Нежный взгляд

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Неделю спустя Джасина с отцом завтракали в маленькой гостиной.

Рядом с доктором высилась гора книг. Доктор Карлтон интересовался эпидемиологией и часто просиживал весь завтрак, уткнувшись носом в страницу, что весьма забавляло его дочь.

Этим утром, однако, книги не раскрывались. Доктор кашлянул и посмотрел на Джасину поверх пенсне.

— Джасина.

— Да, папа?

— Я нашел тебе работу.

Девушка посмотрела на него с недоумением.

— Да, папа?

— Это связано с графом.

Джасина покрутила в руках чайную ложечку.

— М-м-м?..

Доктор Карлтон дважды ужинал в замке, а Джасина оба раза отклоняла приглашения, ссылаясь на головную боль.

— Он гордый человек и не любит принимать помощь, — объяснил доктор, — но вынужден признать, что газет сам себе почитать не может. Вчера он спросил, не знаю ли я кого-нибудь, кто может приходить в замок и читать ему. Я, не задумываясь, предложил тебя.

— Ах, папа, — вспыхнула Джасина, — напрасно ты это сделал!

Доктор изумленно уставился на дочь.

— Но, Джасина, какие у тебя могут быть причины для отказа?

Джасина опустила взгляд в чашку. Она твердо решила не возвращаться в замок Рувен, пока не почувствует, что равнодушна к графу. Однако говорить об этом отцу не хотелось.

— Ведь его эконом или секретарь гораздо лучше справятся с этой задачей, — пролепетала она.

— Эконом и секретарь читают графу официальные бумаги, но его светлость говорит, что ему и этого много. Их голоса кажутся ему скрипучими. Ты идеальная кандидатура. Графу очень приятен твой голос. На него также произвело впечатление, что ты интересуешься происходящим в мире.

— Но, папа, мне нравится помогать тебе с пациентами!

— Твоя помощь требуется графу только по утрам, — сказал доктор. — А после обеда ты сможешь, как и раньше, сопровождать меня на обходах. — Доктор пристально взглянул на дочь. — Не понимаю твоего нежелания. Ты получишь доступ ко всем книгам графской библиотеки. Да и Сара обрадовалась, когда я сказал, что ты, возможно, будешь приходить в замок каждый день.

При упоминании о Саре Джасина смолкла.

На следующий день экипаж Рувенов снова поднимался по подъездной дороге к замку. Белые спины лошадей лоснились в лучах восходящего солнца.

Граф рано утром послал экипаж забрать Джасину. Когда доктор Карлтон упомянул Сару, Джасина отказалась от мысли не переступать порога замка Рувен, пока на нее действует обаяние графа. Девушка глядела из окна на заиндевелый лес и куталась в свой зеленый плащ.

Джаррольд ждал на ступеньках. Он подошел к экипажу и открыл дверцу.

— Его сиятельство в библиотеке, — сказал дворецкий.

Граф сидел в кресле у камина, как в прошлый раз, только теперь в камине горел огонь. Граф был одет в черное и выглядел очень изысканно. Он повернул голову на звук открывшейся двери. Джасина с болью отметила его вытянувшееся, изможденное лицо, будто он плохо спал ночью.

— Мисс Джасина Карлтон, милорд, — объявил Джаррольд.

Джасина в нерешительности остановилась на пороге.

— Подойдите же, — сказал граф.

Девушка подошла и взяла его протянутую руку. Его пальцы крепко обхватили ее ладонь.

— Холодная рука! — воскликнул Хьюго. — Вы не надевали перчаток?

— Я забыла их, милорд, — сказала Джасина.

Она не могла рассказать, в каком волнении собиралась этим утром в замок. Соседи стояли на порогах своих домов и с интересом наблюдали, как она садится в роскошный экипаж, украшенный гербом Рувенов.

— Проходите, присаживайтесь, — предложил граф. — Я велел Джаррольду поставить кресло так, чтобы вам было светло и хватало тепла от камина. Надеюсь, вам там будет удобно?

— Спасибо... да, удобно, — сказала Джасина.

Она села напротив графа. Рядом с креслом был небольшой столик, на котором лежала газета. Граф спросил, не желает ли девушка чаю, но та ответила, что попозже.

— Надеюсь, вы побороли свой недуг? — вежливо поинтересовался граф.

— Мой... недуг? — запинаясь, переспросила Джасина.

Граф поднял бровь.

— Головные боли, из-за которых мы были лишены вашего общества за ужином по меньшей мере дважды на этой неделе, — сказал он.

Девушка опустила голову под невидящим взглядом графа.

— Мне гораздо лучше... милорд, — пролепетала она.

— Это хорошо, — сказал граф. Он обратил лицо к огню и смолк. Джасина ждала.

— Милорд, — начала она, выдержав паузу.

Граф поднял голову.

— Да?

— Я... начну читать?

— Конечно, конечно.

Он показал на маленький столик, где лежала газета.

Джасина взяла ее и принялась читать передовицу. В статье говорилось о ситуации в Индии, описывались попытки британцев отвоевать позиции у бунтарей.

Джасина время от времени останавливалась и украдкой бросала взгляд на графа. Он поставил локоть на ручку кресла и уперся лбом в ладонь. Прядь черных волос упала на руку. Вдруг он громко застонал.

— Довольно! — выкрикнул он. — Почему я должен это слушать? Какое это теперь имеет ко мне отношение?!

Джасина испуганно вжалась в кресло.

— Но... милорд... нужно знать, что происходит в мире.

— А нужно ли? — отозвался граф. Джасина вздрогнула от неожиданной холодности в его голосе, но не сдалась.

— Нет ничего проще, чем... спрятаться от мира. Потом вы... спрячетесь от людей, а потом в конце концов от себя самого.

Граф скривил губы.

— Вы молоды, а говорите так, будто за вашей спиной десятилетия опыта.

Джасина подняла голову.

— Я видела это собственными глазами, милорд. Среди пациентов моего отца... есть те, кто борются, и те, кто...

Она вновь повесила голову, не в силах продолжать.

— И те, кто опускают руки, — закончил за нее граф. — Вы это хотели сказать?

— Да, — пролепетала Джасина.

Темные, невидящие глаза графа словно покрылись коркой льда.

— Терпи, — в очередной раз прошептал он.

В комнате повисло гнетущее молчание. Трещали дрова в камине, тикали часы. Взгляд Джасины отчаянно метался по комнате. В дальнем углу она заметила небольшое пианино. Оно было не таким роскошным, как инструмент, стоявший, как она знала, наверху, в музыкальной комнате, но вполне годилось для игры.

— Сыграть для вас, милорд?

Граф сделал невнятный жест.

— Почему бы нет?

Джасина поднялась с кресла и прошла к пианино. Подняв крышку, она на миг задумалась и начала играть по памяти спокойную мелодию. Вскоре девушка с головой ушла в музыку и запела.

От звука ее голоса воздух в комнате как будто стал мягче.

Закончив играть, девушка обернулась и посмотрела на графа. Словно почувствовав ее взгляд, он повернулся к ней. Его черты тоже смягчились.

— Подойдите сюда, Джасина, — сказал он.

Девушка закрыла крышку и вновь села рядом с графом у огня.

Граф на миг наклонил голову, потом выпрямился и заговорил.

— Кажется, я плохо принял вас этим утром, — сказал он. — Примите мои извинения.

Взглянув на графа, Джасина вновь увидела перед собой того горделивого молодого человека, который просил прощения, что смеялся над ней, когда она потеряла шляпку.

— Нежные переливы вашего голоса заставили меня ослабить бдительность, — продолжал граф. — Я дал волю чувствам, которые оказались нестерпимыми. Это больше не повторится. Я не хочу вас отпугнуть. Чувствую, что ваше общество принесет мне не меньше пользы, чем любая из микстур вашего отца. Простите меня. Пообещайте, что останетесь моей маленькой помощницей.

У Джасины голова пошла кругом.

Быть рядом с графом и знать, что она может надеяться только на его дружбу, не больше... Какая ужасная мука! Но разве можно устоять перед его мольбой? Разве можно отказать, когда он говорит, что ее общество идет ему на пользу?

— Я с радостью продолжу... помогать вам, милорд, — несмело произнесла она наконец.

Граф улыбнулся.

— Тогда давайте пожмем руки в знак примирения, Джасина Карлтон!

С этим словами он подался вперед и крепко сжал в руках ладошку Джасины.

Следующие несколько недель Джасина была счастлива. Каждое утро граф принадлежал ей и только ей. Она читала ему газеты, а он тихо слушал. Иногда они обсуждали содержание статей. Графу импонировала любознательность Джасины. Вскоре он попросил девушку выбирать на свое усмотрение книги из огромной замковой библиотеки и читать ему вслух. Он получал большое удовольствие, обсуждая с Джасиной своих любимых авторов.

Девушка часто играла ему на фортепиано и пела. Граф слушал, опустив голову и закрыв глаза рукой. Серебристый голосок девушки ласкал ему душу, и он чувствовал, как все, пережитое им в Индии, начинает отступать и воспоминания уже не терзают его так безжалостно, как прежде.

Джасина не позволяла себе ни единой лишней мысли о графе. Ей достаточно было просто находиться рядом с ним. Она перестала задумываться, каким горьким может быть конец этой идиллии.

В хорошую погоду граф и Джасина вместе гуляли по замковому саду. Граф стал настолько свободно чувствовать себя со своей маленькой помощницей, что позволял себе слегка опираться на ее руку, когда дорога была неровной.

В свое время Джасина часто бродила вокруг замка, пока отец занимался старым графом, кухаркой или Сарой, и теперь она водила графа по тропинкам, которые он успел забыть.

Джасина стала его глазами: она описывала гигантские вязы и дубы, рассказывала, как меняют цвет их листья. Она словами рисовала для него туман на высоких горных вершинах, очерчивала форму облаков.

Однажды они очутились на берегу реки.

Запинаясь, Джасина рассказывала, как солнечные блики мерцают на воде и снежно-белом оперении лебедей. Она не могла пересилить себя и спросить графа, помнит ли он шляпку, которая плыла по волнам много лет назад. Граф уловил дрожь в ее голосе.

— Здесь есть что-то, чего вы не хотите описывать? — спросил он.

— Нет... ничего, милорд, — отозвалась девушка.

— Вы не должны скрывать от меня ничего неприятного, — сказал граф. — Вы видите тушу животного или перья птицы? Какие-нибудь следы браконьерства?

— Нет, милорд.

— Тогда что вас так взволновало? — упорствовал граф.

Джасина понурила голову.

— Просто... я вижу... кое-что из прошлого.

— Кое-что из прошлого?

— На реке.

Граф выглядел сбитым с толку.

— Что же это?

— Шляпка, милорд.

«Ну вот, — подумала Джасина. — Проговорилась. Теперь он может потешаться, что я помнила это десять лет».

Граф не рассмеялся, хотя едва заметная улыбка все-таки коснулась его губ.

— Шляпка? — повторил он. — Шляпка с голубой ленточкой, которая плыла следом по воде? Самая лучшая шляпка?

Джасина ахнула.

— Вы... не забыли, милорд?

— Я помню тот случай и отважную маленькую девочку, — сказал граф. — Какой же я дурак, что забыл ее имя и то, что ее отец доктор! Пожалуйста, простите меня. За годы, прошедшие с тех пор, случилось много того, что стерло даже самые приятные воспоминания.

Он смолк и протянул к девушке руки. Нежно обняв Джасину за плечи, граф повернул ее к себе, как будто мог посмотреть ей в глаза. Его, пусть и невидящий, взгляд буквально впился в лицо Джасины.

— Теперь память поможет мне дорисовать ваши черты к вашему голосу, — прошептал он.

— Я очень... изменилась, милорд, — сказала Джасина.

— Что? — рассмеялся граф. — Разве у вас не те же зеленые глаза и золотистые с рыжинкой волосы?

— Д-да, милорд. Но тогда я была ребенком. Теперь я... женщина.

Граф резко, будто его ошпарили, убрал руки с ее плеч.

— Разумеется, — сказал он. — Теперь вы женщина. Пойдемте, пора возвращаться в замок.

Лебеди наблюдали из камышей, как Джасина уводит графа прочь.

Следующим утром погода изменилась. Копыта лошадей, которые везли Джасину в замок, утопали в огромных лужах. Джаррольд бросился к экипажу с зонтиком, чтобы укрыть девушку от дождя, пока она будет подниматься в замок.

Газета этим утром сообщила о вспышке холеры в Эдинбурге. Граф встревожился. Его собственные родители умерли от тифа, когда он был маленьким, и потом, в Индии, он наблюдал, как выкашивают людей подобные болезни.

— На моей памяти в Рувенсфорде не было ни тифа, ни холеры, — сказала ему Джасина.

— Дай Бог, чтобы и впредь не было, — ответил граф.

Он стал расспрашивать Джасину о местных семьях, о тех, кто жил на его земле.

Сопровождая отца, девушка со многими из них познакомилась. Она рассказывала графу об их жизни и бедах. Хьюго был поражен, насколько искренне Джасина сопереживает людям, которым в жизни повезло меньше, чем ей.

Граф начинал все больше и больше доверять Джасине.

Он никогда не говорил о том, что ему пришлось пережить во время восстания, но описывал другие аспекты жизни в Индии. Девушке нравилось слушать о природе далекой страны и обычаях ее народа.

— Мужчины смуглые и красивые, — говорил он. — Женщины одеваются в яркие ткани и похожи на экзотических птиц.

Джасина ощутила укол ревности. Граф наслаждался красотой тех женщин, а ею, Джасиной, никогда уже полюбоваться не сможет.

Она подумала об английских женщинах, следовавших за полком.

Как будто прочитав ее мысли, граф продолжал:

— Наш круг общения по большей части ограничивался женами, дочерьми и сестрами офицеров полка. С ними мы танцевали на балах и сидели за ужинами. Я вел там довольно уединенную жизнь. В особенности после того, как обручился с Фелицией.

Это признание в верности женщине, с которой граф был едва знаком, да и то лишь по письмам, встревожило Джасину. Должно быть, Фелиция имеет над мужчинами какую-то необыкновенную власть, если она так запала в души и старого, и молодого графов.

Ей, Джасине, о такой власти не приходится даже мечтать.

В последнее время доктор Карлтон с головой ушел в работу. Особенно с тех пор, как получил письмо от друга, который был профессором эпидемиологии в Эдинбурге. Если он не навещал пациентов, то закрывался у себя в кабинете и штудировал медицинские трактаты. Он больше не ходил к графу ужинать.

Джасина удивилась, когда однажды утром отец надел плащ и сел рядом с ней в экипаж, который приехал, чтобы отвезти ее в замок.

— Мне нужно поговорить с графом, — вот все, что он сказал дочери.

Когда они вошли в библиотеку, в камине весело потрескивали дрова. Граф удивился, увидев, что вместе с Джасиной приехал ее отец. Он вежливо предложил обоим присесть.

— Простите, что явился утром и без приглашения, — сказал доктор, — но меня привела к вам крайняя нужда.

Джасина поднялась.

— Хочешь поговорить с графом наедине, папа?

— Нет, нет, — сказал доктор. — То, о чем я пришел побеседовать, касается тебя.

— Меня, папа?!

Джасина вновь опустилась на стул. Ее охватило легкое беспокойство.

Доктор Карлтон вытер лоб платком.

— Вы, несомненно, слышали о вспышке холеры в Эдинбурге? — обратился он к графу.

— Да, — ответил граф, — и меня утешает факт, что это случилось далеко за границей Англии.

— О, у меня нет опасений, что эпидемия распространится на юг, — сказал доктор. — Однако меня очень интересуют подобные заболевания. Мне написал мой бывший учитель, профессор Эдинбургского университета. Он будет весьма благодарен, если я помогу ему притушить эту вспышку, и я склонен согласиться. Беспокоит меня только Джасина.

— Но, папа, — воскликнула девушка, — я должна ехать с тобой!

Как ни приятно было Джасине проводить время с графом, она искренне считала, что ее долг помогать отцу. Услышав слова девушки, граф как-то странно изменился в лице и отвернулся к огню.

Доктор Карлтон покачал головой.

— Нет, Джасина. Я не могу подвергать тебя такой опасности.

— Но, папа...

Доктор был непреклонен.

— Не надо меня уговаривать, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты ехала со мной, равно как не хочу, чтобы ты оставалась дома одна.

Граф отвернулся от камина и стал прислушиваться к разговору.

Доктор продолжал:

— Сейчас я пришел в замок, чтобы попросить графа взять тебя под свою защиту, пока я буду в отъезде.

— Ты хочешь, чтобы я осталась здесь... в замке? — запинаясь, проговорила Джасина.

— Если граф даст на то согласие, — ответил ее отец.

Граф чуть не вскочил на ноги.

— Разумеется, я согласен. Превосходная идея. Я... то есть Сара... будет рада возможности чаше видеть вашу дочь.

Джасина отвернулась. Она не могла скрыть разочарования, услышав от графа, что обрадуется Сара, а не он.

Доктор и граф пожали друг другу руки.

— Поезжайте со спокойной душой, мы приложим все силы, чтобы ваша дочь чувствовала себя здесь как дома, — улыбнулся граф.

— Я бесконечно благодарен вам за помощь, — сказал доктор.

Так и решили: Джасина остается в замке Рувен в качестве гостьи, пока доктор не вернется из Эдинбурга. Девушка провожала отца с тяжелым сердцем. Она волновалась за него и уже скучала. В то же время Джасина не могла не радоваться своей новой жизни в замке.

Ее спальня находилась в одной из башен. Кровать была с балдахином из розового шелка. Джасина никогда не жила в такой роскоши, и никогда ее такие баловали. Нэнси каждое утро разжигала камин и открывала занавеси, а потом приносила Джасине горячего шоколада со сдобным печеньем. Пока девушка завтракала, Нэнси наполняла горячей водой ванну, стоявшую в углу комнаты за перегородкой из слоновой кости.

— Нэнси, я чувствую себя неловко, — смеялась Джасина.

— Наслаждайтесь, мисс, — говорила Нэнси. — Это не будет длиться вечно.

Джасина по обыкновению проводила каждое утро с графом. Днем она читала у себя в комнате или учила французский и латынь, продолжая занятия, которые они начали с отцом. Иногда она заглядывала в детскую, где Сара угощала ее чаем и сплетнями. Если стояла хорошая погода, девушка надевала плащ и отправлялась навещать бедные семьи. Она относила им продукты, которые кухарка собирала для нее в корзину.

Граф обычно ужинал один, но, когда приходили гости, Джасину просили спуститься. За столом обсуждались дела поместья или политика. Девушка внимательно слушала, одновременно рассматривая изысканно обставленную столовую.

В другие вечера Джасина ужинала у себя в комнате или у Сары, а потом бродила по длинным коридорам замка и любовалась картинами. Приходилось щипать себя, чтобы удостовериться, что нет, она не спит, она действительно гостья в замке, которым всегда восхищалась.

Однажды утром граф спросил Джасину, не хочет ли она увидеть те части замка, которые после смерти старого графа стояли закрытыми. Девушка была заинтригована и сказала, что хочет.

Чуть позже она с замиранием сердца остановилась перед огромной дубовой дверью и та медленно, со скрипом отворилась. Перед ними была длинная галерея. На стенах висели портреты первых Рувенов.

Джасина остановилась возле портрета красивой молодой женщины.

— Кто это, милорд? — спросила она.

— Опишите мне портрет, и тогда я смогу ответить, — мягко напомнил он.

Джасина покраснела и принялась описывать картину: женщина с огромными глазами и черными как смоль волосами; на ней было пурпурное платье, а вокруг шеи сверкало бриллиантовое колье.

Граф кивнул.

— Ах да. Это моя бабушка. Ее личные апартаменты располагались в этой части замка. Когда она умерла, деду стало невыносимо сюда заходить и он велел все запереть. Но вчера я приказал, чтобы эти комнаты снова открыли.

Джасина вздохнула, разглядывая портрет.

— Она такая... такая необыкновенная. Платье очень красивое. А колье...

Граф задумался.

— Вы хотели бы увидеть это колье? — спросил он.

Джасина широко распахнула глаза.

— Оно... по-прежнему у вас, милорд?

Граф рассмеялся.

— Это фамильная драгоценность. Идите за мной, Джасина.

Хьюго настолько ясно помнил расположение комнат, что без труда довел девушку до конца галереи, а оттуда свернул в коридор, ведущий в северо-восточную башню.

Словно по какому-то наитию, он остановился у двери, за которой открылась огромная, пышно обставленная комната. Стены были обтянуты желтым шелком. Резная кровать с балдахином была из дуба. Зеркала на стенах были в золоченых рамах. У окна стоял туалетный столик орехового дерева.

Граф принялся водить пальцами по столику, пока не нашел голубой кожаный футляр. Он открыл его, и Джасина ахнула.

Внутри на пурпурной бархатной ткани лежало колье, которое девушка видела на картине.

— Примерьте, — предложил граф.

Дрожащими руками Джасина обернула колье вокруг шеи и защелкнула замочек. Отступив на пару шагов, она взглянула на свое отражение в зеркале туалетного столика.

— Как оно смотрится? — спросил граф.

— Оно... ослепительно... — тихо ответила девушка.

Как жаль, что граф ее не видит! Колье определенно ей к лицу.

Хьюго вздохнул за ее спиной.

— По семейной традиции его передают из поколения в поколение жене старшего сына, — сказал он.

Джасина мгновенно все поняла. Эту часть замка открыли для Фелиции. Эту комнату готовят для Фелиции. И это колье, эта нить бриллиантов и рубинов, ослепившая ее в зеркале, тоже предназначена Фелиции. Трясущимися пальцами Джасина сорвала камни с шеи и бросила их в футляр.

— Пожалуйста... я хочу... вернуться к себе, милорд, — сказала она.

Граф слышал, как грубо колье швырнули в футляр, и не мог понять, в чем дело.

— Что случилось? — мягко спросил он.

— Н-ничего. Я... мне вдруг сделалось дурно. Вот и все.

Граф заколебался, но потом коротко кивнул.

— Как вам будет угодно, — сказал он.

У себя в комнате Джасина упала в кресло перед камином и в смятении уставилась на пламя.

Чем больше времени она проводила с графом, тем острее возмущала ее сама мысль о Фелиции Делиль. В то же время девушка понимала, что это несправедливо. Фелиция не виновата, что она, Джасина, согласилась на предложение графа читать ему. Сама Фелиция уже столько выстрадала в жизни, почему бы ей не ухватиться за последний шанс на счастье?

Ветер стучал в окна и загонял дым обратно в дымоходы. Джасина подтянула к себе ноги и уперлась подбородком в колени. Она строго напомнила себе, что граф нуждается в ее помощи, ему приятна ее компания. Она должна довольствоваться этим ровно столько, сколько это продлится, и не более.

Следующим утром настроение Джасины улучшилось, как и погода. К полудню солнце настолько прогрело воздух, что граф предложил девушке почитать ему на улице. Они сели на изящную железную скамейку возле замковой стены. Граф попросил Джасину почитать стихи.

Солнце пригревало девушке щеки. Она переворачивала страницы и читала стихи мечтательным голосом.

Внезапно граф поднял голову.

— Что это? — спросил он.

— Милорд?

— Я слышу стук колес.

Джасина прислушалась. Теперь она тоже различила этот звук. Мгновение спустя из-за деревьев по другую сторону рва вынырнул экипаж и его колеса загрохотали по каменному мосту.

Когда коляска остановилась у ступеней замка, граф поднялся на ноги. Джасина тоже встала. Ее сердце замерло от дурного предчувствия.

Из замка выбежал лакей и поспешил открыть дверцу. Первым вышел джентльмен в плаще. Он обвел всех присутствующих пристальным взглядом и лишь затем повернулся, чтобы помочь своему спутнику.

Это была высокая женщина в алом жакете. Лицо скрывала вуаль, но Джасина сразу поняла, кто перед ней. Фелиция Делиль!

Будущая жена графа наконец-то прибыла в замок Рувен.

Джасина поняла, что ее счастью пришел конец.