31. Врученное послание

- Миледи, прибыл господин Сиф Йонна, просит разрешения войти.

Мейрам отложила в сторону книгу и переспросила удивленно.

- Глава тайной службы просит моего разрешения? Любопытно, с каких пор оно ему требуется?

Служанка не ответила, стояла, потупив глаза. Мейрам вздохнула и встала:

- Проси.

Сиф Йонна вошел в комнату и тут же глубоко склонился перед хозяйкой.

- Благодарю, что приняли меня. Прошу простить, что нарушаю ваше уединение.

- Оставьте, - поморщилась Мейрам, указывая гостю на кресло у самого окна.

Вышколенная служанка тут же поставила на столик рядом тарелку сладостей и изящный кувшин из темного хрусталя. По запотевшей от холода прозрачной стенке скатилась капелька. К еде гость не прикоснулся, а вот воды налил себе сам, прогнав девушку одним единственным взглядом.

- Вы щедры, если даже нежеланного визитера угощаете холодной водой. Лед, - он качнул в руках кувшин. - Кто бы мог подумать, что это ценность? Но, увы, в жаркое лето он доступен лишь избранным.

- Можете передать свою благодарность моему брату - его заботой льда мне в жизни теперь хватает с избытком.

- Действительно, сиятельный щедр, вам ли не знать?

- Я знаю, - Мейрам даже не потрудилась скрыть своей неприязни. - И вы тоже. Будем считать, что этикет соблюден в достаточной мере, прекратим эти вежливые разговоры и перейдем к сути: чему обязана счастьем видеть вас?

Сиф Йонна неторопливо допил холодную воду, бросая на собеседницу колючие взгляды.

- Вы как всегда неосторожны в словах и интонациях.

- Редкая привилегия, - на усмехнулась жестко, но вместе с тем горько. - Даже если вы захотите причинить мне вред, брат не позволит. И сам не поднимет на меня руку.

- Вред может быть разным, совсем не обязательно ломать человека, чтобы заставить его чувствовать боль.

- Думаю, в этом вопросе вы не откроете ничего нового для меня.

- Самоуверенность опасна. Она как хрупкое стекло - ломается от неосторожного движения, - Йонна слегка подтолкнул опустевший бокал к краю. - Иногда хватает даже случайного касания - и все летит в бездну, - бокал накренился, упал на мраморный пол и со звоном разлетелся на десятки осколков.

- Господин Йонна, - голос Мейрам был равнодушен и холоден. - Вы находитесь в моих покоях, а потому прошу вас соблюдать правила приличия. Уверена, если вы пожелаете устроить беспорядок в подвалах этого дворца, никто вам слова не скажет. Но здесь не казематы, а потому лишний мусор, - она позволила себе крохотную паузу, - неуместен.

- И, говоря о мусоре, вы подразумеваете…?

- Разумеется, битый хрусталь, - усмехнулась она. - Я всего лишь слабая женщина, избалованная вниманием и заботой тех, кто много сильнее меня. Настолько, что совершенно отвыкла сталкиваться с неудобствами. К примеру, ходить я предпочитаю там, где чисто. Уверена, вы можете позволить себе наступить не только на этот бокал, - она кончиком туфли чуть прижала достаточно крупный кусок стекла, - но и на что-то посерьезнее. Чужую жизнь, к примеру, - осколок под ее ногой хрустнул и лопнул. - С каким звуком ломаются чужие жизни, господин глава тайной службы? С треском, скрежетом, стоном? А может беззвучно?

Сиф Йонна едва заметно нахмурился:

- Я вижу, вы в сегодня дурном настроении.

Мейрам подозвала служанку:

- Приберись тут. И принеси господину Йонне новый бокал.

Девушка тут же упорхнула, вернулась через мгновение с маленькой пушистой щеткой в руках. Не прошло и минуты, как на полу не осталось ни единой пылинки. Мейрам продолжила, как ни в чем ни бывало.

- Вы оторвали меня от чтения, заставили заскучать, а теперь вынуждаете повторить вопрос: зачем вы пришли?

- Хотел обрадовать вас, надеялся, смогу заставить вас улыбнуться хотя бы немного. И заодно передать послание.

Из-за отворота расшитой куртки Сиф Йонна вынул сложенный вчетверо лист бумаги и крохотную плоскую коробочку красного дерева. Встал, положил поближе к Мейрам.

- Что это? - она не притронулась к вещам.

- Ну же, посмотрите сами!

Мейрам выждала минуту, затем протянула руку, взяла коробочку, открыла - и замерла, как изваяние.

- Разумеется, письмо вы прочтете чуть позже, - Сиф Йонна, довольный ее реакцией, поднялся. - Думаю, мое присутствие тут более неуместно. Однако смею вас заверить - он чувствует себя отлично. Он здоров, весел, о нем хорошо заботятся. Вам не стоит волноваться. По крайней мере до тех пор, пока сиятельный на вашей стороне. Или вы на его? Простите, такая путаница.

Глава тайной службы глубоко поклонился и вышел из комнаты, а Мейрам все не могла оторвать взгляд от тонкой пряди светлых волос, перевязанных золотой нитью. Затем дрожащей рукой поставила коробочку на стол и раскрыла письмо. Строчки, написанный незнакомцем, прыгали и расплывались, никак не хотели складываться в слова. Подписи не было, ее заменил оттиск крохотной детской ладошки.

***

В том году празднование дня Махриган стало самым запоминающимся за последние десять лет. День, посвященный верности, привязанности и любви, пришелся на окончание второй осенней луны. С момента попытки переворота и последовавших за ней погромов и казней прошло совсем немного времени, но Дармсуд покорно склонил голову перед властью сиятельного, и позволил одеть себя в пышный, торжественный наряд.

Мейрам наблюдала за церемонией принесения даров, стоя в нескольких шагах от роскошного золотого трона, на котором восседал ее брат. На ступень ниже установили широкую, обитую бархатом и отделанную драгоценными камнями скамью - место, предназначенное для императрицы и наследника. Ребенку тяжело давалась долгая церемония принятия заверений в вечной покорности, любви и преданности, поэтому вскоре сиятельная госпожа передала хныкающее дитя на попечение служанок. К сожалению, покинуть свое место под тяжелым балдахином Арселия не могла.

Мейрам с легкой завистью и совершенно искренним восхищением наблюдала за супругой Сабира: та застыла с идеально ровной спиной, спокойная, уверенная в себе. Лицо ее озаряла улыбка, наполненная теплом и радушием, словно и не ей приходится сидеть неподвижно уже около трех часов.

У Мейрам нещадно болели ноги. Сводной сестре сиятельного императора, рожденной вне брака, да еще и принявшей родовое имя мужа, ни трона, ни скамейки, ни места под балдахином не полагалось. Несмотря на середину осени, погода стояла жаркая, на небе не было ни единого облачка, время близилось к полудню, и легкий ветерок совершенно не спасал от зноя.

Мейрам с затаенной тоской смотрела на бесконечную вереницу знати, ленивой змеей ползущей ко дворцу. Каждый из них был обязан преодолеть почти пятдесят широких мраморных ступеней, чтобы склониться перед сиятельной четой и прошептать положенную ритуалом фразу.

Первый час церемонии прошел относительно легко, второй тянулся уже дольше, третий превратился в изысканную пытку. От пестрых нарядов и блеска драгоценностей рябило в глазах, от одинаковых слов, повторенных сотни раз, шумело в голове, а человеческие эмоции - страх, восхищение, стыд - смешались в бессмысленную массу. Хотелось бросить все и уйти под своды здания, окунуться в тень и прохладу садов, а еще лучше - спрятаться в свои покои, задернуть занавеси и позволить себе несколько часов отдыха. Но, увы, дворцовый церемониал был безжалостен.

Единственное, что могла позволить себе сестра императора - погрузиться в свои мысли, полностью забыв об окружающих.

Последние недели выдались поистине безумными. Она с тоской вспоминала крохотную, бедную комнатку в нижнем городе, и обещание, данное Малкону: встретиться снова через четырнадцать дней. К сожалению, они были необходимы, чтобы сопроводить семью погибшего ювелира в безопасное место, обустроить их там и вернуться обратно.

Но что-то пошло не так. Сабир стал проявлять к делам сестры слишком пристальное внимание. Было ли это случайностью или к этому приложил руку вездесущий Сиф Йонна, Мейрам не знала. Император не отпускал ее от себя ни на шаг, везде и всюду требуя ее присутствия, окружив ее своими людьми и шпионами. Когда оговоренные две недели минули, Мейрам отчетливо поняла, что попытка встретиться с Малконом не приведет ни к чему, кроме трагедии.

Стать причиной смерти любимого человека она не хотела, а потому затаилась, честно играя отведенную роль.

Осень набирала обороты, близился праздник, заботы по его организации легли на плечи Мейрам, а потому ни секунды личного времени у нее не осталось. Надежда была только на одно: рано или поздно императора поглотят ежедневные дела и Мейрам получит больше свободы.

Дождется ли этого момента Малкон, оставалось тайной. Скорее всего, он был не волен распоряжаться собой, как и все, кто служит достойным правителям, а не самим себе. Дела на севере не стояли на месте, и шансов увидеться снова становилось все меньше. Думать о том, что та встреча может оказаться для них обоих единственной, Мейрам просто боялась.

От палящего солнца начала кружиться голова, хотелось пить. В какой-то момент Мейрам поняла, что к горлу подкатывает тошнота, а мир слегка пошатывается и теряет резкость очертаний. Именно тогда на нее бросила взгляд императрица и дала почти незаметный знак одному из охранников. Он тут же подошел к сестре сиятельного, предложив опереться на его руку. Мейрам с благодарностью приняла помощь - свалиться в обморок на глазах всего народа было бы уже слишком.

Сабир слегка нахмурился, одним взглядом давая понять, что подобная демонстрация слабости недопустима, однако покинуть церемонию или хотя бы присесть не позволил. Пытка продолжалась.

После того, как все представители знати, наконец, дождались своей очереди подняться к трону, сиятельный дал знак к окончанию церемонии. Грациозным и полным изящества движением он подал руку Арселии, помогая встать, а затем неспешно покинул площадку.

“К демонам такие праздники”, - мрачно думала Мейрам, чувствуя, как ноги простреливает болью от кончиков пальцев до самых бедер. Оказывается, тело занемело настолько, что если б не твердая рука охранника, она бы рухнула на пол после пары шагов.

До вечернего пира оставалось несколько часов, поэтому сестра императора отправилась к себе и с наслаждением рухнула на ложе. Вокруг бегали и суетились служанки, готовя одеяние для торжества, набирая ванну, замешивая растирания - все ради удовольствия своей хозяйки. Одна из девушек присела на край постели и начала массировать ступни Мейрам ароматными маслами, чтобы разогнать кровь - меньше всего к вечернему пиру госпоже нужны были отеки.

- Уберите, - голос Мейрам прозвучал глухо и как-то раздраженно. - Что за жуткий запах? Немедленно откройте окна и проветрите.

- Простите, - личная горничная замерла растерянно, - это ваши любимые ароматы: асин и жоккора.

Мейрам с трудом приподнялась на локтях и зажала нос пальцами, стараясь дышать только ртом. Желудок болезненно сжался, голова откровенно кружилась.

- Уберите, говорю. Наверное, испортились от жары.

Сбитая с толку служанка подозрительно вдохнула ароматную смесь и не ощутила ничего необычного. Однако спорить, разумеется, не посмела. В последнее время Мейрам была резка и вспыльчива, в считанные мгновения переходила от ласкового тона к злости и обратно.

К началу пира сестра императора явилась вовремя, спокойно и уверенно прошествовала через весь зал и заняла место подле Арселии.

- Как ты себя чувствуешь? - улучив минутку, спросила императрица. - Ты очень бледная.

- Боюсь, сегодняшняя церемония оказалась слишком долгой. Солнце было злое, - тихо ответила Мейрам и улыбнулась как можно беспечнее.

А празднование набирало обороты. Подали торжественный ужин. Гости ели, пили, шумели, переговариваясь между собой. Музыканты старались вовсю: маленькие пестрые барабанчики задавали ритм мелодии, тонко пели свирели, протяжные звуки струнных собрали песню воедино и увлекли слушателей в бурный водоворот представления. Танцовщицы в центре зала порхали так легко, будто вовсе не касались пола. Тяжелые золотые украшения на их руках и ногах тихо звенели при каждом движении.

Сабир был доброжелателен, приветливо дарил улыбки своим подданным, милостиво принимал знаки внимания, но вскоре отвлекся от шумного веселья и углубился в разговоры с с особо почетными гостями.

Мейрам решила, что теперь ее исчезновение не привлечет лишнего внимания, и встала, чувствуя, как дурнота набирает силу. Выдавила из себя вежливую улыбку и направилась к выходу. Однако сил все-таки не хватило: мир вокруг качнулся, поплыл и провалился в спасительную темноту.

***

В себя она пришла от резкого щекочущего запаха и с удивлением поняла, что лежит на кровати в своих покоях. Рядом суетился пожилой лекарь, Шейба бен Хайри, чуть в стороне замерли три служанки, выглядели они испуганно. В дверях стояла охрана, а несколько человек деловито собирали и выносили кое-что из личных вещей: духи, мази, а так же еду и питье.

- Что происходит? - она возмущенно приподнялась на ложе. - По какому праву вы тут распоряжаетесь?

- Миледи, - седовласый лекарь был предельно собран и сдержан. - Вам не стоит беспокоиться. Эти люди отнесут ваши вещи в мою лабораторию, я должен изучить их на предмет ядов.

- Какие еще ядов? - опешила Мейрам.

- Сложно сказать. Но вы потеряли сознание без видимой причины, ваши служанки говорят, что уже много дней у вас наблюдается недомогание. Как себя чувствуете сейчас?

- Голова кружится, есть слабость.

- Как давно вы ели или пили?

- Днем после церемонии принесения даров, - Мейрам честно попыталась вспомнить. - Но я только пила воду, аппетита нет вовсе, почти ничего не хочется. Вы напрасно тревожитесь, всему виной слишком жаркое солнце, не более.

- Вы пили из этого кувшина? - лекарь понюхал содержимое и передал посуду охраннику, как только Мейрам кивнула. - Выйдите все, я должен осмотреть госпожу.

Мейрам проводила бледных служанок и молчаливых стражников равнодушным взглядом. А лекарь меж тем приступил к делу: послушал сердце, дыхание, изучил чуть покрасневшие глаза, прощупал живот и совершенно засыпал девушку вопросами: больно ли ей глотать, испытывает ли она боли и рези, как часто бывают приступы слабости и головокружения, есть ли дурнота, что из еды в последнее время она предпочитает больше всего, много ли времени проводит на свежем воздухе, не нарушен ли сон. Мейрам терпеливо отвечала, хотя удивление от этих странных вопросов нарастало с каждой минутой.

Наконец, лекарь присел на край кровати и, явно испытывая неловкость, спросил:

- Надеюсь, мое любопытство не оскорбит вас, миледи, но я должен узнать наверняка, это ради вашего же блага: скажите, вы были недавно близки с… мужчиной? Две луны назад или чуть больше?

Мейрам похолодела. Кровь отхлынула от лица, выбелив щеки почти полностью. Мысленно подсчитав дни, прошедшие со встречи с Малконом в нижнем городе, она до боли закусила губы, закрыла лицо руками и глухо застонала.

- Я так и думал, - лекарь старался говорить очень тихо. - Слабость, дурнота, раздражительность, чувствительность к запахам. Вы ждете дитя.

Девушка поднялась с кровати и на неверных ногах подошла к зеркалу, рассматривая себя так придирчиво, что, казалось, от того, что она увидит, зависит ее жизнь. Хотя, если смотреть правде в глаза, так оно и было. За несколько лет брака Мейрам так и не удалось зачать, она была уверена, что это ее вина, но, увы, сделать ничего не могла. В императорской семье многие оставались бездетными. Лекарь продолжил:

- То, что я скажу сейчас, может прозвучать жестоко, но я прошу меня выслушать. Вы - сестра императора, у вас нет мужа, и даже если в ближайшие недели вы сможете добиться заключения официального брака, срок рождение малыша будет невозможно изменить. Вас ждет позор, публичное унижение и наказание, а ваш ребенок, мальчик или девочка, окажется неугодным бастардом. В лучшем случае, если он не унаследует родовую магию, его ждет незавидная участь всех нежеланных детей. В худшем, если в нем пробудился дар четырех стихий, он станет заложником политических амбиций - вашего брата или его врагов, разница невелика.

Мейрам слушала молча, еще не до конца осознавая перемены, которые ее ожидают.

- Я могу предложить вам решение - жестокое и милосердное одновременно. В моих силах приготовить лекарство, которое заставит вас выбросить это дитя. Срок пока малый, угроза вашей жизни есть, но невысокая.

- Нет! - Мейрам ощутила, как холод и ужас сковал все ее нутро. - Не смейте говорить, даже думать о таком не смейте!

- Простите мою прямоту, - Шейба встал, на его лице застыла настоящая печаль. - Я знаю, что подобное решение нельзя принимать второпях, но времени на раздумья у вас нет. Как только я покину эту комнату, меня тут же проводят к сиятельному императору, чтобы я предоставил ему отчет о вашем состоянии. Увы, даже если я солгу, еще две, максимум три луны - и правда станет очевидна.

- Но ведь это убийство. Безвинного, нерожденного еще человека.

- Это сохранение жизни вам, его несчастной матери.

- Я не пойду на это никогда, слышите? Если брат прикажет убить это дитя, пусть убивает вместе со мной!

- Тише, - лекарь подошел вплотную и зажал ей рот рукой, - во имя всех стихий, не так громко!

Мейрам разрыдалась.

- Вы любили отца этого ребенка? - спросил он, поглаживая ее дрожащие плечи. - Напрасный вопрос, будь иначе, вы бы не стали рисковать собой. Уверены в том, что хотите малышу такой судьбы?

- Уверена, что своей рукой не оборву его жизнь ни за что на свете!

Лекарь глубоко вздохнул.

- Заставлять я не вправе. Но могу дать вам еще время подумать.

- Не о чем тут думать, - Мейрам смахнула слезы. - Ступайте к императору и расскажите ему правду.

Загрузка...