Неизвестный

Понедельник, 26 июля

В течение всего воскресного вечера Кнутас пытался связаться с Мельгреном, но тот не брал трубку, а жена, когда комиссар позвонил им домой уже совсем поздно, сказала, что его ещё нет.

История выходила очень странная. С Мельгреном случилось то же, что и с Амбьорнсоном, но если политик был в ужасе от пережитого, то археолог, по словам жены, не сильно обеспокоился.

Кнутас вышел из дому, не позавтракав. Ему не терпелось поскорей приступить к работе, поэтому он довольствовался чашкой кофе и бутербродом из автомата, который раздобыл, придя в управление. Ржаная булочка с сыром и сморщенными кусочками перца явно пролежала в автомате все выходные, но она была последней, так что выбирать не приходилось.

Пока он пытался достать бутерброд из тесной прорези автомата, куда тот вывалился, в его кабинете зазвонил телефон. Поторопившись, чтобы успеть снять трубку, он случайно вылил половину кофе на пол. «Лишь бы на брюки не попало!» — подумал он, выругавшись про себя.

На том конце провода был Стаффан Мельгрен.

— Прошу прощения, что не связался с вами раньше, но я был очень занят, а мобильный забыл дома, — принёс он свои извинения.

— Почему же вы сразу не сообщили нам об этой ужасной находке?

— Я запаниковал, не знал, что и предпринять.

— Может, есть кто-то, кто желает вам зла?

— Вряд ли.

— Вы ссорились с кем-нибудь в последнее время?

— Нет.

Мельгрен уверял, что его охватила паника. Жена, однако, утверждала обратное. Очевидно, он что-то скрывает.

— То есть у вас нет подозрений, из-за чего эта лошадиная голова угодила к вам во двор?

— Нет, понятия не имею.

— Расскажите, почему на самом деле вы не сообщили в полицию, как только обнаружили её.

— Господи, неужели вы не слышите, что я вам говорю? — вспылил археолог. — Я был в шоке, не знал, что делать. И стал размышлять, нет ли тут связи с недавним убийством моей студентки.

— И какая, по вашему мнению, связь?

— Мне откуда знать, чёрт побери!

— Информация об этом происшествии ни в коем случае не должна выйти наружу. Вы кому-нибудь уже рассказали?

— Разумеется, нет.

— Ради бога, сохраните всё в тайне, а то за каждым кустом у вашего дома будет сидеть по репортёру.

— Мы с Сюзанной уже всё обговорили. Дети ничего не знают, правда, её родители в курсе, но они будут держать язык за зубами.

— Отлично. Теперь другой вопрос, и я прошу вас наконец дать честный ответ. Какие на самом деле были у вас отношения с Мартиной?

— Я ведь уже говорил раньше. Между нами ничего не было, — демонстративно вздохнув, произнёс Мельгрен.

— Точно так же раньше вы лгали мне о своём безоблачном браке! — потерял всякое терпение Кнутас. — Ваша жена мне всё рассказала: о ваших изменах, о том, что вы постоянно заводите новые интрижки. И брак у вас, уж простите мою прямолинейность, выходит, довольно посредственный. Так с какой стати мне сейчас вам верить?

Ответа комиссар не получил: Стаффан просто бросил трубку.

Совещание открылось рассказом комиссара о происшествии дома у Мельгренов.

— Что тут у вас вообще творится? — возмутился Кильгорд так, что крошки разлетелись в стороны. Рот у него был набит свежайшим ржаным хлебом местного производства.

— Ты прав. Час от часу не легче, — вздохнул Кнутас. — В субботу вечером Мельгрен обнаружил шест с насаженной на него лошадиной головой у входа в курятник. Мы узнали о случившемся только вчера днём, когда нам позвонила его жена. Сам он, по-видимому, хотел сохранить всё в тайне.

— Интересно — почему? — удивился Кильгорд.

— Как он мне объяснил, его охватила паника и он не понимал, что делать. В то же время Сюзанна Мельфен утверждала, что муж был совершенно спокоен. Поскольку их версии расходятся, здесь явно что-то не так. Но я бы пока оставил это в стороне и вернулся к главному вопросу. Какое значение имеет тот факт, что с Мельгреном приключилась та же странная штука, что и с Гуннаром Амбьорнсоном?

— Скорее всего, это опять угроза, — сухо констатировал Норби.

— Но ведь с Амбьорнсоном ничего серьёзного так и не стряслось, — перебил его Витберг.

— Угадай почему! — Карин состроила гримасу. — Ведь он сейчас за границей!

— И вернётся уже через неделю, — подытожил комиссар. — Им обоим, возможно, угрожает опасность. Надо подумать, не приставить ли к ним охрану.

— А мы можем себе это позволить? — спросила Карин, подняв брови.

— Вообще-то, нет.

— Кроме того, стоит ли рассматривать Мельгрена как человека, находящегося под угрозой? — запротестовал Витберг. — Вдруг он и сам тут замешан? По какой причине он сразу не сообщил в полицию и почему так хладнокровно всё воспринял? Не знаю, как вам, а мне это кажется подозрительным.

— Согласна, — поддержала коллегу Карин. — Наверняка у Стаффана есть скелеты в шкафу. Уж простите за невольную шутку.

— Он ведь известный ловелас. Может, это дело рук какой-нибудь мстительной любовницы? — сказал Кильгорд с самым что ни на есть заговорщическим видом.

— Ага, и с Амбьорнсоном у неё тоже была связь, — хмыкнула Карин. — Пылающая страстью женщина в порыве мести убивает лошадей, отрубая им головы, чтобы насадить их потом на кол и поставить во дворе у бывших любовников. Версия не особенно правдоподобная. — Карин с дружелюбной усмешкой ткнула в бок столичного коллегу.

— Не стоит недооценивать силу любви, — воздев указательный палец к небу, высокопарно провозгласил Кильгорд, будто пастор, грозивший прихожанам Судным днём.

— Прекратите эти ваши шуточки! — прервал его Кнутас раздражённо. — У нас тут не детский сад. Нужно больше выяснить о Мельгрене. Что он вообще за человек? Какие у него хобби? Интересуется ли политикой? Что ещё может связывать его с Амбьорнсоном?

— Вопрос хороший. Они могли пересечься в связи с очередной стройкой, затеянной на Готланде. Археологов ведь часто подключают в таких случаях, — предположил Кильгорд.

— Да, я думаю, их привлекают практически к любому проекту строительства. Ведь земля острова напичкана древностями.

— Также стоит подумать о том, что сказал Витберг, — продолжил Кнутас. — Почему Мельгрен не испугался, обнаружив лошадиную голову? По крайней мере, по словам жены. Хотя мне сказал, что находился в шоке и именно поэтому не позвонил в полицию.

— Очень странно. — Кильгорд почесал в затылке. — Этот тип явно что-то скрывает.

— А какая бессердечность! — подхватила Карин. — Жена, увидев насаженную на кол лошадиную голову у себя дома, испугана донельзя, и что делает муж? Уезжает, оставив её одну, вне себя от ужаса, с четырьмя детьми. Более того, даже не говорит ей, куда направился.

— Да ему на неё плевать, ясно как день, — констатировал Витберг.

— Ну, об этом мы догадывались, — добавил Кнутас. — Хотелось бы знать, куда он так заторопился?

У него на ладони было невидимое зеркальце, в котором он видел своих родителей. Иногда их лица исчезали, и он, как ни старался, не мог вызвать их обратно. Ему помешали.

Вечером накануне, когда он красил шероховатую поверхность фасада и воздух был напоен тишиной и спокойствием, из-за дома вдруг появился тот, другой.

Он не то чтобы удивился, визит был ожидаем. Встреча могла бы закончиться ужасно, но он сумел обуздать свою ярость. Они побеседовали, и он разозлился оттого, что незваный гость преуспел в намерении спутать ему карты.

Когда посетитель ушёл, он, расстроенный, ещё долго не мог прийти в себя. Но это лишь укрепило его уверенность, и, предавшись фантазиям, он уже сейчас ощущал сладкий вкус возмездия.

Он присел на холмик, сооружённый всего пару недель назад, — ещё одно священное место, дарившее ему внутренний покой.

У земли были свои секреты, и правда выпирала наружу, будто хотела прорваться на свободу. Время придёт, недолго осталось. Извилистые дорожки лабиринта, по которому он бродил всю жизнь, уже начали выпрямляться. Углы и закоулки, ложные пути, тёмные тайники — всё выползало на свет, становилось простым и ясным, внушая ему веру в лучшую жизнь.

На память пришло стихотворение, которое он заучил ещё в школе, — «Один ты не будешь», принадлежащее перу Карла Юнаса Луве Альмквиста.

На него смотрели, и не один, а многие.

Стоило Кнутасу подумать о том, чтобы на сегодня закончить работу и отправиться домой, как в дверь постучали. В кабинет вошла Агнета Ларсвик. От её обычной собранности не осталось и следа. Взгляд выдавал волнение, а движения были резкими. Она опустилась на стул напротив комиссара.

— Я только что от Мельгренов, — пояснила она. — Я ведь уезжала в Стокгольм на выходные и вернуться смогла не раньше трёх пополудни. Отправилась, не мешкая, к ним в Лэрбру, хотя знала, что дома никого нет. Мне не удалось связаться ни со Стаффаном Мельгреном, ни с его женой, но я рискнула, решив, что лучше сразу туда поехать. — Она подалась вперёд, приблизившись к комиссару. — Эта история с лошадиной головой на шесте — дело нешуточное. Тут всё очень серьёзно. Я считаю, что к Мельгрену необходимо приставить охрану, сейчас же.

— Почему?

— Моя трактовка следующая: преступник находится в состоянии лёгкой эйфории, справившись с первым злодеянием, и теперь хочет предупредить жертву заранее. Он посылает предостережение. Он настолько уверен в себе и в том, что у него опять всё получится, что не боится таким образом оповестить жертву. Так он лишь распаляет себя. И я готова взять на себя смелость утверждать, что лошадиная голова означает угрозу убийства.

— Но Мартина не получала никакой лошадиной головы.

— Правильно, и на то две причины. Во-первых, со времени первого убийства он стал сильнее. Во-вторых, Мартина жила в окружении большого количества народу, было бы сложно послать предупреждение лично ей.

— Получается, по вашему мнению, Амбьорнсону тоже что-то угрожает?

— Безусловно. С ним пока ничего не случилось, видимо, потому, что он уехал за границу.

— К счастью, информация о лошадиной голове во дворе политика пока не просочилась в прессу. Преступник хотя бы частично лишён возможности чувствовать себя триумфатором. А о происшествии у Мельгренов тоже никто не знает.

— Отлично, так держать! Очень важно сохранить всё в тайне. Публичное обсуждение лишь ещё больше его раззадорит.

— Но вы совершенно серьёзно предполагаете, что этот человек снова пойдёт на убийство?

— Боюсь, да. Вопрос в том, насколько долгой будет пауза, но риск того, что новое убийство случится совсем скоро, весьма велик. Он уже вкусил запретного плода. Теперь ему захочется попробовать ещё раз.

После окончания рабочего дня Мельгрен сел в машину и поехал домой. Жена предупредила его, оставив сообщение, что увезёт детей к бабушке с дедушкой в Югарн. Оставаться дома после субботнего происшествия она не хотела.

Стаффан заехал в университет, чтобы забрать из кабинета кое-какие бумаги. В парке Альмедален, раскинувшемся у самой воды, было полно народу: загорающие, мамочки с детскими колясками, молодёжь с магнитофонами. И кругом с радостным лаем бегают собаки. Толпы молодых людей устремились на пляж Кальбадхюсет, на пляжную вечеринку. Туда свезли песок со всего Готланда, превратив каменистую береговую линию в прекрасный песчаный пляж недалеко от центра города. Вечеринки местного клуба пользовались популярностью. Послушав выступление какой-нибудь музыкальной группы и выпив пива, отсюда можно было отправиться в один из многочисленных баров, до которых рукой подать. Стаффану вдруг захотелось стать одним из этих беззаботных юнцов.

В университете было пустынно: приёмная закрыта, вокруг никого. Забрав нужные документы, он вышел на улицу и направился было к машине, как вдруг мимо прошла группа молодёжи. Они громко разговаривали, смеялись, и ему показалось, что одна из девушек — хорошенькая блондинка — по-особенному улыбнулась ему. Он остановился и проводил их взглядом, заметив, что они направились к Кальбадхюсету. В тот же миг оттуда послышалась музыка, и её звуки прогнали прочь последние сомнения. Стаффан быстро вернулся к себе в кабинет, схватил полотенце и кусок мыла, которые держал в шкафу, и спустился в раздевалку, чтобы наскоро принять душ. Побрызгал на себя одеколоном и сменил одежду. У него всегда был про запас комплект чистой одежды. Ему не в первый раз доводилось задерживаться в городе после работы.

Снова выйдя на улицу, Стаффан почувствовал приятное возбуждение и бодро зашагал в сторону пляжа. Конечно, ему уже за сорок, но для своих лет он молодо выглядит. Он высокий, подтянутый, в хорошей форме, а на голове та же пышная копна волос, что и в двадцать. Стаффан Мельгрен предвкушал сегодняшний вечер.

Кнутас слушал заключение судебного психиатра с возрастающим беспокойством. Амбьорнсон должен был вернуться домой через неделю. Пока он в Марокко, хочется надеяться, ему ничего не угрожает. А вот Мельгрен нуждается в охране. Кнутас несколько раз позвонил археологу на мобильник, но тот не отвечал.

Сюзанна, уехав к родителям в Югарн, сообщила комиссару, что Стаффан после работы на раскопках во Фрёйеле собирался домой. Но и к домашнему телефону никто не подходил, хотя рабочий день уже давно закончился.

— Может, он и есть наш убийца? — с сомнением в голосе произнесла Карин.

Полицейские садились в машину, чтобы отправиться во Фрёйель.

— Не думаю, хотя нам и раньше приходилось удивляться, — сурово сказал комиссар, обгоняя машину за машиной. В июле дорога на участке между Висбю и Клинтехамном часто была забита.

Мартин Кильгорд, сидевший на заднем сиденье, просунул руку между водительским и пассажирским креслами и протянул коллегам пакетик с чипсами. Из-за них весь автомобиль пропах луком. Кнутас демонстративно отказался и опустил стекло, а Карин взяла себе полную пригоршню.

— Совсем не представляю Мельгрена в роли убийцы, — промямлил жующий Кильгорд. — Не очень-то разумно с его стороны лишить жизни одну из своих студенток, тем более если у него с ней любовная связь. Да и то, что он приготовил кол и насадил на него лошадиную голову, тоже маловероятно. И откуда, чёрт побери, он взял первую голову, она ведь от другой лошади? К нам ведь так и не поступало сообщений о пропаже, правильно?

— Ни одного. И никто не говорил, что Мельгрен — убийца, — парировал Кнутас.

— Я бы в таком случае заподозрил жену, — ничуть не смутившись, продолжал Кильгорд. — У Сюзанны и мотив есть, и возможности. Супруг то и дело изменял, вполне вероятно, Мартина Флохтен была очередной его любовницей, ведь мы знаем, что она с кем-то тайно встречалась. Это и стало последней каплей. Боже праведный, а девчонке-то едва за двадцать было! Так вот, а потом жена устроила представление с лошадиной головой, чтобы предупредить мужа, запугать его. Если б она хотела его убить, то сразу бы так и сделала. Но она выбрала более изощрённый метод. Он должен понять, что всё очень серьёзно и, если он не прекратит ходить на сторону, для него всё может закончиться так же плачевно.

Довольный своими выводами Кильгорд откинулся на спинку сиденья и запустил пятерню в пакет с чипсами.

— То есть она решила напугать мужа до смерти, чтобы он от неё ни на шаг? — В голосе Карин сквозило сомнение.

— Не в первый раз подобное происходит в истории человечества. В любом случае она единственная, у кого был очевидный мотив, как мне это видится.

— Признаюсь, мне сложно представить причину, по которой кому-нибудь захотелось бы лишить жизни Мартину. Конечно, всё можно списать на ревность, — согласился Кнутас. — Но зачем жене прибегать к такому непростому способу?

— Хотела запутать следы, — предположил Кильгорд. — Окутать убийство мистической аурой, хотя, по сути, все эти фокусы с ритуалом вообще ничего общего не имеют с истинной причиной.

Они повернули сразу за церковью Фрёйеля и проехали весь отрезок пути вниз к морю, туда, где находился участок раскопок. Затем им пришлось немного пройти пешком. На площадке было подозрительно тихо и пусто. Вагончики стояли запертыми, и, судя по ощущениям, все уже разошлись. Некоторые квадраты были накрыты полиэтиленом.

— М-да, значит, тут его нет, — констатировал Кильгорд.

Кнутас ощутил прилив раздражения. «Нужно найти его, — думал он, — и чем скорее, тем лучше!»

— Поедем в университет. Он может быть там.

Комиссару не давало покоя тревожное предчувствие, что им следует поспешить.

Стаффан Мельгрен ушёл с пляжа Кальбадхюсет в семь вечера. Кавер-группа уже закончила выступление, и молодёжь устремилась в бары и рестораны Висбю. Он предпочёл остаться в тени и пораньше уехать домой, поскольку повстречал знакомых студентов, они тоже его заметили и кивнули ему. Была одна вещь, которую он ненавидел в жизни на Готланде, — невозможность сохранить анонимность, где бы ты ни находился.

Несмотря на то, что Стаффан выпил два бокала крепкого пива, он сел за руль и выехал из города. Навстречу попадались люди, идущие в бары и рестораны, вечер для них только начинался. Туристский сезон был в самом разгаре, ночная жизнь в Висбю бурлила, и Стаффан с разочарованием подумал, что ему придётся вернуться в маленький скучный Лэрбру.

Мобильный телефон валялся забытый на пассажирском сиденье, на дисплее — огромное количество пропущенных вызовов. Стаффан не стал смотреть от кого — ясно, что звонила Сюзанна, а у него сейчас нет сил выслушивать её упрёки.

Когда он въехал во двор, куры встретили его громким кудахтаньем. Ах да, он ведь забыл покормить их с утра.

Он нашёл в холодильнике помидоры, на вид не отличавшиеся свежестью. Для кур сойдёт. Сюзанна оставила на полке пластиковую коробку из-под мороженого с яичной скорлупой, остатками еды и чёрствым хлебом.

Он взял с собой коробку и пошёл в старый коровник, который служил в основном кладовкой для всякого хлама, а зимой — гаражом. Курятник располагался в дальнем конце строения. Открыв дверь, он вошёл внутрь, шагая осторожно, чтобы не раздавить одного из крошечных золотисто-жёлтых цыплят, пищавших и путавшихся под ногами. Сейчас тут царил полный хаос. Опустив коробку на пол, он наполнил кормом миску, стоявшую перед насестом несушек.

Вдруг он услышал, как хлопнула дверь коровника. Поднявшись с корточек, он отставил в сторону пакет с кормом. Куры кудахтали не переставая, заглушая другие звуки. Он осторожно приблизился к выходу из курятника и стал всматриваться в полутёмное пространство. Обвёл взглядом голые, засиженные мухами и оплетённые паутиной стены. Окна были настолько грязные, что вечерний свет едва пробивался внутрь. Вдоль стен тянулся ряд стойл, отделённых перегородками, — всем этим уже давно никто не пользовался. «Дверь, должно быть, сама захлопнулась», — подумал он и собирался зайти обратно в курятник, как вдруг заметил нечто странное. Кто-то взял и перевернул старую ванну, которая годами валялась кверху дном среди прочего барахла.

Озадаченный, он подошёл ближе и, к своему удивлению, обнаружил, что она до краёв наполнена водой. Подумать о том, кто мог это сделать и для чего, он уже не успел.

Вход в университет был заперт, и полицейским пришлось позвонить в дверь. Им открыл дежурный охранник. Внутри как будто всё вымерло, жарким июльским вечером никто не пожелал задержаться подольше. Они поднялись наверх, к кабинету Мельгрена. Дверь была на замке. Охранник, перебрав всю связку ключей, нашёл нужный и отпер дверь.

Комната была пуста, так же как и всё здание университета. В воздухе витал лёгкий запах одеколона.

— Я узнаю аромат, — сказала Карин. — Таким обычно Мельгрен пользуется.

Кнутас пошарил в ящиках письменного стола, но ничего интересного не обнаружил. На спинке стула висело мокрое полотенце.

— Он недавно был здесь, — сделал заключение комиссар. — И принимал душ. Почему он сразу не поехал домой? Мог бы принять душ там.

— Ну как почему? Ясное дело, он пошёл немного проветриться, решил не терять время зря, пока жёнушка у родителей, — с усмешкой ответил Кильгорд.

— Или у него ещё какое-то дело в городе, — произнёс Кнутас.

Он набрал домашний номер телефона Мельгренов. Никто не ответил. Позвонив Сюзанне, он выяснил, что она тоже не знала, где её муж.

— Ну, раз так, пойдёмте перекусим, — предложил Кильгорд. — Я умираю с голоду.

— О чём-нибудь другом, кроме еды, ты думать можешь?! — прошипел в ответ Кнутас. — Я еду в Лэрбру. Вы со мной или мне Витберга вызвать?

Когда они добрались до дома Мельгренов, уже опустились сумерки. Свет горел во всех окнах, а во дворе стояла припаркованная машина. Дверь была не заперта, и они вошли внутрь. В доме царила тишина. Быстро обойдя все комнаты, они убедились, что тут никого нет.

Полицейские снова вышли во двор и заметили, что дверь сарая распахнута. Изнутри раздавалось лишь негромкое кудахтанье кур.

Коровником явно уже давно никто не пользовался. В самом дальнем его конце была ещё одна маленькая дверка, наверное вход в курятник, открытая настежь. Внутри горел свет. Полицейские переглянулись и крадучись подобрались ближе. В нос ударил едкий запах мочи и нашатыря. Когда они переступили порог, их глазам открылось одновременно неожиданное и жуткое зрелище.

Над аккуратным рядом кур, мирно дремавших на насесте, на крюке, закреплённом в потолке, висело тело Стаффана Мельгрена. Он был полностью раздет, внизу живота кто-то сделал разрез, из которого вытекла кровь, но на полу осталась лишь небольшая лужица. У Кнутаса перехватило дыхание. Перед глазами, словно вспышка молнии, возникла похожая картина. Повешенная девушка на фоне летней зелени. Молодость, оборванная внезапной насильственной смертью. Здесь же красная кровь на фоне белых перьев.

Сплошные контрасты.