Непрощённая

Глава 44

Бен выехал рано и проскакал верхом весь день. Его измученная лошадь уже еле плелась. Мул, освобождённый от большей части поклажи, наоборот, двигался достаточно свежо и резво.

К родному дому он приблизился на закате. Бен увидел его ещё издалека, со стороны южного берега Реки Пляшущей Птицы. Дымок из трубы дома не вился как обычно, и внезапно со всей ясностью Бен ощутил запах беды. Он на мгновение остановился, а затем развязал поводок, на котором вёл за собой мула, выхватил ружьё и, пришпорив лошадь, бросился вперёд. Перед самым домом он спрыгнул с лошади и, сжимая ружьё, побежал вперёд. Но, увидев, что стало с домом, Бен сначала невольно перешёл на шаг, а затем и вовсе остановился.

Вход в дом, как обычно, закрывала дверь, висевшая на своих петлях, но окна представляли собой теперь одни лишь тёмные провалы, лишённые ставень и стёкол. На крыше дома, среди груды искорёженных досок, лежал труп лошади, который уже успел наполовину разложиться на жарком солнце. Стены дома были словно оспинами испещрены следами от пуль. Ни одно место, которое Бен видел, даже разграбленный индейцами Ноу-Хоуп, не выглядел таким безжизненным и мёртвым, каким выглядел теперь его собственный дом.

Ружьё выскользнуло из его ослабевших рук и упало прямо в пыль. Медленно переступая ногами, словно слепой, он побрёл к дому. Бен перешёл обмелевшую Реку Пляшущей Птицы и, увязая по колено в грязном иле, перебрался на противоположный берег. По пути ему попадались лужи высохшей крови, но он, точно не замечая их, наступал прямо в кровь и брёл дальше.

Когда до дома осталось не больше десяти ярдов, оттуда вдруг раздался незнакомый человеческий голос. Этот человек стонал и бормотал на неизвестном языке, похожем на какой-то из языков индейцев. Бен выхватил из кобуры револьвер и, осторожно ступая, приблизился к стене. Он на мгновение замер, а затем стремительно ворвался в дом с оружием наперевес.

Его взору предстала картина невообразимого хаоса. Весь пол дома покрывали пятна и целые лужи крови. Шкаф-секретер лежал на полу лицевой стороной вниз. При этом он был единственным целым предметом мебели. Везде валялись искорёженные доски, щепки, кучи мусора, битое стекло. Стены усеяли глубокие отметины от пуль. С потолка вниз свешивалась нога дохлой лошади, застрявшая в крыше. Под ногами валялись обломки часов, в которые попала пуля, в углу стояла бочка для воды, вся продырявленная выстрелами. Невозможно было представить большего разрушения и беспорядка. Такое впечатление, что целый полк ожесточённо сражался здесь битую неделю без перерыва.

Теперь Бен наконец-то понял, что голос, который он принял за голос индейца, на самом деле принадлежал его родному брату Энди. Просто Энди лежал почти без чувств, в жару и бредил, произнося какие-то бессвязные обрывки слов. Бен подошёл к нему и потрогал лоб брата. Энди весь горел. Похоже, он даже не увидел его.

Услышав какой-то шорох, Бен резко обернулся и увидел Рейчел. Рейчел стояла в дальнем углу комнаты, сжимая в руках ружьё, и казалась похожей на привидение. Её глаза глубоко утопали в тёмных глазницах. Всё лицо Рейчел было в кровоподтёках, губа распухла, а нож, похоже, был сломан. На подбородке девушки запеклась кровь. Её одежда была больше похожа на лохмотья, которые тоже были все заляпаны кровью.

Бен попытался заговорить с ней, но не смог. Ему пришлось сделать над собой громадное усилие, чтобы произнести:

— Всё закончилось, Рейчел. Теперь всё будет хорошо.

Рейчел медленно отставила от себя ружьё, точно прислонив его к какой-то невидимой стенке, и разжала пальцы. Ружьё с громким стуком упало на пол. Рейчел медленно, точно механическая кукла, двинулась к кровати. По пути она споткнулась и растянулась на полу. Она сделала попытку подняться, но у неё ничего не вышло. Бен подскочил к ней и, бережно подняв девушку, понёс её к кровати. Положив Рейчел на кровать, он осторожно снял с неё лохмотья старой одежды и прикрыл чистыми простынями. После этого он возвратился к Энди.