Фэйт, но в ответ слышит лишь тревожное эхо своего голоса. Он знал, что поступает неправильно, что ему нужно остановиться и прислушаться к своим мыслям. У него был дар ясновидения, но он никогда не использовал его, никогда не хотел этого до настоящего времени.
Ужасная мысль пронзила Барнета: он понял, что опоздал.
Он не опоздал: будущее можно изменить. Разве не это бабушка Макэчеран пыталась внушить ему? Он мог изменить будущее!
Задыхаясь, весь мокрый от пота, Джеймс все же отогнал от себя этот кошмар. Он перевернулся и несколько раз глубоко втянул в легкие воздух.
Он не был пьян, и это не были галлюцинации. Он был трезв как стеклышко. Он знал, что нужно делать, чтобы успокоить нервы. Он должен найти Фэйт Макбрайд хотя бы для того, чтобы успокоить самого себя, убедиться, что с ней ничего не случилось.
Прошло несколько минут, и кошмар рассеялся. Джеймс почувствовал себя глупо и задумался о том, стоит ли вообще приниматься за поиски Фэйт. Их встреча вряд ли будет теплой. В конце концов Барнет успокоился. Он не планировал взобраться на Маттерхорн[5]. Все, чего он хотел, — это спокойно спать по ночам, и если для этого нужно еще раз встретиться с Фэйт Макбрайд, то так тому и быть.
На следующее утро, когда Джеймс завтракал, к нему зашли братья. Поднявшись со стула, он произнес:
— Вот так сюрприз! Я сам думал зайти к вам. Садитесь, садитесь. Присоединяйтесь…
Он замер, посмотрев на Гэвина. У того под левым глазом красовался ужасный синяк.
— Драка? — спросил Джеймс. — Мне казалось, ты это перерос.
Гэвин засмеялся:
— Все во благо. Макдуф, поздоровайся со своим кузеном.
Джеймс опустил глаза. Ему протягивала лапу огромная лохматая овчарка.
Алекс пояснил:
— Гэвин нашел эту собаку в переулке Ковент-Гарден. Какие-то молодые щеголи ради забавы хотели забить его до смерти. Пришлось вмешаться.
— А Макдуф меня поддержал, — сказал Гэвин.
Он стоял около буфета и накладывал себе хорошую порцию завтрака.
— А что ты делал в переулке Ковент-Гарден? Он пользуется дурной славой даже у бандитов и убийц.
— Я заходил к одной даме. — Гэвин ухмыльнулся. — Но больше я к ней не пойду: ей не понравился Макдуф, впрочем, как и она ему.
Джеймс снова опустился на стул, пока оба его кузена наполняли свои тарелки. Он думал о том, что Алекс и Гэвин были для него как родные братья, а не кузены. В детстве они много времени проводили вместе (что неудивительно, поскольку их матери были сестрами), часто дрались, однако выросли лучшими друзьями. Они и сейчас были таковыми, хотя и не столь доверчивыми и беспечными, как прежде. И это естественно, ведь сейчас они стали старше, их дороги разошлись: Гэвину еще только предстояло выбрать свой путь, он, Джеймс, занимался железными дорогами, а Алекс… ну… Алекс был немного загадочным. Он имел атлетическое телосложение, что странно для человека, проводившего все время за письменным столом. Работа на правительство включала в себя многое. А еще эти мозоли на его пальцах…
Алекс сел за стол, а Гэвин поставил Макдуфу полную тарелку сосисок и жареных почек.
— Веди себя прилично, — сказал он псу. — Помни, что ты джентльмен.
Макдуф наклонил голову и деликатно откусил кусочек сосиски, но как только Гэвин отвернулся, он проглотил ее всю целиком и принялся за следующую.
— Почти джентльмен, — засмеялся Алекс.
— Макдуф, — задумчиво произнес Джеймс. — Разве не он убил Макбета? — Когда Гэвин непонимающе уставился на него, он закончил мысль: — Шекспир, Гэвин, или ты не читал эту пьесу?
— Конечно же читал. — Он посмотрел на пса, а потом снова перевел взгляд на Джеймса. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь о бабушкином предсказании, но это нелепо. Мне просто пришло на ум это имя. Я с легкостью мог назвать его… — Он подыскивал слово. — Пес.
Алекс вздохнул.
Джеймс положил руки на стол.
— Что, началось, да? — сказал он. — Бабушкины пророчества? Они начали сбываться.
— У тебя тоже? — сказал Алекс.
Джеймс кивнул:
— Мне снятся кошмары.
Гэвин угрюмо проворчал:
— У меня бывают какие-то видения, как будто предупреждение. Я не случайно оказался в том переулке. В моей голове вдруг появилась картинка бедного Макдуфа, избиваемого этими неотесанными парнями. Я пошел в переулок, твердо решив спасти его.
— Со мной то же самое, — сказал Алекс. — Уже несколько месяцев я пытаюсь разоблачить кое-кого, кто выдает информацию на сторону. Я подловил его в подходящий момент, но сам до этого не додумался бы. Я… почувствовал, что он что-то затеял, и устроил этому человеку ловушку.
— Кто бы мог подумать, — лаконично сказал Джеймс, — что работа в Военном министерстве может оказаться такой захватывающей!
Алекс повернул голову и пристально посмотрел на Джеймса:
— Я не говорил, что работаю на Военное министерство. Я выполняю разные поручения правительства.
Джеймс улыбнулся и кивнул:
— Да, мы это уже слышали. Не беспокойся, мы не выдадим твой секрет. — И прежде чем Алекс успел ответить, он продолжил: — Как там называют эту новую плеяду врачей, о которых ты говорил? Психиатры, — кажется, так ты их называл. Ты не думал проконсультироваться у одного из них?
Алекс намазывал маслом кусочек гренки.
— Я думал об этом. Но бабушкино лекарство оказалось сильнее. В любом случае, как мне рассказать племени неверных о бабушке Макэчеран? Они не поймут.
Гэвин перебил его:
— И что же нам делать?
— Смириться с этим, — непоколебимо ответил брат. — Что еще нам остается?
Когда молодые люди собрались уходить, Алекс повернулся к Джеймсу и робко улыбнулся.
— Возможно, это ничего не значит, — сказал он, — но на твоем месте я бы начал читать газеты от корки до корки. Это может помочь с твоими кошмарами.
Не теряя времени, Джеймс последовал совету кузена. Как только братья вышли из дома, он попросил дворецкого принести ему утренние газеты.