Нет, мы не ангелы…

Глава 11

— Подъезжаем, — произнес Владимир Николаевич, когда автомобиль повернул на раздолбанную мостовую Дровяного переулка.

Машина несколько раз чувствительно дернулась, Сергей даже впечатался головой в потолок салона.

— Странно как-то, Владимир Николаевич, — потирая затылок, произнес Сергей, разглядывая знакомый пустынный переулок, — возле дома-то нету никого! А где же ваши люди? Неужели, мы первыми прибыли?

— А ты, Сережа, не спеши пока выводы делать, — Владимир Николаевич добродушно улыбнулся и провел сухонькой ладошкой по лысине, как будто стряхивая несуществующую пыль.

Метров за пятнадцать-двадцать до резного парадного крыльца, некогда шикарного, а теперь щеголяющего лишь облупившейся краской, воздух неожиданно заискрился и с глаз Сергея словно сдернули пелену: двор оказался заполнен людьми в форме, а дом по периметру оцеплен сотрудниками органов государственной безопасности.

— Как это? — Сергей потер кулаками неожиданно заслезившиеся глаза. — Только что никого не было. — Это что, фокус какой-то?

— Можно и так сказать, — дребезжащим смехом отозвался Кузнецов. — Обычная «Сфера невидимости», её еще называют «Пологом Ракшаса[1]» — довольно простенькое заклинание, не требующие ни особых ингредиентов, ни особой подготовки…

— Заклинание⁈ — От волнения лейтенант в очередной раз забыл о субординации, непочтительно перебив старшего майора государственной безопасности на середине фразы. — Вы серьезно? Магия и колдовство?

— А что тебя смущает, Сережа? — как обычно невозмутимо спросил старичок. — Ты только что видел ходячего мертвяка, да еще и с крыльями за спиной!

— Ну, не заклинания же, право слово? — Возмущенно воскликнул Сергей.

— Полноте, Сережа, остановись! — замахал руками Владимир Николаевич. — А как ты объяснишь то, что видел сейчас своими глазами?

— Ну… — лейтенант задумался. — Пока не знаю… Но уверен, что всему найдется объяснение… Без всякого колдовства! — Он решительно рубанул воздух рукой.

— Например? — спокойно поинтересовался Кузнецов.

— Ну, например, был такой магнетизер Джиурджиадзе[2]…

— Георгий Иванович? А почему был? — перебил Петракова Владимир Николаевич. — Насколько я осведомлен, он до сих пор здравствует где-то во Франции в своем замке под Парижем.

— Так вы с ним знакомы? — догадался Сергей.

— Знаком и довольно близко, — не стал скрывать Кузнецов.

— Вот вам и ответ на вопрос! — довольно воскликнул Петраков. — Вы просто мне внушили, что возле дома никого нет!

— Ну, что ж, — словно соглашаясь, кивнул Владимир Николаевич, — достойная версия, имеющая место быть. Вот только я тебе ничего не внушал.

Водитель тем временем остановился возле крыльца бывшего особняка купца первой гильдии Акакия Хвостовского, выбрался из машины и открыл пассажирскую дверь со стороны старшего майора.

— Ладно, Сереженька, все вопросы после — у нас с тобой работы непочатый край! Эх, дела наши грешные! — по-стариковски проворчал он, вылезая «на воздух».

Лейтенант не стал дожидаться Кузнецова, а распахнул автомобильную дверь со своей стороны. Заметив подъехавшее начальство, к Кузнецову начали подтягиваться старшие офицеры опергруппы. Через минуту они плотным кольцом окружили сухонького и невысокого начальника. Петраков пристроился за плечом рыжеволосого парня с веснушчатой физиономией.

— Владимир Николаевич, разрешите доложить? — обратился к начальнику коренастый кривоногий мужик с по-обезьяньи длинными и волосатыми руками, одетый в тертую кожанку без знаков различия. Его внешний вид и манера держаться «сказали» Петракову, что чин у кривоного не маленький, не в пример Кузнецову, конечно, но никак не меньше старшего лейтенанта, а то и капитана госбезопасности.

— Докладывай, Гордей, — разрешил Кузнецов.

— Все люди на местах, — произнес кривоногий, — операцию можем начать в любой момент.

— Отлично, — похвалил Гордея старший майор госбезопасности, — а теперь коротенько: что происходит?

— Поступил сигнал, — продолжил доклад кривоногий, — от дворника Федора Епанчина…

— Дворник здесь? — уточнил Кузнецов.

— Так точно!

— Тогда давай его сюда! — распорядился Владимир Николаевич. — Послушаем из первых уст.

— Да он «на кочерге», Владимир Николаевич, — потупился Гордей.

— Пьяный, что ль? — уточнил Кузнецов.

— Так точно, не доглядел… — Нехотя признал свою вину кривоногий. — И где только нашел, собака — ведь как приехали, еще вменяемым был…

— Что, совсем «лыка не вяжет»?

— Да, нет, наоборот — слишком много болтает.

— Ладно, давайте его сюда, сам побеседую, — решил Владимир Николаевич.

— Слушаюсь! Пантелеев! — Гордей качнул квадратным подбородком и от группы офицеров отделился тот самый рыжеволосый веснушчатый опер, за спиной которого примостился Петраков.

Добежав до кособокой сторожки, притулившейся у северной стены особняка, Пантелеев вытащил из её полутемного чрева основательно поддатого дворника.

— Давай, пошевеливайся, образина — тебя сам старший майор государственной безопасности видеть хочет! — подталкивая Федора в спину, рассерженно шипел оперативник.

— Сам? Ик… прямо… ссстарший майоо…ор г-г-государсссственной? — загребая заплетающимися ногами придорожную пыль, пьяно бормотал дворник.

— Сам-сам! Иди, давай! — Толкнул дворника в спину рыжеволосый чекист. — И смотри у меня! — Пантелеев пригрозил пьянчужке кулаком. — А то быстро в расход пущу!

— За что, товарищ начальник? — Не на шутку перепугавшийся Епанчин даже немного протрезвел. — Я ж как на духу… И сигнализировал сей момент, как только… Вот те крест, вот те крест! — Федор несколько раз мелко перекрестился.

— Товарищ старший майор госбезопасности, дворник Федор Епанчин доставлен! — Пантелеев болезненно пихнул дворника локтем, прошипев напоследок: — Как стоишь перед товарищем старшим майором госбезопасности, скотина?

— Максим! — укоризненно протянул Кузнецов.

— Виноват! Больше не повториться!

— Т-т-оварисч-ч с-с-старший маойо-ор… этой, как его… без которой совсем никак в государстве нашем… Рассей… ой! Советссском! — заплетающимся языком произнес дворник. — Я уж-жо вашим молодчикам… — Епанчин оторвал взгляд от земли и боязливо взглянул на Кузнецова.

Их взгляды на мгновение встретились. Неожиданно кирпично-бордовая физиономия дворника посерела, зрачки расширились, а губы мелко задрожали.

— Тов-варищ старший начальник… — испуганно заикаясь, произнес дворник. Его сутулая спина выпрямилась, словно Епанчин в одночасье проглотил свой лом. Дрожащими руками Федор одернул грязный фартук, а затем прижал ладони ко швам, вытянувшись во фрунт. — Ваши высокоблагородия… — неожиданно отчеканил он, вполне членораздельно. — Вы же… когда батяню мово… Сколько лет… А вы всё ещё на службе? У этих… пролетариев… — Протрезвевший окончательно дворник понес с точки зрения Петракова настоящую околесицу.

— Успокойся, Федор! — положив руку на плечо дворнику и завораживающе глядя ему в глаза, мягко произнес Владимир Николаевич. — В этот раз все обойдется. Все будет хорошо. Понял?

— П-понял, — успокаиваясь, произнес Епанчин, постепенно приходя в норму.

— Отлично! Теперь, голубчик, давай по порядку: что, как и когда? С самого начала.

— С самого… да… Я ведь, как жопой… то есть, как сердцем чуял, ваше высокоблагородия, что не закончилась та гадская история… Как вот, серпом оно мне по яйц… душе… — затараторил он.

Кузнецов молча слушал словоблудие дворника, не перебивая, а тот, не замолкая ни на секунду, продолжал изливать душу Кузнецову:

— Часов в десять пополудни началось… Я в дворницкой сидел, бляху, стал быть, полировал…

— Знаем мы, чего ты там полировал, — недовольно заметил кривоногий.

— Гордей… — одернул подчиненного Владимир Николаевич. — Что дальше, Федор?

— Первыми, стал быть, прусаки со всех щелей поперли, — продолжил дворник, — и всей кодлой за вороты — шасть!

— Тараканы? — уточнил Владимир Николаевич.

— Они родимыя! — Судорожно сглотнув, кивнул дворник. — Со всего дома, словно их кто поганой метлой погонял! Я так кумекаю, что ни одной усатой морды нонче в особняке не осталось.

— Ясно.

— А опосля крысюки с мышами побегли, а чуть погодя — и жильцы за ними потянулися… Никого в доме не осталось…

— А ты, Федор, не спрашивал, куда они на ночь глядя подались? — спросил дворника Кузнецов.

— Спрошал. Ить, как не спросить-то, когда такое твориться? — Развел руками Епанчин. — Токма не ответил нихто, словно в рот воды набрали — оловянными глазьями вращали и ни гу-гу! А, нет, постой: старуха Кузьминична походя брякнула, што голос какой-то у нее в голове… Да токмо она известное дело — тронутая! Как в осьмнадцатом всю семью схоронила…

— А ты сам-то никаких голосов не слышал? — подозрительно уточнил Владимир Николаевич.

— Голосов-то? — переспросил дворник. — Голосов ни-и-и — не слыхивал.

— Дальше что было?

— Опосля стены задрожали, кое-где даже штукатурка лопнула, потрескалась, стал быть. И гул неясный, аж зубы от его заныли, и то ли музыха заунывная, то ли ор, то ли молитва… А дальше я ждать не стал и сообчил, куды положено, о сем безобразии, — подытожил Епанчин. — Что же эт делается-то, ваши высокоблагородия? Неужто, как давеча, когда батяня мой с вашими ребятами в этой проклятой домине сгинул?

— Очень на то похоже, Федор, — согласился Владимир Николаевич. — Только в прошлый раз не мои люди сгинули — обычные жандармы. Слишком поздно до нас информация дошла… Жаль, служивых, конечно, но в этот раз постараемся избежать таких проблем. Иди, пока отдохни, Федор. Позовем, как будет нужно.

— Рад стараться, ваше высокоблагородия, завсегда рад! — Шаркнув ножкой, попятился от Кузнецова дворник. — Дык я это… у себя буду… в дворницкой, стал быть…

— Иди, Федор, иди. Позовем, — повторил Владимир Николаевич.

Епанчин, продолжая пятиться, словно краб, выбрался из окружившей Кузнецова группы офицеров. Не переставая оглядываться, Федор засеменил к дворницкой.

— Ну что, господа-товарищи, — проводив взглядом улепетывающего дворника, произнес Кузнецов, — у кого какие соображения?

— Ну, судя по тому, что особняк покинула вся живность, готовится некое действо с большим выбросом негативной энергии, — высказался Гордей.

— Гордей Лукич, я бы сказал, что процесс уже запушен, — поправил кривоного рыжий опер. — И потусторонняя энергия, которую так остро чувствуют насекомые и крысы, уже начала изливаться в наш мир… Пусть, пока в незначительном количестве, но именно поэтому покинули насиженные места крысы и тараканы.

— Согласен, — пробасил Гордей. — Дьявольская месса в самом разгаре. Брать паскуд нужно, пока границу окончательно не прорвало!

— Что это месса — нет ни малейшего сомнения, — согласился с выводами подчиненных Владимир Николаевич. — Есть мысли о вероятной цели этого действа?

— Да что тут думать, — вновь произнес Гордей, — у них цели не меняются! Как обычно — призыв потусторонней сущности. Вопрос только в одном — какого масштаба вызываемая сущность. В нашем случае, судя по массовому бегству из дома всего живого и принимая во внимание вибрацию строения — явно выраженную «Дрожь Швайгера» — к нам пытаются затянуть кого-то весомого… Ну, не менее «Рыцаря ада», а то «Барона» или «Герцога».

Петраков молча слушал, стоя в сторонке и не смея поверить в происходящее. Здоровые взрослые люди, сотрудники серьезной организации (куда уж серьезнее — госбезопасность), при чинах, должностях и наградах, несли, на первый взгляд, полнейшую чушь! Бред сивой кобылы! Ну, скажите на милость: какие потусторонние сущности? Какие «Рыцари ада», «Бароны» и «Герцоги»? Но Сергей уже был научен «горьким» опытом, и засунул свои сомнения куда подальше.

— Значит, призыв? — Кузнецов потер ладошкой лысину и оглядел свою команду. — Кто думает иначе?

Оперативники, встречаясь взглядом с начальством, отрицательно качали головами.

— Значит, кроме меня, все считают так же, как капитан госбезопасности Толоконников?

«Угадал, — довольно подумал Петраков, — гориллоподобный Гордей на самом деле оказался капитаном!»

— А как иначе, Владимир Николаевич? — В голосе капитана просквозила едва заметная нотка обиды. — Все факты налицо!

— Все, да не все, — не согласился Кузнецов. — А как вы свяжете со всей этой вакханалией убийство замнаркома товарища С., произошедшее именно в этом доме? А вчерашнее появление практически сформированного демона в Мавзолее? Не думаете, что эти события могут быть связаны?

— Простите, товарищ старший майор госбезопасности, но с обстоятельствами дела об убийстве товарища С. я не знаком, как и все присутствующие, — поставил в известность Кузнецова Толоконников.

— Ах, да, простите, — Владимир Николаевич потер глаза кончиками пальцев, — заработался. На изъятии дела из УгРо присутствовали только Музыкантов… Тогда слушайте вводную…

И Владимир Николаевич в трех словах обрисовал сложившуюся ситуацию, свидетелем которой являлся и сам Сергей.

— Неужели, прорвавшийся сквозь границу — демон? — Первым выдвинул предположение розовощекий лейтенант Пантелеев.

— Если демоны действительно тропку в наш мир набили — плохо дело, — глухо произнес капитан. — На моей памяти не было ни одного реального проникновения… Разве что в старых манускриптах нечто подобное описывалось.

— Я знаю, — отмахнулся лейтенант. — Эти твари все больше ментальным проникновением балуются, в людей вселяются… Но тела доноров остаются неизменны! А в нашем случае…

— Нет, не был замнаркома демоном во плоти, — вмешался в спор своих сотрудников Владимир Николаевич. — Вы же знаете, что попасть в высший эшелон советской власти можно только после нашей проверки. А на тот момент товарищ С. был самым обычным человеком.

— Значит, все-таки ментальное вселение демонической сущности? Тогда что же изменило его так кардинально на физическом уровне? — Не сдавался лейтенант.

— Я лично не сталкивался, — признался Кузнецов, — но встречал описание подобного процесса, хранящихся в архивах Святой Инквизиции. Согласно этому документу, только несколько потусторонних сущностей, особо приближенных, обладающих неимоверной силой, способны, вселившись в человека, преобразовать его настолько кардинально… По сути, преодолев границу ментально, они, вселившись, способны преобразовать организм донора в демоническое обличье.

— То есть могут реализоваться во плоти в нашем мире? — Не поверил Пантелеев.

— Именно так и утверждал один из древних клириков. — Качнул головой Владимир Николаевич.

— Немыслимо! — воскликнул лейтенант. — Но, тогда возникает вопрос: кто же выполнил за нас нашу работу?

— Действительно, кто? — поддержал Пантелеева капитан. — Завалить демона такого уровня, да еще во плоти… Задачка та еще!

— Думается мне, что демона разделали сектанты с его собственного согласия, — мрачно произнес Кузнецов.

— Как так? С согласия? — Изумился Пантелеев. — Какой смысл было тогда весь этот огород городить: вызывать, подселять?

— Действительно, Владимир Николаевич, — поддержал лейтенанта Гордей, — какой в этом смысл? Не складывается что-то картинка…

— Есть смысл, ребятки, есть! — Кузнецов промокнул платком бисеринки пота выступившие на морщинистом лбу. — Пока демон окончательно не преобразился, он — смесь, сплав демонической и человеческой сущностей — пограничное существо. В его преображенном теле, уже не человеческом, но еще и не демоническом, там, где у смертного находится сердце, а у демона — ананахата, созревает «Третий глаз» или «Око Анубиса»…

— Око Анубиса⁈ — возбужденно воскликнул Пантелеев. — Очень редкий артефакт, с помощью которого можно создать стабильный переход…

— Как говорили древние: открыть «Врата ада», — подтвердил Кузнецов. — Просто не каждый знает, откуда берется это самое «Око».

— Владимир Николаевич, — произнес капитан, — так вы предполагаете, что сектанты сейчас пытаются открыть «Врата»?

— Есть такое подозрение, — не стал скрывать Кузнецов.

— Так скорее в дом! — вскинулся Пантелеев. — Прекратить мессу, пока…

— А вот спешка полезна только при ловле блох! — Не поддержал порыва лейтенанта Владимир Николаевич. — Не хочу повторить историю полувековой давности.

— Но ведь в прошлый раз группа была неподготовленной, — возразил Гордей. — Простые жандармы! Что они могли?

— Согласен, — кивнул старший майор, — но и осторожность не повредит. Мало ли, каких сюрпризов нам приготовили? В общем, держим ухо востро, ребятки!

[1] Ракшасы (санскр. — проклинать, бранить) — демоны-людоеды и злые духи в индуизме и буддизме.

[2] Псевдоним философа и мистика 19-го в. Георгия Иванович Гурджиев. Известен как писатель, духовный учитель, путешественник и композитор, основатель оригинального мистического учения. Учился на священника в тифлисской духовной семинарии (где учился и И. В. Сталин), но, не удовлетворившись христианским подходом к жизни, стал заниматься самостоятельными религиозными поисками. С головой окунулся в бывшие тогда популярными теософию и нео-оккультизм, экстрасенсорику, медитацию, гипноз, йогу.