Место действия: международная школа Йонсан, занимающая второе место в рейтинге после Школы Искусств Сонхва. Именно на её базе сегодня проводится соревнования по бегу на короткие и средние дистанции среди учеников со всего города. Располагается школа в районе Итэвон
Время действия: семнадцатое октября. Предрассветное время
( KOREA INTERNATIONAL SCHOOL .)
Типичного видя спортивное сооружение с трибунами, предназначенное для проведения соревнований по многоборью. Единственное чего здесь нет — бассейн. Он расположен неподалёку в одном из административных зданий. Творится небольшая, по меркам корейцев, суета — рабочие устанавливают в одном из углов поля сцену, где будет проходить награждение победителей. Невдалеке по беговой дорожке идут двое мужчин презентабельного вида. Чуть позади семенит молодая девушка с папками в руках.
— Директор по безопасности Ке, я надеюсь всё подготовлено для принятия гостей согласно разработанному плану?
— Безусловно, господин директор. Всё готово. Трибуны разбиты по секторам, как и было запланировано. В комментаторскую сейчас завозят оборудование. Должны успеть всё подключить и настроить к сроку. SBS подтвердили, что одним из комментаторов будет Ким КукЁн. Родителей и просто желающих посетить соревнования на входе встречают ученики старших классов под руководством сонсеннимов Кима, Чхве и Рю.
— «Ким КукЁн»… — это просто замечательно! Наш любимый чемпион поднимет интерес к соревнованиям. С его участием рейтинги должны подняться на достойный уровень.
Мимо троицы то и дело снуют разного рода и вида люди, бегающие каждый по своим делам. Царит рабочая атмосфера, как и положено в период подготовки к соревнованиям такого масштаба.
— Секретарь Квон, — обернулся названный директором До и протянул руку, — дайте расписание. Мне нужно кое в чём удостовериться.
— Конечно, господин директор! — поклонилась девушка и быстро выудила из пластиковой папочки красного цвета листок формата А4, протянув его вперёд двумя руками: — Вот оно. Прошу вас!
Приняв бумагу, мужчина отстранил её от себя на вытянутую руку и прищурился. Через пару секунд поморщился, показывая неудовольствие и подал документ директору по безопасности:
— Прочитайте вы, директор Ке. Эти новые линзы совершенно не помогают. Надо будет заменить их на старые. Совершенно ничего не видно вблизи. В такой день я не могу позволить себе ошибиться. Тем более, Ю ДонВон обещался быть непременно, чтобы поддержать своих учеников.
Здесь необходимо кое-что уточнить. Школа Искусств Сонхва и Международная Школа Йонсан постоянно соревнуются во всех направлениях деятельности. Не важно о чём идёт речь. Спорт? Значит ученики школ просто обязаны превзойти своих соперников и желательно на голову. Математика? Опять же, ученики должны показать этим или тем, где их место, в зависимости от чьего лица ведётся речь. Рейтинг в республике Корея не пустой звук. Это тебе и дотации от государства, в зависимости от занимаемого места, и спонсоры несущие свои деньги. Вот и идёт соревнование на всех уровнях. Директор До приложил немало усилий, чтобы именно его учебное заведение в этом году принимало данные соревнования. Потому все обязаны выложиться даже не на сто, а двести процентов и показать, чья школа на самом деле лучшая в Сеуле и как следствие в стране.
Пробегающий мимо рабочий с длинной алюминиевой конструкцией, напоминающей стойку для стеллажей в супермаркетах, случайно задевает директора До. Мужчина реагирует довольно ловко, изогнувшись почти всем телом он избегает сильного удара, однако краешек стойки задевает карман пиджака и обрывает его.
— Ты что творишь⁈ — взрывается господин Ке, наклонившийся к повреждённому пиджаку руководителя. — Совсем ослеп⁈
— Прошу прощения! Мне очень жаль! — быстро кланяется рабочий и убегает, потому что его зовёт прораб.
Директор До морщится, рассматривая практически оторванный карман, но ничего не говорит. Секретарша стоит рядом молча. Складывается впечатление что ей вообще фиолетово то, что сейчас произошло. На это намекают её блуждающий и как-то странно затуманенный взгляд. Тут ничего удивительного нет. Девушка последние три дня спала по три часа в сутки, пока готовила всю необходимую документацию для своего начальника. Что бы кто чего не думал, но и сам директор До спал всё это время крайне мало.
— Какой ужас, господин директор! — восклицает господин Ке. — Вам ведь нельзя сейчас отлучаться. Вы нужны в школе. Скоро прибудут подрядчики.
— Оставьте, директор Ке, — машет рукой мужчина. — У меня в кабинете есть второй костюм. Давно висит на всякий случай. Главное, чтобы подошёл.
Сомнения директора До не беспочвенны. За последнее время он немножечко «раздобрел». Постороннему глазу это не видно. Но себя-то какой смысл обманывать?
— Вы в прекрасной физической форме, директор До. Вам любой костюм пойдёт, — делает «Ку» перед начальником господин Ке. — Мне кажется, что вы похудели за последнее время.
— Лучше сходи, проверь, как ведутся работы по установке оборудования для телетрансляции, — отправляет взмахом руки своего подчинённого директор До. — А мне на самом деле лучше сходить, переодеться. Ни в коем случае нельзя опозориться сегодня.
Место действия: квартира семьи Ким
Время действия: семнадцатое октября. Вот уж совсем раннее утро
Пакпао сегодня встала в четыре часа, чтобы как следует подготовится к соревнованиям любимой внучки. Нужно было приготовить вещи, в который Лалиса поедет на соревнования по бегу, затем подготовить другие, что потребуются для её выступления на концерте. Те же соревнования, по сути, только с музыкальным уклоном. Естественно, в одиночку она всё это проделывать не собиралась, а потому была поднята с постели невестка, что сейчас работает на кухне. Бедная ХеМи давно привыкла, что свекровь эксплуатирует женщину при любом удобном случае. Но, как и полагается правильно воспитанной корейской невестке, она молча выполняет все указания. Как раз сейчас ХеМи готовит салат из водорослей, стоя у разделочного стола. Мужчин, разумеется, никто будить не стал. Да и какой с них толк в столь ранний час? Улеглись СуХён с ДжэУком поздно. Вот и решила Пакпао не трогать их до самой последней минуты.
— Пусть выспятся, — поведала она, когда женщины выходили из комнаты младшей четы Ким. — Хоть ворчать не будут попусту. У нас с тобой море дел и все их нужно успеть сделать до семи часов.
— Да, омма, — толком ещё не разлепив глаза, ответила тогда ХеМи.
Сейчас-то она уже проснулась и бодра. Женщина включила негромко любимую музыку, чтобы не отвлекаться на посторонние шумы и продолжает готовку. Пакпао в свою очередь только что вышла из комнаты Лалисы, неся в руках кипу тряпок, большая часть которых безбожно измяты.
— Ну никакой собранности, — сетует она на внучку, заходя в гостиную, где уже разложена гладильная доска. — Говорила ведь вчера, чтобы подготовила, в чём собирается идти. И вещи подобрали… Но нет… Зачем? «Ведь есть хальмони.» «Она всё сделает.»
Бабуля ворчит скорее по привычке, нежели на самом деле злиться на Лалису. Просто так положено.
— Закуталась в одеяло, как гусеница, — бросив кипу на диван, Пакпао продолжает словесные излияния. — Даже кончика носа не видать. И как ей нежарко?
В коридоре слышатся чьи-то шаркающие шаги. Это СуХён выбрался из постели, чтобы попить водички. Глянув на часы, он обращается к жене:
— Ты чего в такую рань поднялась?
Супруга обжигает его взглядом.
— Топай дальше! Не мешай дело делать.
Пожав плечами, дед проходит мимо, направляясь на кухню и почёсывая при этом бок.
— «Чего в такую рань встала»? — передразнивает его Пакпао, провожая взглядом. — А кто всё это делать будет и когда? Только бы указания давать. Привык на своей кухне, что все вокруг летают словно «бабочки». Махнул рукой туда — все побежали туда. Махнул сюда — все побежали сюда. Совсем изленился.
Это ворчание также не является в полном смысле следствием раздражения — скорее привычка, выработанная годами совместной жизни.
— А где платье? — рассмотрев принесённые вещи, удивляется бабуля, не найдя оного.
На концертное выступление ею собственноручно для внучки было выбрано прекрасное платье. Но его среди принесённых вещей не оказалось.
— Что за безголовый ребёнок-то такой? — бросив спортивную форму обратно на диван, Пакпао направляется в комнату к любимой, но всё-таки, с её слов, «безголовой» внучке. — Нормально попросила повесить на плечики в шкафу. «Но видимо есть дела поважнее, чем просьбы единственно хальмони.» Как будто мне это надо.
В комнате царит полумрак, разгоняемый лишь неоновым светом, просачивающимся сквозь неплотно прикрытые шторы с улицы. Лалиса спит и, вероятно, видит некий не очень хороший сон. Она перекатывается с одного бока на другой и шевелит ногами так, словно бежит или отпинывается от кого-то или от чего-то. Впрочем, целостность кокона, в который хозяйка помещения себя завернула, пострадала лишь отчасти — левая нога сверкает пяткой наружу.
— Чего и сниться-то такое? — косится на внучку бабуля, направляясь к шкафу, где ей сейчас предстоит практически «квест» по поиску платья. В этом она уже не сомневается.
Открыв дверцу, Пакпао вынуждена сделать шаг назад, потому что к её ногам падает клубок из нескольких вещей не очень понятного вида и формы. Подняв одну из них, оказавшуюся футболкой, бабуля невольно морщится. Она некоторое время рассматривает артефакт, попавший в руки, принюхивается и резюмирует:
— Хоть не пахнет и то ладно, — сложив аккуратно вещь, Пакпао поднимает следующую.
Привитая с возрастом опрятность не позволяет ей просто взять и отшвырнуть её в сторону, как, очевидно, на постоянной основе делает Лалиса.
— И в кого такая? — очередной взгляд брошен на хозяйку комнаты. — Точно не в меня. ДжэУк?.. Не-е-е. Не может быть. ХеМи возможно?.. Не похоже. Эх!
Сквозь приоткрытое окно порой долетают звуки автомобильных клаксонов, которые водители пользуются без зазрения совести в любое время суток, невзирая на то, что те могут кому-то мешать спать. Понятное дело речь сейчас не о Лалисе, а вообще. Но, например, Пакпао эти самые клаксоны немножечко раздражают. Ей даже пришлось купить беруши, чтобы она могла спать спокойно в этом муравейнике под названием Сеул.
— В Пусане было получше, — складывая шорты вслед за второй футболкой, произносит полушёпотом бабуля.
В Бангкоке их дом находится в тихом почти спальном районе. Потому-то ей и трудно приходится здесь — в гостях. Но на что не пойдёшь ради любимых сына с невесткой и внучек. В особенности внучки, что, это очевидно всем здравомыслящим людям, прямо-таки нуждается в её персональной поддержке и кое-каком присмотре.
В приоткрывшуюся дверь заглядывает ХеМи и, бросив взгляд на кокон в кровати, обращается к свекрови:
— Омма, я тут подумала, что нужно ей сделать обед с собой, — очень тихо произносит женщина. — Мы ведь не знаем, когда у неё будет время покушать.
— Всё правильно, невестка, — задумавшись на секунду, столь же тихо отвечает Пакпао. — Сейчас здесь закончу, и решим вместе, чтобы такое ей приготовить. А то и верно… неизвестно, когда минутка свободная выдастся.
— Думаю, лучше приготовить что-нибудь посытнее, — войдя полностью в комнату и приблизившись к шкафу, продолжает начавшийся разговор ХеМи. — С утра, понятно, ей нельзя ничего очень сытного.
— Верно… Она сама об этом говорила, — бабуля бросает очередной взгляд на «кокон».
— Днём ей точно нужно пополнить силы и как следует насытиться. Что-то из говядины? Я вчера купила несколько кусков вырезки. Взяла самую дорогую.
— Ага, — кивает Пакпао, переведя взор вглубь шкафа, где наконец-то нашлось платье. — Вот ты где… И конечно же, помятое.
— Так из говядины значит? — переспрашивает ХеМи
— Что? — оборачивается свекровь.
— Из говядины что-нибудь приготовить на обед?
Только Пакпао собралась ответить, как от кровати доносится неразборчивое и очевидно возмущённое бормотание:
— … дят…у…кие! Пшли к…у! Не…чу. Не…ду! — нечленораздельная речь сопровождается телодвижениями рук и ног. Довольно-таки резкими телодвижениями, надо сказать.
Женщины замирают, стараясь не издать ни единого звука. Пакпао кивает на дверь. ХеМи согласно кивает, и обе они на цыпочках направляются на выход.
(Спустя пару часов в квартире семьи Ким.)
В гостиную входит недовольная СонМи. Девушка не выспалась и находится в некотором раздражении. Её подняли полчаса назад, чтобы она успела привести себя в порядок. Последнее крайне важно. А легла она, дай Бог, в полночь. Отсюда и результат — хмурый вид и недовольно кривящиеся губы.
— Могли и не будить, — сетует она. — Встала бы позже и сама приехала.
— Дочка, не говори глупостей! — останавливается возле стола ХеМи. — Сегодня у твоей сестры очень важный день и нужно её поддержать.
Пролетевшая мимо бабуля что-то пробормотала, имея озабоченный вид. Проводив её взглядом, СонМи морщит нос.
— Мне кажется, одной хальмони бы хватило в виде поддержки. Вон как бегает. Не угонишься.
— Она беспокоится, — пожимает плечами мама.
В гостиную входят СуХён с сыном, обсуждая на ходу достижения ДжэУка на ниве спорта в бытность школьником, а затем и студентом.
— Не хватило двух сантиметров, — отодвигая стул для отца, говорит ДжэУк. — Получись у меня тогда преодолеть эту высоту… на самом деле неизвестно, кем бы я стал.
— Брось надумывать, адыль! — поворачивает голову СуХён, усевшись за стол и указывая рукой на соседнее место. — Ты есть и спать не можешь без своих рассчётов.
ДжэУк незаметно кривится. Отец постоянно отзывается о выбранной им профессии несколько пренебрежительно. Нет, никакого сарказма. СуХён гордится сыном и тем, чего тот смог достигнуть за годы тяжёлого труда с полной самоотдачей. Но, как и любому отцу, ему хотелось видеть отпрыска, выбравшего его путь — путь повара, которого знают и уважают во всём мире. Однако, судьба распорядилась иначе, взрастив в ДжэУке необъяснимую тягу к инженерному делу.
Из комнаты, куда только что унеслась, возвращается Пакпао. Вид она имеет задумчивый. Бабуля что-то подсчитывает на пальцах, загибая их по очереди — привычка, которой СуХён до сих пор удивляется. В Республике Корея как, впрочем, и в подавляющем числе стран Азии пальцы разгибают, начав считать. Но Пакпао у него «особенная». Так в своё время сказал ХёнСон, характеризуя ещё совсем юную тайку с русскими корнями. Что он вкладывал в это понятие до сих пор неясно. Уж слишком оно размытое. А уточнять друг не стал. Видимо опасаясь излишне бурной реакции влюблённого, на которую СуХён был способен, когда речь заходила о его избраннице.
— Кажется всё, — резюмировала Пакпао и взгляд её остановился на настенных часах. — Будить пора.
Семейство Ким полным составом направилось в комнату Лалисы, чтобы каждый лично поучаствовал в подъёме девочки. На этом, не совсем понятно зачем, настояла бабуля. Никто спорить не стал. В конце концов, почему бы и нет. Если взрослые шли с вполне искренним желанием окружить заботой и поддержать младшенькую в этот день, то вот СонМи делала это с толикой злорадства.
— «Чего она спит? Меня же подняли… Вот и ей пора вставать. Нечего валяться»! — думала девушка, следуя в хвосте процессии, возглавляемой, разумеется, бабулей.
Место действия: особняк семьи Сон. Комната Юри
Время действия: семнадцатое октября. Это же время
Девочка лежит на кровати с открытыми глазами. Она проснулась около двадцати минут тому назад и сейчас рассматривает стены и потолок, на которых отображаются звёзды. Они такие красивые.
(Проектор звёздного неба.)
— «Интересно, какой сегодня день»? — думает она.
Пару дней назад Юри заболела и у неё поднялась высокая температура, разболелась голова и пропал аппетит. Сразу же был вызван доктор Рю. Только глянув на младшую подопечную, мужчина тут же поставил диагноз. Все признаки были на лицо, как говорится.
— «Вроде полегче, — продолжает размышлять больная. — Но вставать всё равно не хочется. Почему я заболела?»
Шмыгнув носом и облизав губы, Юри всё-таки решает подняться, чтобы попить воды. Небольшой красивый графин в виде единорога стоит на прикроватной тумбочке. Сейчас помимо привычных глазу вещей поверхность тумбы заполонили разного рода упаковки с таблетками и микстурами. Разумеется, всё там детское.
Эти дни Юри было очень плохо. Она провалялась в постели всё время.
— Кхе-кхе, — прочистила она горло. — Вроде не болит и кашлять не хочется… и не чешется…
Налила в чашечку воды и сделала несколько глотков.
— «Хорошо, — думает девочка и укладывается обратно. — Жаль только хальмони телефон забрала и телевизор с ноутбуком тоже убрали из комнаты.»
Порассматривав звёздный потолок и стены ещё какое-то время, «больная» решает прогуляться.
— «Ничего не болит, — прикидывает про себя Юри и, поднявшись с постели, направляется на выход, — а значит можно прогуляться.»
Делает она это очень тихо, чтобы никто не услышал. Оказавшись в коридоре, девочка останавливается и вновь задумывается:
— «Куда бы сходить? Можно в холл… Там большой телевизор есть. Можно к харабоджи зайти. Он обещал показать фигурку, — речь идёт о деревянной статуэтке феи, которую ХюнКи делает специально для внучки. — Пойду туда.»
Медленно двигаясь по коридору, Юри то и дело останавливается, чтобы прислушаться. На удивление в особняке тихо. Даже прислуга куда-то подевалась. Нет, они и так обычно ведут себя негромко. Но сейчас здесь царит почти что абсолютная тишина. Проходя мимо дверей, за которыми предпочитает останавливаться СуХёк, он как раз обещался приехать на выходные, девочка замирает и прикладывает ухо к полотну. За преградой «царит» звенящая тишина.
— Спит, — резюмирует Юри. — Вот зачем отобрали всё? Непонятно, какой день вообще. Пятница? Может быть.
Оказавшись у двери ведущей в мастерскую деда, девочка замирает и снова прислушивается. Делает она это не из прихоти, а потому что её харабоджи — сова. Так его порой называет бабуля. Что это значит, Юри не очень поняла. Даже после объяснений, которые она попросила у папы. Спросить у ХюнКи она не решилась. Постеснялась.
— Кажется никого нет, — шёпотом произносит Юри и толкает дверь.
Приглушённый свет, льющийся от настенных светильников, неприятно резанул по глазам, и гостья зажмурилась. Несколько раз моргнув, привыкая к освещению, она наткнулась на вопросительный взгляд дедушки.
— И кто тут у нас? — с улыбкой поинтересовался ХюнКи, отложив наждачную бумагу и какую-то заготовку из дерева непонятной формы. Юри эту ещё не видела.
— Это я, харабоджи, — тихо произнесла девочка и поморщилась, понимая, что её сейчас снова отправят в постель.
А она уже выспалась и устала лежать. Чувствует себя нормально. И вообще… ей скучно!
— Только, пожалуйста, не зови никого! — сказав это, внучка подходит к деду и забирается к нему на колени. — Пожалуйста!
Столь «слёзная мольба» не могла оставить равнодушным и дракона, что уж говорить о ХюнКи.
— Точно нормально себя чувствуешь? — спрашивает он и кладёт ладонь на лоб внучки и чуть погодя резюмирует: — Температуры вроде нет. Ну и что мы будем делать?
Устроившись поудобнее, Юри заявляет:
— Точно нормально! Ты это… можешь дальше делать, что ты там делал, а я тихонечко здесь посижу. Хорошо? — внучка смотрит жалобным взглядом и недовольно добавляет: — Хальмони отобрала телефон, телевизор и ноутбук. Мне скучно, харабоджи!
— Какая нехорошая у тебя хальмони, — поддерживает девочку ХюнКи. — Но тебе не кажется, что она это сделала не просто так?
— Ей посоветовал доктор Рю, — неохотно отвечает Юри.
— Вот видишь… Думаю, не стоит напоминать о том, что доктора нужно слушаться, — получив в ответ кивок, дедушка продолжает: — Он заботится о твоём здоровье… и хальмони тоже.
— Ты прав, — вздохнув, соглашается внучка. — Но мне и правда скучно.
— Раз уж пришла… сиди. А я продолжу с твоего позволения, — получив очередной кивок от Юри, ХюнКи возвращается к прерванному занятию.
Присутствует некоторое неудобство, после появления столь приятного груза на коленях, приходится делать всё на вытянутых руках. Но работа по шлифовке поверхности скорее нудная, нежели утомительная. Вот дед и не говорит ничего. Он вообще старается лишний раз не тревожить притихшую внучку, которая с любопытством во взоре наблюдает за монотонным движением наждачной бумаги по практически гладкой деревянной поверхности. Вниз летят мелкие пылинки, кружась на ходу. Сухие узловатые пальцы ХюнКи крепко держат заготовку. Юри видит, что дедушка даже не напрягается.
— Ты такой сильный, харабоджи. Вырасту, тоже стану сильной!
— Тебе ни к чему быть сильной, соннё. Лучше вырасти красивой и умной. И я буду счастлив! — ХюнКи улыбается, о чём-то задумавшись. — Подрастёшь, выйдешь замуж за достойного молодого человека…
— Бе-е-е! — кривиться Юри, прерывая любимого деда. — Какая гадость!
— Почему гадость? — удивляется тот.
— Все парни — дураки! Я лучше с тобой жить буду.
После столь безапелляционного заявления ХюнКи негромко смеётся, остановившись.
— Не, ну а что? ДонРён всё время меня за косички дёргает. Надоел уже!
— ДонРён — это кто? — прищуривается ХюнКи.
— Одноклассник. Ненавижу его!
— Знаешь, почему он так делает?
— Нет, — отрицательно мотнув головой, Юри поднимает взгляд на любимого харабоджи.
Приняв заговорщический вид, ХюнКи наклоняется к уху внучки и тихо-тихо шепчет:
— Он это делает, потому что ты ему нравишься.
Девочка задумывается над сказанным, уйдя глубоко в себя. Дед тем временем возвращается к монотонной работе, которую он полюбил давным-давно именно за её монотонность и неспешность. Прошли те времена, когда решения приходилось порой принимать на ходу. К сожалению, не все они были правильными. О чём ХюнКи в тайне от всех сожалел.
(Примерно через полчаса в особняке семьи Сон.)
По всему зданию носятся люди, заглядывая в каждый уголок. Происходит что-то непонятное. Создаётся впечатление, будто начался пожар во время наводнения. Но, как ни странно, делается всё очень тихо и осторожно. В комнате наблюдения сейчас находятся трое: Ли МуХён, один его подчинённый и госпожа СоХи. Старая женщина явно в раздражённом состоянии. Её можно понять. После пробуждения и необходимого утреннего моциона она пошла проведать любимую внучку, что заболела на днях и сейчас лечится дома под её — СоХи чутким присмотром. Однако, на месте девочки не оказалось. Решение было принято моментально. Вызов начальника безопасности и точные команды прислуге сделали своё дело. «Сонное царство» зашевелилось, но пока что обходятся без включения сирены и всеобщей «мобилизации».
— Нету, госпожа, — съёжившись, докладывает молодя служанка в белом переднике, только что вернувшаяся из одного подсобного помещения.
— Она точно не покидала дом? — в очередной раз задаёт вопрос СоХи, глядя на начальника службы безопасности.
— Нет, госпожа. Она не выходила за пределы периметра. Это точно, — кланяется МуХён. — Мы с охранником ТхэСоном просмотрели все записи камер наружного наблюдения. Маленькая госпожа внутри здания.
Загвоздка в поиске Юри заключается в том, что в самом доме нет камер наблюдения. Сделано так для того, чтобы записи частной жизни семьи, не дай Бог, не попали не в те руки.
Выйдя в холл и выслушав доклады остальных слуг, бабушка командует:
— Значит так! Вы все продолжаете поиски. Я хочу, чтобы был осмотрен каждый закуток, каждый угол и даже подвал с чердаком. Выполняйте!
Присутствующие кланяются и почти бегом отправляются исполнять распоряжение Сон СоХи. Бабуля быстро пошла в сторону комнат. МуХён сопровождает госпожу, не спрашивая, куда та направилась. Он просто идёт следом.
— Для начала разбужу ХюнКи, — ни к кому конкретно не обращаясь, произносит она. — Может быть он знает, куда подевалась Юри.
Заглянув в комнату, давно облюбованную супругом, СоХи видит пустую не расстеленную кровать.
Тем временем ХюнКи выходит из мастерской и с удивлением наблюдает за суетой вокруг, пока идёт в сторону холла.
— «Чего все всполошились?» — думает дед и, пожав плечами, продолжает движение. Ему и невдомёк из-за кого, по сути, весь «сыр-бор».
Он решил заглянуть на кухню, но для того, чтобы туда попасть, необходимо пройти через холл. Просто его мастерская находится в другом конце здания. Вот и приходится деду каждый раз переться через весь особняк, захоти он чего-нибудь перекусить. Разумеется, он может позвать кого-то из прислуги, и те с радостью принесут всё что угодно. Однако, ХюнКи последние годы редко прибегает к их помощи, предпочитая делать всё самостоятельно, за редкими исключениями.
— Где тебя носит⁈ — окликает его супруга, вывернув из-за очередного поворота в паре десятков шагов от холла.
— В мастерской был, — недоумённо смотрит в ответ на жену дед.
— У нас беда! — СоХи растирает лицо руками.
— Какая?
— Юри пропала…
— Пф! — фыркает ХюнКи. — Тоже мне «беда». Она у меня в мастерской спит. Пришла минут сорок назад и, между прочем, пожаловалась на тебя. Почему её любимая хальмони отобрала у бедной соннё все игрушки?
— Тфу! Старый… — от души изобразив плевок, СоХи замолкает на полуслове и косится на МуХёна.
Директор службы безопасности стоит молча, до этого поклоном без слов поприветствовав господина Сона. Вид у него, как всегда, невозмутимый и где-то даже отстранённый. СоХи не просто так прервалась. Она решила, что не стоит посторонним, Ли МуХён всё же не член семьи, слышать, как порой она называет супруга.
— Ты свободен, МуХён, — отпускает она подчинённого.
— Как скажете, госпожа, — кланяется ей, а затем её супругу директор службы безопасности и уходит.
— Распорядись там, чтобы все вернулись к своим прямым обязанностям, — летит ему в след ещё одно распоряжение от СоХи.
— Да, госпожа, — остановившись, вновь кланяется он.
— Пошли! — схватив мужа за рукав рубахи, командует бабуля, практически таща за собой не упирающегося деда.
Оказавшись в мастерской, СоХи видит, как Юри, свернувшись калачиком, лежит на старом пошарпанном кожаном диване прикрытая пледом такого же вида. Бабуля бросает гневный взгляд на мужа.
— Что это такое?
— Это — «твоя соннё, ёбо»,— с укоризной и толикой иронии в голосе указывает рукой на девочку ХюнКи. — Ты что, не узнала её? Может быть, стоит сходить в клинику, провериться ещё разок?
Ровно неделю тому назад СоХи ездила в клинику и проходила обследование, которое показало, что она вполне здорова для человека её возраста.
— Я спрашиваю, почему на этом «недоразумении» и где нормальный плед, который я тебе подарила⁈ — чуть ли не рычит СоХи.
Муж последнее время её откровенно достал своими намёками и шуточками. Терпение старой женщины подходит к концу.
— Откуда мне знать, где он? Ты его принесла, куда-то сунула. Вот теперь сама ищи. А меня и этот устраивает. И вообще, анэ (Жена.), занялась бы каким-нибудь делом. Ходишь тут как «неприкаянная». Только людям мешаешь.
— Это каким таким «людям я мешаю»? — взвилась СоХи и, уперев руки в бока, попёрла на мужа. — Тебе, что ли, мешаю? А ну-ка отвечай! Т-ты куда пошёл? Стоять! Я-я не закончила… Адж-ж-ж! Сбежал гад!
ХюнКи решил ретироваться прежде, чем «вулкан извергнется». Проверенная годами совместного проживания практика и в этот раз не подвела.
— Хальмони, я есть хочу, — голос Юри смыл всё недовольство и гнев с женщины, как горный поток смывает всяческий мусор с предгорий.
Место действия: квартира семьи Ким
Время действия: семнадцатое октября. Семь часов тридцать минут после полуночи
Как только вчера вернулся домой, сразу попал в заботливые руки бабушки. Меня заставили, именно в ультимативной форме, ничего не делать и просто отдыхать. Поначалу хотел было возмутиться, но потом передумал. Чего это я? Раз можно откровенно пострадать фигнёй и ничего не деланием, так, собственно говоря, чего кочевряжиться-то? В общем, весь вечер кайфовал, развалившись на диване в гостиной, и пялился в телевизор. Посмотрел пару программ, одно телешоу и под конец заценил очередную дораму с очень странным для моего восприятия названием «Мальчики краше цветов». Сколько тут кручусь, никак не могу понять, почему пацаны, да и мужики, чего уж там… следят за своим внешним видом наравне, временами и поболее, с девушками. Выглядит это странно. Особенно, когда улавливаешь ухом в разговоре двух незнакомых или знакомых чуваков тему крема для рук или ещё чего-то подобного. Своими собственными ушами слышал. Мамой клянусь! В голове тут же всплывают мысли о жертвах «голубой луны». Не, ну я серьёзно. Позавчера, например, ДжинСу в беседе с ВиЧаном упомянул маску для лица, которой он пользовался. На тренировке дело было. Я реально подвис секунд на тридцать. А в голове так и крутились слова из одноимённой песни:
— 'Голубая луна, голубая луна,
Голубая луна, голубая.
Как никто его любила
Голубая луна.'
Пришлось себя одёргивать, чтобы выкинуть из разума этакую непотребщину. Мне, в моей ситуации, о подобных вещах вообще лучше не думать. А то мало ли?.. Куда так «кривая» вывезет. Бр-р-р!
Единственной неприятной вещью за весь вечер оказалось то, что я обнаружил у себя на правой руке, чуть выше запястья, какой-то розовый прыщ. Эта падла чесалась безбожно. Естественно, я его расчесал, чуть-чуть, совсем маленько. Вроде полегчало. Так, одолеваемый непонятными мыслями и разного рода, не пойми откуда взявшимися плохими предчувствиями, завалился в койку.
— Кажется с проветриванием переборщил малёха, — пробормотал под нос, как следует укутываясь в одеяло.
Невзирая на относительно сезона тёплую погоду, было от чего-то зябко.
(Коридор рядом с дверью в комнату Лалисы.)
Перед дверью остановилась Пакпао, сразу следом за ней СуХён с сыном, и только потом ХеМи и СонМи.
— Омма, нам обязательно всем здесь быть? У меня вообще-то дел много, — подал голос ДжэУк.
— Да, ёбо. Я тоже хотел…
Чего там хотел СуХён, осталось загадкой, потому что бабуля вызверилась:
— Вам что, трудно поддержать ребёнка в столь сложный для неё день⁈ — зашипела Пакпао, глядя на двух потенциальных «уклонистов».
Мужчины моментально замотали головами, захлопнув рты. ХеМи переглянулась со старшей дочерью и на лицах представительниц слабого пола, про бабулю же такое сказать — глупость несусветная, промелькнули улыбки.
— Значит так, заходим, я её бужу, и все мы, — взор прошёлся по присутствующим, — желаем ей удачи на предстоящих соревнованиях. Всё поняли?
— Да.
— «Удачи желаем»!
Послышались нестройные и не особо воодушевлённые ответы со стороны мужского населения квартиры.
В комнате зажегся свет, сразу после того, как процессия просочилась сквозь дверной проём. Глазам посетителей предстал живописный пейзаж типичный для данного помещения: на спинке стула висела серая толстовка с принтом американского колледжа, из-под неё выглядывал край белой футболки, малость правее прямо на полу валялся одинокий носок, чёрная шапка с логотипом MOSCHINO на белом фоне лежала на краю стола. Это всё было толикой того беспорядка, что царил в комнате.
Пакпао осмотрелась и удивлённо высказалась:
— Когда успела-то? Весь вечер в гостинной ведь провела.
Когда женщина заходила сюда ранним утром, то не заметила ничего, потому как забыла очки, да и темно было в помещении. Свет она не включала по понятным причинам. СуХён, стоявший за спиной супруги, толкнул локтем сына, что, как и он, с удивлением разглядывал обстановку. Они и дома в Пусане крайне редко бывали в комнатах девочек, а тут… В общем, их удивление было можно понять.
— Что-то мне это всё напоминает, — тихо, почти шёпотом, произнёс дед, бросив многозначительный взгляд на спину жены.
ДжэУк в удивлении приподнял брови.
— Потом расскажу, — приложил палец к губам СуХён и сделал большие глаза.
— Лалиса, — ласковым голосом обратилась ко внучке Пакпао и легонечко коснулась до сих пор торчащей из-под одеяла пятки. Та мгновенно спряталась.
Послышалось неразборчивое бормотание. Бабушка взялась за край одеяла и потрясла его.
— Пора вставать! У тебя сегодня соревнования по бегу. Нужно успеть, как следует подготовиться. Поднимайся!
Ворчание усилилось. Пара секунд возни и край одеяла откинут в сторону. Девочка рывком села и неожиданно закашлялась:
— Кха-ха Кхе-е-е!
Ей не сразу удалось вытащить вторую руку из кокона. Она пошатнулась, когда вторая свободная конечность автоматически потянулась к лицу, чтобы прикрыть рот. Удержав равновесие, Лалиса повернула голову к источнику разбудившего её звука.
— Уже утро? — сонным и странно хриплым голосом спросила девочка и только после этого открыла глаза.
Картина, представшая пред взором, напоминала образ из пьесы «Ревизор» авторства Николая Васильевича Гоголя. В помещение повисла напряжённая тишина.
Я никак не мог толком разлепить зенки. Когда же это получилось, наткнулся на пять пар выпученных глаз. В горле саднило, было от чего-то холодно и меня потряхивало. «Вишенкой на торте» стало нестерпимое желание почесать… всё. Вот вообще всё… Начиная с макушки и заканчивая пятками зудела каждая клеточка тела.
— Холь! — голос первой, как ни странно, подала СонМи и, ткнув в мою сторону пальцем, вопросительно посмотрела на омму. — А чего это?
— О, Господи! — выдохнула Пакпао, глядя с жалостью на внучку, лицо, шея, кисти рук и вообще все видимые части тела которой были покрыты мелкими розовыми пятнышками.