Неугомонный Алергуш, или Повесть о том, кто кого проучил

Спасительная болезнь

Для Алергуша этот неудачный день закончился в тот самый момент, когда он увидел, что Кирикэ вернулся из школы с пустыми руками.

Всё, что было потом, словно бы случилось в другой день. Не было смысла делать уроки, раз уж для него нынешний день кончился. Скверно, когда потеряешь книжку, марку, ручку… Но всё это можно достать заново: купить другую книгу, выменять другую марку, купить другую ручку, даже покрасивее потерянной…

Но как найти потерянный день, как вернуть его? Ведь ни в одном магазине не торгуют потерянными днями. Даже в универсальных, где продаётся всё что угодно. А вот потерянных дней не продают! От этой грустной мысли у Алергуша совсем пропала охота готовить уроки на следующий день.

— Что с тобой, внучек? Уж не разболелась ли голова? — участливо спросила бабушка.

Едва заслышав это, Алергуш и впрямь почувствовал головную боль. Только что её не было, и вот на́ тебе — мигом разболелась голова.

За обедом он морщился, и бабушка приложила руку к его лбу. Ей совсем не нравился вид внука. Конечно, мальчик захворал, и надо поставить ему уксусный компресс. В другой раз Алергуш убежал бы как ужаленный, потому что терпеть не мог запаха уксуса, как не терпел, когда его растирали костлявыми пальцами, выгоняли из него простуду.

Но сейчас Алергуш покорно разделся, даже не пикнул, так что бабушка уверенно кивнула головой:

— Плохо тебе, бедняга, за версту видать…

Во время растирания Алергуш ныл, кряхтел, вырывался, бил руками и ногами, но сильные шершавые руки бабушки крепко держали его.

Через некоторое время у двери зазвонил колокольчик, и в комнату вошла мама.

Она не на шутку испугалась, увидев сына в кровати раскрасневшимся как рак. Она тут же сунула ему под мышку термометр. Алергуш всё время вытаскивал его да глядел на сверкающий серебром ртутный столбик. А тот, как назло, замер на 35 градусах и никак не хотел подниматься выше. Мальчик слышал, что умирающие холодеют, потому он здорово испугался и даже стал языком облизывать губы, чтобы убедиться, что он не холодеет.

— А ты хорошо держал градусник? — спросила мама.

— Даже надоело — так долго!

— Это от мороженого, я знаю, — сказала бабушка. — Так вот и пропадают ребята… В моё время они были поздоровей, потому что не продавалось это самое мороженое, от которого леденеет кровь в жилах и болезнь пробирает до самых костей…

— А у меня кости не болят, — пробовал защищаться Алергуш.

В передней хлопнула дверь. По тому, как отец вытер ноги о половик, как сердито звякнул щеколдой, Алергуш и все домашние поняли, что он не в духе, что у него сквернейшее настроение.

Бабушка поспешно исчезла на кухне. Мама не вышла отцу навстречу, а осталась в маленькой комнате: разыскивала не то мяту, не то липовый цвет для больного.

Отец выразительно кашлянул в прихожей, но никто не вышел к нему. Он заглянул в первую комнату — никого, резко распахнул дверь в комнату Алергуша. Увидев сына в постели, остановился в замешательстве. А мальчишка испуганно таращил глаза, но не оттого, что отец был сердит, а оттого, что увидел у него в руке дневник, тот самый дневник, который он бы узнал среди тысячи других. Это был его дневник!

Окажись тут Кирикэ, он бы сказал: «Теперь будь что будет!» Но отец сразу смягчился, увидев компресс на лбу у сына.

Дневник был брошен на стол и остался там забытым, потому что встревоженный отец уже спрашивал маму:

— Что с мальчиком?

— По-моему, это от мороженого, — опередила её бабушка.

— Знаешь ведь, что у него гланды, — сказала мама.

— А зачем вы даёте ему деньги на мороженое?

Мама промолчала, а отец догадался, что виновата бабушка. Но бабушка была мамой папы, поэтому он тоже замолчал. Со своей мамой он поговорит с глазу на глаз, и отец вернулся к сыну:

— Ну-ка глотни! Больно?

Алергуш глотнул разок-другой, и так как он проглотил при этом всю слюну, у него запершило в горле.

— Я ему сделала растирание, к завтрашнему дню выздоровеет! — успокоила отца бабушка, выглянув из кухни.

Алергуш вытянулся в постели с серьёзной миной, готовый отказаться от всех радостей жизни.

— Прими аспирин и выпей чаю! — ласково сказала мама, протягивая ему чашку и расстилая чистое полотенце, чтоб не залить чаем постель.

Отец подошёл с другой стороны и подвязал ему салфетку, как делал это, когда Алергушу было всего два годика.

В глазах отца не осталось и тени укора или суровости. Они были озабоченными и искрились нежностью. Бабушка поправила подушку за спиной внука, чтоб ему было удобнее лежать.

Алергуш нехотя глотал свой чай, кривясь от тёплого ароматного отвара липового цвета и мяты. Каждый глоток омывал грудь и растравлял голод, словно приклеивал живот к спине. А его желудок требовал чего-то сытного: от чая у него разыгрался аппетит. «Хоть бы горбушку хлеба дали…» — с грустью подумал Алергуш, глотая без всякой охоты пахучий отвар. Наконец бабушка догадалась:

— Ну дайте же мальчику поесть! На одной пустой воде он не поправится…

И вот Алергуш с жадностью уминает тёплую, кукурузную, круто заваренную кашу-мамалыгу.

Буль-буль, буль-буль! — поспешно проскальзывает мягкая, пропитанная соусом вкусная мамалыга.

Мама, папа и бабушка сплели руки вокруг кровати и облегчённо вздыхали, видя, что здоровье мальчика пошло на поправку и он ест с аппетитом. Особенно радовалась бабушка: её лекарство самое верное!

Что же до дневника, за которым отца с работы вызвали в школу и где отец около часу беседовал с классным руководителем, то Алергуш мог взять его и попозже, после того как отец уйдёт из комнаты.

Трудно прикидываться больным, когда ты здоров и тебя одолевает волчий аппетит.

Бабушка была на седьмом небе от радости: выходит, помогло растирание с уксусом и солью.

И всё-таки на следующее утро Алергуш не спешил подняться с постели. Он думал с тоской о том, что настал тот совсем безрадостный день, которого никак не минуешь. Хотя злосчастный дневник снова оказался в школьном ранце и дома всё как будто кончилось благополучно, незадачи Алергуша ещё не кончились, уж это он знал точно. Они продолжатся в школе, ведь уроков-то он так и не приготовил.

Потому он замешкался в постели, словно ждал какого-то чуда. А вдруг судьба сжалится над ним и пошлёт ему счастливый выход! Но какой может быть выход, он и понятия не имел.

Бабушка выгнала его из тёплой постели, сама застелила кровать, торопила с умыванием.

Вчера мама ставила Алергушу одеколонный компресс. Увидев внука чистым и умытым, бабушка улыбнулась:

— До чего красив и пахуч! Ничего для тебя не жалеем… даже одеколоном моем!

Алергуш принюхался, но ничего не учуял. Всегда так: когда от тебя пахнет, только ты один не чувствуешь запаха.

— Зачем меня надушили одеколоном? — рассердился он. — Хотите, чтоб меня девчонки засмеяли из-за вашего одеколона? Вот не пойду в школу!

— Эге-е! Так ведь и коза тоже не по доброй воле на рынок идёт. Не хочет, чтобы её продавали!

Чтобы внук перестал капризничать, пришлось бабушке сунуть руку в шкаф за деревянной мешалкой, которой она размешивает мамалыгу.

— Ну-у-у… Всё равно не пойду в школу… От меня несёт одеколоном!

На шум в кухню пришли отец и мама.

— Уж лучше признайся, что тебя мучат неприготовленные уроки. Одеколон тут ни при чём! — весело смеялась мама, радуясь выздоровлению сына.

И вот в руках Алергуша записка, в которой мама чёрным по белому объясняла, что её сын не приготовил уроков, так как приболел.

Эта записка немного успокоила мальчишку. Он кисло покосился на маму, чтоб убедить её, что всё на самом деле так, как она написала.

Ну и почерк у мамы! За такие каракули ему бы в классе и двойки не поставили. А ещё считается, что мама институт кончила!

Алергуш никак не мог понять, зачем ребят учат чистописанию да красивому почерку, если, вырастая большими, взрослые так уродуют буквы!

Бабушка тоже заглянула в записку. И она могла побожиться: никто не разберёт ни слова.

— Ну как там у нас в школе расшифруют, что я не приготовил уроков? — сердито ворчал Алергуш.

В разговор вмешался отец:

— Перестань! Небось и самые затейливые мамины закорючки разбирают в аптеке…

— Так ведь наша Вера Матвеевна не аптекарь! — не унимался Алергуш.

Но тут бабушка одним своим возгласом заставила замолчать неугомонного Алергуша.

— На, проглоти рыбьего жира! — сказала она.

Алергуш уткнулся в мамину записку, будто не слышит: «Уж лучше скорее в школу пойти!» Ну и потом, может статься, что Вера Матвеевна не только в математических задачках разбирается, а и в докторских рецептах и записках тоже. В крайнем случае Алергуш ей устно расскажет, о чём написала мама. А не поверит — пусть позвонит маме на работу.

На этом он окончательно примирился с жизнью, выпил какао с молоком и проглотил два яйца и два ломтя хлеба с сыром.

От бабушки ему досталась порядочная взбучка: бабушка не простила ему отказа от ложечки рыбьего жира. Зато мама сунула ему в руку чудесный апельсин, на котором была приклеена золотистая этикетка с заграничной надписью «Магос».

Алергуш тут же очистил апельсин и съел его. А этикетку он заботливо отклеил, стараясь не помять края. Такую этикетку добудешь не каждый день. Это редкость. «Покажу её ребятам в школе, — решил Алергуш, — пусть знают, какой апельсин я съел! Конечно, лучше было бы показать им апельсин…»

Сейчас он пожалел, что сразу съел его. Надо было так вот и принести вместе с этикеткой и показать всем, чтоб видели, что апельсин из самого Марокко!

Из-за этой этикетки он чуть не позабыл мамину записку. Вернее сказать, забыл бы, если бы ему не напомнила бабушка. Она заметила, что записка осталась на кухонном столе, когда Алергуш уже надевал форму. Красуясь перед зеркалом с красным галстуком на шее, мальчик любовался этикеткой, которую приклеил на лоб.

Бабушка была подслеповатой и не обратила внимания на его лоб, украшенный наклейкой.

И ушёл Алергуш из дому — за спиной ранец, в кармане мамина записка, на лбу этикетка с надписью в золотой рамке.

Но в школе его ожидало маленькое разочарование. Его опередили другие. Точно такие же этикетки были наклеены на многие парты, даже на учительском столе он обнаружил золотистые бумажки.

Вету́ца Карама́н — она дежурила в этот день — хотела снять этикетку с учительского стола, но ребята ей не позволяли. Бедовая Ветуца заспорила с ними, пока на помощь ей не подоспели другие девочки. Их было больше, чем ребят, девочки сумели отогнать мальчишек от стола и покончили с этими этикетками.

Победительницы ликовали, а мальчикам пришлось хвастать другими своими подвигами. Тэтару прилепил этикетку на троллейбус, Кирикэ — на ранец. Но никому не пришло на ум украсить этикеткой свой лоб. Поэтому Алергуш чувствовал себя героем и важно прохаживался перед партами, чтоб весь класс глядел на него и дивился.

Дзинь-дзинь! — зазвенел звонок на урок.

Алергуш не успел снять со лба «Магос». Да и чего, в самом деле, торопиться? Потом он заговорился и совсем забыл про этикетку.