Неофициальная история крупного писателя

ПОСЛЕСЛОВИЕ, в котором говорится то, чего нельзя не сказать

Вот, пожалуй, и все разрозненные факты, которые мне удалось собрать о Чжуан Чжуне. Еще я слышал, что в результате разбирательства он понес наказание. На этом можно было бы и кончить, но несколько дней на­зад на улице я встретил его, совсем не печального, а очень даже довольного. Я подивился его несгибаемости, его несокрушимому оптимизму и в то же время усо­мнился: не предпринимает ли он новых важных акций, не уловил ли он в нашем обществе каких-нибудь очеред­ных тенденций? Мне хотелось окликнуть его и погово­рить по душам, но он прошел мимо меня очень важный, устремив глаза вверх, как будто вокруг никого не было. Наверняка у него случилось что-то приятное, а что именно, я пока не знаю, потом надеюсь выяснить.

Виделся я и с другом, который составляет «Словарь литераторов», он снова корпел над рукописью. Я спро­сил, почему словарь до сих пор не вышел. Он ответил, что верстка была, ее разослали для сбора мнений и не­которые писатели действительно прислали разные ис­правления и добавления, так что сейчас нужно учесть их. Я, естественно, поинтересовался, нет ли дополнений о Чжуан Чжуне. Тогда он вытащил из кучи бумаг, лежавших на столе, какой-то конверт и протянул мне:

— Посмотри, это письмо от него.

Я прочитал письмо от первой до последней строчки и считаю необходимым привести его здесь, так как это поистине драгоценный материал о редком писателе:

«Уважаемый составитель «Словаря литераторов»!

Разрешите поздравить вас с великолепным начина­нием, потому что ваша работа чрезвычайно важна не только для настоящего, но и для будущего китайской литературы. Неся ответственность перед нашим наро­дом и нашими потомками, мы должны освещать факты с предельной правдивостью, без всякой утайки и лжи — иначе мы обманем собственных детей и внуков и внесем путаницу в историю литературы. Именно поэтому я хо­тел бы предложить для статьи о моей скромной персоне следующие изменения или дополнения:

Отрывок о моем романе «Всегда вперед» нужно исправить так: «Это первое в нашей литературе произве­дение, описывающее модернизацию промышленности и пылко воспевающее самоотверженность рабочего клас­са. Оно беспощадно бичует некоторых руководителей, закосневших в бюрократизме и мешающих «четырем модернизациям». Это прекрасное произведение сниска­ло любовь читателей и сохраняет большое значение до сих пор».

В период десятилетнего господства Линь Бяо и «банды четырех» Чжуан Чжун, как и многие деятели литературы и искусства, подвергся жесточайшему гнету. По необоснованным обвинениям он был посажен в ко­ровник, а затем в конюшню, но продолжал вести реши­тельную борьбу против распространенных тогда совре­менных суеверий. Особо следует отметить, что в июле — сентябре 1975 г. он непосредственно выразил не­нависть народных масс к старой ведьме и подвергся такой бешеной травле со стороны «банды четырех» и ее приспешников, что даже заболел.

Разгром «банды четырех» явился для Чжуан Чжу­на поистине исключительным творческим импульсом. На эту тему он написал пьесу «Борись, борись, борись!» и сатирическую комедию «Когда желтеют листья ивы». В последнем произведении отразился сатирический и юмористический талант автора, его умение запечатлеть ненависть к Линь Бяо и «банде четырех» в беспощад­ных гротескных образах. Нет сомнения, что эта пьеса пролагает новые пути комедийному творчеству в период развития социализма в нашей стране. Писатель полон творческих сил и планов, он собирается писать и о прош­лом, и о настоящем, и о будущем, пользоваться самыми различными жанрами: драматическим, поэтическим, прозаическим и так далее. Внесет он свой вклад и в ли­тературную теорию.

С пожеланием успехов в составлении словаря

Чжуан Чжун».

Когда я дочитал до конца, друг устремил на меня свои умные глаза, как бы спрашивая мое мнение. Я вполне серьезно ответил, что мы имеем дело с крупным пи­сателем, поэтому любой относящийся к нему материал бесценен для истории литературы и упустить его означало бы продемонстрировать грубое небрежение сво­ими обязанностями. Друг согласился со мной. И тогда я сказал ему, что, несмотря на свою необразованность и слабые силы, решился написать биографию Чжуан Чжу­на, хотя бы неофициальную, но кое-что меня смущает.

— Что же именно? — спросил друг.

Я ответил, что собирал факты повсюду и излагал их как можно точнее, но наверняка что-то упустил и могу стать объектом критики. Тут я представил себе Чжуан Чжуна верхом на коне и с мечом в руках, который во­прошает: «Разве я такой?» А по опыту предыдущих лет я знаю, что «клевета» — это страшное преступление.

Друг рассмеялся:

— Подобного обвинения легко избежать. Достаточно тебе объявить себя последователем Лу Синя, который писал: «Мой герой — собирательный: говорит, как чжэцзянец, по виду пекинец, одет по-шэньсийски...»

— Но тогда на меня, чего доброго, набросятся и чжэцзянцы, и пекинцы, и шэньсийцы!

Друг рассмеялся еще заразительнее и сказал, что я слишком осторожен. Он посоветовал мне для безопас­ности использовать фразу, которую видел в некоторых иностранных кинофильмах. Я подумал, что этот метод и в самом деле хорош, поэтому и приписал в начале своей истории: «Все герои этой повести вымышлены. Если кому-нибудь они вдруг напомнят ныне живущих или уже умерших реальных людей, то это чистая слу­чайность».