Ну рабство — не рабство, а ощущение такое, словно крепостное право только что отменили, а сами крестьяне, да и помещики-хозяева к этому событию еще не привыкли. Не устаканилось в головах, так сказать.
Из радостного — меня, наконец-то, накормили. Машка всучила в руки плошку с похлёбкой, глубокую ложку и краюху хлеба. Похлёбка была без всего, «из топора», только что-то совсем одинокое — кажется кусок морковки — на дне плавало. Но зато бульон жирный, с радужной плёнкой по поверхности, из тех, что выстави на мороз и вон-на тебе, холодец. Хлеб успел обветриться и засохнуть, да только правду говорят, нет лучшей приправы чем голод. Отмочил кусок в бульоне, проглотил так быстро, что был и нету. Эх, еще бы что-нибудь остренького. Чесночком бы корочку натереть.
Пока на меня пристально не смотрели, отодвинул бесполезную ложку в сторону и выпил бульон прямо так. А что? Мы, ушастые, как я понял, манером не обученные. В животе разлилось благодатное тепло. За скорость мне ещё и приз достался: Машка огляделась по сторонам, взглянула на меня жалостливо, да и сунула в лапы кусок пирога. С капустой, между прочим. Тесто безвкусное, капуста кислая, ну да голод не тётка.
Вот найду способ вернуться — расскажу теще, что её пироги самые-самые. Вкуснее их даже в другом мире нет. Я проверял.
Вздыхаю. Знать бы еще как это сделать: вернуться-то. Но не время унывать! В этом мире есть магия, а значит, есть и разные способы обхода привычных законов вселенной. Узнаю, научусь и сам сотворю «отверстие» обратно в наш мир. Тем более, меня в создании некоего Прорыва, пусть и ошибочно, но уже обвиняли.
Вышел вслед за Машкой на крыльцо. Посмотрел по сторонам, смаргивая снег. Не успел освоиться, как надо двигаться дальше. Когда сани подъехали к воротам, слегка напрягся: снова никаких лошадей.
Управлял санями пожилой, сутулый, словно знак вопроса, сгорбленный кот. Одет словно бомж в подворотне — тулуп клоками свисает, волосы под шапкой торчат. Как я понял, что кот — уши-то он под шапкой прятал? Да только и я теперь «продвинутый», не пальцем деланный, сразу голые мохнатые лапы запреметил. Был бы мужик в валенках — ни в жизнь бы ни отличил от людины.
— Че стоишь? Поехали! — Буркнул мужик. Я дернул хвостом.
И раньше-то этим само ездящим повозкам не доверял, а после Прорыва и встречи с Пришлым, как-то и вовсе фобию заработал. Не по себе становится, когда подумаешь, что эта штука плохо управляемая в любой момент...
Так что прежде чем залезть, потупил на крыльце, помялся. Машка даже успела обнять, прижать к груди в прощальном порыве. Пустить слезу и тут же оттолкнуть, мол, иди уже. Не береди душу.
Пошел, забрался, сел на лавку. Всмотрелся в спину горбатого кота. Если людины на санях стояли, раскинув руки в стороны, то этот как сидел, сгорбившись, так и продолжал сидеть, только лапу с когтями вперед вытянул.
— Заве...
Зеленоватое свечение тут же охватило его фигуру, как когда-то Макара. Сани раз-два дернулись натужно и поехали себе вперед. Магия. Как же она работает? Очень надо в ней разобраться.
До лицея добрались без происшествий. Ну разве что я успел пирог с капустой умять полностью. Облизывал когти, жевал последний кусок и чуть не подавился, когда увидел к какому зданию мы приехали. Что ж. Монументально подошли к вопросу.
Центральное строение в готическом стиле из шести этажей, с вытянутыми узкими окнами и центральной башней. На шпиле тот самый знак — двуглавая змея в разные стороны смотрит. От центрального здания в стороны вытянулись пристройки поменьше. В одной точно что-то вроде оранжереи или даже зимнего сада: огромная застекленная стена недвусмысленно намекает. В общем, капитально здесь к учебе подошли, я смотрю. Вокруг парк, степень ухоженности из-за снега не оценить, но деревья стоят ровненько, да и дорожки между ними протоптаны, почищены.
Когда сани остановились, хвост мой снова напряженно дернулся. Чувствительный он у меня. Тем самым местом чует неприятности: чужой изучающий взгляд. Окинул взглядом здание, задержался на окнах третьего этажа. Не знаю почему, но между лопатками на спине пробежал холодок. А в голове появилась странная тяжесть, будто кто-то попытался забраться вовнутрь. Попытался. Да только хрена с два у него получилось!
Но ощущение неприятное, да.
— Из саней вылазь. Постой тут. Позовут. — Сгорбленный кот с саней тоже соскочил. Постоял, поплевал в сторону, что-то пробурчал под нос и пошел ко входу. А я остался стоять как сказали.
Лицей, значит. Ну все, Игорь, готовься. Как в первый день себя покажешь, так и относиться будут.
Походил кругами, осматриваясь по сторонам. Поражаясь, все-таки, как снег и мороз не беспокоят тело — босиком, почти раздетый, в одной форме ходишь и хоть бы хны. Ни ветер не задувает, ни холод не беспокоит. Чужое пристальное внимание и то больше напрягает. За время пока ждал еще пару раз чувствовал на себе пристальный взгляд, но голову больше не давило.
***
В кабинете ректора присутствовали трое. Сам ректор: высокий, рано начавший седеть мужчина с короткой стрижкой и военной выправкой. Его собеседник: растрепанного вида бородатый старик с лысой головой, кустистыми бровями и следами мела на щеке и лбу.
В дальнем углу в кресле сидела молодая женщина: волосы убраны в строгий пучок, темное платье с высоким воротником. Она предпочитала не ввязываться в чужой разговор и старалась держаться в тени. Впрочем, кошачьи уши на голове все равно выдавали ее с головой.
— Что скажете, профессор? — Ректор снова бросил взгляд в окно, у которого стоял. Новенький ходил кругами и пинал снег.
— Не знаю, господин Стрелицкий. Парнишка не пустой, но... что-то странное...
— Странное? — Ректор в задумчивости подкрутил ус. — Не заставляйте меня думать, что «Эксперт по Дио» — это самопровозглашенное звание и даже профессор...
— Обижаете. Просто с ним не все так просто. — Старик оттер вспотевшую лысину рукавом. С удивлением посмотрел на белый след, оставшийся на ткани. — Я бы посоветовал ритуал провести не сразу...
— Поддерживаю, профессор. — Подала голос женщина. — Я тоже не чувствую. Парень пострадал в Прорыве, могло повлиять...
— Ой, темните вы, Василиса Пална, ой, темните! — Ректор улыбался приветливо, но в тоне мужчины читалась угроза. — Какие-то соображения у вас определенно есть. Иначе не имели бы мы чести лицезреть вас с утра пораньше в моем лицее. — Он выделил слово «моем», будто по старинке метя территорию.
— Я бы попросила, господин Стрелицкий!.. — Тон женщины стал резче. Она поднялась и отступила к двери.
— Слушал бы и слушал ваши просьбы, Василиса Пална. — Ректор по-прежнему улыбался. Теперь в голосе сквозила насмешка. — Хоть целый день. О чем же в этот раз вы бы хотели попросить?
— Известить вовремя о времени проведения ритуала для мальчика. — «Хам» читалось на ее лице, но женщина сдержалась. Она прекрасно знала отношение к ней и к ее должности. Господин Стрелицкий еще был сама вежливость. Ей было с кем сравнивать.
— Понятия не имею почему вас так интересует этот мальчик, — Теперь тон ректора стал серьезным. — Но если вы настаиваете...
— Настаиваю. — Ее глаза сверкали гневом, но голос оставался ровным. Одному Дио было ведомо скольких усилий ей это стоило. — Всего доброго, господин Стрелицкий. Рада была увидиться, профессор Альбрехт. Не провожайте, я сама.
В дверях она едва не столкнулась с сутулым котом. Тот резко отступил в сторону, давая раздраженной женщине пройти мимо. Уважительно склонился еще ниже, чем был. Василиса бросила мимолетный взгляд в сторону вошедшего и недовольно цыкнула. Вид у Завелия был потрепанный и неухоженный. Хотя занимал он в лицее не последнюю роль: выполняя работу не только дворника и кучера, но и заведующего по хозяйственной части.
— Доброго дня, Василиса Павловна.
— И вам, Завелий. Прощайте, господа. — С этими словами женщина вышла прочь, раздраженно цокая когтями по полу под узким тяжелым платьем.