Ненавижу. Скучаю. Люблю

Глава 16

Юля

Когда Антон чуть наклоняется, и его нос касается моего уха, тело словно прошибает разряд тока. Внутри я вся сжимаюсь, сердце ускоряет ритмы, щеки медленно покрываются румянцем. Куда делись грустные мысли? Где обида на маму? Я вообще не думаю о маме. Потому что рядом с Леваковым это невозможно.

Но это все неправда. Он из жалости. Слышал разговор, решил проявить щедрость души. А даже если и правда, настоящий Антон, который стесняется меня — никуда не делся. Нельзя забывать об этом.

Я отталкиваю Левакова, хотя это безумно сложно. Все мое нутро тянется обратно в тепло его рук. Отвожу взгляд в сторону, вытираю тыльной стороной ладони слезы и натягиваю улыбку. Улыбаться я отлично умею. Даже если грустно.

— Извини, — произношу шепотом. За дверью ходит коршун в обличии моей мамы, и ей точно не понравится присутствие парня в комнате дочери. Тем более тайком.

— Ерунда. А что за пятое место? — осторожно спрашивает Леваков. Я отхожу от дверей и усаживаюсь на край кровати. Антон зачем-то повторяет действие — садится рядом. Наши плечи соприкасаются, он поверчивает голову: смотрит на меня. Щека начинает гореть от этого взгляда, сердце прыгает, и я невольно облизываю нижнюю губу.

— Научная конференция. Всего лишь пятое место.

— Постой, это не из-за нее ты плакала в туалете тогда?

— А? — перевожу взгляд на Антона, и теперь мы оба замираем друг на друге. У него густые ресницы, закрученные, коричневого цвета, как и брови. А глаза, такие глубокие, что кажется, в них можно утонить.

— Я тебе так сильно нравлюсь, что не можешь перестать разглядывать? — шепчет с улыбкой Леваков, чуть наклоняется и его взгляд вдруг падает на мои губы.

Откашливаюсь. В ушах гул от сумасшедшего сердца. Надеюсь только, что оно не слишком громко тарабанит, и никто кроме меня его не слышит.

— Это такое же заблуждение, как то, что земля стоит на четырех китах, — отвечаю после вздоха.

— Вот как? — Леваков отводит взгляд, и выпрямляет спину. Кажется, мои слова его задели. Интересно, он сам себе мог бы признаться, что я ему могу нравиться.

— Зачем ты пришел?

— Хотел посидеть у тебя в шкафу, разве не очевидно.

— У тебя любовь к закрытым пространствам?

— Ты пойдешь на это мероприятие? — звучит неожиданный вопрос. Я поправляю ушки на голове, заправляя за них волосы. Мне хочется, ответь отрицательно, но пойти все же придется. Не столько из-за мамы, сколько из-за всей семьи.

— Это традиция — ходить вместе. Так что да, я пойду.

— А что это за Гриша, о котором заливалась твоя мама? — Леваков снова поворачивается ко мне, но в этот раз взгляд его так и остается, прикован к моим глазам. Я не дурочка, прекрасно понимаю, к чему он клонит. Только не знаю, зачем.

— Хороший парень, — пожимаю плечами. И это далеко не ложь, просто Гриша не в моем вкусе. Мне вообще никто и никогда кроме Антона не нравился. Однако Левакову лучше этого не знать.

— Хороший парень, — повторяет он. — И что этот Гриша, красивый?

— Симпатичный.

— Симпатичный? — с долей брезгливости звучит ответ. Губы невольно растягиваются в улыбке. Но я старательно сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.

— Вполне. А еще он не трус. И на мнения окружающих ему плевать. — Спешу напомнить, потому что в последнее время, кажется, будто кое-кто забыл о своем постыдном поступке.

— Юля, — долетает голос мамы. Я аж подскакиваю, до того неожиданно она позвала. — Я в магазин. Скоро вернусь. Закрой.

Затем слышится хлопок. Мысленно выдыхаю. Поворачиваюсь к Антону, и замечаю, что он скрепил руки в замок, облокотившись о локти. Выглядит, словно раздражен, словно узнал не совсем приятную вещь. Что ж, мне тоже было неприятно узнать о его трусости.

— Тебе пора, пока мама не вернулась.

— Я вот одного не понимаю, — Леваков поднимается, делает шаг на меня, еще один. Я начинаю пятиться, пока не упираюсь спиной в дверь. Поднимаю голову, смотрю на него снизу вверх, в замешательстве хлопая ресницами. Антон кладет ладонь на дверь, чуть выше моей головы, наклоняется. Его взгляд вновь касается моих губ, от чего они начинают покалывать. Я едва слышно выдыхаю, а затем скрещиваю руки на груди, создавая, между нами, некое расстояние. Хотя и без этого по телу бегают мурашки.

— Чего именно не понимаешь? — спрашиваю уверенным тоном.

— Если он такой классный, какого черта ты за мной хвостиком три года носилась? Переигрываешь, Снегирева. Я не буду тебя ревновать.

— Ты можешь врать мне, но себя обманывать глупо. — Выскальзываю из-под его давления. Дергаю ручку и жестом намекаю на выход. Меня потряхивает, хочется открыть все окна, хочется насытиться кислородом, но ничего не получается. Я сдерживаюсь.

— Надеюсь, Гриша не девственник, — выдает крайне абсурдную фразу Антон. И если это не потоки ревности, значит, я разучилась разбираться в людях.

— Самое главное, что он честен по отношению ко всем. А парни, которые из кровати в кровать прыгают, крутые для всех, но боятся собственных чувств — просто жалкая пародия мужчин. Лучше уж быть с девственником.

— Удачной ночи, — рычит Леваков. — С Гришей. — Отталкивает меня от дверей и выскакивает из комнаты. Я не успеваю даже догнать его, попрощаться, как хлопает входная дверь.

В груди переполняет непонятное чувство. С одной стороны, я должна ликовать. Каждая моя реплика цепляет Антона, напоминает об его унизительном поступке. С другой, мне совсем не нравится быть стервой. Мне хочется просто желать ему хорошего дня, улыбаться и спрашивать глупые вопросы. Хочется продолжать мечтать, что однажды он заметит меня, пригласит на свидание, возьмет за руку. Мы будем гулять по скверу, смеяться, а когда сядет солнце, мы спрячемся под высокой пышной елью и поцелуемся.

Этот парень стыдится своих чувств. Стыдится меня. Того, что я порождаю в нем. Но почему мне до чертиков охота дать себе и ему второй шанс…