Неизбежный поцелуй

Глава 4

Алекс сидел в кресле у балконной двери.

Но он не просто сидел. Казалось, он рухнул в кресло от изнеможения. Келси бросилась к нему.

— Вы в порядке? — спросила она, уже зная ответ. Его глаза были закрыты, лицо бледнее, чем прежде. Он сидел подавшись вперед и прижав руку ко лбу. Трость лежала у его ног. — Болит голова, да?

— Уходите, — простонал он сквозь стиснутые зубы. — Я в порядке.

— Лжец. Вы выглядите так, словно сейчас упадете в обморок!

Он посмотрел на нее остекленевшими глазами, подтверждая ее точку зрения.

— Я звоню вашему врачу. Как его зовут?

— Никаких врачей!

— Вы с ума сошли? Это может быть осложнением после травмы.

— Это не осложнение, а мигрень. — Алекс снова закрыл глаза. — Мне просто нужно посидеть. Обрести душевное равновесие.

Келси вспомнила, как ее вторая приемная мать по имени Рошель мучалась от мигрени. Когда у нее начинала болеть голова, она выставляла всех своих детей на улицу, вне зависимости от погоды. И еще она приказывала детям не шуметь.

Но даже во время самых сильных приступов мигрени Рошель не выглядела такой несчастной, как сейчас Алекс.

— Вы что-нибудь принимаете? Какое-нибудь лекарство?

Алекс тихо проворчал:

— Наверху. В ванной комнате.

Он продолжал говорить, стиснув зубы, словно ему было больно.

— Вы хотите, чтобы я помогла вам подняться наверх? — спросила Келси, протягивая к нему руку. — Так, обопритесь о…

— Нет! — с трудом выдавил он, тут же вздрогнул и заговорил шепотом: — Мне нужно посидеть. Одному. Пожалуйста, уйдите…

— И позволить вам страдать от боли? Я не согласна. Где наверху вы храните ваше лекарство?

— Моя ванная комната. В аптечке.

— Не двигайтесь. Я сейчас вернусь.

Она бросилась наверх и прошла в комнату Алекса, находящуюся рядом с ее спальней. Комната оказалась именно такой, какой Келси ожидала ее увидеть: шикарной, темной и поистине мужской. Она была оформлена в бежево-коричневых тонах. Журналы и книги были разбросаны на большой двуспальной кровати.

Келси прошла в ванную комнату, светлую и современную. В воздухе витал древесно-гвоздичный аромат лосьона после бритья, говоря о том, что в ванной комнате Алекс был совсем недавно. Коврик у душевой кабины был еще влажным. Внезапно Келси представила себе, как Алекс стоит под струями воды, сбегающими по его телу…

Келси покраснела, поняв неуместность подобных мечтаний, и тут же отмахнулась от образа. Сейчас не время предаваться странным, бесполезным фантазиям. Она нашла в аптечке пузырек с лекарством. Взяв его и налив в стакан воды, она направилась вниз по лестнице.

Алекс не двигался. Если бы он с трудом не шевельнулся, когда она вернулась в комнату, Келси решила бы, что он спит.

— Наверное, немного поздно для того, чтобы полностью избавить вас от боли, но ее можно немного уменьшить. Протяните руку.

Он проворчал, но сделал то, о чем она просила. Она положила ему на ладонь таблетку и улыбнулась, радуясь своей победе над ним, когда он выпил лекарство.

— Теперь как насчет того, чтобы лечь? Как думаете, сможете дойти до дивана?

— У меня головная боль, а не паралич.

Было приятно осознавать, что головная боль не лишила Алекса сварливого характера. Келси наблюдала, как Алекс поднимается и принимает вертикальное положение. Согнувшись, с напряженными плечами и шеей, он передвигался, словно старик, страдающий артритом. Ей пришлось приложить массу усилий, чтобы не обнять его за талию и не помочь подойти к дивану. На самом деле Келси так бы и поступила, если бы была уверена, что он не рассердится на нее.

Поэтому Келси спокойно шла следом за Алексом, который пересек комнату и опустился на диван.

— Вы уверены, что не хотите пойти в свою комнату? Вам было бы комфортнее в постели.

— Придется подниматься по лестнице, — пробормотал он. — Мне и здесь неплохо.

Диван был слишком маленьким для Алекса, но он все-таки улегся на него, опустив одну ногу на пол. Руку с гипсовой повязкой он положил на грудь, а здоровой рукой закрыл глаза. При виде его беспомощности у Келси сдавило сердце.

— Теперь уходите, — сказал он.

Она могла уйти. Но не ушла. Подойдя ближе, Келси заметила, что кожа Алекса покрылась мурашками. Он дрожал, несмотря на то что сквозь окна проникали лучи послеполуденного солнца, нагревая комнату.

— Вы все еще здесь, — сказал он тихим голосом.

— Вы замерзли, — ответила она. — Хотите, я накрою вас одеялом?

— Нет.

До чего же упрям этот человек! Что он собирается делать дальше: лежать и дрожать? Знал бы он, до чего жалко выглядит! Она оглядела комнату, отыскивая что-нибудь способное заменить одеяло. Перед ее глазами была дюжина подушек и ни одного покрывала. Вспомнив о том, что в ее комнате имеется дополнительное одеяло, она сбегала за ним, затем осторожно накрыла им Алекса, заботливо подоткнув со всех сторон.

— Почему вы это делаете? — спросил он.

— Потому что вы дрожите.

— Я имею в виду, почему вы не уходите?

— Ах, это…

Действительно, почему она не уходит? По правде говоря, Келси никак не могла объяснить свое поведение, кроме как состраданием к этому человеку.

— Что я могу сказать? У меня комплекс спасателя.

— Иными словами, я для вас сродни коту…

Лекарство начинало действовать. Тем не менее даже сквозь сонливость в тоне Алекса слышалось неверие в то, что Келси может искренне о нем заботиться. Это заставило Келси вспомнить ту ночь, когда он наблюдал за дождем и грозой.

Ее сердце болезненно сжалось.

— Нужно ли вам что-нибудь еще? — спросила она. — Вода? Телефон?

— У меня все будет в порядке. Можете уходить с чистой совестью.

— Спасибо за разрешение.

Он не ответил, погружаясь в сон. Келси наблюдала, как постепенно выравнивается его дыхание.

Два часа спустя она по-прежнему сидела в комнате, наблюдая за спящим Алексом. Она сказала себе, что останется всего на несколько минут, чтобы убедиться в том, что он действительно спит, прежде чем отправиться в свою комнату. Но чем дольше она сидела рядом с Алексом, тем меньше ей хотелось уходить. Она рассматривала его лицо и не могла оторваться от этого занятия. Во сне морщины на его лбу разгладились, губы были чуть-чуть разомкнуты. Лежа среди подушек, он казался спокойным и умиротворенным. Бодрствуя, он будто постоянно прятался от окружающих.

Не в силах сдержаться, Келси плотнее подоткнула вокруг него одеяло. От Алекса пахло гвоздикой и лесом. Ей хотелось погладить пальцами его щеку. Да, Алекс действительно красивый мужчина. В привлекательности ему нельзя было отказать. Но Келси понимала, что он нравится ей не только физически. Она не могла объяснить, что еще притягивало ее в Алексе. В душе бушевали противоречивые эмоции, полностью осознавать которые Келси пока боялась. Слишком боялась. Потому что не была уверена, захочет ли, чтобы эти эмоции и ощущения ее покидали.

Алекс проспал остаток дня и половину вечера. В какой-то момент Келси подумала о том, чтобы разбудить его, чтобы он отправился спать дальше в свою комнату на удобную кровать, но не сделала этого. Он выглядел слишком уставшим, поэтому она решила его не беспокоить. Кроме того, пока он лежит в комнате внизу, она имеет возможность за ним наблюдать.

По крайней мере, именно так говорила себе Келси.

Она пошутила насчет комплекса спасателя. Истина состояла в том, что она не понимала, откуда в ней проснулся материнский инстинкт. Будучи ребенком, она иногда помогала младшим детям с домашними заданиями и прочими делами, но подобное поведение было естественным в большой семье. Однако, переехав в съемную квартиру, где поселилась одна, Келси стала заниматься только собой.

Очевидно, в воздухе Наттингвуда присутствовало нечто такое, что снова пробудило в ней материнский инстинкт.

Что-то? Или в этом виноват конкретный человек?

После ужина, который, по мнению Келси, был совсем не таким шикарным, каким мог быть в ресторане «Морские деликатесы», она вернулась в гостиную и обнаружила, что Алекс пошевелился во сне.

— Эй, — тихо сказала она, и его веки разомкнулись. — Вы проснулись?

«И явно лучше себя чувствует, судя по ясности в его взгляде».

— Вы все еще здесь. — Его голос был хрипловатым ото сна. — Я думал, вы уехали ужинать в ресторан.

«Правильно, Алекс не слышал окончания моего телефонного разговора с Томом».

— Я перенесла ужин на другой день.

— О!

Его ответ прозвучал довольно странно, она не могла понять, что он хотел сказать.

— Я правильно сделала, что не пошла на ужин, — сказала она.

— Почему?

Он медленно сел на диване. Его волосы были взъерошены с одной стороны, на щеке образовалась вмятина, но он все равно выглядел восхитительно. У Келси засосало под ложечкой.

— Ну, во-первых, если бы я пошла на ужин, вам пришлось бы просыпаться в темном и пустом доме.

— Эка невидаль! Я просыпаюсь так в течение многих лет. Такова жизнь отшельника.

Лекарство по-прежнему оказывало на него действие, так как речь Алекса была замедленной и немного невнятной. Келси едва сдержала улыбку.

— Забавно. Отшельником вас назвал Фарли.

Привлекательная сонливость на лице Алекса сменилась угрюмостью.

— Я уверен, что меня по-всякому называют.

— Почему вы решили, будто все только и делают, что вас обсуждают?

— А как насчет четырехсот тысяч девяноста четырех поисковых запросов? — ответил он. — Или вы уже забыли?

— Нет, я не забыла, — отрезала она. Когда Алекс сел, одеяло соскользнуло на пол. Она машинально подняла его. — Но не все настолько…

— Надоедливы?

— Любопытны, — парировала она, — как я. — У нее покраснели щеки, когда она вспомнила, как искала информацию об Алексе в Интернете. Возможно, он прав. Если один раз станешь жертвой сплетен, они будут преследовать тебя всегда. Она задрапировала одеяло вокруг его ног. — Хотя, если вы спросите мое мнение, я вам скажу, что, живя в особняке у черта на куличках, вы привлекаете к себе всеобщее внимание.

— Я живу здесь потому, что люблю уединение, — категорично ответил он, намекая на то, что разговор окончен.

Келси заметила, как он трет глаза.

— Голова все еще болит? — Она вспомнила о том, что мигрени Рошели иногда длились по нескольку дней. Когда становилось совсем невыносимо, Рошель ложилась в больницу, где ей ставили капельницу с морфием.

Алекс тут же воспользовался тем, что переменилась тема разговора:

— Немного, но мне определенно лучше. Лекарство помогло. И сон. Еще несколько часов сна, и я буду в порядке.

Намекает ли он на то, что она должна уходить в свою комнату?

— Вы подниметесь наверх?

Он покачал головой, потом закрыл глаза и опустил голову на подушку:

— Пока нет. Мне комфортно здесь.

— Ну хорошо, увидимся завтра утром.

— Келси?

Он протянул руку и схватил ее за запястье, чего ему и не нужно было делать, так как она остановилась, лишь только он ее позвал.

— Что? — спросила она.

— Спасибо.

Алекс произнес всего одного слово, но выражение его лица стало мягким и искренним, а глаза перестали быть сурового темно-серого цвета, а приобрели приятный голубоватый оттенок. Он крепко и одновременно осторожно держал ее за запястье. Келси чувствовала прикосновение каждого его пальца к своей коже. Ее окутало приятное тепло, и она улыбнулась.

— Не за что! — С неохотой Келси высвободила запястье и направилась вверх по лестнице.

— Неужели я действительно ожидала изменений? — спросила Келси Толстячка на следующее утро. — Я имею в виду, что помогла ему справиться с головной болью. Ну и что в этом такого? — То, что Алекс в знак благодарности коснулся ее руки, ничего не значит. — Всего на мгновение, — сказала она, ощущая, как при воспоминании о прикосновении пальцев Алекса у нее начинает покалывать кожу, — я почувствовала, что мы понимаем друг друга, представляешь? Словно мы с ним связаны… Я понимаю, что у меня разыгралось воображение.

Во-первых, у Келси было правило — никаких увлечений. А во-вторых, сегодня утром Алекс снова был мрачным и отчужденным, как в день ее приезда к нему. Вернее, он был еще мрачнее, если такое вообще возможно.

— Парень прошел через множество испытаний, это точно, — сказала она, сохраняя документ в компьютере. — Я бы на его месте вела себя точно так же, если бы пережила подобное. Отсюда вопрос: что он будет делать, когда выйдет его новая книга?

Если эта книга все-таки выйдет. Она оглядела сокращающуюся стопку желтых блокнотов. Сегодня утром мистер Лефковиц прислал Келси письмо по электронной почте, в котором попросил предоставить отчет о проделанной работе. Келси не хотела ничего ему отвечать. На данный момент она перепечатала треть книги. Роман был по-прежнему не закончен. Редактору такая медлительность явно не понравится.

— Если Алекс не начнет писать роман в ближайшее время, я застряну здесь до Рождества, — сказала она Толстячку.

Интересно, празднует ли Алекс Рождество? В ее мозгу возник образ мрачного Наттингвуда, без всяких праздничных украшений, и у нее сжалось сердце. Разве справедливо, что Алекс должен проводить праздники в изоляции и уединении?

— Ты когда начнешь слушать свой рассудок, а? — сказала она вслух. — Тебе не все равно, как Алекс Маркофф проводит Рождество?

Вот прекрасный пример того, почему она не желает никаких романтических отношений. Как только возникает влюбленность, сразу на первый план выходят глупые и неуместные понятия — вроде уютного дома, большой семьи и праздничных дней…

И мечтания о родственной душе, обладающей суровым взглядом темно-серых глаз.

— Вот и все. Пора сделать перерыв, — произнесла Келси, чьи мысли окончательно вышли из-под контроля.

Лежащий на террасе Толстячок потянулся и начал вставать. Взяв пустую кружку, Келси с притворной свирепостью посмотрела на кота через открытые балконные двери.

— Даже не думай о том, чтобы войти в дом, пока я варю себе кофе, — сказала она ему, прекрасно понимая, что кот не будет ее слушать.

Кофе было единственным пристрастием, объединявшим Алекса и Келси. Очевидно, оба были одержимы кофе, потому что по негласному соглашению в кофейнике всегда был свежий и горячий кофе. Обычно первым его варил Алекс, а в полдень — Келси.

Существовала только одна проблема. Алекс поставил кофемолку на верхнюю полку. Обычно он оставлял кофемолку на кухонном столе, но сегодня, должно быть, что-то его отвлекло и он забыл об этом. Вероятно, у него в голове слишком много других мыслей…

Она поставила кофейную кружку на кухонный стол, затем подтащила стул к столу, решив напомнить Алексу, что он обещал держать кофемолку в пределах ее досягаемости. Не у всех такой большой рост, как у него.

— Вы стоите на моем кухонном столе, — сказал Алекс, стоя за ее спиной.

— Что еще?..

Келси чуть не уронила кофемолку. Хуже того, она чуть не сбила со стола свою кружку.

— На днях я собираюсь купить вам колокольчик, — проворчала она.

— Я не знал, что мое появление так для вас важно.

— При вашем внезапном появлении у меня каждый раз сердце чуть не выскакивает из груди.

Держа кофемолку в руках, она спрыгнула со стула, в результате чего оказалась к Алексу ближе, чем ожидала. Она снова уловила исходящий от него древесно-гвоздичный аромат. Они стояли друг против друга несколько минут не двигаясь. Келси с внезапным интересом стала рассматривать щетину на щеках Алекса, его сухие, но мягкие на вид губы. Подняв глаза, она поняла, что он тоже ее изучает. Или так ей показалось? У Алекса был такой взгляд, какого она никогда не видела прежде.

— Я… я хочу сварить свежий кофе, — наконец ответила она, заикаясь. Почему в его присутствии у нее путаются мысли? — Как ваша голова?

Он коснулся виска рукой, будто вспомнив, что она имела в виду. У нее возникло сумасшедшее желание тоже к нему прикоснуться.

— Лучше. Осталась только тупая боль.

— У вас есть что-нибудь перекусить? Пустой желудок не поможет унять головную боль.

Он отошел в сторону, разрушая атмосферу очарования.

— Вы всегда так обеспокоены благополучием других людей? — спросил он, открывая холодильник. — Или только моим?

— А вы всегда так подозрительно относитесь к мотивам людей? Не берите в голову. Притворитесь, что я вас об этом не спрашивала, — прибавила она, поглядывая на него через плечо.

Так как атмосфера между ними изменилась, Келси вернулась к первостепенной задаче. Она тщательно отмерила порцию кофейных зерен, загрузила их в кофемолку, включила ее, и кухня наполнилась громким шумом.

— Очевидно, вы не представляете, как ужасно вчера выглядели, — продолжала она говорить, пока работала кофемолка.

— Я страдаю от приступов мигрени всю мою жизнь. И, как видите, ни от одного из них я еще не умер. Кроме того, я не просил вас оставаться.

— Ну и дурочка же я, что заботилась о вашем здоровье! — Келси выключила кофемолку. — В следующий раз оставлю вас страдать в одиночестве.

— Спасибо.

— Всегда к вашим услу… Осторожнее!

Все происходило словно в замедленной съемке. Алекс подошел к шкафу, чтобы достать чашку. Когда он повернулся к Келси, задел гипсовой повязкой ее кофейную кружку, стоящую на столе. Кружка с выцветшими цветами покачнулась и полетела на пол. Келси протянула руку, чтобы поймать ее, но было слишком поздно. Со стуком кружка ударилась о пол и развалилась на три части.

— Нет! — У Келси скрутило живот, она упала на колени. Кофейная кружка ее матери разбилась. Она моргнула, надеясь, что видит сон, но…

Не тут-то было.

Алекс быстро подошел к ней:

— Я не знал, что кружка стоит так близко к краю стола.

— Она разбилась. — Келси подняла глаза. Их застилали слезы, и она не могла оценить реакцию Алекса.

Но она могла обо всем догадаться по его голосу.

— Это всего лишь кофейная кружка, — сказал он.

«Всего лишь кофейная кружка?» Конечно, он именно так все понял. Для него эта кружка — предмет старой кухонной посуды.

— Я уверен, что вы сможете найти ей замену…

— Как? Предлагаете мне вернуться в прошлое?

Если бы она на мгновение задумалась, то догадалась бы, что Алекс понятия не имеет, чем являлась для нее эта кофейная кружка. Как он мог знать, что последние ощутимые воспоминания ее детства — настоящего детства с настоящей матерью — лежали теперь в виде кусков керамики на кухонном полу? Слезы жгли ей глаза. Сейчас она расплачется, и ей нет дела, что Алекс это увидит.

— Неужели вы не понимаете? — отрезала Келси, смахивая слезы со щек. Конечно, он не понимает. Живет как отшельник, не заботясь о том, думает о нем кто-либо или нет. Разве он может понять, что это такое — потерять нечто драгоценное? — Ей невозможно найти замену. Она исчезла. Разбита.

Слеза побежала по ее щекам. Сердитым жестом она смахнула ее. Подобрав осколки с пола, она рванула из комнаты, чтобы успеть до того, как разрыдается.

— Келси!

Она проигнорировала его оклик. Что бы Алекс ни сказал, он не сможет изменить ситуацию. В ее голове снова и снова звучали его слова: «Всего лишь кофейная кружка».

Оказавшись в комнате для гостей, Келси захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.

Всего лишь кофейная кружка.

Алекс был прав. Разбился всего лишь кусок керамики. Что особенного в том, что она таскала кружку из приюта в приют?

Внезапно у Келси сдали нервы, она ощутила ужасное одиночество, на нее нахлынули воспоминания о тоскливом прошлом и о преступлении ее бабушки. Почему она всегда и везде чувствовала себя изгоем? Неужели она настолько неприятна для всех?

Опустившись на пол, Келси расплакалась, жалея себя.

Как долго она проплакала, Келси точно не знала. Тридцать минут? Час? В конце концов она успокоилась, изредка всхлипывая. «Что сделано, то сделано, — сказала она себе. — Сколько себя ни жалей, ничего не изменишь. Остается только собрать осколки, выбросить их и идти по жизни дальше».

Келси действовала так всю свою жизнь, она сделает это снова.

Смахнув слезы со щек, Келси шмыгнула носом и поднялась.

На следующее утро, спустившись из своей комнаты, Келси обнаружила, что в доме было непривычно тихо. Возможно, вчерашняя истерика Келси испугала Алекса, и в данный момент он находится в городе и ищет мужчин в белых халатах, чтобы они выволокли ее из его дома? Сон освежил Келси и заставил понять, как неподобающе она вела себя с Алексом. Из всех оплошностей, которые она совершала, эта должна стать поводом для того, чтобы Алекс наконец от нее избавился.

Толстячок лежал на своем обычном месте, когда она вошла в свой кабинет. Она мельком взглянула на дремлющего кота, присела за письменный стол и, пока ждала загрузки компьютера, пила кофе из новой кружки, убеждая себя, что изменение вкуса кофе, налитого в новую посудину, — игра ее воображения. Как обычно, расшифровка почерка Алекса лишила ее возможности думать о чем-то, кроме работы. Вскоре она так погрузилась в работу, что не слышала, как открылась дверь в кабинет, не слышала шагов подходящего к ее письменному столу человека.

На самом деле Келси не замечала и кружки до тех пор, пока та со стуком не опустилась на ее письменный стол. Отвлекшись от работы, Келси посмотрела на стол и зажмурилась. Там, посреди бумаг, стояла ее кофейная кружка! На ней виднелись сколы и трещины, но тем не менее она была целой!

— Я сомневаюсь, что в нее можно наливать жидкость, — сказал Алекс. — Но вы можете поставить ее на полку или еще куда-нибудь.

Она провела пальцем по кружке, чувствуя шероховатости на склеенных участках. Если кружка прежде была похожа на старый предмет посуды, то теперь казалась поделкой дошкольника. К горлу Келси подступил ком. Не в силах произнести ни слова, она подняла глаза на Алекса.

Выражение его лица было мягким, как накануне.

— Кружка очень много значит для вас? — У нее сдавило горло, она кивнула. — Я так и подумал. Считайте, что это благодарность за избавление меня от мигрени.

— Это была кофейная кружка моей матери, — произнесла Келси. Она обрела дар речи, когда Алекс уже дошел до двери. Хоть он и не просил объяснений, она решила поделиться с ним кое-какой информацией. — Она умерла, когда мне было четыре года. Эта кружка — единственное, что у меня от нее осталось.

Келси представляла, что он задается вопросом, что же это была за семья, в которой ребенку остается в наследство старая кофейная кружка? Однако Алекс ничего не сказал. Он просто понимающе кивнул:

— Значит, мне повезло, что у меня под рукой оказался клей.

— Да, — сказала она, улыбаясь ему. — Очень повезло.