Кто смастерил…

После звонка Алергуш весь так и клокотал от возмущения. Кирикэ вторил ему. И оба недовольно косились на Гицэ, который, ничего не подозревая, играл в школьном дворе.

— Не приму его больше в свою футбольную команду, вот увидишь! — злился Алергуш.

— Так я тебе и поверил! После уроков останетесь нос к носу, вместе будете пьесу репетировать!

Алергуш окаменел на несколько мгновений. Потом потрогал раскрасневшиеся уши, пылающие пламенем, хотя никто его за них не трепал. Он кипел от бессильной досады и готов был на всё, только бы проучить посуровее этого выскочку-«профессора».

Алергушу больше ни капельки не нравится роль в пьесе, где нужно дружить с тем, кого он терпеть не может. Он мысленно перебирает всевозможные способы проучить Гицэ так, чтоб тот его на всю жизнь запомнил!

А Кирикэ ещё пуще подзадоривает:

— Распрекрасно станете ручки друг другу жать. Ты, Зорий-Зориника, — Богатырю Гицэ! Ха-ха-ха!

— Никогда! Видеть его не хочу! Не стану я с ним играть в пьесе! Я ему такое подстрою, что он меня всю жизнь помнить будет! Стану я играть с этим… с этим противным зубрилой, который не поддерживает нас, ребят!

С чего это он объявил Гицэ врагом ребят, ни Алергуш, ни Кирикэ объяснить не смогли бы. Однако оба чувствуют, что большего оскорбления, чем то, которое нанёс «выскочка», на свете не бывает.

Потом они начинают рассуждать и советоваться.

— Знаешь, это была б идея… — замечает Кирикэ. — Но если ты откажешься, сразу станут искать, кому поручить эту роль вместо тебя…

— Это меня не интересует! Какое мне дело, кого назначат! Я знаю только одно… не стану играть, и всё!

— А я вот о чём думаю… — Кирикэ умолкает на некоторое время, хмурится и хитро морщит лоб. — Давай-ка поглядим… Тэта́ру мог бы сыграть, да только он ростом не вышел — коротышка, низенький. С таким Зорием-Зориникой вся школа опозорится. О́пря длинный и сильный, но эту роль до самой весны не выучит.

— Ха-а-а! Опря! Тоже нашёл артиста!

— Не я его нашёл. Ну, а кто же другой? Вра́бие? Так он же неповоротливый! К тому же и он коротышка. Выходит, некем тебя заменить. Говорю ж тебе: некого назначить. Слышишь?

— Может, ещё скажешь, чтоб я сам играл, раз некому меня заменить? — не унимается Алергуш.

— И какой же ты недогадливый! Если некем заменить тебя, выходит, зря этот несчастный «профессор» зубрит свою роль. Не так, что ли?!

У Алергуша рот расплылся до ушей. Он подпрыгивает и блаженно кричит, будто он сам до этого додумался:

— Верно! Пускай зубрит свою роль! Буду водить его за нос, сколько смогу, а сыграть не дам, и всё тут!

— Ну вот, наконец-то догадался! — И Кирикэ пожал приятелю руку.

— Пионервожатая будет меня искать после уроков, позовёт на репетицию. Да только долго ей искать придётся! И пусть поругает всё того же умника-«профессора», почему не предупредил меня ещё раз. Пусть побегает, поищет… Пусть поуговаривает меня, пусть попросит! Да пусть посулит мне сладких коврижек!..

Алергуш посмеивается, Кирикэ улыбается одними уголками губ. Он тоже доволен. Пусть-ка этот умник Гицэ в другой раз крепко подумает, выскакивать или нет. Своих товарищей предавать нельзя.

Обрадованный тем, что они всё придумали так славно, лучше быть не может, Кирикэ перекувырнул Алергуша, повалил его на песок.

До самого звонка они боролись и гонялись друг за другом, словно два ягнёнка на лужайке. Потом опрометью помчались в класс, потому что начинался урок труда.

В классе царил великий переполох. Кто-то выведал, что учитель труда заболел и что ребята будут заниматься вместе с девочками.

— Я не девчонка! И вышивать не стану! — вопил Фомикэ Назар и, размахивая портфелем, готовился улизнуть домой.

— Хо, Фома неверующий! — раздался у двери звонкий голос Родики. — Вон Мария Исаевна идёт. Она нам велела принести пустое яйцо. Мы будем делать ёлочные игрушки.

— Ура-а-а! Да здравствуют ёлочные игрушки!.. Кто принёс пустое яйцо?

— Я! Продаю! По рублю за штуку.

Родика, по прозвищу Балерина, стрекотала словно сорока и просила, чтоб её выслушали.

— Яйцо надо выпить, а скорлупку не раздавить. У кого сорочьи повадки? Кто выпьет?

— И у меня целое!

— И у меня!

— Проткни скорлупку с двух сторон да высоси сквозь дырочку белок с желтком! — посоветовал кто-то Балерине.

— Выпить сырое яйцо? Ни за что на свете!

— Ну и девчонка! Всё у неё шиворот-навыворот! — подоспел Алергуш, важно выпятив грудь, словно боец-гладиатор. — И чего тут раскричались? Дайте-ка сюда яйцо, я с ним вмиг покончу! Только скажи по-честному, оно, случайно, не протухло?

— Родика, не давай ты ему яйцо, а то он его раздавит!

Но Родика, видно, не разделяла страха подружки. Она протянула Алергушу яйцо:

— Не протухло, мама его только вчера на базаре купила. Погляди, какое свежее!

Но Алергуш не очень-то беспокоился о свежести яйца. Тем более, что чувствовал, что у него посасывает под ложечкой, потому что шёл уже пятый урок, а мелочь на завтрак он ещё на первой перемене потратил на марку. Потому он поверил Балерине.

Кто-то протянул ему иголку. Алергуш взял её, внимательно оглядел кончик, потом со сноровкой искусного хирурга проделал два отверстия в скорлупе. Вокруг столпились девочки. Стояла мёртвая тишина, о которой мог только мечтать, но не в силах был добиться даже строгий и властный учитель рисования. А он-то умел мигом укротить любого, пронзив своим колючим взглядом. Мёртвая тишина нависла над классом.

Ребята тоже вытянули головы из-за спин девочек. Они больше не толкали друг друга, не хихикали, а глядели на своего товарища, словно на циркового акробата. А в это время Алергуш поднёс яйцо к губам и осторожно, но с усилием стал высасывать содержимое. Процедура завершилась звучным чмоком.

Алергуш победоносным жестом протянул Родике скорлупку, целёхонькую и лёгкую, как пушинка. А сам крякнул от удовольствия, вытер рукавом губы, горделиво предлагая:

— Ну, кому ещё помочь?

Девочки защебетали на разные голоса, выражая своё изумление. Каждая старалась пробиться поближе к Алергушу. А подружка Родики — та самая, которая ещё недавно опасалась, как бы мальчик не раздавил скорлупку, умоляла его:

— Алергуш-Бегунок, ну прошу тебя! Выпей и моё яйцо!

Но другая девочка, рослая и кругленькая, сердито оттолкнула её:

— А ну отойди! Ты не верила ему! Не пей её яйцо, Алергуш! — И она украдкой показала ему чехословацкую монету — крону и несколько почтовых марок. (Её отец недавно ездил с делегацией в Чехословакию.)

Девочки теснились вокруг Алергуша. И каждая просила выручить. И каждая старалась привлечь редкого любителя сырых яиц каким-то вознаграждением. Ему сулили румяное яблоко, старинные монеты, открытки, редкие значки, и Алергуш пожалел, что у него не волчий аппетит. А брать подарки просто так он не хотел.

«В следующий раз буду знать, что не надо ничего есть дома, когда по расписанию урок труда!» — зарубил себе на носу Алергуш.

Тут вошла Мария Исаевна, и все ребята рассыпались по партам.

Самых красивых петушков с гребешками, которых ребята смастерили из яичной скорлупки, Мария Исаевна оценила пятёркой в журнале и сложила их в коробку.



Гребни у петушков были из бархатистой бумаги, а хвосты — из зелёных и красных бумажных ленточек.

Любо было глядеть на них. То-то будет украшение для новогодней ёлки!

Те, у кого не было яичной скорлупы, склеили цыплят из жёлтой или оранжевой бумаги.

А вот с клоунами пришлось повозиться. Нужно быть хоть малость художником, чтобы нарисовать на скорлупке глаза, приклеить длинный нос, растянуть рот до ушей и прилепить взъерошенные усы. Но и это ещё не всё. Надо умело натянуть цветной колпак.

Скорлупок на всех ребят не хватало, поэтому ученики трудились по двое над каждым клоуном.

Алергуш мастерил вместе с Родикой. Они решили сделать петушка. Сначала мальчик во всём с ней соглашался, но потом раздумал. Он хотел приклеить петушку настоящие перья, а коль их не оказалось под руками, то уж лучше смастерить клоуна. Девочка никак не соглашалась. Она твердила, что ей не нравятся шуты. Как серьёзная девочка, она непременно хотела смастерить что-то серьёзное.

— А с чего это ты взяла, будто петух серьёзней клоуна? — не сдавался Алергуш.

— Клоун смешно накрашен. Он пёстро одет и смеётся!

— А петух тоже разноцветный.

— Петух таким из яйца вылупился.

Алергуш мог бы ещё спорить. Сказать, к примеру, что и петухи могут быть весёлыми. По правде говоря, пение петуха может свободно сойти за смех, если у тебя есть, конечно, хоть капелька музыкального слуха. Однако классная Балерина, как видно, не блистала музыкальным слухом. Наконец они решили смастерить снежную бабу.

— Дадим ей длинную метлу, — сказал Алергуш. — Вот увидишь, какая славная получится снежная баба!

Родика согласилась. И они принялись за работу. Но Алергуш перестарался: глаза у снежной бабы получились такие большие и такие чёрные, что она скорей напоминала трубочиста. Родика рассердилась на Алергуша.

— Разве это снежная баба? Это трубочист какой-то, страшилище! Где мы возьмём другую скорлупку? — говорила Родика. — Не умеешь рисовать — так и скажи.

Слова Родики показались Алергушу очень несправедливыми. Будь на её месте мальчишка, он бы с ним живо рассчитался. А с девчонкой не стоит связываться. Что оставалось делать бедному Алергушу? Смыть черноту со скорлупы — и делу конец.

Они начали смывать вместе. Краска снималась с трудом, и Родике приходилось бегать к водопроводному крану, наполнять стакан водой. Грязная вода стекала с парты на юбку девочки и брюки Алергуша, но они не замечали этого, занятые важным делом.

У девочки защекотало в носу, и она почесала его влажной рукой. Взглянув на Родику, Алергуш обнаружил, что она — вылитый клоун. Мальчик покатился со смеху. Рассмеялись и соседи. Обиженная Родика расплакалась. А Мария Исаевна отправила её умываться, да ещё поругала, чтоб в другой раз была аккуратнее.

Алергушу стало жаль Родику. Ведь она позвала его работать вместе. Но пока Родика умывалась, Алергуш не мог сидеть сложа руки. Он подумал, что теперь сможет заняться делом по своему разумению. Ему уже надоело мастерить снежную бабу.

Клоун — вот кого он сделает! Да не такого, как у всех! Он пошарил в портфеле и вытащил оттуда жёлудь. Подобные сокровища он носил с собой всегда, и сколько раз они оказывались очень кстати. Шляпка жёлудя стала для клоуна прекрасной кепкой. Алергуш прилепил её пластилином. Изготовил своему клоуну пылесос из обычной катушки для ниток. Потом Алергуш подумал: «А зачем клоуну пылесос? Нет, вместо клоуна лучше смастерить законного пожарника! По всем правилам — с каской, с огнетушительным шлангом…»

Стремительно мчалось время. В конце этих бесконечных переделок клоун Алергуша превратился в страшилище, которое казалось наполовину водяным, наполовину снежной бабой.

Алергуш даже прикусил язык от восторга. Но велико ж было его разочарование, когда Мария Исаевна не приняла всерьёз его выдумку, а только недоуменно пожала плечами. Зато учительница недолго задержалась у парты «профессора». Она взяла петушка, которого тот смастерил вместе с толстушкой Анжеликой, и похвалила обоих за мастерство. Алергуш удивлённо и завистливо вздохнул. «Подумаешь — много проку от петуха!» — и с досады сплющил в ладонях своего клоуна-пожарника, скорлупу же раздавил ногой под партой Родики. А едва только раздался звонок, он был уже возле Кирикэ и зашептал ему на ухо:

— Пора! Давай удерём!

Мария Исаевна, окружённая со всех сторон учениками, которые наперебой протягивали ей свои дневники, не видела, как ребята схватили портфели и шмыгнули из класса.

В раздевалке Кирикэ сдёрнул своё пальто с вешалки. Неудачно получилось — оборвал петлю. Алергуш скинул несколько чужих пальто на пол, прежде чем отыскал свою непромокаемую стёганую куртку, которая грела получше любой шубы. Отец привёз из Москвы эту куртку, и Алергуш страшно гордился ею.

В вестибюле они внимательно огляделись: не столкнуться бы нос к носу с пионервожатой…

— Быстрей! За мной! — командовал Кирикэ.

И оба исчезли.

Загрузка...