Неугомонный Алергуш, или Повесть о том, кто кого проучил

Новые парты

Школа, в которой учится Алергуш и его дружок Кирикэ, старая. Такая старая, что в ней когда-то училась даже бабушка одноклассницы Алергуша Эммы.

Учителя жалуются, что школа слишком тесна, что занятия проходят в две смены, потому что не хватает классных комнат. Но Алергуш совсем не считает её маленькой, и парты, за которые мамы и папы с трудом втискиваются во время родительских собраний, его вполне устраивают. Как оседлал он такую парту с первого класса, так и просидел за ней целых три года, — и ничего, ни на кого не осерчал.

Но когда Алергуш перешёл в четвёртый класс, школа неожиданно обновилась, хотя снаружи осталась такой же. Первой заметила перемену Эмма.

— Ура-а-а! У нас новые парты! — крикнула она.

Ребята гурьбой ринулись в класс и с любопытством стали разглядывать парты. Поднялся невообразимый гам.

Все расселись за новые парты и с восхищением обнаружили, что пюпитры парт поднимаются, что на каждой парте есть удобные вешалки для портфелей, а на сверкающей лакированной поверхности хоть бы одна помарочка!

Девочки вытащили свои платочки и смахнули воображаемую пыль. Они тут же договорились принести целлофан и покрыть пюпитры, чтоб как-нибудь невзначай не испачкать чернилами.

А вот ребята чувствовали себя перед этими сверкающими партами ужасно неловко и потому запоздали с выбором мест.

Алергуш почесал затылок. Потом толкнул зазевавшегося приятеля, который тоже не знал, где ему сесть.

— А что стряслось со старыми партами?

Но откуда было знать об этом ротозею Кирикэ? Алергуш не посмел сказать в полный голос, что жалеет о старых партах.

Были они ободранными, испачканными, выщербленными в тысяче и одном месте, зато в этих царапинах и щербатинах была записана вся история школы.

Летом парты подкрашивали, однако в течение года они вновь обретали цвет класса и его учеников.

На старых партах Алергуш безбоязненно записывал секретный шифр, с помощью которого его мог понять сосед. Тот, в свою очередь, отвечал ему такой же тайнописью.

А теперь новая мебель в классе требовала от ребят такой же чистоты и опрятности, как в аптеке.

Алергуш боязливо поглядывал на новые парты, а они придирчиво и словно бы укоризненно меряли его с головы до ног. Ни одна не приглашала его присесть, как это делали, бывало, старые парты. Роскошные пюпитры ослепительно сверкали лакированной поверхностью.

Так же неловко чувствовал себя Алергуш, когда мама надевала на него новую рубаху. Правду сказать, ему нравилась красивая, накрахмаленная, великолепно отглаженная рубаха, до того красивая — глаз не отвести! Но в новой рубахе ему было не по себе. Будто не он был хозяином рубахи, а наоборот: рубаха — его хозяйкой: «Слышь, получше вымой руки!.. Ты что ж это делаешь?! Ешь без салфетки? Пятно хочешь посадить, горе ты моё?! Не смей прикасаться к мячу, на нём полно грязи — вывозишься!..»

Но недолго рубаха командовала Алергушем. До первого поединка Алергуша с каким-нибудь дружком со двора. В потасовке Алергуш забывал, что на нём обновка. После этого порядочно измятая рубаха с перепачканными рукавами и сидела на нём вроде бы ловчее, и больше ничем его не беспокоила. Она становилась рубахой Алергуша. Между ним и рубахой устанавливалось полное взаимопонимание. Отныне судьба рубахи зависела только от него, и никогда больше Алергуш не слышал возмущённого шуршания.

С новенькими партами дело казалось посложней. Поэтому Алергуш проворчал себе под нос:

— А куда ж мне лучше сесть?

Между тем все мировецкие места на задних рядах были уже заняты. Даже коротышка Нора по-царски устроилась на предпоследней парте. Небось думала, что ей там долго позволят блаженствовать! Зато Ро́дика с Тамарой обосновались в первом ряду, прямо перед учительским столом. «Подлизы! Хотите всё время возле учителей вертеться, чтоб вас контролёрами классного журнала назначили?» — Алергуш скорчил презрительную гримасу в их сторону.

У него даже появилось желание улизнуть из класса. Но в этот момент Кирикэ позвал его к себе за четвёртую парту — местечко, от которого не стоило отказываться. Алергуш поспешил, боясь, как бы его не опередили. А уж как он обрадовался, когда Кирикэ показал ему маленькую трещинку в сверкающей древесине пюпитра.

— Если хочешь, поменяемся местами! — предложил Кирикэ. — Я не девчонка, чтоб придираться зазря! Мне всё равно где сидеть!

— Да ничего, сойдёт и так! Я тоже не привередливый! — весело перебил он Кирикэ.

По правде-то говоря, Алергуш чувствовал себя лучше перед пюпитром с трещинкой. Что бы там ни случилось, он всегда может оправдаться: «Парта была такой с самого начала учебного года!»

Алергуш не прочь был тут же скрепить свою дружбу с партой ещё одной небольшой меткой, но не успел. В классе появилась учительница.

Это была новая учительница, потому что прежней больше не было. Ученики глядели на новенькую с недоверчивым любопытством — по той простой и единственной причине, что она была новенькой.

Но тут же на пороге показалась и знакомая фигура Анджелы Ивановны, их учительницы в первых трёх классах. Увидев её, Алергуш обрадовался: как знать, может, и в нынешнем году их будет учить Анджела Ивановна! Именно его учительница, та самая, которую он в первый свой школьный день, в первом классе, запросто попросил: «Застегните-ка мне пальто!» Он так и не понял, почему все ребята засмеялись. У него заболели пальцы, пока он возился с этими противными пуговицами, которые никак не хотели лезть в узкие петли.

И вот теперь у этой самой Анджелы Ивановны почему-то слёзы на глазах, будто она собирается расплакаться навзрыд. И у Алергуша комок подкатился к горлу, но он не заплакал, потому что был уже большой и постыдился девчонок.

Анджелу Ивановну все слушали в этот раз внимательней, чем всегда. Она не помнила, чтоб её когда-нибудь слушали с таким вниманием. Но ребята ещё не поняли главного — что они уже выросли и больше не нуждаются в Анджеле Ивановне, которая учила их, когда они были малышами. Они услышали от неё много других вещей, от которых становилось грустно и весело. Под конец учительница прослезилась.

И вдруг Алергуш сообразил, что Анджела Ивановна прощается с ними и вроде бы просит учеников извинить её за то, что оставляет их в этом новом классе, с новыми партами и новыми учителями. Напрасно она убеждала, что новые учителя будут получше, чем она, ему не верилось. Да и как поверить в то, чего не знаешь! Девочки тоже расплакались. Неизвестно откуда, появились цветы, и Анджела Ивановна спрятала лицо в букет, как будто целуя его. Потом она выбежала из класса.

Алергуш шмыгнул носом и тут же спрятал носовой платок, потому что только девчонки уткнули в этот момент свои носы в платки. Ребята же, наоборот, перемигивались, показывая друг другу в сторону девчонок.

— Ну и рёвы! — сердито проворчал Алергуш.

— А я знаю эту новенькую, — сообщил Кирикэ, — она моего брата математике учила. Ставит одни двойки! Достанется нам в этом году от учителей… Пропал я — не иначе!

— А зачем нам так много учителей?

— Хи-хи! Чтоб побольше двоек получать!

Алергуш поперхнулся и досадливо заёрзал на парте; повернулся в одну сторону, в другую, потому что надоело ему сидеть на месте не шелохнувшись. Потом он подкинул крышку парты, чтоб поглядеть, легко ли она отбрасывается. Тут он нечаянно уронил её, и крышка грохнулась на место. Ученик замер в испуге. И тут же Алергуш очутился лицом к лицу с новой учительницей, у которой, как видно, были крылья — как же иначе она могла оказаться рядом в тот же миг!

Учительница смерила Алергуша строгим, осуждающим взглядом, а шалун в ответ виновато потупился: не хотелось ему знакомиться с ней в первый же день.

— Это не я… Это парта сама… — оправдывался он.

Удивительно, что новая учительница ему поверила. И совсем не казалась сердитой. Наоборот, она наклонилась и показала, как закрепить крышку парты.

Доброта учительницы очень обрадовала Алергуша. «В ясном небе гром не грохочет», — вспомнилась ему бабушкина пословица. Он стал внимательней слушать. Новая учительница сказала, что её зовут Верой Матвеевной и что она в этом году будет у них классным руководителем.

Минут десять Алергуш сидел смирно. И вдруг он вспомнил, что не поблагодарил Веру Матвеевну за то, что она научила его закреплять пюпитр. Как благовоспитанному мальчику, ему этот промах казался непростительным. Следующие десять минут он опять беспокойно ёрзал за партой, страшно недовольный своим упущением.

Вера Матвеевна знакомится с учениками, устроив перекличку. Поскольку учительница новая и никого не знает, она то и дело искажает имена, и ребята едва сдерживают смех.

У Алергуша такая натура, что он никак не может долго терпеть, если его что-то мучит. И в тот самый момент, когда учительница произнесла «Коркоду́ш Тамара» вместо «Коркоде́л Тамара», мальчик поднял руку.

Тамара уткнулась в парту, класс смеялся, а Вера Матвеевна удивлённо смотрела на Алергуша, который уже встал с места.

— Что?! Разве ты… Коркодел Тамара?..

Голос учительницы звучал сурово: ей почудилось, что мальчик проказничает.

— Нет… Не я… — краснея, бормочет Алергуш. — Я… Я… хочу…

— Чего ты хочешь?

— Поблагодарить вас хочу… Я сразу забыл… вас поблагодарить!

Вера Матвеевна улыбается:

— Ну хорошо. Садись! И впредь не забывай говорить «спасибо», когда надо. А то ещё забудешь дневник дома как раз в тот день, когда получишь хорошую отметку!

Алергуш пристально поглядел на неё и улыбнулся: уж он-то не забудет! Только бы привалила удача получить пятёрку.