НеТемный 4

Глава 3

У пацана и вправду весь мир умещался в маленьком Солебреге, за пределами которого существовали только сказки и легенды, услышанные им от старших беспризорников. И мелкий сильно удивился, узнав, что царь в Троецарии не один, а целых три.

Эта очевидность заставила его лоб наморщиться, и он удивлённо выдал:

— Так поэтому и Троецария⁈

Сказав это, он замолк, опасливо втянув плечи. В его мире длинный язык — причина лишний раз быть битым. Но новое протянутое яблоко слегка его расслабило.

От меня не укрылось, что взгляд пацана то и дело возвращался в волшебную подворотню, из которой катились яблоки. Кутень сейчас скрывался в тени, поедая какую-то членистоногую дрянь, пойманную в помойке.

К сожалению, подсказать, кому именно Виол приходится сыном, Лука не мог. «Царь — он и царь, а какой, не знаю». Поэтому я всё никак не мог составить паззл.

Лука вгрызался зубами в большущее яблоко, но в этот раз уже не спешил с ним расправиться. На его лице читалось многое.

Ему явно нравилось сидеть в этой подворотне рядом с этим громилой, который хоть и страшный, но и кормит, и дарит чувство безопасности. Ведь как только это яблоко закончится, ему потом опять возвращаться в ненавистные трущобы.

Он видел, что я уже не задаю вопросы, и понял, что пользы мне от него никакой. Поэтому он боялся сказать даже слово, не отвлекая меня от размышлений.

Вконец запутавшись, я упёр топорище в свой нахмуренный лоб, пытаясь составить хоть сколько-нибудь логичную картину. На хрена царю Раздорожья посылать сына на юг Троецарии⁈ Его уже десять раз могли убить, начиная с того момента, как я встретил его в клетке работорговцев.

Такое вполне возможно, если у него десять наследников. Всех надо пристроить к делу, а кого-то вообще держать подальше — характер у всех разный. Вот и сбагрил блудливого Виола на юг.

Но почему тогда у Виола южная внешность? Смуглый, черноволосый, и с щетиной, которую можно брить по два раза на дню — бард всё время на это жаловался.

Девушка, которая следила тогда в «Сияновой прелести» за бардом, не была такой. Виол ведь сказал, что это Раздорожье прислало за ним ещё «глаза».

Не смуглая, как южанка, и не бледная, как северянка. Такую внешность я видел в Солебреге у многих, значит, это приезжие из центральной Троецарии.

А может, царь Раздорожья нагулял Виола от южной наложницы? Тогда картина вполне складывается — не такой уж этот поскрёбыш и ценный наследник, очередь до него точно не дойдёт. Вот и отправил его на задание расследовать работорговлю на юго-востоке, а южная внешность здесь только в плюс.

Нет, не сходится. С наложницей царя сходится, а вот с самим царём не сходится. Ох, тугие варварские мозги, с трудом ворочаются…

На хрена хитрожопому Сидору ссора кнеза с царём Раздорожья? Разве это центральная столица ставит тут кнезов на княжение?

Это делает южный царь, Нереус Моредарский. А иначе какой он тут царь?

Кнез, который плетёт свои интриги против Нереуса, посылает письма о его просчётах царям Раздорожья и Хладограда. «Мол, вот я тут пытаюсь Троецарию от войны уберечь, а Нереус вон что творит. Вот из меня, кнеза Павлоса Солебрежского, получился бы совсем другой царь».

Ну, а Сидор тут при чём?

Я хмыкнул, поняв, что пока вопрос останется без ответа. Скорее всего, мне о чём-то просто неизвестно, не хватает кусочков для паззла. Тем более, больше половины этой информации мне известно от самого Сидора.

Ну зачем преступному торговцу артефактами лезть в большую политику? Если бы у него был хоть какой-то шанс стать кнезом, тогда ясно.

А ведь Сидор упоминал о чём-то… Что вроде как ему совсем не нужна война в этих краях. Все знают, что деньги любят тишину.

— А ты… — вдруг подал голос Лука, отрывая меня от размышлений.

Я глянул на него, и тот замолк.

— Ну? Что хотел?

— А ты и вправду… ух… лиственник? — всё же осмелился спросить он, — Я видел у тебя на рынке татуировку.

— Возможно.

Пацан вздрогнул. Глубоко вдохнув, он снова бросил быстрый взгляд в подворотню, будто думал улизнуть.

— Эй, гря… — тут я осёкся, поймав себя на мысли, что для пацана буду похож на его обидчиков, — Лука, я тебя не отпускал. Ты наелся?

Тот замотал головой. Мол, нет, буду сидеть тут целую вечность и грызть яблоки, но с тобой никуда не пойду!

— Ты чего это? — удивился я, — Ты лиственников боишься, что ли?

— Так вы же… то есть, они… вы… детей забираете!

Я хмыкнул. Ну, то, что лиственники могут оказывать какую-нибудь помощь сиротам и беспризорникам, меня бы не удивило. Тем более кнез в Солебреге вообще не заморачивался этим.

И, как бывший тёмный, я считал, что это глупо. Павлос Солебрежский мог бы вырастить из этих мальчишек вернейшую дружину, дай он им кров и возьмись за их воспитание.

С детьми легче всего. Неокрепшие умы легко впитывают любое учение, будь оно правдой или ложью. А то, что было до их рождения, дети вообще воспринимают, как сказки. Мы, тёмные, всегда пользовались этим…

Неожиданно я почувствовал лёгкое покалывание в груди. Смердящий свет! Это что такое сейчас было⁈

— Что? — Лука чуть отодвинулся, но вставать не спешил.

Я не сводил с него взгляда. Вот, значит, как, Отец-Небо? «Слушай сердце», ты сказал? Но мы не договаривались, что меня начнёт грызть совесть за мои прошлые деяния.

Я встал, стряхивая плохие воспоминания. Сегодняшнее облачение в лиственника не пошло мне на пользу, так я стану только слабее.

А вот верные соратники мне нужны. Нужны сейчас и будут нужны в будущем. И свой опыт я вполне могу использовать на благо светлых сил.

— Сколько тебе лет?

— Когда мама считала, мне было семь, — ответил Лука, — А потом я уже не считал. Я не сразу научился.

— А сколько зим ты без мамы?

Пацан пожал плечами.

— Тут нет зим.

— Идём, — я махнул головой.

Лука снова замотал головой и остался сидеть на месте, скребя пальцами грязный пол под пятой точкой. Будто пытался ухватиться за выпуклые камни, чтобы я не смог его утащить.

— Как знаешь, — хмыкнул я, — Выбор — это то, что отличает свободных от рабов. Главное, быть уверенным, что это именно твой выбор.

Я повернулся и вышел из подворотни. Всё равно этот мелкий пойдёт за мной… Уж больно вкусные яблоки.

Мне пришлось расставить мои цели в порядке важности. И самым важным пока казался Виол — только о нём мне было известно, что его скоро убьют.

Тем более, замок кнеза сильно чадил запахом паладина, и я не рискнул направлять туда Кутеня. Так что, Дайю с Креоной, думаю, пока подождут.

Сидор держал барда в своём соляном цехе. В том самом, где они прятали в магическую соль запрещённые к вывозу артефакты, и куда мы с Виолом ходили получать задания.

Кутень нашёл Виола в подвале, на его третьем, самом нижнем уровне. Бард выглядел совсем плохо, ему явно сильно намяли бока. Прикованный к стене, Виол медленно повернул голову на шорох, хотя цербер не издавал ни звука. Всё-таки слух у барда был отменным…

Крохотная камера была без окон, с одной толстой дубовой дверью. На ней мерцала какая-то защитная магия, но мне одного взгляда хватило, чтобы понять, что это слабое заклинание, даже цербер легко его обогнул.

Освещением служил небольшой магический светильник под потолком, который то и дело грозился погаснуть. Пол в комнатушке был устлан соломой и, как ни странно, искрящейся в слабом свете солью. Да, вся комнатушка была в белых разводах, будто здесь до того, как заковали Виола, лежали целые тюки с магической солью.

Только странно, что эти тюки хранились на самом нижнем уровне. Ну, если только в них не прятали настолько мощный артефакт, что понадобилось не только солью его засыпать, но и спустить в глубокое подземелье. Наверное, к Сидору время от времени всё же наведывается проверка, вот он и перестраховывается.

Кутень, потянувший носом, неожиданно чихнул. Соль действительно воняла целым набором специй, да при этом ещё и знакомым едким запахом целительной магии.

Когда цербер чихнул, мне почудился ещё какой-то запах, и моя интуиция заметно напряглась.

Тут разбитые губы Виола шевельнулись:

«Кутень?» — раздался его голос в моей голове, потому что я взирал на него через сознание цербера.

«Сам-сам-сам», — тихо протявкал мой питомец в ответ, почёсывая нос.

«Долго ты, громада. Сидор… кха… схватил Дайю и… кха… Креона побежала за ними… кха… Я слышал… кха… кха…» — бард закашлялся и повесил голову.

Сам я среди бела дня стоял за углом неказистой постройки, своими глазами рассматривая соляной цех за небольшим мостиком, и одновременно с этим разглядывая барда через глаза Кутеня. Внутри меня вспыхнула ярость от мысли, что Виол испустил дух, но хладнокровие Десятого потушило этот пожар.

Цербер отделился от тёмного угла, чтобы приблизиться к барду и обнюхать его. Запах магической соли сильно отвлекал, лез в ноздри, и цербер снова собрался чихнуть…

— Стой! — крикнул я одновременно и вслух, и в разуме цербера, — Не двигайся.

— Эй, чего изволите, господин дружинник? — рядом со мной скрипнули колёса.

Неказистый мужичок-возница, поправив плёткой соломенную шляпу, уставился на меня в ожидании. Сидел он на пустой телеге без бортов — просто пустое дощатое днище на колёсах, которое тянул мышастого цвета ослик.

Мне с моим разделённым сознанием и не самыми расторопными варварскими мозгами понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, чего он от меня хочет. Я и забыл, что у меня доспехи отдалённо смахивают на бронь кнезовой дружины.

— Вали давай, — буркнул я, махнув рукой, — Просто проверка. Кнезов приказ.

Возница, нахмурившись, оглянулся на пустую телегу и только пожал плечами. Потом легонько подстегнул ослика, и вскоре колёса заскрипели по мостику.

Тёмная ловушка, устроенная прямо посередине камеры Виола, мерцала под соломой, готовясь рвануться к церберу. Кутень послушно замер, с интересом разглядывая едва заметную щель на полу, и ждал моего возвращения в его разум.

Теперь ясно, для чего вся эта соль. Солома и густой магический запах скрывали запах тёмной магии, и я со злостью подумал, что Сидор меня практически переиграл. Хотя, может, это ловушка не на цербера, а на тёмного мага?

В любом случае, ловушка уже зацепилась за ауру цербера, и я видел, что мерцание тёмной щели попадало в унисон с сердцебиением Кутеня. Кое-как разобравшись в ощущениях, я понял, что это заряженный портал во Тьму.

Ловушки-порталы могут быть разные. Оттуда могла вырваться какая-нибудь ужасная тварь…

Или портал мог втянуть внутрь всех в камере… Хотя нет, на это у местных тёмных магов не хватит ни сил, ни знаний.

А вот портал послабее мог втянуть одного щенка, чтобы располовинить его. Это не такая уж сложная ловушка.

К сожалению, запах соли не давал мне разобраться точнее. Вот же гнус небесный! Я не мог рисковать Кутенем… ну и бардом, конечно же.

Вообще-то я собирался штурмовать подземелье с помощью цербера, и в мои планы никак не входило делать это по старинке, своими собственными глазами.

— А правда, что вы, лиственники, ловите детей и всех вешаете на своём дереве?

Я вздрогнул. В паре шагов позади, прижавшись к стене, стоял Лука.

Потрогав браслет «паранойи» на запястье, я покрутил головой. Какого хрена артефакт не почувствовал слежки?

— Откуда ты услышал эту ересь? — всё же я открыл рот.

— Ну, Клык рассказывал, — пацан держался настороже, — Говорил, что вешаете, как преступников, на ветвях своего проклятого дерева. Ну, того самого…

— Вечное Древо.

Я продолжал рассматривать логово Сидора, по памяти своей и цербера восстанавливая маршрут от входа в цех и до самой камеры Виола. А ведь там полно головорезов Сидора и, как назло, я всех не запомнил.

Их я не боялся, все внутри были обречены… Ну, если не на смерть, то на жизнь калеки точно. Но меня трогали опасения, что кто-то сможет вырваться и сообщить обо мне. А драка со стражей и кнезовой дружиной мне пока была не нужна.

— Да, да, Вечное Древо, — закивал малец, — Оно такое вечное из-за крови живых детей. Лиственники пускают кровь ещё живым детям, и они в мучениях смотрят до тех пор, пока последняя капля не это… ну… не прольётся под дерево.

Я вспомнил лиственницу Лею и скривился. Уж насколько я разбирался в людях, то веснушчатая была неспособна даже муху прибить.

Да уж, этот трущобный Клык ещё тот выдумщик.

— Так вешаем или кровь пускаем? — я обернулся, — Ты говоришь, кровь живых детей… А если сначала повесить, то как они останутся живы?

— Эээ, — Лука нахмурился и стал загибать пальцы, — Ну, Клык говорил, что корчатся от удавки… И смотрят, как кровь течёт… Да не знаю я!

Он шмыгнул носом. Я положил Луке руку на плечо, и тот даже не отдёрнулся. Не просто так он меня про лиственников спрашивал, ведь его взгляд так и говорил — вот бы он забрал меня туда, где можно ещё яблок наесться. И где тебя за это не бьют.

Я спросил:

— А почему ни кнез, ни царь не отдадут приказ хватать лиственников? Мы же детей крадём.

— Ну-у-у… вы же всё втайне это делаете.

— И поэтому Клык и все-все-все об этом знают?

— Ну-у-у… Наверное, — пацан сначала нахмурился, но, к моему удивлению, потом повеселел.

То, что этот яблочный громила перед ним не крадёт и не вешает детей, на самом деле было для него сегодня самой лучшей новостью.

— Тебя Сидор послал за мной следить? — спросил я.

— Ага. Вот только Клык деньги себе забирает… А тебе к Сидору надо? Ты за царским сыном?

Я поджал губы, но всё же ответил:

— Да.

— Царь, наверное, за него наградит.

Я сразу же схватился за подсказанную мысль.

— Наградит, и ещё как. А ты подумай, что он сделает с теми, кто помогал его сына схватить?

— Ой, казнит, наверное…

— Казнит. Всех, — повторил я, — Кто следил за его сыном. Кто помог схватить.

До пацана дошло не сразу, и он даже для уточнения ткнул себя в грудь пальцем. Я кивнул, и Лука сразу замотал головой:

— Не-е-ет! Я не-е-е-е… — у него брызнули слёзы, — Я же не это… У-у-у!

Вот и первые взрослые мыслишки у него проклюнулись. Соображалки у Луки хватало, чтобы понимать, где царь, где кнез, а где их Сидор. И что это всё не игрушки.

Я не стал издеваться над плачущим сиротой, только махнул в сторону логова.

— Ну, так поможешь вытащить царского сына?

Слёзы у Луки высохли мгновенно, и он уверенно кивнул. Естественно, рисковать впустую мне не хотелось, и я откинул полу куртки, показывая топорище.

— Что видишь на топорище?

— Ну-у-у… Картинки какие-то. Я не умею читать, — вздохнул пацан.

Мне было достаточно этого ответа. Значит, теперь он друг.

Я сел перед ним и, время от времени поглядывая в сторону цеха, стал накидывать свой план. Мол, надо зайти внутрь. Походить, посмотреть и запомнить, сколько народу, и где они все стоят или сидят.

— Обо мне ни слова, даже если подзатыльник получишь, — я погрозил пальцем, — У Сидора кольцо, он чувствует ложь.

— Я знаю. А оно на мне не работает! — с гордостью выдал пацан и закрыл ладошкой рот, будто это было его самой страшной тайной.

Я чуть не поперхнулся. Вообще-то тот перстень был довольно мощным артефактом, это я помнил точно.

— Смотри, Лука, это очень важно. Точно запомни всех, где кто сидит… Мне с ними сражаться.

— А-а-а, — пацан деловито закивал, — Понимаю. А ты воин, да? Я не знал, что у лиственников есть воины.

— Воин, воин… Ну, всё понял?

— Да. Зайти, посмотреть, запомнить.

— Всё правильно. В подвале ты навряд ли был, и навряд ли тебя туда пустят.

— Плохо знаю, я там был разок только, — Лука пожал плечами, — С Клыком ходили. Только мы не через цех, а под мостом, так быстрее и стража не видит.

— Под каким мостом?

Мы с Лукой одновременно посмотрели на небольшой мостик, который отделял нас от улочки, где стоял цех Сидора. Возникла тишина, в которой было слышно журчание ручейка, спускающегося прямо по Солебрегу к морю.

— Там вход есть? А чего ты не сказал-то⁈ — не выдержал я.

Лука сгорбился, будто ожидая удара, но я медленно выдохнул. Спокойно, Малуш, спишем это всё на разницу в северном и южном менталитетах.

— Так я думал, вам в цех надо, чтоб сражаться, — подал голос Лука, — Вы же воин.

Я выдохнул ещё раз. Не представляю, как лиственник Малуш утихомиривал бросскую ярость, даже мне с хладнокровием Всеволода трудно это делать.

— Ладно, идём, покажешь, где вход, — буркнул я.