Некто или нечто?

Глава седьмая Бешенство и дикование ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В 1903 году, в то самое время, когда Ивановский защищал свою докторскую, произошло еще одно событие: было доказано, что возбудитель бешенства проходит через бактериальный фильтр, то есть что он принадлежит к тому же невидимому племени вирусов, что и возбудитель табачной мозаики.

Впрочем, оба события — и защита Ивановским диссертации и открытие вируса бешенства — были замечены лишь узким кругом специалистов. Даже в мире науки вряд ли в ту пору кто мог оценить в полной мере значимость открытия Ивановского. Что же касается второго события, то широкая публика твердо знала: пастеровские прививки вполне предохраняют от бешенства; а проходит или не проходит через фильтр микроб, или как его там ни назови — это уж от лукавого…

Но все ж таки, выходит, Пастер научился предупреждать смертельную болезнь, не зная ее возбудителя? Да, так. Вспомним, что Дженнер почти за сто лет до Пастера ввел прививки против оспы, уж и подавно ничего не ведая о заразном начале, вызывающем эту болезнь.

Пастер назвал Дженнера «одним из величайших людей». Сам Луи Пастер принадлежит к той же плеяде ученых, которые останутся в памяти человека, пока существует род людской.

Дженнер был сельский доктор, Пастер — химик и кристаллограф. Дженнер лечил пахарей и доильщиц, не думая вначале ни о каких открытиях. Пастер тем более не помышлял о научной карьере, в школьные годы он довольно равнодушно относился к наукам.

Потом у молодого Луи Пастера пробудился интерес к химии. Он начал с того, что, казалось, не имело никакого отношения к болезням, — занялся изучением виноделия и пивоварения. Английский торговец написал ему, что французскими винами, несмотря на их высокое качество, торговать рискованно: «Вначале мы охотно покупали эти вина, но очень быстро пришли к грустному выводу, что торговля ими приносит большие убытки из-за болезней, которым они подвержены».

Подобные же неприятности происходили во Франции с пивом: оно прокисало.

Пастер долгое время постигал тонкости виноделия и пивоварения. И пришел к неожиданным для того времени выводам: портят вино и пиво микроскопические растения (дрожжи, плесени, бактерии) — не те, что участвуют в брожении, а посторонние, «дикие». Пиво и вино, не содержащие живых микроорганизмов, не болеют.

Пастер нашел и способ предупреждать винные болезни. Он предложил прогревать вино перед перевозкой до температуры 50–60 градусов. Такая процедура не изменяет свойств вина, но зато обезвреживает попавшие в него микроорганизмы. «Для проверки моего метода, — писал Пастер своему другу, — в Габон будут посланы партии прогретых и непрогретых вин; до сих пор наши соотечественники, работающие в колониях, пили чистый уксус».

Проверка показала, что прогретое вино может храниться долго, не меняясь, а непрогретое быстро прокисает. Таким же способом Пастер предложил сохранять и пиво: разлитое по бутылкам, оно затем подогревалось.

Так возник метод обеззараживания пищевых продуктов, получивший название пастеризации. Ныне во всем мире пастеризуют молоко, прогревая его в течение получаса.

Пастер довел метод обеззараживания до совершенства. Лабораторные стеклянные сосуды, простерилизованные им в 1864 году, в то время, когда он изучал болезни вина и пива, оставались абсолютно чистыми, то есть лишенными микроорганизмов, почти сто лет.

От вина и пива чистый химик Луи Пастер перешел к исследованию болезней животных, а потом и человека. Неожиданный переход? Пастер пишет: «Видя, как пиво и вино подвергаются порче вследствие того, что в них незаметно попадают микроскопические организмы и быстро там размножаются, мы не можем отделаться от мысли о возможности подобных явлений и в организме человека и животных».

Вино и пиво можно предохранить от болезней, подогревая их. Очистить любую жидкость от микробов можно, также пропустив ее через фильтр. Но как избавить человека от опасных возбудителей болезней? Дженнер указал путь, он предложил предохранительные прививки. Помог счастливый случай, Дженнер нашел ослабленный, неопасный для человека возбудитель оспы у коров. Но природа вряд ли запасла вакцины, подобные оспенным, для других заразных болезней. Надо пробовать самому, искусственным путем ослабить микроб, — рассудил Пастер.

Он занялся куриной холерой. Выделив от больной курицы бактерии, он размножил их в бульоне, а потом стал переливать из одной чашечки в другую. Каждый раз он переносил из чашечки в чашечку по одной капле зараженного бульона.

Пастер надеялся, что при многократных пересевах бактерии ослабнут и можно будет употребить их для предохранительных прививок. Но только ничего у него не вышло. Перенесенная из чашечки в чашечку сто раз, стократ разбавленная, культура холерной бактерии все равно оказывалась смертельной для курицы.

Пастер вводил подопытным курицам свежую культуру бактерий. Уверившись, что она в любом виде несет гибель, он попробовал впрыснуть очередной курице из пробирки с бактериальной культурой, простоявшей несколько месяцев. Курица поскучнела, нахохлилась, перестала было клевать корм. Но продолжалось это недолго, вскоре она выздоровела. Ее поместили отдельно и неустанно за ней наблюдали.

Когда она оправилась совершенно, ей ввели порцию той бактериальной культуры, от которой все курицы до нее погибали. Она не заболела.

Метод найден: если пересевать бактериальную культуру не сразу после того, как она выращена, а дав ей постоять четыре месяца и больше, то бактерии ослабляются и в таком виде годятся для предохранительных прививок.

Ободренный успехом, Пастер захотел применить этот же способ для предупреждения сибирской язвы — болезни скота, опасной также для человека. Культура бацилл сибирской язвы, простояв несколько месяцев, убивала подопытных животных так же скоро, как и свежая.

Раздумывая над этой неудачей, Пастер припомнил, что года за два до того он заражал сибирской язвой морских свинок. Известно было, что возбудитель сибирской язвы очень долго может сохраняться в почве. Пастер на свинках и проверял — сколь долго? Ему указали место, где двенадцать лет назад была захоронена корова, погибшая от сибирской язвы. Он взял из захоронения почву, развел ее и впрыснул нескольким морским свинкам. Они все погибли.

Удалось дознаться, что столь необычная живучесть присуща не самим бациллам сибирской язвы, а их спорам, с помощью которых бацилла размножается. Значит, чтобы выработать ослабленную, не смертельную вакцину, надо избавиться от спор. Пастер взялся за дело вместе со своими неизменными помощниками — Шамберленом и Ру. Они стали выращивать бациллу сибирской язвы при разных температурах; примечали, какая температура более всего угнетает споры. После многих проб доискались: если выдерживать бактерии сибирской язвы в течение десяти дней при плюс 42–43 градусах, то возбудители теряют способность образовывать споры. Такая вакцина не опасна для организма.

Летом 1881 года Пастер и его сотрудники в присутствии большой комиссии специалистов проделали массовый опыт. Стадо овец в 50 голов разделили на две равные партии. Одной партии впрыснули вакцину сибирской язвы, вторую оставили для контроля, ничего не впрыскивая. После того всему стаду впрыснули смертельную дозу неослабленной сибироязвенной бациллы. Через сутки все 25 овец, оставленные для контроля, пали. Привитые остались живы, не проявив даже признаков болезни.

В течение следующего года во Франции получили вакцину, предохраняющую от сибирской язвы, 85 тысяч овец.

Так Пастер доказал, что заразное начало — яд — в ослабленной форме может служить противоядием.

Вслед за тем Пастер задумал испробовать свой метод для борьбы с бешенством (водобоязнью). Болезнь эта, уносившая сравнительно мало жертв, никогда не принимавшая характера большой эпидемии, тем не менее во все века наводила ужас на людей.

Биографы Пастера писали, что он в девятилетием возрасте перенес тяжелое потрясение — на его глазах умирал человек, укушенный бешеным волком. Зрелище это запало в душу мальчика на всю жизнь и будто бы нашло потом отражение в его научных исканиях.

О великих людях почти всегда рассказывают подобные истории. Но все-таки научные искания движимы не воспоминаниями детства, а многими другими, часто неожиданными обстоятельствами.

Вид погибающего от бешенства человека способен потрясти не только ребенка. Русский ученый Данило Самойлович писал в восемнадцатом веке: «Из многочисленных болезней, которыми род человеческий угнетаем бывает, едва что страшней и едва что жалостнее может сыскиваться, как только видеть человека, зараженного ядом от упущения бешеной собаки». У Антона Павловича Чехова вырвались такие слова: «Нет болезни мучительнее и ужаснее, чем водобоязнь. Когда впервые мне довелось увидеть бешеного человека, я дней пять потом ходил, как шальной, и возненавидел всех в мире собачников и собак».

Люди знали всегда: можно исцелиться от оспы, можно выжить, даже перенеся чуму, но бешенство — это всегда гибель, неизбежная и мучительная.

Возможно, что неотвратимость смерти при бешенстве повлияла на выбор, сделанный Пастером. Были, несомненно, и другие причины.

Пастер вступил в единоборство с болезнью, хорошо известной человеку, вероятно, с доисторических времен. В кодексе Древнего Вавилона, составленном за 2300 лет до нашей эры, говорилось: «Если собака взбесилась, власти должны установить ее владельца: если она не содержалась на привязи, укусила человека и вызвала смерть, владелец обязан уплатить известную сумму серебра». Древние египтяне изображали звезду Сириус в виде божества с собачьей головой. Дело в том, что массовое бешенство у волков, шакалов и собак совпадало с появлением этой звезды на небосводе. О бешенстве писали древнегреческие ученые Демокрит, Аристотель, Плутарх, древнеримские поэты Вергилий и Гораций.

Еще в первом веке нашей эры римский врач Корнелиус Цельс предложил способ лечения бешенства. И хотя этот способ применялся в течение многих столетий, он вряд ли когда-нибудь спасал зараженных. Цельс рекомендовал просто-напросто прижигать место укуса каленым железом. Такое прижигание может дать результат, если его делают тотчас после укуса, пока возбудитель не попал в кровь, и если рана невелика и неглубока. Маловероятно, чтобы на месте происшествия нашелся сразу источник огня. Да к тому же бешеные собаки, а тем более волки, наносят чаще всего глубокие обширные раны.

Много раз в разных странах назначались большие премии тем, кто найдет средство излечения бешенства. Но все напрасно — заболевшие неизбежно погибали. В Западной Европе в средние века то тут, то там возникали даже эпидемии бешенства. В России еще в прошлом веке от этой болезни ежегодно погибали до тысячи человек.

В Бельгии и во Франции в средние века укушенных бешеными собаками отправляли к могиле святого Юбера. Так как далеко не все укушенные заболевают бешенством, то легко было приписать святому Юберу многочисленные исцеления от смертельной болезни. Еще в XIX веке во Франции кое-где сохранялся страшный средневековый обычай: человека, заболевшего бешенством, умертвляли, перерезая ему вены на руках и ногах, либо душили между двумя матрацами. Наполеон I издал указ, которым запрещались под страхом смертной казни подобные расправы с больными. Все же случаи удушения бывали и потом.

Наука ничего не знала о бешенстве, кроме самых общих сведений, добытых простым наблюдением. Непонятно было, например, такое: бешеная собака, пробегая по улице, искусала четверых прохожих. Двое укушенных погибли, двое других залечили раны, и на том дело кончилось— болезнь обошла их.

Лишь в начале прошлого века дознались, что возбудитель бешенства содержится в слюне больного животного. Доказать это оказалось необычайно просто: здоровой собаке нанесли рану и смазали пораженное место слюной, взятой от бешеной; через некоторое время подопытная собака проявила все симптомы бешенства и погибла.

В 1879 году, за два года до того, как Пастер приступил к своим опытам, выяснилось, что возбудителя бешенства можно перенести от собаки на кролика. Это сильно облегчило изучение болезни, кролики послужили прекрасным подопытным материалом для исследователей.

Пастер и его сотрудники Ру и Шамберлен потратили на изучение бешенства и разработку вакцины против него шесть лет. Все теперь оказалось неизмеримо сложнее, чем тогда, когда они работали с бактериями, вызывающими куриную холеру и сибирскую язву.

Прежде всего Пастер попробовал с помощью микроскопа разглядеть возбудителя болезни. Все попытки оказались тщетными. Развести, размножить таинственного болезнетворного агента на бульонах и других питательных средах тоже не удалось.

Задача усложняется еще больше. Не видя возбудителя, не зная его свойств, надо ослабить его так, чтобы он не вызывал гибели человека, а давал ему надежную защиту от смертельной болезни.

Прежде всего надо получить достаточное количество материала, содержащего возбудителя бешенства, — ведь он не желает размножаться на искусственных питательных средах, подобно бактериям куриной холеры и сибирской язвы. Но где в организме сосредоточено заразное начало бешенства? После долгих проб Пастер взял мозг коровы, погибшей от бешенства, измельчил его и ввел в мозг кролика. Кролик заболел и погиб. Мозг погибшего он привил второму кролику, второго — третьему. Таким образом у него оказалось достаточно заразного материала, в виде мозга кролика, для опытов. Следующий этап — самый ответственный: попытаться ослабить заразное начало, чтобы оно не вызывало болезни, но создавало невосприимчивость. Пастер стал высушивать мозг кролика. Точнее, не высушивать, а подсушивать. Тогда уже было хорошо известно, что бактерии (а Пастер считал возбудителя бешенства мелкой, невидимой в микроскоп бактерией) погибают от высушивания. Но если не высушивать до конца, а подсушивать, соблюдая осторожность, то бактерия не погибнет, а лишь ослабнет, что и требуется. По счастью, выяснилось, что таинственный возбудитель бешенства (вирус, как мы уже знаем) тоже не любит сухости, и метод подсушивания к нему применим.

И Пастеру после долгой возни, требующей неистощимого терпения, удалось добиться успеха.

Решающий опыт в этой серии был такой. Кусочек мозга кролика, погибшего от бешенства, подсушивали в стеклянной колбе 14 дней. Затем мозговое вещество измельчили и ввели в мозг здоровой собаки. Она осталась здоровой. Превосходно? Да, конечно. Но как же все-таки узнать — ослабел возбудитель или попросту погиб, то есть получила ли собака невосприимчивость?

Для решения этой задачи взяли несколько собак и ввели им зараженное мозговое вещество кролика, которое подсушивалось 14 дней. На второй день собаки получили дозу зараженного материала тринадцатидневной сушки, на третий — двенадцатидневной. Так в течение 13 дней им вводился все менее и менее ослабленный возбудитель. Наконец, на четырнадцатый день всем животным ввели кусочки пораженного мозга, взятого от только что погибшей собаки. Теперь надо было выжидать несколько недель. Выждали. Все собаки выжили. Значит, ослабленный возбудитель надежно защитил их от смертельного яда.

Ну, а если сделать предохранительную прививку после укуса бешеной собаки? И в этом случае вакцина должна подействовать: ведь человек заболевает не сразу после укуса, а, как правило, через несколько недель.

И вот настал день — это было летом 1885 года, — когда Пастер впервые ввел предохранительную прививку человеку…

В Париже, в институте Пастера, на пьедестале стоит памятник: мальчик борется с бешеной собакой, вцепившейся ему в бедро. Этот подросток, схвативший пса за горло — пятнадцатилетний Жан Жупиль. Он был вторым из тех, кому Пастер ввел вакцину. Девятилетний Жозеф Мейстер — первый, кого Пастер спас от бешенства.

Почему же памятник поставлен не первому из привитых, а второму? Тут — целая история.

Но сначала о первом, о Жозефе Мейстере.

Мать привезла Жозефа из Эльзаса в лабораторию Пастера 6 июля 1885 года. У мальчика насчитали 14 ран. Некоторые были настолько глубоки, что мешали Жозефу ходить. Ни у кого не оставалось сомнений, что собака, изувечившая ребенка, страдала бешенством. Об этом свидетельствовали не только множественность и глубина ран, но и то, что при вскрытии убитой собаки из ее желудка извлекли сено, солому, куски дерева — все то, что здоровый пес заглатывать не станет.

Пастер немедленно призвал на помощь врачей. Имеет ли он право ввести мальчику вакцину, которая доселе испытывалась только на животных? Профессор медицинского факультета доктор Транше, осмотрев ребенка, сказал:

— Мальчик обречен, пробуйте вашу вакцину, дорогой Пастер, если она дает хоть малейшую надежду. Хотите — я сам возьмусь делать инъекции.

В тот же вечер Транше в присутствии Пастера ввел Жозефу полшприца костного мозга кролика, погибшего от бешенства за две недели до того. Последующие дозы (всего было сделано 13 инъекций) содержали все более и более свежий материал. В первые дни Жозеф при виде шприца принимался хныкать. Но его развлекали, показывали ему лабораторных кроликов. Одного из них он даже получил в подарок.

27 июля мать увезла Жозефа домой. Пастер продолжал следить за мальчиком, забрасывая эльзасского врача Вебера письмами. «Я буду очень обязан Вам, дорогой доктор Вебер, если Вы передадите юному Жозефу Мейстеру прилагаемые конверты, чтобы он, по крайней мере, каждые два дня, извещал меня, хотя бы одним только словом, о своем самочувствии. Я крайне озабочен».

Все шло хорошо. Конверты, которые возвращал Жозеф, содержали неизменное — «Здоров».

Наступила осень. Она принесла Пастеру второе, еще более тяжкое испытание. В октябре пришло тревожное письмо из департамента Юра, от мэра городка Виллер-Фалей господина Перро. Мэр взывал о помощи: пастух из его общины подросток Жак Жупиль искусан бешеной собакой. Приводились и подробности, Они потрясли Пастера и его помощников.

…Шестеро мальчиков пасли в поле своих коров и овец. Внезапно дети увидели несущуюся на них большую собаку; не лает, голова опущена, хвост поджат — по всем признакам бешеная. Пятеро пастушков, среди них были совсем маленькие мальчики, пустились наутек. А самый старший, пятнадцатилетний Жан Жупиль, мгновенно сообразил, что ему надо остаться на месте и прикрыть малышей.

У него был в руках только кнут, который пришлось вскоре отбросить, он только мешал. Жан буквально вцепился в собаку — ничего другого не оставалось — и после яростной борьбы задушил ее. Но раны, нанесенные Жупилю обезумевшим псом, были страшны…

Когда все это произошло? Четырнадцатого октября, шесть дней назад. Шесть дней! Мейстера привезли спустя два дня после того, как на него напала собака. Пастер отчетливо представил, что станется с ним и с его методом в случае неудачи, в случае, если Жупиль погибнет, несмотря на прививки. Скажут, что мальчик, показавший себя истинным героем, погиб из-за прививок. И кто скажет? Ученые. Маститые. Да, он не мог об этом не подумать, читая письмо господина Перро. Но колебался ли он? Вряд ли. Жупиль был немедленно доставлен в Париж и уже 20 октября получил первый укол.

Жупиль, как и Мейстер, был спасен. Что же, приумолкли после того маловеры, скептики и просто недоброжелатели, считавшие Пастера выскочкой? Как бы не так! Повторилось то же, что было с Дженнером. Правда, не говорили, что те, кому сделаны прививки против бешенства, начинают лаять либо у них отрастают кроличьи уши. Но зато писалось учеными мужами:

«Его прививки опасны!»

«Он не лечит, а распространяет болезнь!»

«Таинственные прививки Пастера противоречат научной медицине!»

«Рискованный эксперимент, которого пользу силятся доказать подтасовкой статистики!»

А самые ярые хулители Пастера возбудили ходатайство перед прокурором Франции о запрещении прививок!

Вот так!

Но еще не кончен рассказ о Мейстере и Жупиле. Через некоторое время после своего избавления от мучительной смерти Жан Жупиль пришел в лабораторию Пастера и сказал, что хочет тут работать. Кем угодно— хоть привратником, хоть мусорщиком, но тут и нигде больше. Его взяли. А спустя несколько лет с тем же явился подросший Жозеф Мейстер. Взяли и его. Оба проработали в институте Пастера на скромных должностях до конца жизни.

Жупиль служил препаратором у Ильи Ильича Мечникова, долгое время работавшего у Пастера.

В 1940 году, когда гитлеровские орды ворвались во Францию, Жупиля уже не было в живых.

Мейстер, которому перевалило за шестьдесят, по-прежнему каждый день приходил в лабораторию к своим кроликам, крысам и морским свинкам.

А в то утро, когда эсэсовские батальоны, печатая шаг, входили в Париж, Мейстера не стало: он покончил с собой…

Через год после первых прививок к Пастеру приехал из Одессы молодой русский врач Николай Федорович Гамалея, впоследствии известный микробиолог. Изучив вакцинацию против бешенства, он вернулся в Одессу и в том же году у себя на квартире открыл станцию для прививок против бешенства. Это была первая в России и вторая в мире пастеровская станция. Ныне в нашей стране много пастеровских станций и пунктов. Кроме того, прививку против бешенства можно делать в любой поликлинике или больнице.

Вооружив медицину надежным средством для борьбы с бешенством, Пастер так и не узнал, кем или чем вызывается болезнь. Он, пожалуй, ближе всех подошел к порогу того открытия, которое совершил в 1892 году Ивановский. Что помешало великому французу сделать решающий шаг? Возможно, то, что слишком ответственна была практическая цель, поставленная им перед собой: уберечь людей от болезни, несущей верную гибель. Достижение этой цели требовало величайшей сосредоточенности.

Пастер умер спустя три года после того, как Ивановский сделал свое сообщение о табачной мозаике в Петербурге в Академии наук. Но если и попалась на глаза французскому ученому статья Ивановского, то вряд ли Пастеру могло прийти в голову, что возбудители мозаики табака и бешенства находятся в родстве и что оба принадлежат к не известному науке миру сверхмалых созданий. Это не могло прийти в голову тогда вообще никому в мире…

Бешенство не угрожает больше человеку неотвратимой гибелью.

Но болезнь не исчезла, в природе есть носители ее вируса. Главными из них наука считает волков, шакалов, койотов, лисиц. Собираясь стаями, волки и шакалы часто затевают грызню, заражая друг друга. Укушенная больным волком бродячая собака способна, в свою очередь, перекусать десятки псов, гуляющих без присмотра, и заразить их еще до того, как у нее самой появятся признаки болезни и она начнет бросаться на людей.

Недаром бешенство не наблюдалось вовсе в Австралии и в Новой Зеландии, где никогда не водились ни волки, ни койоты, ни шакалы.

В некоторых странах жаркого пояса — на юге США, в Южной Америке, на острове Тринидад, есть еще один летучий переносчик бешества — вампир. Это попросту кровососущая летучая мышь. Нападая ночью на спящих, она нередко заносит в кровеносную систему человека и животных вирус бешенства.

У вампира два передних зуба — бритвенной остроты. И когда кровосос прокалывает ими кожу, то спящий не чувствует боли. Вампир лакает теплую кровь, вытекающую из ранки, как кошка молоко. Нападая на человека и некоторых животных, вампир обходит собак. Долгое время не понимали — почему? Объяснение нашлось после того, как было изучено замечательное устройство, которым природа наделила летучих мышей. Можно ослепить летучую мышь либо заклеить ей глаза пластырем (такие опыты ставились) — и она будет летать, с обычной уверенностью обходя препятствия, с обычной ловкостью и быстротой ловя бабочек, жуков, комаров. «Летучая мышь видит ушами», — сказал один исследователь. Мышь на лету издает непрерывно очень высокие звуки, настолько высокие, что человеческое ухо не улавливает их. Когда ультразвуковой сигнал, отразившись, скажем, от комара, достигает ушей летучей мыши — она стремительно бросается и ловит насекомое. Ультразвуковое устройство помогает ночным мышам обходить в темноте всякие препятствия, даже такие, как натянутая проволока.

В наше время, совсем недавно, созданы локационные приборы, определяющие весьма точно местоположение самолета корабля; изобретены самонаводящиеся ракеты, они отыскивают и поражают цель без участия человека. И приборы и ракеты основаны на том же принципе отражения звука, либо радиосигнала. Однако локационный аппарат летучей мыши пока что совершеннее этих устройств. И неудивительно — природа отлаживала его десятки миллионов лет, ибо летучие мыши — очень древние обитатели нашей планеты…

Вернемся к нашим вампирам. Как и обыкновенные, всем знакомые безвредные нетопыри, как и другие летучие мыши, вампир в полете испускает ультразвуки. Но они очень тихие, слабые (звук ведь может быть высоким и в то же время негромким), их можно улавливать лишь при помощи самых совершенных усилительных приборов. Вампиров поэтому называют «шепчущими» летучими мышами, хотя издаваемые ими звуки никак не походят на шепот. Собаки, обладающие отличным слухом, улавливают даже «шепот» подлетающего вампира и пробуждаются. А на бодрствующее животное кровосос не любит садиться.

Спать на открытом воздухе в местах, где водятся летающие кровососы, конечно, небезопасно. Вампиры нападают на лошадей и на крупный рогатый скот (бешенству подвержены все теплокровные животные), который уберечь труднее, нежели человека: в жарких странах закрытые стойла не строят, в лучшем случае делают навесы. В Мексике, когда вампиры стали особенно часто нападать на коров, двум миллионам голов крупного рогатого скота пришлось сделать предохранительные прививки против бешенства.

Лишь к середине тридцатых годов нашего века удалось достаточно подробно изучить вирус бешенства. Он побольше вируса ящура раз в пять. Но все равно различить его можно лишь с помощью электронного микроскопа.

Он любит серое вещество головного мозга — святую святых всего живого. Накапливаясь в мозгу, он поражает главным образом центральную нервную систему, парализуя важнейшие проявления жизни. Вирус может сохраняться в головном мозгу своей жертвы довольно долгое время и после ее гибели — приблизительно три месяца.

Наиболее опасны вирусы бешенства от волка и собаки, наименее — те, что развиваются в мозгу лошади, коровы, барана и человека. Пастер, видимо, знал это и потому взял для решающих своих опытов мозг погибшей от бешенства коровы, где возбудитель уже ослаблен самой природой.

Вирус бешенства не любит тепла, он погибает при температуре плюс 70 градусов. Ультрафиолетовые лучи обезвреживают его за 5—10 минут. Зато ему нипочем холод — при температуре ниже нуля он консервируется. Его вирулентность (ядовитость, способность заражать) не ослабляется и после того, как его выдерживают при температуре жидкого азота минус 252 градуса! Чем ниже температура — тем лучше он консервируется.

Более восьмидесяти лет прошло с того времени, когда Пастер сделал Мейстеру первую прививку от бешенства. Но лишь теперь ученым стал понятен, да и то не до конца, механизм действия этой прививки.

В рану человека, укушенного бешеной собакой либо волком, проникает вирус бешенства, который именуется в науке уличным. Ему назначено природой пробиться к головному мозгу. Путь туда тем длиннее, чем дальше от головы место укуса. Делая прививку, врач вводит укушенному тоже вирус бешенства, но не уличный, а «домашний», ослабленный, прирученный. Первым достигнув клеток головного мозга, ослабленный безвредный вирус не пустит туда своего уличного собрата! Видимо, разнородные вирусы не могут ужиться в одной клетке — пришедший позднее гибнет.

Вот почему прививки против бешенства надо начинать как можно скорее и вот почему их делают много дней подряд. Понятно, что укусы в лицо, шею, голову, в руки особенно опасны — уличный вирус может опередить вакцину. В таких случаях теперь применяют в дополнение к вакцине недавно полученный препарат — антирабический гаммаглобулин. Он помогает обуздать уличного вируса.

Установлено также, что виновник бешенства действует не один. У него есть деятельный спутник с длинным именем — галуронидаза. Это — фермент, обладающий огромной химической активностью. Он содержится в слюне бешеного животного и, попадая в рану при укусе вместе с вирусом, в буквальном смысле прокладывает возбудителю болезни дорогу. Дело в том, что галуронидаза увеличивает проницаемость живых тканей, облегчая таким образом вирусу проникновение в центральную нервную систему.

Природа встала в данном случае на сторону вируса, облегчив опасному возбудителю его разрушительную работу.

Какие-то поблажки природа, впрочем, дает тут и человеку. Статистика показывает, что лишь одна треть укушенных заведомо бешеными животными, — и не лечившихся, — заболевает бешенством. Предполагают, что дело здесь в количестве попавших в рану вирусных частиц. Если бешеная собака искусает подряд несколько человек, то заболевают обычно первые.

Почему все-таки люди иногда погибают от бешенства и в наши дни? Ведь в любом месте всегда можно после укуса бешеной или просто подозрительной бродячей собаки пройти курс прививок. Кстати, прививки эти не болезненны и легко переносятся — человек продолжает работать и ведет обычный образ жизни. Врачи предупреждают только, что во время прививок надо остерегаться чрезмерного охлаждения и переутомления. Кроме того, во время лечения и в течение полугода после него категорически запрещено употреблять какие-либо спиртные напитки, иначе могут возникнуть серьезные осложнения.

Заболевают только те, кто не делал прививок. Мыслима ли такая беспечность — человек, укушенный бешеной собакой, зная, что болезнь смертельна, не идет к врачу?! Беда вот в чем — люди не всегда осознают, что они подверглись опасности. Бешенство имеет так называемый скрытый период, который длится один — два месяца, а иногда и больше. Все это время зараженное животное выглядит вполне нормально. Но уже за 10–15 дней до появления первых признаков болезни в слюне собаки появляется вирус бешенства. В это время собака может заразить человека, даже просто лизнув его руку, на которой есть ранка, ссадина, царапина.

Но вот болезнь у собаки проявилась. Чаще всего она протекает в буйной форме. Собака начинает капризничать, не всегда выполняет команды хозяина, забиваясь в темные углы, заглатывает куски дерева, камни, землю, даже стекло. Затем наступает стадия возбуждения, когда собака грызет и разрывает зубами все что ни попало, иногда ломая себе клыки и даже челюсть. Если собаке удается вырваться из помещения или клетки, то она способна пробежать до пятидесяти километров, молча набрасываясь на встречных людей и животных, нанося им сильные укусы. (Легко представить, какие страдания претерпевает больное животное в этом периоде, если бешеная овца бросается на собак и людей!) Наступает третья стадия — паралитическая; она длится несколько дней; отнимаются задние лапы, потом передние, и собака погибает.

Нередко бывает и тихое бешенство, когда собака гибнет, так и не проявив признаков возбуждения, ни на кого не набрасываясь. Известны случаи, когда хорошо обученные собаки, будучи заражены бешенством, выполняли команду хозяина почти до самой гибели! В таких случаях может и не прийти в голову, что собака была бешеной.

Людей заражают бешенством в подавляющем большинстве случаев собаки. В редких случаях — кошки, иногда волки. Что же из этого следует? «Давайте уничтожим всех собак — и делу конец». Такая мера предлагалась не раз в прежние времена и нередко людьми серьезными. В 1900 году один западный ученый писал: «Вернейшим способом уничтожения бешенства одним ударом было бы совершенное истребление всех собак земного шара». Да и в наши дни можно услышать подобные голоса.

В самом деле, с точки зрения хозяйственной, экономической, собака ни в какое сравнение не идет с другими животными, которые дают и молоко, и мясо, и шерсть, и кожи, перевозят грузы и людей. Кошка и та вроде бы полезнее собаки — держит в страхе крыс и мышей.

Все так. Но давайте поразмыслим. Человек приручил собаку многие тысячелетия назад, это первое домашнее животное. На протяжении десятков столетий этот верный друг человека часто становился злейшим его врагом, разнося смертельную болезнь, и все-таки люди нигде никогда не отказывались от собак. Как все это понять?

Да, конечно, в прежние времена собака была нужнее, чем теперь. Охотнику без собак не только было трудно добывать дичь, он сам легко мог стать добычей хищных зверей. Скотовод терпел бы страшный урон от волчьих стай, уносящих десятки и сотни овец. На Крайнем Севере, в тундре, и сейчас без собак не проедешь, если нет вездеходов.

Но только ли в этом и дело, что собака нужна была в хозяйстве человека? Большие города существуют давным-давно, там люди, живя ремеслами, торговлей, могли бы, кажется, обойтись без собак. Но их всегда держали, живя в тесноте городских кварталов, терпя неудобства, подвергая нередко опасности жизнь детей. Видно, нужен был пес человеку всегда не только как сторож, не только как помощник на охоте.

Многие животные действительно более полезны для человека, нежели собака. Но не сыщется в животном мире создания более преданного человеку, чем собака. Она, не колеблясь, идет на верную гибель ради спасения человека либо просто по его приказу. Много жизней спасли сенбернары, отыскивая на горных склонах и в ущельях Альп заблудившихся в метель путников. В минувшую войну собаки, нагруженные взрывчаткой, подползали под атакующие немецкие танки, взрывая их.

Собаки послужили и науке. Великий русский физиолог Иван Петрович Павлов вел свои знаменитые опыты по изучению условных рефлексов на собаках. В Ленинграде, в тенистом саду близ дома, где была лаборатория знаменитого ученого, стоит памятник собаке. Его велел соорудить Павлов.

Никакие сигнальные устройства не могут пока что заменить собак на границах. Не придуманы еще приборы, подобные собачьему носу, который различает сотни тысяч оттенков запахов.

Всему миру известны имена собачек, летавших на советских спутниках Земли в космос…

Ну что же, скажет на все это иной сверхблагоразумный человек, давайте оставим собак на границах, на Крайнем Севере для езды зимой, в степях, где пасутся отары овец; давайте устроим питомники для подопытных собачек, которым летать в космос или идти под нож в лабораториях; ну, еще можно завести псарни для овчарок, охраняющих большие магазины, и для ищеек. Но зачем держать собак по квартирам да по дворам? Блажь это — запретить надо!..

Что на это сказать? Разве то, что лишь сухой очерствевший человек способен так старательно искать границу между тем, что доставляет человеку пользу, и тем, что приносит простую радость. Воспитание собаки, наблюдение за ее характером, удивительные проявления ее ума и преданности — разве все это не доставляет истинной радости людям всех возрастов, от младенца, только что вставшего на ноги, до глубокой старухи, доживающей свой век в одиночестве!

В начале главы приведены слова Чехова о собаках и собачниках. Они как будто согласуются с мнением тех, кто хотел бы уничтожить всех псов на свете. Но ведь эти слова отражали настроение писателя в момент сильнейшего душевного потрясения. У любого человека под влиянием невыносимого зрелища могут вырваться слова вроде: «Да пропади он пропадом, весь белый свет!»…

Чехов был не только гениальный писатель, но и на редкость добрый человек. Стоит ли доказывать, что он любил животных, в особенности собак. Перечитайте «Каштанку». Мог бы написать такой рассказ человек, ненавидящий собак, или даже просто равнодушный к ним?..

Нет, не расстанется человек с собакой, думается нам. Просто убережет ее, и себя тем самым, от вируса бешенства. Это вполне достижимо. В Москве с 1957 года не зарегистрировано ни одного случая бешенства. В восьми странах Европы — Англии, Бельгии, Голландии, Дании, Ирландии, Норвегии, Швейцарии и Швеции — бешенство начисто ликвидировано. А собак в этих странах много — в одной Англии не меньше миллиона.

Известную роль играет здесь то, что в таких странах как Англия давно уже вывели всех волков, этих хранителей и передатчиков вируса бешенства. Но главное все-таки — строжайшее соблюдение правил содержания собак, известных каждому, кто держит пса. Огромную роль играют прививки, предохраняющие собак от заболевания бешенством в течение трех лет.

Наука не знает пока средств для лечения бешенства. Но вирус, вызывающий эту болезнь, как и многие его собратья, под неослабным наблюдением. И кто знает, быть может, найдется завтра управа на него, даже и в тех случаях, когда он уже пробрался в мозг и начал там свою разрушительную работу. Тогда и этот враг будет повержен.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Больше ста лет назад, в 1885 году, в устье Лены приехал ветеринар В. Г. Гольман. Это был первый и единственный ветеринарный врач во всей Якутии. А она почти в шесть раз больше Франции. То, что увидел Гольман в далеком заполярном краю, несказанно удивило его.

Той зимой жители Устьинского улуса (якуты, тунгусы, ламуты) лишились всех своих ездовых собак. А в пургу без собак худо, ох как худо. Гольман наблюдал больных псов: типичная картина бешенства. Собака впадала в буйство, бросалась на людей, на оленей, на других собак. Больное животное неудержимо рвалось вперед, теряя всякую осторожность, не обходя преград. Гибель наступала после того, как отнимались конечности.

Однажды в стойбище у ламутов (так называли в ту пору эвенков) больная собака искусала мальчонку. Ветеринара поразило, что это не очень обеспокоило взрослых. Обычное хладнокровие северян? Но ламуты любят своих детей. Гольман спросил у отца мальчонки:

— Ты разве не понимаешь, что твой сын может умереть, если собака бешеная?

— Никто не умер от это, — спокойно ответил ламут.

В самом деле. Люди, укушенные собаками, страдавшими этой странной формой бешенства, оставались в живых. Заражались только друг от друга при укусах животные тундры и тайги: домашние и дикие олени, песцы, лисицы, лемминги, волки, медведи, лоси, рыси, бобры. Гольман видел, как эвены и якуты убивали даже и тех собак, которые еще не заболели, боясь, как бы зараза не перекинулась на оленьи стада.

Гольман лишь описал странную болезнь, столь похожую на бешенство, но совсем не опасную для людей. Ветеринар не мог даже и пытаться найти ее возбудитель — ведь во всей Якутии не было тогда ни одной лаборатории. Да все это происходило за тридцать лет до первых пастеровских прививок, сделанных Жозефу Мейстеру и Жану Жупилю.

Тундровое бешенство; камчатская дикость собак; дикость; болезнь диких лисиц. Это все местные названия одной и той же болезни, так поразившей в устье Лены единственного якутского ветеринара. В конце концов в научной литературе утвердился термин «дикование».

Дикуют животные на севере Канады, на Аляске, в нашей тундре. Вспышки дикования случаются зимой и ранней весной. Все вдруг перепутывается, как в страшном сне. Маленькая собачонка набрасывается на громадного свирепого пса, от которого всегда убегала, поджав хвост, и одолевает его. Песцы, теряя страх, кусают людей, собак, лезут на крыши домиков, грызут землю, палки и всякие иные несъедобные предметы. Олень утрачивает свою пугливость, становится воинственным, драчливым. Олень бьет копытами и рогами человека! Он бьет рогами, которые едва стали отрастать после линьки и очень чувствительны. Здоровый, он не дает прикоснуться к таким рогам. Иногда он начинает лупить себя ногами по голове, грызет до крови бедро или круп. Затем — паралич, гибель.

Думают, что главный природный очаг болезни — лемминги. Эти маленькие зверьки из отряда грызунов (за пятнистую длинную шерсть их называют пеструшками) служат кормом для песцов. Поедая леммингов, песцы заражаются от них ликованием и передают болезнь другим обитателям тундры.

Но вот что удивительно. Оказывается, леммингов поедают иногда и олени. Лишайники, на которых пасутся олени, бедны минеральными солями. И часто у животных возникает острое солевое голодание. Тогда-то они и лакомятся леммингами, мышами — животный организм богат солями. Так вот мирное травоядное животное становится вдруг плотоядным.

Если раскладывать соль в тех местах, где олени зимой добывают корм из-под снега, то они не станут поедать грызунов и реже будут заражаться дикованием.

Возбудитель дикования — вирус. Он очень схож с вирусом бешенства, но, в отличие от своего грозного собрата, как мы уже видели, щадит людей. Как и полагается обитателю Приполярья, вирус дикования любит низкие температуры. Ученые выдерживали его на леднике в глицерине. После четырехмесячного пребывания на льду вирус сохранил полностью свои заразные свойства. В замороженном мозгу погибшего животного вирус дикования 202 дня не терял способности вызывать болезнь. Видимо, он и дольше не утрачивал бы своих свойств, но опыт был прекращен.

Как и бешенство, дикование пока не поддается никакому лечению: девять десятых заболевших животных погибают. Но вот однажды большой партии ездовых собак, искусанных «ликовавшими» животными, впрыснули вакцину, применяемую против бешенства. Ни одна из привитых собак не заболела дикованием. А контрольные собаки, которым не сделали прививок, погибли.

Выходит, что они почти родные братья — вирусы бешенства и дикования. Но почему один губит человека, а другой щадит его?.. Это предстоит еще разгадать.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀