Неукротимый: возрождение

Но Твитч просто проигнорировал меня, отнеся тарелку с тостами маленькому мальчику в нижнем белье, смотрящему мультики на полу в гостиной. Однако, когда вернулся, он многозначительно подошел ко мне. С каждым его шагом я была вынуждена отступать на шаг, пока не почувствовала, что моя задница ударилась о кухонные шкафы, и когда он получил меня там, где хотел, он посмотрел вниз на новый засос. Его глаза вспыхнули на мгновение, прежде чем он поднял руку, легонько положив ее на мою шею, проведя большим пальцем по фиолетовой отметине у моей ключицы.

— Ты что, читать не умеешь? — произнес он мягко, и тон его голоса заставил мое тело отреагировать. — Каждый из этих знаков — любовное письмо. — Он посмотрел на меня сверху вниз, эти мягкие карие глаза смотрели глубоко внутрь меня. — Если ты присмотришься достаточно внимательно, то поймешь, что они говорят.

Господи Иисусе. Никогда в жизни меня так не возбуждали простые слова.

Мне хотелось схватить его за затылок, притянуть к своей шее и умолять дать мне еще стихи из Священного Писания для чтения в свободное время.

Вместо этого я испортила этот момент.

— Что мы собираемся делать с Линг?

Его глаза потемнели, когда он услышал ее имя.

— Мы ничего не собираемся делать. — Его челюсть напряглась, и он тихо сказал: — Оставь ее мне, Ангел. — На мой неуверенный взгляд он продолжил: — Не уверен, вернется ли она, но после сообщения, которое я отправил, она обязательно отступит.

— Какого сообщения? — я не могла не спросить.

И, что удивительно, он ответил мне, его большой палец нежно провел по моей коже в утешительной манере.

— Подчинись или умри.

Думаю, он был немного шокирован, когда я оглянулась за него, чтобы посмотреть на ЭйДжея. Когда я была уверена, что он не слушает, то понизила голос и избегала его взгляда.

— Я не хочу, чтобы у нее был выбор. — Когда я встретила его прищуренный взгляд, то откровенно сказала ему: — Я хочу, чтобы она ушла.

Он долго смотрел на меня, моргая, прежде чем его губы сжались.

— Это будет нелегко. Она королева, и ее Драконы охраняют ее. Мы должны быть умными. Сдержанными. — Услышав, как ЭйДжей шаркает по гостиной, Твитч обернулся, чтобы посмотреть на него, прежде чем снова повернуться ко мне и объяснить: — Проблема такого масштаба может занять некоторое время, чтобы... — он подумал о слове, — … исчезнуть.

— Мне все равно. — Я положила руки на пояс его джинсов, прежде чем засунуть пальцы в его карманы и мягко притянуть его ближе. Он пришел, когда его позвали. Я подняла на него глаза, посмотрела прямо на него и прошептала: — Я хочу, чтобы она умерла.

То, как он посмотрел на меня, с восхищением и уважением, которые я редко видела у него, заставило мои внутренности затрепетать. Он протянул руку, чтобы обхватить мою щеку, и я подалась навстречу его прикосновению, когда он пророкотал:

— Такая сильная.

Это был комплимент, но совершенно необоснованный, так как я чувствовала, что разваливаюсь на части.

Положив руки мне на плечи и посмотрев вниз на мои губы, он спросил:

— Когда ты собираешься дать мне этот рот, детка? — потребность в его голосе была ощутимой. — Я пытаюсь быть терпеливым, но как уже говорил тебе раньше, я не святой.

— Скоро, — пообещала я с придыханием.

Я еще не была готова, но уже почти. Когда я дам ему свой рот, пути назад уже не будет. Это последняя частичка меня, которую я должна буду отдать, самая интимная часть меня, которую я должна буду отдать, и я не собиралась отказываться от нее без уверенности.

И когда он посмотрел на меня так, как он смотрел на меня прямо сейчас, с сердцем нараспашку, я опустила взгляд, и мое сердце бешено заколотилось.

— Прекрати это.

Он казался смущенным.

— Прекратить что?

Мои щеки вспыхнули.

— Прекрати завоевывать меня.

Его грубый смешок попал мне прямо в яичники, и когда он крепко обнял меня, опустив голову и смеясь мне в шею, я держалась за его карманы и застенчиво улыбалась.

Именно тогда я поняла, что хочу еще детей от моего прекрасного замученного короля, и, может быть, если он справится, похоронив королеву Драконов, мы поговорим об этом.

Твитч был лекарством, о котором я не знала, что мне нужно, и я хотела вколоть его прямо в свои вены и оставаться под кайфом от него всю свою жизнь.

Что это говорит обо мне?

Господи.

Я не хотела думать об этом.

Молли вошла в кухню и застонала:

— О Боже. Остановитесь.

Когда Твитч повернулся, чтобы посмотреть на нее, в уголках его глаз появились морщинки.

— Знаешь, ты могла бы просто отвалить.

Молли налила себе чашку кофе.

— Серьезно. Это все равно, что видеть, как твоя горячая мамочка целуется со своим новым мальчиком-игрушкой. — Она протянула руку к Твитчу. — А ее парень — татуированный танк, который не носит рубашку по дому. Тьфу. Отвратительно.

Я откинула голову назад и громко рассмеялась.

Вот почему я любила Молли. Ее уровень дерзости был экстраординарным.

— Как скажешь. — Я вырвалась из хватки Твитча, и когда я это сделала, он издал низкое горловое рычание. Я нежно прикоснулась рукой к его аккуратно подстриженному затылку и заявила: — Мне нужно в душ.

Молли подошла ближе.

— Эй, Лекс, у тебя здесь что-то есть. — Она указала на свою ключицу, и когда я не сделала никакого движения, она сделала еще один шаг и попыталась стереть это с меня, прежде чем поняла, что это за отметина. Ее глаза расширились от удивления, прежде чем сузиться, а затем остановиться на Твитче. Она тихо сказала: — Сколько тебе лет? Четырнадцать?

Молли повернулась, недоверчиво качая головой, и вышла из кухни, Твитч поднял ногу и слегка пнул ее по заднице. В тот момент, когда ее кофе пролился, она издала звук чистого бешенства, прежде чем повернуться к нему и закричать:

— Придурок!

И это был мой намек на то, чтобы уйти.

Я направилась в ванную, и звуки семейной ссоры обрушились на меня, заставляя чувствовать себя одновременно легко и счастливо.

Серьезно.

Я была фриком.

***

Твитч

— Ты не помнишь меня, не так ли?

Молли сидела на диване с ЭйДжеем на коленях, и ее глаза пристально смотрели на меня. Ее голос оставался нежным, когда она провела рукой по волосам моего сына.

Я оторвал взгляд от своего телефона.

— А должен?

ЭйДжей сидел в своем планшете, с наушниками в ушах, и смотрел какое-то дурацкое шоу, где взрослые мужчины и женщины распаковывали коробки с яйцами-сюрпризами и показывали детям дома, что у них получилось. Я серьезно не понимал, что смотрят дети в наши дни.

А люди думали, что у меня проблемы.

— Ты знал моего отца, — это было все, что она сказала, и когда она не продолжила, я поднял руку и бросил ей жест «продолжай». — Она сделала глубокий вдох и продолжила. — Мне было около восьми лет, и когда ты вошел в наш дом, я спряталась за перилами, наблюдая за тобой. — Она улыбнулась. — Я была убеждена, что ты Мокои. — Когда я нахмурился, она объяснила: — Дух аборигенов, который похищал и ел детей. Мой отец рассказывал нам истории о Мокои. Они были высокими и необычайно худыми, с темными волосами и красными глазами, и они спали высоко на деревьях, высматривая своих следующих жертв. Мокои были нежитью, порожденной темной магией, и они часто носили души тех, кто неправильно использовал магию при жизни.

Под моим озадаченным взглядом она посмотрела на меня и прикусила свою чрезмерно полную нижнюю губу, ее мелодичный голос продолжал звучать.

— Моя домашняя жизнь не была хорошей, и хотя я была всего лишь ребенком, я чувствовала, что лучше рискнуть с Мокои, чем оставаться там, где я была. — Она опустила лицо и посмотрела на моего сына с любовью, которую приберегала только для него. — Я была босиком и грязная. Мои кудри были сильно спутаны, футболка, которую я носила, была порвана, а ступни кровоточили. — Она с трудом сглотнула и быстро заморгала. — И я подошла к тебе, вложив свою липкую руку в твою, и сказала…

О, черт.

Я вспомнил ее.

Как я мог забыть?

— Я готова, — закончил я ее предложение, недоверчиво моргая.

Она кивнула, ее глаза сияли.

— Да. — Она прочистила горло. — Ты посмотрел на мое состояние и опустился на колени, вытирая слезы с моих щек. Видишь ли, мне было грустно, что я больше никогда не увижу своих сестер, потому что, когда Мокои забирал тебя, ты не возвращался. Ты выглядел злым, но ты был добр ко мне, и на долю секунды я смирилась с тем, что ты меня съешь.

Ах, черт.

Я подумал о своем сыне в подобной ситуации, и у меня защемило в груди.

Для меня это был жесткий предел. Я никогда не мог смириться с жестокостью по отношению к детям.

— Но ты сделал то, чего я не планировала, — просветила маленькая женщина.

Да. Я помню.

Я посмотрел на своего сына и тихо пробормотал:

— Я убил твоего отца.

Она широко улыбнулась и кивнула.

— Да. Застрелил его прямо у меня на глазах.

Мои брови нахмурились.

— Я не хотел, чтобы это произошло.

— Знаю, — тихо сказала она. — Но это изменило мою жизнь. Это изменило жизнь и моих сестер. Наш отец... — она сделала паузу, — ... был жестоким человеком. Ему нравилось психологически мучить нас, а когда это не срабатывало, он наказывал нас физически. — Ее губы сжались. — Ни за что, кроме того, что мы девочки.

Монти «Мясник» Холден был свиньей, и я не чувствовал вины за то, что убил его.

Однако я был сбит с толку.

— Как ты здесь оказалась?

— Совершенно случайно. Я видела Юлия на встрече и спросила о тебе. Он сказал мне, что ты умер, и я... — ее голос затих, — … расстроилась. Потому что была у тебя в долгу, и узнать, что у меня никогда не будет шанса отплатить тебе, было невыносимо неприятно. Он спросил, насколько сильно я хочу избавиться от этого долга, и я сказала ему, что сделала бы все, что угодно. Именно тогда он предложил встретиться с Лекси. — Она погладила моего сына по волосам, и ЭйДжей потянулся, чтобы крепко обнять ее, пока смотрел на экран у себя на коленях. — И когда я встретила этого маленького воришку, он украл мое сердце.

К чему она вела?

— Почему ты мне это рассказываешь?

Молли многозначительно посмотрела на меня.

— Потому что мне нужно, чтобы ты понял, я готова защищать твою семью ценой собственной жизни, если это необходимо.

Она имела в виду то, что сказала. Я был уверен в этом.

— Надеюсь, до этого не дойдет, — пробормотал я. — Моему сыну, кажется, ты нравишься живой. И это кое-что значит для меня.

Ее глаза остановились на маленьком монстре у нее на коленях, и она мягко улыбнулась.

— Не имеет значения, чего он хочет. Если до этого дойдет, я прикрою его своим телом. — Она обняла его, и ЭйДжей улыбнулся ей, не слыша, что она говорит. Она улыбнулась сквозь свои слова. — И я убью любого, кто попытается причинить ему вред. — Ее взгляд остановился на мне, она посерьезнела. — Кого угодно.

Хорошо. Мы определенно были на одной волне.

Я снова посмотрел на свой телефон. Мой голос был низким.

— Я знал, что ты мне понравишься, Молли.

Глава 25

Линг

Я сидела на табурете, одетая только в его рубашку, мои глаза улыбались красивому мужчине, готовящему для меня.

— Поэтому я сказал ему… — он сделал паузу, чтобы перевернуть гезлеме (турецкая лепешка), — … что ему лучше, бл*дь, следить за своим языком, или я добавлю одну дырку его голове. — Он повернулся и ухмыльнулся мне. — И почти уверен, что видел, как взрослый мужчина наложил в штаны.

Я усмехнулась себе под нос, качая головой. Он был смешон, мой прекрасный турок. И он начинал значить для меня больше, чем кто-либо в мире. Так что мне нужно было сказать ему.

Он был обнажен по пояс, и мои глаза блуждали по мускулистым линиям его тела. Когда он отвернулся, я прочистила горло, а затем заговорила:

— Я нашла его.

Аслан замер. Он долго стоял ко мне спиной, прежде чем повернулся лицом, выражение его лица было непроницаемым.

— Да. — Я провела рукой по своим длинным волосам и вздохнула. — Ты был прав. — Мои глаза встретились с его. — Он вернулся.

Ас изучал мое лицо, прежде чем протянуть:

— И что мы чувствуем по этому поводу?

Мы.

Тьфу. Он убивал меня.

— Мы, — начала я, — чувствуем себя преданными и обиженными. — И отвергнутыми. Мой взгляд опустился на стойку, и я провела идеально наманикюренным ногтем по прохладному мрамору. — Мы не знаем, что думать или что говорить. — Я вздохнула, затем посмотрела ему в глаза. — Но мы не чувствуем себя хорошо из-за этого.

— Хорошо, — легко сказал он за мгновение до того, как выключил плиту и снял сковороду с огня. Повернувшись ко мне спиной, он тихо произнес: — И что это меняет, детка?

Страх в его голосе перекликался со страхом в моем.

— Не знаю, — честно пробормотала я.

Он повернулся ко мне, его темные глаза были темнее, чем я когда-либо видела. Голос был низким.

— Ты хочешь, чтобы он вернулся?

Опять же, честность, простая и понятная.

— Больше не знаю. — Я опустила глаза. — Думала, что да. — Мое сердце бешено колотилось. — Но я так уже не думаю, потому что... — я тяжело сглотнула, избегая его обжигающего взгляда, и тихо сказала: — … у меня есть ты.

Аслан заполнил зияющую дыру внутри меня. Я больше не хотела и не желала Твитча. Мне нужен был мужчина, стоящий прямо передо мной, мужчина рядом со мной, несмотря на то, что шансы всегда были против нас.

Несмотря на то, что никто не хотел бы, чтобы мы были вместе.

Несмотря на то, что мужчина, которого я любила, был женат и никогда не уйдет от своей жены.

Мы были членами королевских семей, но никогда не правили бы вместе. Мы были трагедией в процессе становления, и это только заставило меня хотеть его еще больше.

Я наблюдала, как его тело расслабилось, теряя часть очевидного напряжения на его лице. Его губы приоткрылись, и он глубоко вздохнул, проведя рукой по затылку.

Наши отчаянные взгляды встретились через стойку, и все неправильное в мире растаяло.

Мой голос был мягким, как шепот.

— Я люблю тебя.

Ас закрыл глаза и держал их закрытыми, отвечая тем же.

— Я тоже люблю тебя, Линг.

Напряжение вокруг моего сердца ослабло, и я наблюдала, как мужчина, который покорил меня поврежденными розами и нежными поцелуями, вздохнул с облегчением.

Пусть у Твитча будет его маленькая семья.

У меня было кое-что получше.

***

Твитч

Я почувствовал, что она наблюдает за мной в открытом дверном проеме. Натягивая толстовку, я услышал тихие слова, которые она произнесла.

— Куда ты направляешься?

Ее голос был мягким, но она не могла скрыть беспокойство, которое сквозило в нем.

Застегнув молнию, я повернулся и пожалел, что сделал это. Она носила свое беспокойство как вторую кожу.

— Просто забегу домой.

Лекси подняла руки и обняла себя, и это маленькое движение вызвало у меня желание остаться и быть рядом с ней, спать рядом со своей женщиной и чувствовать себя как дома со своей семьей. К сожалению, я не мог этого сделать. Это дерьмо нужно было пресечь в зародыше, а мои братья и я были единственными, кто мог сделать то, что нужно было сделать.

Она дернула подбородком, указывая в мою сторону.

— Ты всегда берешь с собой пистолет домой?

Мой Ангел ничего не упускает.

— При таких обстоятельствах, да.

Я беспокоился о ее реакции.

Мне не следовало этого делать.

Выпрямившись, она кивнула, а затем тихо вздохнула.

— Хорошо. — Она опустила руки по швам и сказала: — Хорошо, уложи своего сына, прежде чем уйдешь.

Иисус, бл*дь, Христос.

Эта женщина.

Такая сильная.

Когда я двигался, делал это медленно, целенаправленно, и когда подошел к ней, посмотрел в ее большие голубые глаза, прежде чем тихо заговорить.

— Поцелуй меня, прежде чем я уйду.

Она пристально посмотрела мне в глаза.

— Нет.

Я нахмурился, а она широко улыбнулась, и мой член дернулся.

Когда она попятилась из комнаты, я пошел по коридору пожелать спокойной ночи своему сыну. После того как сделал это, я заметил, что она ждет меня у входной двери. Я неторопливо приближался, и когда подошел, она обняла меня. Это стало моей второй натурой — обнимать эту женщину.

Эта женщина, которая дала мне так много.

Свое сердце, сына, дом. Она дала мне все, о чем я и не подозревал, что хотел, и продолжала давать ежедневно.

Я был счастливым человеком, и однажды этот ангел станет моей женой, наденет мое кольцо, и после того, как мы произнесем наши клятвы, я буду держать ее босой, беременной и чертовски счастливой.

Глядя на нее такой, какой она была, я решил, что мне нужна дочь с редкой нежностью и алмазоподобной силой Лекси. Девочка, которая будет любить своего папочку, каким бы куском дерьма он ни был.

Ее нежная осторожность пронзила меня, как горячий нож масло. Она тихо заговорила в изгиб моей шеи.

— Будь аккуратен. — Когда она нежно поцеловала старую огнестрельную рану, округлый шрам, который я получил, защищая ее в тот роковой день шесть лет назад, я потерял самообладание.

Я низко зарычал, а затем отстранился, чтобы устремить на нее свой темный взгляд.

— Продолжай так смотреть мне вслед, и я женюсь на твоей заднице.

Ее ответ вызвал у меня дрожь.

Глядя на меня широко раскрытыми глазами и красивая, как персик, она слегка наклонила голову и спросила:

— Обещаешь?

Звук подъезжающей машины привлек наше внимание, и я наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Позже.

Не говоря больше ни слова, я вышел из дома и подошел к черному внедорожнику, открыл дверь и скользнул на пассажирское сиденье. Как только я закрыл дверь, машина тронулась с места, и я повернулся к Юлию.

— Ну, как дела? — спросил я.

Хэппи заговорил с заднего сиденья:

— Я не знаю, как мы проникнем внутрь, не говоря уже о том, чтобы подобраться достаточно близко, чтобы прихлопнуть ее. Люди охраняют ее, как будто она — второе пришествие Христа.

Юлий хмыкнул.

— У нее есть квартира в городе, неофициально. Линг считает себя умной, но чем самоувереннее становится, тем она неряшливее. Она ходит в эту квартиру, чтобы залечь на дно. Почти каждую ночь она там и... — когда я повернулся к нему, он на мгновение взглянул на меня, прежде чем снова отвернуться к дороге, — … ты не поверишь, кого я вижу, регулярно входящим и выходящим из этого места.

— Кого?

— Аслана Садыка.

Когда Юлий сказал это, волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Сраный ублюдок. — Я ударил кулаком по приборной панели, достаточно сильно, чтобы пластик заскрипел. Я посмотрел на Юлия. — Угадай, кто видел меня в гребаном торговом центре пару недель назад? — я повернулся, чтобы оглянуться на Хэппи. — Аслан, гребаный турок.

Хэппи сильно нахмурился.

— Что? Думаешь, у него с Линг есть какие-то дела? — он покачал головой. — Не может быть. Драконы и Потерянные Мальчики ненавидят друг друга, чувак, с незапамятных времен, и эта ненависть глубока. Она уже опозорена. Не думаю, что она настолько глупа.

— Она глупа, — мрачно сказал Юлий. Когда он посмотрел на меня, его губы были поджаты в тонкую линию. — Почему ты ничего не сказал?

Я бросил на него взгляд, который говорил: «Ты, бл*дь, издеваешься надо мной?», затем долго смотрел на него, моргая.

— Ты не отвечал на мои звонки, потому что я, — медленно протянул я, — задел твои чувства.

Юлий прищурился, глядя на меня, прежде чем снова отвернуться к дороге. Некоторое время спустя он заговорил.

— Хорошо, значит, Аслан передает информацию Линг. — Он посмотрел в зеркало заднего вида, чтобы увидеть Хэппи. — Это единственное, что имеет смысл. Вопрос в том почему?

Это было очевидно.

Хэппи неохотно произнес:

— Потому что они трахаются.

— Потому что они трахаются, — повторил Юлий, вздыхая себе под нос.

Линг была самоубийцей, если думала, что Драконы посмотрят сквозь пальцы на этот проступок.

Нет. Они принесут ее голову на блюде.

Может быть, это был самый разумный способ обойти нашу проблему — позволить ей уничтожить себя.

— Хорошо. — Я выглянул в окно движущейся машины. — Поехали перекинемся парой слов с турком.

Дом был настоящей крепостью. Он был огромным, внушительным, и у них была охрана, не уступающая Алькатрасу. Но у нас было то, чего у них не было.

Хэппи.

Сидя на заднем сиденье, он быстро печатал на ноутбуке.

— Дайте мне секунду. — Он продолжал печатать. — У них есть две последовательные системы, работающие одновременно. — Его пальцы быстро забегали по клавиатуре. — Хорошо, сейчас я доберусь туда. — Звуки щелкающих кнопок сводили меня с ума. — Еще одна команда и… — он нажал «ввод», — … они отключены. — Он перевел взгляд с меня на Юлия. — Поехали. Не знаю, как скоро они поймут и пошлют кого-нибудь исправить то, что я испортил.

Натянув капюшон, я вышел из машины и открыл приложение Хэппи, установленное на моем телефоне. Я направил его на трехдверный гараж и нажал на кнопку. Одна из дверей начала подниматься, и я снова повернулся к Хэппи с серьезным лицом.

— Трахни меня.

Хэппи просто приподнял бровь и ухмыльнулся.

Этот человек знал свое дело.

Правильная технология в чужих руках была опасной вещью.

Мы вошли внутрь, и я снова нажал на кнопку, закрывая за нами дверь. В задней части широко открытого пространства была дверь, и когда я добрался до нее, то осторожно положил руку на ручку и попытался повернуть, но она не поддавалась. Она была заперта. Юлий поднял руку и легонько постучал рядом с клавиатурой, прикрепленной к двери. Я отступил назад, когда Хэппи подошел, открыл пластиковый корпус и повозился с проводами. Мгновение спустя красный огонек сменился зеленым, и когда Хэппи нажал на ручку, она повернулась.

Мы были внутри.

В тот момент, когда дверь открылась, женский голос позвал:

— Думала, ты сказал, что опоздаешь? — мы двинулись по коридору с оружием наготове, а она продолжила: — Ну, я только что начала третий сезон «Игры престолов». Пойдем посмотрим со мной. — Она усмехнулась. — Клянусь Богом, Ас, это все такое дерьмо… — когда она появилась в поле зрения, ее голова дернулась от шока, ее широко раскрытые глаза метались между нами тремя, и она прошептала: — Оу.

Молодая женщина в инвалидном кресле была чрезмерно худой, ее большие карие глаза расширились от страха, длинные черные волосы были собраны в низкий конский хвост. На ней был толстый свитер, а на колени натянуто одеяло. Ее полные губы приоткрылись в отчаянии, когда она тихо проговорила:

— Вы собираетесь убить меня?

Я чувствовал себя полным придурком. Она явно была нездорова. Но это была не моя проблема.

— Еще не знаю. — Я подошел к ней ближе, мой тон был нежным. — Это зависит от твоего мужа.

Удивительно, но она выдержала мой взгляд с силой королевы, которой и была.

— Что ж, — вздохнула она. — Он не вернется домой до позднего вечера. — Она использовала свои руки, чтобы развернуть инвалидное кресло, и начала медленно двигаться. — Так что, думаю, заходите.

Мы внимательно следили за ней, и когда она переместилась в уютную гостиную, то устроилась перед обогревателем, наслаждаясь его теплом, потирая ноги и морщась. Она оглянулась и махнула рукой в сторону дивана.

— Садитесь.

Прежде чем сесть, я подошел к ней и протянул руку.

— Телефон.

Глядя на меня, она вытащила свой сотовый из-под одеяла, и я увидел, что экран сообщений был открыт, и единственное слово, написанное там, было «помоги». К счастью, она еще не отправила его. Мои глаза сузились, глядя на нее, и она пожала плечами, выглядя слегка смущенной.

— Не можешь винить меня за попытку.

Нет, не мог.

Пока Хэппи и Юлий сидели на диване с оружием наготове, я вытащил табурет из-за барной стойки и сел рядом с хрупкой на вид женщиной. Она пристально посмотрела на меня, и я произнес:

— Ты, наверное, не помнишь меня…

Но она оборвала меня будничным тоном:

— Я помню тебя.

Ладно. Хорошо.

Это было хорошо.

Тогда она знает, на что я способен.

После этого мы некоторое время не разговаривали, но когда часовая отметка прошла, мне стало скучно ждать. Увидев, что глаза женщины медленно и устало моргают, я прочистил горло. В ту секунду, когда ее усталые глаза остановились на мне, я произнес:

— Что с тобой не так?

Слова не были жестокими, просто любопытство.

Она грустно улыбнулась.

— Рассеянный склероз.

Я сочувственно вздохнул, слегка покачав головой.

— Извини.

— Все в порядке. — Она усмехнулась, но так натянуто, что получилась гримаса. — Может быть, ты избавишь меня от страданий сегодня вечером.

Нет, я не сделаю этого.

— Да, может быть.

Еще час, и я был готов спросить у спящей женщины, нет ли у нее колоды карт, или шашек, или еще чего-нибудь, чтобы скоротать время.

В этот момент открылась дверь гаража, и послышались тяжелые шаги.

— Ася? — прежде чем он вошел, она пошевелилась, моргая сквозь сон. Он крикнул: — Чертовы серверы снова отключены. — В его голосе звучало разочарование. — Клянусь Богом, татлым (с турец. — голубка, милая), мне надоела эта чушь с мониторингом. Как будто я плачу им за то, чтобы они трахали меня по кругу...

Когда он вошел в гостиную, его взгляд остановился на мне, сидевшем рядом с его женой, и когда он увидел ее слабое состояние, он сделал выпад.

— Ты ублюдок. — Он бросился вперед, а Хэппи и Юлий встали, направив на него свое оружие. Тяжело дыша, у Аслана хватило здравого смысла поднять руки и сделать шаг назад. Он посмотрел на меня, его ноздри раздувались от гнева. Он проговорил сквозь стиснутые зубы: — Она больна.

Я использовал дуло своего пистолета, чтобы почесать висок.

— Вижу. — Я оглянулся на Асю, которая теперь смотрела на своего мужа широко раскрытыми, извиняющимися глазами, и снова повернулся к нему. — Я был идеальным джентльменом, не так ли, Ася?

Вена на виске Аслана вздулась, его лицо скривилось, и он ткнул в меня пальцем, прошипев:

— Ты, не произноси ее имени!

Он явно любил эту женщину.

Какого черта он делал с Линг?

Я рискнул взглянуть на женщину.

Единственное, что имело смысл, так это то, что он не занимался сексом дома.

Мои губы сжались.

Неправильный выбор привел к плохим обстоятельствам, и теперь он застрял. Я надеялся, что Линг того стоила.

— Я в порядке, — сказала женщина рядом со мной. — Он ничего не сделал, ашкым (с турец. — любовь моя). — Она моргнула, глядя на меня, тяжело сглотнув. — Пока нет.

Облегчение нахлынуло на Аслана, и он попытался успокоиться. Настороженно переводя взгляд с нас троих, он оценивал свое положение. Его неминуемую гибель.

— Почему ты здесь?

— Ты знаешь почему, Садык. — Понизив голос, я произнес: — Я здесь из-за женщины.

Аслан выглядел смущенным.

— Женщины, которая еще пару недель назад думала, что я мертв.

Чертов турок начал понимать, в чем дело.

— Смертоносной гадюки, — объяснил я. — Дракона, который пришел в мой дом посреди ночи, сделал угрожающий жест моей женщине и поставил мишень на ее хорошенькую головку.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — произнес он, но его прищуренные глаза говорили о многом.

Он был готов поговорить, но не в присутствии своей жены.

Ну и хрен с ним.

Я никогда не играл по правилам.

Неужели он забыл, кто я такой?

Трон принадлежал кому-то другому, но мы все знали, что если я захочу его вернуть, все, что мне нужно будет сделать, это заявить, что он мой.

— Конечно, знаешь, — пробормотал Юлий. — Ты проводил почти каждую ночь в ее городской квартире до раннего утра. — Он посмотрел на Асю. — Что? Ты не знала, что твой муж трахает Королеву Драконов? — Когда и без того бледное лицо Аси стало фарфоровым, и она вопросительно посмотрела на своего мужа, Юлий бросил ей свой телефон. — У меня есть несколько хороших фотографий для тебя, принцесса. — Он снова повернулся к Аслану. — О, прости. Это была чушь про «ей не нужно знать»?

Ася пролистала фотографии, и ее дыхание участилось. Когда телефон с грохотом выпал из ее рук на деревянный пол, она поднесла дрожащие руки ко рту, тихо покачав головой, и подняла заплаканные глаза на своего мужа, теперь зная уровень его предательства.

Аслан с трудом сглотнул.

— Это не то, на что похоже, — сказал он ей, но для всех в комнате это прозвучало слабо.

— Я скажу тебе это один раз, Садык, — сказал я, прежде чем предложить свой совет. — С этой женщиной что-то не так. Линг — это чума в этом мире. Она разрушит твою жизнь всеми возможными способами, и когда ты не дашь ей то, что она хочет... — я посмотрел на Асю, но обратился к ее мужу, — … она начнет поганить все, что ты любишь. — Я повернулся к нему и увидел, как вытянулось его лицо. — Это не ее вина, она просто не знает ничего лучшего. — Я предупредил его: — Ты не сможешь ее исцелить. То, что сломалось внутри нее, не может быть восстановлено.

Аслан посмотрел на свою жену с такой грустью, какой я никогда не видел у обычно уверенного в себе мужчины.

— Это не было запланировано, — сказал он ей, его грубый голос дрогнул. — Мне так жаль, султаным (с турец. — моя принцесса).

Я видел, что до них начало доходить, но мне нужно было, чтобы они знали, какова моя позиция по поводу отношений гребаного турка с Королевой Драконов.

Повернувшись к женщине рядом со мной, я протянул руку, и она неохотно вложила свои дрожащие пальцы в мою раскрытую ладонь. Я обратился к ней напрямую: нахер ее мужа.

— Должен кое в чем признаться. Я пришел сюда не для того, чтобы причинить тебе боль, но... — когда она моргнула, ее ресницы увлажнились, — … вижу, что это то, что я здесь сделал, так что мне жаль. — Я похлопал ее по холодной руке и облизнул губы. — Твой муж должен сделать выбор, и я надеюсь, что он сделает правильный выбор, потому что... — я заглянул в ее глаза, нуждаясь, чтобы она увидела, насколько я серьезен, — … если я вернусь сюда снова, — мрачно произнес я, — то буду последним, что ты когда-либо увидишь, принцесса.

Она сделала судорожный вдох, прежде чем понимающе кивнула.

Я положил ее руку ей на колено, накрыв ее своей, и сосредоточился на сломленном человеке в другом конце комнаты.

— Что тебе нужно понять, Аслан, так это то, что Линг может быть сумасшедшей, но... — я отпустил руку его жены и встал, подходя к нему, и когда заговорил снова, мой тон был мрачным, — но я научил ее всему, что она знает. — Я подошел ближе и тихо пробормотал: — Ты хочешь безумия, брат? — мой прищуренный взгляд опустился на него, когда я скривил губы. — Трахни мою семью, и я покажу тебе, что сумасшествие Линг не имеет ничего общего с моим.

Я оглядел его с ног до головы, затем прошептал:

— Ты давал клятвы этой женщине, ты кусок дерьма. Это для тебя ничего не значит? — Я видел, как исказилось его лицо. — Она больна. — Упала первая из его слез. — Ей нужен ее муж, а ты оставляешь ее одну, трахаясь с психопаткой? — он закрыл глаза, и я пробормотал: — Что с тобой не так? Возьми себя в руки и будь тем гребаным мужчиной, который нужен твоей жене, пока у тебя еще есть время.

Когда он задрожал от переполнявших его эмоций, которые он пытался сдержать в себе, с пистолетом в руке я обернулся и спросил:

— Эй, Ася? Хочешь, чтобы я разделался с этим ублюдком ради тебя?

— Нет! — закричала она, ее тело сотрясалось от рыданий. — Нет, пожалуйста. Пожалуйста, не надо. — Она потянулась к мужчине, который ее не заслуживал, и тихо заплакала: — Пожалуйста. Я люблю его.

Тогда Аслан открыто заплакал, и я не увидел в его глазах ничего, кроме стыда.

Хорошо. Я здесь закончил.

Я поднял руку и ткнул его в грудь.

— Тебя спас ангел.

И с этими словами мы ушли, оставив между нами кровавый след из разбитых сердец.

***

Аслан

Мы просидели в тишине, казалось, несколько часов, прежде чем она заговорила.

— Ее?

Уровень предательства в ее голосе сильно задел меня. Но Ася заслуживала правды, поэтому я дал бы ее ей, даже несмотря на то, что мой голос дрожал.

— Да.

Одним этим словом моя жена была уничтожена. Я наблюдал с другого конца комнаты, как она плакала в полной тишине, и в этот момент я почувствовал себя совершенно недостойным того, чтобы видеть, как принцесса плачет.

Сегодня вечером мой мир развалился на части, и мне некого было винить, кроме себя.

Мне хотелось избить что-нибудь. Я хотел побыть один. Мне нужно было уехать, но я не мог оставить ее.

Она шмыгнула носом, затем сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в голосе, и то, что она сказала, сразило меня наповал.

— Я не хотела, чтобы ты страдал из-за моей болезни, Ас. — Она развернула свое кресло лицом ко мне. — Знаю, мы говорили навсегда, но… — ее губы задрожали, — … вечность пришла к нам раньше, чем мы надеялись, и… — еще несколько слез скатилось, — … я так сожалею об этом. Мне жаль, что наша вечность была лишь временной. — Ее тихое рыдание погубило меня. — Никогда не хотела, чтобы это случилось, хайатым (с турец. — моя жизнь).

До меня не доходило, пока она не сказала это, что я, возможно, чувствовал себя преданным из-за того, что она заболела.

Да, я был плохим человеком. Но я никогда не был плохим мужем. До сих пор.

И осознание этого сломило меня.

Ни секунды не колеблясь, я подошел к своей турецкой принцессе и опустился перед ней на колени. Одно это действие говорило о многом. Быть покорным было не в моем характере, но я бы сдавался ей снова и снова, потому что она была достойна.

Хриплым голосом я произнес:

— Я разочаровал тебя, карим (с турец. — жена моя).

Она посмотрела на меня с глубокой печалью.

— Так же, как я разочаровала тебя.

Я был демоном.

Кто я такой, чтобы заставлять такую чистую душу испытывать разочарование, когда она ничего не сделала, кроме как сияла сквозь тьму, которая поглотила меня?

Я действительно был дьяволом. Злодеем.

Когда она потянулась ко мне, я встретил ее на полпути, взяв ее нежную руку в свою. Эти красивые глаза лани, которые я всегда обожал, встретились с моими, когда она прошептала:

— Сени севиорум.

«Я люблю тебя».

Эти слова лишили меня жизни, и, опустив голову к ней на колени, я крепко сжал ее руку, как будто боялся, что она оставит меня, и заплакал как ребенок.

Я любил свою жену. Любил ее гораздо больше, чем самого себя. Я любил ее больше всего на свете, даже больше, чем женщину с ледяным сердцем и вишнево-красными губами. И Твитч был прав.

Линг того не стоила, что бы я к ней ни чувствовал.

Моя семья была на первом месте.

Я был глупцом, начав все это. Мне нужно было покончить с этим.

Завтра я прекращу свою интрижку.

Глава 26

Лекси

Он забрался в постель где-то перед рассветом, и когда он придвинулся ближе и нежно погладил меня по волосам, я заговорила в темноту.

— Как все прошло?

Но на данный момент он проигнорировал меня.

— Иди ко мне.

И я охотно пошла, нуждаясь в том, чтобы услышать стук его сердца, и когда положила голову ему на грудь и услышала ровный стук его сердца, я расслабилась в нем, с закрытыми глазами проводя рукой вверх и вниз по его боку.

— Итак?

Он колебался секунду, прежде чем заговорил низким голосом.

— Лишился своего единственного союзника. — Хорошо. Его руки сжались вокруг меня. — Разрушаем крепость, кусочек за кусочком. — Затем он сказал сквозь зевоту: — Мне, нахрен, плевать, сколько времени это займет. Ты хочешь, чтобы она исчезла, детка... — Его голос стал сонным. — … она исчезнет.

Это было обещание. Он дал клятву. Все внутри меня твердило, что он любой ценой будет держать нас в безопасности

И, как идиотка, которой была, я решила поверить в это.

***

Молли

Из-за полученного сообщения мой телефон в руке стал тяжелее, чем был на самом деле.

Я только что уложила маленького монстра спать и знала, что так или иначе мне придется ответить.

Мое сердце бешено колотилось.

В любом случае, я была в проигрыше.

Если я скажу «да», я вернусь к человеку, чья семья уничтожила меня.

Если я скажу «нет», он будет потерян для меня навсегда.

Я держала телефон в руке, пока шла по коридору. Твитч сидел на полу перед Лекси, а она лежала на диване, на животе, смотрела телевизор и очаровательно проводила пальцами по его волосам. Он закрыл глаза, наслаждаясь ее вниманием, и они оба выглядели уставшими. Мне не хотелось прерывать их, но это было важно.

Прочистив горло, я подождала, пока он откроет глаза, и когда он прищурился, я просто дернула подбородком в сторону своей комнаты, игнорируя внезапный тревожный взгляд Лекси.

Я прошла по коридору, встала в центре своей комнаты и стала ждать. Он вскоре последовал за мной, и когда его внушительная фигура загородила мне открытый дверной проем, я проговорила:

— Мне нужно, чтобы ты остался здесь на ночь.

Он нахмурил брови.

— Почему?

Это был разумный вопрос. Не знаю, почему он меня так разозлил.

Защищаясь, я ответил:

— У меня сегодня работа.

Это не очень понравилось ему.

— Я думал, ты ушла.

— Да, — сказала я, — Но я должна этому парню.

— Нет, — холодно произнес Твитч. — Ты сама это сказала. Ты должна мне. — Он оглядел меня с ног до головы. — Ты никуда не пойдешь, Молли.

Гребаный бред.

— Я не ребенок, — прорычала я, мои глаза расширились от ярости. Мои полные губы скривились. — И я не твой ребенок. Ты не можешь указывать мне, что делать. Кроме того, — добавила я, — я предупреждаю только из уважения. — Я закончила: — Я ухожу.

Он, казалось, задумался над этим, борясь с необходимостью что-то сказать, долго стучал руками по дверной раме, прежде чем протянуть руку.

— Дай мне свой телефон.

Если это был единственный способ заставить его оставить меня в покое, я согласна. Я разблокировала экран и протянула ему свой телефон.

Он быстро набрал текст, глядя на экран, затем пробормотал:

— Если попадешь в беду, позвони по этому номеру. За тобой приедут. — Я потянулась за телефоном, но он держал его на расстоянии вытянутой руки. — Мне нужно, чтобы ты помнила о своем обещании мне. — Его темный взгляд удерживал меня на месте. — Убедись, что ты в безопасности, и, если почувствуешь, что это не так, звони. Твоя жизнь важна для меня. — Его слова согрели мое сердце. Но потом он все испортил. — Твоя жизнь — это инструмент. Это то, что я могу использовать для обеспечения безопасности моего сына, поэтому убедись, что ты вернешься целой и невредимой, Молли. Если не вернешься... — Его ровный, как виски, голос был обманчиво спокоен. — Я буду очень разочарован.

Я хотела вернуть свой телефон, и он знал это, потому что его губы подергивались, когда я хмуро смотрела на прямоугольную штуковину.

— Куда направляешься?

— Пока не знаю, но я скоро уеду.

— У тебя есть все необходимое? — он говорил об оружии.

Я кивнула.

— У меня все готово.

— Тебя подвезти?

Черт возьми.

— Нет, пап, — пробурчала я, раздражаясь. — Я возьму «Большую красную машинку».

— Когда ты вернешься?

Боже мой. Наконец-то до меня дошло.

Он по какой-то причине тянул время, но почему?

Я была официально взбешена.

Я наклонилась и зашипела:

— Отдай мне мой телефон!

Он проверил экран, прежде чем отдать его, и я пролистала свои контакты, найдя номер, который он добавил.

Я прочитала его вслух:

— 911. — Вслед за этим я захихикала.

Он не засмеялся. Нет.

Он внимательно наблюдал за мной.

— Звони, если понадобится. Не геройствуй. Твоя жизнь не для того, чтобы рисковать ею, Молли. — Он вышел из моей комнаты в коридор. — Она моя.

Пока он уходил, я скривилась и показала ему средний палец.

Слова, которые он произнес в ответ, были очень забавными.

— Не круто.

Я отправила сообщение.

Я: Я в деле.

А потом я стала ждать.

Через несколько минут я получила ответное сообщение.

Тама: Склад. Через час.

Как в старые добрые времена.

Я быстро оделась в черные узкие джинсы и черную майку без лифчика. Это не имело значения. Я была почти плоской, грудь была совсем маленькой, как и подобает миниатюрной девчонке. Никто бы даже не заметил. Сверху я надела облегающую черную кружевную накидку с длинными рукавами, которая никак не защищала меня от холода. Это было скорее модное заявление. Завершая образ, я надела черные кроссовки «Чакс», которые, безусловно, пережили лучшие времена.

Нанеся помаду на губы, которые мои сестры когда-то называли «холодным супом», я проверила макияж и была готова к работе.

Перед тем как выйти из комнаты, я надела кобуру, совершенно не скрывая ее наличия. Я больше не пряталась. Ни от Лекси, ни от кого бы то ни было. Когда я вошла в гостиную, Лекси уже стояла там, и когда она посмотрела на мой ножной чехол, в котором лежал мой любимый охотничий нож, ее глаза расширились на мгновение, прежде чем она сделала глубокий вдох, закрыла глаза и шагнула ближе ко мне, положив руки мне на плечи.

И то, что она сказала, заставило меня почувствовать то, от чего мне стало не по себе.

— Этот дом — дом только потому, что в нем живут люди. — Мягкий, материнский голос Лекси пронесся надо мной. — И он не был бы таким же без тебя. Так что будь умницей и будь в безопасности. — Я закрыла глаза, и она прикоснулась своей теплой рукой к моей щеке. — Возвращайся к нам, Молли.

Я любила эту женщину. Она напоминала мне мою мать.

— Вернусь. — Мой тон был мягким.

Не оглядываясь, я вышла через заднюю дверь и вошла в гараж. Когда я завела «Большую красную», она взревела, сотрясая стены с каждым грубым грохотом, который она извергала, чтобы дать всем знать, что она «ожила»

Черт. Я любила эту машину.

Я уезжала и не знала, когда вернусь.

Но я планировала вернуться.

К своей семье.

Полуразрушенный склад не был неожиданностью. Я бывала здесь сотни раз. На самом деле именно здесь мы с Тамой впервые встретились благодаря общему другу, который рассказал Таме Хариану о моей специальности. Специальности, в которой он как раз нуждался.

Я была наемником. Оружие по найму, и чертовски хорошее. Я училась у лучших, тренировалась с худшими из тех, кто давал мне преимущество, необходимое для того, чтобы встать на ноги в мире, который хотел наступить на меня, втоптать меня, пока бы я не погрузилась в холодную, твердую землю.

К шестнадцати годам я сделала себе имя, а к восемнадцати меня стали называть Квикбит — быстрый удар. Не знаю, кто это начал, но это прижилось, и если раньше люди открыто выкрикивали мое имя, то теперь они стали произносить его шепотом.

Я бы солгала, если бы сказала, что мне это не нравится.

Они ждали меня снаружи. Их было четверо, огромные мужчины-маори, но я смотрела только на одного.

На одного.

Я въехала на стоянку, из динамиков неслась песня Cardi B «I Like It». Сабвуфер заставлял все заднее лобовое стекло вибрировать от тяжелых басов, от которых у меня замирало сердце. Мне нужно было взбодриться, и музыка помогла мне в этом.

Давненько я этого не делала.

«Большая красная» взревела, когда я нажала на педаль газа и крутанула руль, прислонившись к двери, когда машину занесло в сторону, и я с ухмылкой наблюдала, как гравий осыпает мужчин, заставляя их закрывать лица руками. Я резко остановила машину, заглушила и вышла из нее с ехидной ухмылкой, толкнув дверь задницей и уверенно проскользнув к ним.

Я оглядела парней. Я знала их всех.

Хеми, огромный плюшевый медведь, был там. Он дернул подбородком в мою сторону.

Амохо не пожалел для меня улыбки. Она была честной. Я пристально смотрела на него, а он смотрел на меня.

Лицо Каваны было мягким, но он не поприветствовал меня.

Это было неприятно.

Я любила Кавану. Он был моим мальчиком.

Когда мой взгляд остановился на Таме, я стояла перед огромным, мускулистым мужчиной. Его рост в сто девяносто сантиметров контрастировал с моими ста шестьюдесятью, но я держалась уверенно, стоя во весь рост и сложив руки на груди. Мой мелодичный голос был таким обманчивым. И всегда был таким.

— Тама. — Я оглядела его с ног до головы, остановившись на его промежности, прежде чем поднять глаза на него. — Ты хорошо выглядишь.

И он выглядел. Боже мой, как он выглядел.

Тама весил сто двадцать пять килограмм чистых мышц. Его грудь была широкой. Его плечи были еще шире. Я всегда считала этого человека богом. Мстительным богом. И его черный взгляд был устремлен на меня. Татуировки на его лице придавали ему устрашающий вид, но все, чего я хотела, это провести пальцами по ним и покрыть их поцелуями.

Когда он открыл рот, слова прозвучали грубо, и все мое тело покрылось мурашками.

— Почему ты пришла?

Потому что ты попросил меня.

Потому что сожалею о боли, которую причинила тебе.

Потому что я никогда никого не буду любить так, как тебя.

Я пожала плечами, не сводя с него глаз.

— Цена была подходящей. — Мой тон понизился. — Кстати, о ней…

Тама потянулся за спину, и на мгновение мое сердце остановилось.

Я была в меньшинстве, в численном и весовом меньшинстве.

Вот это да.

Глупо было приходить сюда.

Быстрее молнии я направила на него оба своих «Глока», не мигая, а этот засранец ухмыльнулся и бросил пачку денег к моим ногам.

Он сделал это специально, и своей идиотской демонстрацией я выдала свое беспокойство. И Тама рассчитывал на это. Он хорошо меня знал.

Черт.

Тама издевался надо мной. Тем более, когда он сказал:

— На что тебе нужны деньги? На подгузники для твоего мальчика?

Я ничего не ответила. Я едва моргнула. Но я опустила оружие и убрала его в кобуру. Пытаясь выглянуть из-за них, я произнесла:

— Что стряслось?

Его волосы были безукоризненно затянуты в традиционный узел, он был одет с иголочки, и когда издал тихий вздох, он опустил свои массивные руки.

— Я хочу, чтобы она умерла.

Моя бровь нахмурилась.

— И это все?

Он мог бы сделать это сам.

Тама посмотрел на меня исподлобья.

— Я хочу, чтобы она страдала.

Ах. Вот оно что.

Тама не мучил женщин.

Нет. Он предоставил это мне.

Я кивнула.

— Без проблем. Кто она? — в ответ он ничего не ответил, и после напряженного поединка взглядов мои ноги сдвинулись с места. Оставив деньги на земле, я прошла мимо него, прошептав:

— Достаточно справедливая оплата.

Склад был тусклым, за исключением единственной лампы, направленной на женщину, привязанную к стулу в центре пустого пола.

Бедная сучка.

Интересно, что она сделала, чтобы заслужить гнев Тамы Харианы?

Но потом мысли переключились на деньги, и только эта мысль не давала покоя.

Какая разница?

Это была тяжелая жизнь, наша, и мало кто мог понять, как мы это делали. Этика для меня, для Тамы, была лишь размытыми границами. Это были не совсем правила, просто рекомендации, которым мы решали следовать или нет.

Иногда мы следовали, иногда нет.

За правильную цену можно было купить все. Даже смерть.

И тут появилась я.

Я подошла к женщине, которая была одета в длинный черный пиджак, черные, обычные треники, а ее ноги были босыми. Ее голова была покрыта широким бязевым мешком, и, судя по тому, как она боролась и напрягалась, ее крики были приглушены, они заклеили ей рот.

Хорошо.

Я не хотела их слышать. Иногда это может чертовски отвлекать. Мне это было не нужно.

— Прости, дорогуша, — тихо сказала я ей. — Ничего личного. Это просто бизнес.

Вытащив нож из чехла, я полезла в карман и достала кожаные перчатки, надела их, а затем потянулась к шее и натянула на нос черную маску. Единственная причина, по которой я носила ее, заключалась в том, чтобы защитить себя от прикосновения зараженной крови. Я всегда была осторожна, никогда не знаешь, с кем имеешь дело.

Когда я вдавила кончик ножа в руку женщины, она откинула голову назад и вскрикнула из-под кляпа на губах.

Мое сердце бешено колотилось.

Все ее тело задрожало, и я вынула нож из центра ее руки, затем пробормотала:

— Не знаю, что ты сделала, чтобы разозлить его, но обещаю, что покончу с этим, как только смогу.

Я не любила жестокость. Я не была жестокой по своей природе.

Меня такой сделали.

Когда я оглянулась и увидела, что все четверо мужчин выстроились стеной, мое сердце заколотилось.

Это было странно.

Почему я чувствовала, что они запирают меня внутри?

Женщина в кресле просила о помощи, и, клянусь, в ее голосе чувствовалась какая-то знакомость. Моя бровь опустилась, и я оглянулась на Таму, вытирая лезвие ножа своими кожаными перчатками.

— Кто она, Тама?

Тама покачал головой.

— Кто-то, кто должен умереть.

Я повернулась обратно к женщине и нахмурилась, глядя на то, как она пытается пошевелить руками. Они сильно дрожали, но она тщетно пыталась ими пошевелить, делая движения снова и снова, но я не понимала, что ей нужно.

Что-то заставило меня почувствовать беспокойство. Оглянувшись на то, как мужчины охраняют выход, я снова посмотрела на женщину, и когда я приблизилась к ней, протягивая руку за бязевым мешком, Тама мягко предупредил:

— Только тронь этот мешок, и, клянусь Богом, Молли, я убью тебя на хрен.

Мое сердце бешено колотилось. Мое дыхание стало тяжелым, и я смотрела на женщину расширенными глазами. Когда она сделала скрюченными пальцами движение, которое вернуло меня в детство, я задохнулась и бросилась вперед.

Это была буква «М». Она сложила ее дрожащими пальцами, и мое сердце замерло.

Когда позади раздались звуки тяжелых шагов, я бросилась к ней, кинулась к ней на колени, используя ее как сиденье, прикрывая ее, и, раскинув ноги, всем телом затряслась от сдерживаемой ярости. Я подняла свои «Глоки», и они замерли на месте.

Тама шагнул вперед, и мой голос дрогнул.

— Как ты мог?

Он просто смотрел на меня, и так продолжалось некоторое время, прежде чем он спокойно сказал:

— Это цена, которую ты платишь, Молли. — Слова были безэмоциональными, холодными. — Сестра за брата.

Ублюдок.

Поднимаясь на дрожащие ноги, я выдержала его взгляд.

— Я забираю свою сестру и ухожу.

— Нет, не уходишь, — сказал Тама.

Но сзади него раздалось едва слышное:

— Да, именно это она и делает.

Мое сердце заколотилось.

Твитч.

Тама и его люди отступили от безоружного человека, и когда Твитч заговорил снова, он посмотрел прямо на Таму.

— Ты знаешь меня?

Челюсть Тамы сжалась.

— Да, братан.

Твитч почесал аккуратно подстриженную щетину на челюсти.

— Хорошо. — Он оглядел мужчин и обратился ко мне. — Пошли.

Не знаю, откуда он узнал, где я, но в тот момент я почувствовала облегчение от того, что он появился без предупреждения.

Голос Тамы пылал белым огнем ярости.

— Слушай сюда, братан. Если Молли в твоем доме, значит, она там, чтобы проникнуть в него. — Он предупредил Твитча: — Кто-то в итоге умрет, и это будет не она.

— Это то, что случилось с тобой? — спросил Твитч у Тамы, но тот не ответил. — Я думаю, если Молли сделала это с тобой — особенно с тобой — то ты задаешь неверные вопросы. Правильный вопрос — почему?

Тама покачал головой.

— Ты совершаешь ошибку.

Но Твитч просто смотрел на огромного мужчину.

— Похоже, ты уже совершил парочку таких в отношении своей девушки.

Как только сняла мешок с головы моей сестры, я посмотрела на ее залитое слезами лицо широко раскрытыми глазами.

— Ленка.

Моя старшая сестра разразилась рыданиями, и я осторожно сняла скотч с ее рта. Ее голос дрожал.

— Я думала, ты убьешь меня, Мол.

Так и было.

Эта мысль потрясла меня до глубины души.

Тама повернулся, явно разъяренный тем, что его план был разрушен, и прорычал:

— Ты убила моего брата, Молли Те Виата. И это не останется безнаказанным. — Он наставил на меня суровый палец. — Помяни меня.

Моя сестра повернулась ко мне лицом.

— Ты так и не сказала ему?

— Заткнись, — пробормотала я, прожигая ее взглядом.

Но Ленку было не заткнуть. Она оттолкнулась от меня, и ее голос разнесся по всему складу.

— Твоя цена уже уплачена, гребанный пес!

Тама шагнул вперед. Назваться псом было самым низким из оскорблений.

— Что ты только что сказала, сука?

Ленка была в ярости. Она тряслась от ярости.

— Твой брат Ури был свиньей.

— Повтори. — Тама шагнул ближе, и его голос задрожал.

Но Ленку было не запугать.

— Моя сестра любила тебя, придурок. Ты думаешь, она убила твоего брата ради забавы? Спроси себя, какого хрена он должен был сделать, чтобы Молли забрала его никчемную жизнь. — Она задыхалась. — Мы были на твоей земле. — Ее голос дрожал. — Нам обещали защиту. — Она указала дрожащим пальцем на огромного мужчину и завопила: — Нам обещали защиту, а ты подвел нас, Тама Хариана!

Тама выглядел растерянным. Я опустила взгляд, отказываясь смотреть на него.

Голос Ленки дрожал.

— Он трогал ее. Она была еще ребенком. Он делал с ней непростительные вещи, и она не была готова к ним. Он разрушил ее, и как бы мы ни старались, кошмары поглотили ее.

В голосе Тамы звучало недоумение.

— О ком ты?

— Кейша. — Мой голос был отрешенным.

Моя младшая сестра, Кейша. Младшая из нас.

Ленка пыталась держать себя в руках.

— Ури изнасиловал ее. Он взял ее силой. Она была совсем маленькой девочкой.

Тама засмеялся.

— Ты бредишь сумасшедшая сучка!

Другие мужчины тоже засмеялись, пока Твитч наблюдал за происходящим, а глаза Ленки расширились, и она закричала:

— Тебя там не было! — моя сестра упала на колени и застонала, как раненое животное, держась за горло. Она выла: — Тебя там не было. — Никто больше не смеялся. Ленка закрыла глаза, ее голос был чуть громче шепота. — Я нашла ее подвешенной за розовые цветочные простыни. Простыни тринадцатилетней девочки. Тринадцатилетней, которая узнала, что беременна, и которая испугалась, что не может прийти с этим к нам. — Из глаз Ленки лились тихие слезы, пока она смотрела на Таму, ее эмоциональное состояние было хрупким. — Он сделал это с ней.

Тама покачал головой.

И мы закончили.

— Пойдем. — Я помогла сестре подняться и повела ее к выходу, к Твитчу.

К свободе.

Когда Ленка была благополучно помещена на пассажирское сиденье моей машины, я подошла к мужчинам, стараясь держаться на расстоянии, медленно достала «Глок» и направила его в голову Тамы. Мой тон был низким.

— Я любила тебя. В какой-то момент я сделала бы для тебя все, что угодно. Но когда я заговорила о своих опасениях по поводу Ури, ты отмахнулся от них. — Я опустила пистолет, держа его наготове. — Ты подвел меня. Ты подвел Кейшу. — Я отступила назад. — Ее смерть на вашей совести, шеф.

Когда он внимательно посмотрел на меня, и его взгляд вдруг стал неуверенным, я пробормотала:

— Сестра за брата? — я оглядела его с ног до головы, опустив оружие. — Ты понял. Считай, что мой долг оплачен.

Я случайно сделала слишком большой шаг назад и столкнулась с Твитчем. Он стоял у меня за спиной, обняв за плечи, и я позволила ему это.

Слова, которые он произнес, были ошеломляющими.

Его голос был низким, грубым.

— Думаю, до вас, ублюдков, должно дойти, что Молли находится под моей защитой. — Его тон был убийственным. — Насколько вы все понимаете, она моя приемная дочь. Она моя семья. Если вы придете за ней, вы придете за мной и всем моим. — Рука крепко обхватила мои плечи, удерживая меня в неподвижном состоянии, и до этого момента я не замечала, что дрожу. — Распространяйте информацию.

Мой гнев взял верх.

Задыхаясь, я подняла пистолет и разрядила обойму, эхо выстрелов разнеслось вокруг нас, и когда звук затих, Твитч сказал сзади меня.

— Отличная стрельба.

— О чем ты говоришь? — я выскользнула из его объятий и повернулась назад, чтобы посмотреть на пулевые отверстия, окружавшие Таму и его людей, оставляя их совершенно нетронутыми и выглядящими чертовски раздраженными.

Когда я шла обратно к своей машине, я холодно произнесла:

— Я промахнулась.

Глава 27

Твитч

Я вышел из машины и подошел к Молли.

— Хочешь поговорить об этом?

— Нет, — пробормотала она, надувшись.

Я остановился, чтобы посмотреть на другую женщину в машине, я не хотел, чтобы она была в доме моего ангела. Она выглядела нестабильной. Не хотел, чтобы это дерьмо было рядом с моим сыном. Поэтому я достал ключи и протянул их Молли.

— Отведи ее ко мне. Приведи ее в порядок. Пусть проспится, — осторожно сказал я. — Но завтра она уйдет.

Молли долго смотрела на сестру, прежде чем едва заметно кивнуть. Я знал, она поняла, что именно я пытаюсь ей сказать.

Может, она и твоя сестра, но теперь мы твоя семья.

Они перешли через дорогу, и когда я увидел, что они закрыли за собой дверь, мой бдительный взгляд окинул пустую улицу. Убедившись, что они в безопасности, я вошел внутрь, и как только закрыл дверь, и Хэппи, и Лекси встали. Я поднял руки вверх.

— Она в порядке.

Все тело Лекси медленно расслабилось от облегчения, прежде чем она выпрямилась и заговорила голосом строгой мамочки.

— О чем она думала?

Я расстегнул толстовку и стряхнул ее, бросив на диван.

— Она любит его. — Когда-то бы я высмеял ее за это. Сегодня я понял. — Ты делаешь глупые вещи для людей, которых любишь. Все, чтобы сделать их счастливыми.

Хэппи хрюкнул от смеха.

— И откуда такие познания?

Я подошел к мужчине, вытянув руку, и когда подошел достаточно близко, он вложил свою руку в мою и притянул к себе, хлопнув меня по спине в тот самый момент, когда моя рука соединилась с его.

— Я перед тобой в долгу.

Хэппи засмеялся.

— Знаю. — Когда отстранился, он усмехнулся. — Когда-нибудь я предоставлю тебе счет. — Он протянул руки к Лекси, и она пошла к нему, крепко обняла его, а потом он исчез.

Мой ангел стояла, внимательно наблюдая за мной, прежде чем сделать шаг вперед, протягивая руку.

— Иди сюда. Поговори со мной.

Ну, фак. Это звучало не очень хорошо.

Каждый раз, когда мы разговаривали в эти дни, мы заканчивали спором. Я не хотел спорить. Я хотел лечь в постель со своей женщиной и заснуть, вдыхая сладкий ванильный аромат ее густых волос.

Но Лекси хотела поговорить, так что мы поговорим.

Подойдя к ней, я проигнорировал ее руку и шагнул ближе, положив руки ей на бедра и притянув ее к себе.

— Я могу придумать много более приятных занятий, чем разговоры, — хрипло прошептал я.

И хотя она выглядела завороженной моим предложением, о чем свидетельствовал приоткрытый рот, но она покачала головой.

Мои губы сжались от досады.

— Хорошо, детка. — Я вздохнул. — О чем ты хочешь поговорить?

***

Лекси

Я подняла на него глаза и почувствовала, как мое сердце сбилось с ритма.

Черт. Он не должен был влиять на меня так, как влиял. Не после всего этого времени.

И мне чертовски нравилось, как он смотрел на меня. Я никогда не знала, как он будет использовать этот рот. Будет ли он просто говорить со мной или поглотит меня целиком?

Честно говоря, меня устраивали оба варианта.

Когда я облизала губы, его пристальный взгляд остановился на них. Его взгляд полузакрытых глаз заставил мое сердце биться быстрее.

Он смотрел на меня так, словно его член уже был внутри меня, и, как ни странно, я это чувствовала.

Прочистив горло, я потянула его к дивану, а когда села, то была приятно удивлена, когда он лег на него, положив голову мне на колени.

Мне стало тепло на сердце от того, что он использовал меня так, как ему было нужно. Он всегда был гордецом. Шесть лет назад он никогда бы не позволил поставить себя в положение слабости. Но сейчас он позволил мне это.

Наверное, я наблюдала за ним слишком долго, потому что, когда он поднял руку и нежно провел пальцем по морщинке между бровей, он издал горловой звук, а затем пробормотал:

— Не хмурься. — Его собственные брови нахмурились. — Не-а. Мне это ни черта не нравится.

В последние пару дней я заметила, что слишком сильно и быстро привязываюсь к Твитчу, а в последний раз, когда я это сделала, мне разбили сердце. Так что нам нужно было поговорить.

Я глубоко вдохнула и начала с тихого:

— У меня есть опасения.

Как только эти слова сорвались с моих губ, я почувствовала, что его тело напряглось. Он осторожно спросил:

— Какого рода опасения?

— Такие, которые заставляют тебя сомневаться, правильные ли решения ты принимаешь для себя. — Мое сердце бешено колотилось, когда я добавила: — Для твоего сына.

Услышав это, он сел и долго смотрел прямо перед собой, прежде чем сделать глубокий вдох и на выдохе произнести грубым тоном:

— Что происходит?

Мой голос дрогнул.

— Я хочу сказать, что даже если мы не сможем быть вместе в конце концов… — Боже, это больно — Я счастлива, что ты был частью моей жизни.

При этих словах он положил руки мне на плечи и сжал их. Он закрыл глаза на секунду, прежде чем посмотреть в мои глаза. Его взгляд был напряженным.

— Ты... — я почувствовала, как его руки дрожат на моей коже. — Ты просишь меня уйти?

Ох.

Я нахмурилась.

Я могла и догадаться, что именно к такому заключению он и придет.

— Нет, — тихо сказала я. — Нет. — Я придвинулась и взяла его руки в свои, и когда посмотрела ему прямо в глаза, я произнесла: — Я лишь даю тебе шанс отступить, — все его тело ослабло, и он снова начал дышать.

Но я не ожидала такой реакции.

Я ожидала понимания. Ожидала его благодарности. Я не ожидала такой откровенной ярости.

Он говорил сквозь стиснутые зубы, отстраняясь от меня, и я почувствовала потерю всем своим естеством.

— Если ты хочешь быть со мной, будь. Вся, без остатка. Но меня тошнит от этого дерьма, больше никакого дерьма. — Эти мягкие карие глаза вдруг стали жесткими. — Я знаю, что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя, так почему же, черт возьми, ты не со мной? — он закрыл глаза и тяжело сглотнул. — Ты моя гребаная религия, Лекси. — Когда его глаза открылись, они смотрели на меня, но его голос был нехарактерно тихим. — Позволь мне поклоняться тебе.

Я не понимала этого, но его гнев, казалось, подпитывал мой.

— Ну, прости меня за то, что я сомневаюсь. — Мой жесткий взгляд задержался на нем. — Особенно когда речь идет о моем сыне.

— Нашем сыне, — проворчал он, прежде чем перестроить свой тон. — Он наш сын, Лекс. Мы оба принимали участие в его создании. Он наш.

Я тут же пожалела о своих словах, как только произнесла их.

— Но только один из нас остался здесь.

Он встал и зашагал, и у меня защемило в груди. Все прошло совсем не так, как я планировала. Я хотела спокойного разговора; я хотела простых ответов, а получила лишь бурлящий спор, который, казалось, только разрастался.

— И что? — произнес Тони. — Ты хочешь, чтобы я ушел? — я никогда не говорила этого, но была слишком ошеломлена, чтобы говорить. Он, очевидно, воспринял это как «да», потому что его следующие слова были заряженным пистолетом, и они были нацелены на меня. — Послушай меня, Алекса. ЭйДжей может любить нас обоих. — Он сделал паузу в своих шагах, чтобы окинуть меня мрачным взглядом. — Или он может ненавидеть тебя. Решай сама.

Бах.

Мой голос задрожал от понимания того, что он только что сказал.

— Ты ублюдок.

И в этот момент он понял, что облажался. Он приложил руку к бедру, а другую ко лбу, слегка постучав костяшками пальцев по виску. Он говорил сквозь стиснутые зубы, его глаза были плотно закрыты.

— Это прозвучало неправильно.

— Я думаю, тебе нужно уйти.

— Я не это имел в виду. — Он вздохнул.

Мой тон был мягким, как шепот.

— Тебе нужно уйти.

— Нет. — Он покачал головой, пытаясь образумить меня. — Я остаюсь здесь. Линг чертовски сумасшедшая. Думаешь, она не подумает дважды о том, чтобы прийти сюда и причинить тебе вред?

Мне было уже давно плевать.

— А тебе какое дело?

Когда он набросился на меня своим громадным телом, это было настолько неожиданное движение, что я не успела среагировать. Он поймал оба моих запястья в свои руки, сжимая их до синяков, и тряс меня, рыча:

— Ты что, бл*дь, не понимаешь? Я готов отдать за тебя свою жизнь. — Когда мои расширенные глаза встретились с его глазами, он посмотрел на свои руки и отпустил мои запястья, отступив назад и глядя в сторону. — На самом деле, — он слегка задыхался, теряясь в собственных мыслях, — я уже сделал это.

Я потерла запястья, не потому что было больно, а потому что его грубое прикосновение обожгло меня так, как я не чувствовала уже много лет.

И в истинном стиле Твитча, он прошел по коридору, открыл входную дверь и вышел, исчезая за моей спиной.

Как только он ушел, я заскучала по нему.

Когда проснулась утром, чувствуя неимоверное раздражение, я вышла из своей спальни в ночной рубашке и получила откровенную оплеуху.

Сукин сын.

Я замерла на середине шага и смотрела, как искусно украшенный взрослый мужчина лежит на полу без рубашки, а его сын прижимает к его коже цветные маркеры, используя его как свою личную книжку-раскраску.

Маленький монстр посмотрел на меня и улыбнулся.

— Привет, мамочка. — Он жестом указал на своего отца. — Смотри.

И я смотрела.

Он был прекрасен.

И когда он взглянул на меня, у меня перехватило дыхание. Тем более, когда он произнес осторожное:

— Доброе утро, мамочка.

Ух. Мое сердце. Нечестно.

Я прочистила горло.

— Ты отвезешь его в школу сегодня утром?

— Конечно, — сказал он, наблюдая за моим лицом так, что это говорило о многом.

Он размышлял о том, сколько вреда нанес накануне вечером.

Я кивнула, избегая его пристального взгляда.

— Хорошо. Я пойду пробегусь.

Когда я вышла из душа, они уже ушли, и когда вошла в спальню, мой взгляд зацепился за красное пятно на тумбочке.

Я подошла к ней, взяла ярко-красную циннию и покрутила ее между пальцами, а затем прижала к губам. Лепестки были прохладными на моей коже.

И почему мне захотелось плакать, кто бы знал.

Стряхнув с себя грусть, я немного потянулась, затем оделась и дошла до машины. Я отперла дверь и вздохнула, заметив, что забыла свою бутылку с напитком. Выйдя из заведенной машины, я на долю секунды забежала в дом и в рекордное время вернулась к машине, пристегнула ремень безопасности и начала движение задним ходом.

Услышав, что по радио играет джем, я подпевала. Громко.

— Ты даже не закрываешь ее?

Нажав на тормоза, мое тело затряслось, и в панике я нажала на сигнал, прежде чем сделать глубокий вдох и прокричать во все горло.

— Все еще ни хрена не умеешь петь, детка.

Продолжая вопить, я услышала его низкий грубый смех, и мой вопль усилился, когда я потянулась за сиденьем, вслепую отмахиваясь от назойливого мужчины.

Когда его смех усилился и у меня перехватило дыхание, я повернулась на своем сиденье и посмотрела на него, широко раскрыв глаза и задыхаясь. Как только увидела, что он лежит на заднем сиденье, откинувшись на спинку, закинув руку за голову и ухмыляясь, смотрит на меня, я повернулась, откинула голову назад и снова вскрикнула, только на этот раз с криком:

— Придурок!

Сердце вырывалось из груди, я запыхалась во второй раз, и с раскрасневшимися щеками мое тело сотрясалось от беззвучного смеха. Я прижалась лбом к рулю, снова раздался гудок, и мой смех усилился. Я проговорила сквозь одышку:

— Ты напугал меня до смерти.

Я почувствовала, как он перелез через центральную консоль и сел на пассажирское сиденье, ожидая, пока я соберусь с духом, и когда наконец это сделала, я посмотрела на него сузившимися глазами, и эта красивая кривая улыбка ударила меня как пощечина. Он наклонился ко мне.

— Скучала по мне?

Я покачала головой, мое горло резко сжалось.

— Ты — мудак.

— Я знаю, — грубо произнес он. — Но этот мудак тебя обожает.

О, он не мог этого сделать.

Но он сделал.

Это все, что требовалось.

Мое лицо сморщилось, я разрыдалась, и, всхлипывая, проговорила сквозь рыдания.

— Я в ужасе.

— Почему? — когда я не ответила, он попытался снова. — Мне нужно, чтобы ты поговорила со мной, Ангел.

Мои плечи задрожали. Я опустила подбородок, наблюдая, как слезы падают мне на колени. Мой голос был мягким, как пух.

— Я боюсь, что ты снова меня оставишь. — Я расклеилась совсем. — Ты знаешь, каково это? Никогда не знать, что сегодня ваш последний день вместе? Всегда думать, что это может быть конец? — слезы продолжали литься, и я прошептала: — Это чертовски страшно — хотеть вечности с кем-то, кто, возможно, не сможет дать ее тебе. — Я сделала глубокий, дрожащий вдох и призналась: — Я потеряла себя, когда потеряла тебя. Я не думаю, что переживу это во второй раз.

Он внимательно наблюдал за мной, его глаза были мягкими. Он молчал некоторое время, но, когда заговорил, его тон был серьезным.

— Все, что я делал, я делал для нас, чтобы мы могли быть семьей.

— Я знаю. Но мне больно любить тебя, Твитч. — Я произнесла это сквозь дрожащий выдох. — Всегда было больно.

Потянувшись, он взял мою руку в одну и мой подбородок в другую, повернув меня лицом к себе, и от его слов у меня сжался живот.

— Пройди это со мной, и мы выберемся из этого вместе. — Опустив голову, он прижался губами к костяшкам моих пальцев и произнес. — Дерись или умри, детка. Вместе и навсегда. Ты — для меня. Я знаю, что я — для тебя. — Он посмотрел на меня сквозь опущенные веки. — Будешь ли ты любить меня вечность?

На моих губах заиграла легкая улыбка, и я тяжело сглотнула.

— Вечность — это очень долго.

Его глаза сморщились в уголках, подозреваю, из-за его улыбки.

— Да, это так.

Он отпустил меня с неохотным вздохом, прежде чем открыть пассажирскую дверь. Он замешкался на секунду, прежде чем посмотреть прямо перед собой, и от его торжественной клятвы у меня защемило сердце.

— Возможно, сейчас это ни черта не значит, и я знаю, что тебе нужно было услышать это тогда, но я не мог сказать тебе этого тогда, поэтому говорю это сейчас. Короткая пауза, а затем: — Я буду любить тебя до скончания времен.

Прежде чем я успела осознать его слова, дверь закрылась, и он пошел обратно через улицу.

***

Твитч

Это была тяжелая неделя для моего Ангела, и я знал, что ей нужно.

Ночь вне дома.

Ночь хорошей еды.

Ночь с ее мужчиной.

Желательно такая, которая покончит с этой тяжелой неделей и закончится грубым, страстным сексом.

Поэтому, когда я появился на пороге ее дома в костюме за восемь тысяч долларов, который купил специально для нее, и прошел по коридору в гостевую комнату, я увидел Молли и ЭйДжея, лежавших на диване. Когда маленькая женщина заметила меня, она хихикнула и издала протяжный свист.

— Вот дерьмо. Ты идешь на похороны или что?

Мой сын только посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и прошептал:

— Вау.

Но дом казался пустым. Нахмурившись, я огляделся вокруг, прежде чем спросить:

— Где она?

ЭйДжей снова повернулся к телевизору.

— Вечер свиданий.

Простите?

Мой голос стал низким.

— Что, простите?

Широкие глаза Молли остановились на мне.

— Это вечер свиданий.

Черта с два.

— С кем? — я едва мог сдержать свою гребаную ярость.

Молли пожала плечами, оглядев меня с ног до головы.

— Я уверена, что ты сможешь найти ее, если действительно захочешь. Знаешь… — сказала она со значением, ее бровь изогнулась дугой. — Как ты нашел меня?

Остановившись лишь на мгновение, чтобы пожелать сыну спокойной ночи, я вышел из дома, и мой гнев пульсировал так сильно, что я слышал только рев крови в ушах.

Остановившись у дома, я взял ключи и направился к машине. Я завел ее, затем потянулся к бардачку, достал свой заветный 45-й калибр и положил его на сиденье рядом с собой.

Моя челюсть застыла, когда я подумал о том, что сказала Молли.

Похоже, что я все-таки еду на похороны.

Прижав педаль к металлу, я мчался по улице, совершенно охреневший от ярости, отслеживая по GPS путь к своей женщине.

И да поможет ей Бог, когда я ее найду.

Глава 28

Лекси

Я знала, что он придет. Рассчитывала на это. И сидя на пляже в ожидании, я услышала его вздох, когда он приблизился. Я обернулась, чтобы посмотреть на него, его лицо сменило гнев на облегчение, он остановился, покачав головой, прежде чем пробормотать:

— Ты одна.

Мои брови на мгновение нахмурились, но когда я увидела, во что он был одет, губы сами собой растянулись в мягкой улыбке. Увидеть его в сшитом на заказ темно-сером костюме было отголоском из прошлого.

Иисус, бл*дь, Христос всемогущий.

Я прикусила губу.

— Выглядишь привлекательно.

Моим женским прелестям это очень понравилось.

Он подошел и встал рядом со мной, и когда я посмотрела на него снизу вверх из своего сидячего положения, он поймал мой взгляд.

— Молли сказала, что ты была на свидании.

— Нет, она этого не делала. — Я посмотрела в сторону берега, наблюдая, как разбиваются и пенятся волны. — Она могла лишь сказать, что я была на вечере свиданий.

Последовало молчание, и чем дольше оно продолжалось, тем шире становилась моя внутренняя усмешка.

— Ладно, — сказал он, придвигаясь, чтобы сесть рядом со мной. — Я сдаюсь. — Подняв колени, он оперся на них предплечьями, затем сузил глаза, глядя на меня. — Что за вечер свиданий?

Я улыбнулась про себя, мысленно похвалив его хладнокровное поведение.

Было ли это испытанием? Не намеренно, нет. Но это оказалось удачным, и его самообладание сказало мне, насколько сильно он изменился.

Это было важно.

— Чтобы ответить на этот вопрос, тебе нужна небольшая справочная информация. Итак, — начала я, — однажды ЭйДжей был в школе, когда один из учеников спросил своего учителя, что такое вечер свиданий. Маленькая девочка хотела знать, потому что ее родители собирались на свидание, и она не была уверена, что это такое. Учительница ЭйДжея объяснила, что иногда мамы и папы отправляются вместе на вечер без своих детей. Что некоторые родители делают это раз в неделю, в то время как другие делают это только в особые дни. И когда ЭйДжей вернулся домой, он спросил меня, почему я никогда не ходила на вечер свиданий. Я объяснила, что это применимо только к родителям, у которых есть партнеры. — Я повернулась лицом к Твитчу. — Но ЭйДжей не думал, что это было справедливо по отношению ко мне.

Лицо Твитча смягчилось, а моя улыбка стала шире.

— Ах, несправедливость этого мира. Нет. Наш сын не мог этого допустить. Он спросил, есть ли какой-нибудь особенный день, любой день, который я могла бы использовать для вечера свиданий. И у меня был один на уме. Итак, он настоял, чтобы я им воспользовалась. И вот мы здесь. — Я повернулась к мужчине рядом со мной. — Вполне уместно, что ты тоже сегодня здесь.

— Почему?

— Сегодня восемнадцатое марта. — Когда я увидела, что он не понимает, я избавила его от страданий. — День, когда мы встретились, будучи взрослыми. — Я внимательно наблюдала за ним, закидывая наживку. — День, когда ты организовал нападение на меня этого ужасного человека.

Что ж, это заставило его заговорить.

Он выпрямился и усмехнулся.

— Он никогда не должен был заходить так далеко. И когда я увидел, что, черт возьми, он натворил, как он причинил тебе боль, я впал в ярость. Потерял свой чертов разум. Я мог бы разорвать его на части голыми руками. — Твитч сжал руки в кулаки. — Забил бы его снова, если бы представилась такая возможность.

— Я знаю, — пробормотала я. — Знаю, что ты бы так и сделал.

Нас окутала густая тишина, и я ничего не могла с собой поделать.

Ухмыльнувшись в ночное небо, я спросила:

— Насколько ты был зол, когда подумал, что я на свидании?

— Настолько, что прихватил мой «Глок».

Я не должна была находить это забавным, но находила. Мой смех зазвенел в свежем вечернем воздухе, и я услышала, как опасный человек рядом со мной подавился собственным смешком.

Боже, мы сумасшедшие.

Когда мой смех затих, я тихо заговорила:

— Мы прошли долгий путь, не так ли, милый?

— Да, — согласился он, и я почувствовала на себе его взгляд.

Я повернулась к нему лицом, и когда обнаружила, что он хмуро смотрит на меня, нахмурилась в ответ.

— Что?

Сжав челюсть, он посмотрел прямо перед собой.

— Я действительно знаю, каково это... — он сделал паузу. — Чувствовать, что это, возможно, наш последний день вместе. — Он облизнул нижнюю губу. — И это пугает меня до чертиков. — Я дала ему мгновение, в котором он явно нуждался, прежде чем он продолжил. — Ты боишься, что я уйду, а я боюсь, что ты проснешься и поймешь, что тебя официально тошнит от моего дерьма. Потому что однажды ты это сделаешь.

Он сказал это так мучительно мягко, что я поняла, он действительно в это верил.

— В последний раз, когда я видела тебя живым, ты сказал мне, что хочешь сломать меня, — тихо напомнила я.

— Кто сказал, что цель изменилась? — моя голова резко повернулась к нему, а глаза сузились, но его пристальный взгляд дразняще улыбался в ответ. — Как еще я смогу снова собрать тебя воедино?

Я закатила глаза, но на сердце у меня потеплело так, что это было опасно для моего здоровья.

В темноте мы слушали, как разбиваются волны, когда он, наконец, заговорил снова.

— Я понял слишком поздно.

Мои брови нахмурились.

— Понял что?

Его взгляд сфокусировался на мне.

— Что, сломав тебя, я никогда не исправлюсь.

О, детка.

Как он вырос.

Для меня это было слишком. Мне нужен был новый разговор. Более легкая беседа.

— Помнишь, как ты привозил меня сюда?

— Я помню все. — Затем он ухмыльнулся. — Мы пришли сюда, чтобы кайфануть.

— Нет, — поправила я его. — Ты кайфовал, а я наблюдала. — Мои глаза расширились. — А потом я позволила тебе отвезти меня домой. — Я покачала головой над своим идиотизмом, невесело усмехаясь. — Боже, я была так безрассудна с тобой.

— Ты была, но это было весело. — Ухмыльнулся он.

Мои брови изогнулись.

— Я так не думаю.

Он посмотрел на меня.

— Хочешь сказать, что не думаешь о том времени и не улыбаешься воспоминаниям?

Конечно, я это делала. Как я могла не думать? Это было самое бурное, нестабильное время в моей жизни, и я любила каждую его секунду. Но времена изменились.

Я признала:

— Отчасти это было весело. Но мысль о том, чтобы проделать все это снова… — я попыталась подавить свой тихий смех, но потерпела неудачу. — … думаю, я бы пропустила это. Теперь я мать. — Я грустно улыбнулась. — Я больше не могу думать только о себе.

— Я понимаю, детка, — проговорил он, и я знаю, что так оно и было. Он любил своего сына больше всего на свете. Я искренне чувствовала это, когда они были вместе. — ЭйДжей — это все, о чем я мечтал, и даже больше. И я благодарен.

Он благодарен.

— Ты благодарен?

Твитч посмотрел на меня, и когда я пошевелилась, то поняла, что ему интересно, что я задумала. Но когда я проползла небольшое расстояние и, используя его твердые плечи как рычаг, подняла ногу и перелезла через него, его руки легли мне на бедра, помогая устроиться на его коленях.

Наши лица оказались очень близко друг к другу, я провела своим носом по его носу и прошептала:

— Достаточно благодарен, чтобы пососать мой язык?

От его судорожного вдоха моя киска мгновенно сжалась, а губы слегка приоткрылись. Я проигнорировала тяжелое биение своего сердца и наклонилась, запечатлев нежный поцелуй в уголке его губ, и руки на моей талии сжались, как тиски.

— Лекси, — предупреждающе прорычал он, за мгновение до того, как его темные глаза встретились с моими. — Не играй со мной, женщина.

Мои глаза расширились от жестокого тона. Я волновалась, что он примет мой внезапный тихий вздох за страх.

Мне следовало бы знать лучше.

Твитч мрачно усмехнулся.

— Думаешь, что ты здесь все контролируешь? — он прищелкнул языком. — О, детка. — Когда он наклонился, и его мятное дыхание согрело мои губы, когда он грубо произнес: — Как будто ты меня даже не знаешь, — я подавилась стоном, мои трусики полностью, почти смущающе, промокли.

И этот засранец торжествующе ухмыльнулся.

Поэтому я сделала то, чего никогда бы не сделала шесть лет назад.

Готов ты или нет.

Я взяла все под свой контроль.

Мой тяжелый взгляд остановился на его полной нижней губе, и сердце бешено заколотилось. Он не был готов к тому, что я наклонюсь ближе и нежно коснусь языком этой губы, неторопливо пробегая по ней. Мучительно медленно. И когда его руки обвились вокруг меня в попытке вернуть власть, удерживая меня в плену, я внутренне ухмыльнулась.

Ну и кто сейчас контролирует ситуацию, а?

Моя победа, однако, была недолгой.

Его рот приоткрылся в стоне. Я скользнула языком внутрь, и его губы сомкнулись вокруг него, слегка посасывая, постанывая в мой открытый рот, и я, черт возьми, умерла, отвечая на его нуждающиеся звуки и сильнее насаживаясь на его твердую длину. Ему это нравилось. Я это знаю, потому что он зарычал, и когда его бедра врезались в меня, я увидела звезды, тяжело дыша, как сучка в течке.

Твитч засосал чуть сильнее, потянувшись одной рукой вверх, чтобы намотать мои волосы на запястье, и когда он дернул мою голову в сторону, я задохнулась от смеси удовольствия и боли, пульсирующей в моих венах. Он воспользовался этим, погрузившись в меня, засасывая меня глубже в свой рот. Достаточно глубоко, чтобы наши губы наконец встретились в медленном, чувственном поцелуе. И губы этого мужчины были такими, какими я их помнила.

Свистящий, потрескивающий, взрывающийся фейерверк всех цветов радуги.

ТРОТИЛ. Опасный и непредсказуемый, и он держал фитиль слишком близко к моему сердцу.

Проклятая атомная бомба, грибовидное облако которой сорвало бы мою плоть с костей, оставив меня голой, открытой и истекающей кровью.

И такого рода взрывы я ощущала повсюду, в своем разуме, в своем сердце и в своей сердцевине, все одновременно, все в равной степени затронуто.

И если бы я сейчас умерла, то умерла бы счастливой.

Мне хотелось протянуть руку и провести руками по его волосам, но я изо всех сил пыталась освободиться. Его руки не оставляли никаких шансов. Мое дыхание участилось, пока я извивалась рядом с ним.

— Пожалуйста.

Но Твитч дернул меня за волосы, достаточно сильно, чтобы появилось жжение.

— Нет.

Втайне любя пульсирующее покалывание в коже головы, мой голос стал взволнованным.

— Я хочу прикоснуться к тебе.

— Нет, — был его хриплый ответ, когда он завладел моими губами в глубоком, карающем поцелуе, и я обмякла в его объятиях, выдыхая в него.

Я попыталась в последний раз, мой голос был мягким и умоляющим. Я проговорила сквозь наш поцелуй:

— Пожалуйста, детка. Пожалуйста.

Он низко зарычал, прежде чем его руки ослабли вокруг меня.

— Никогда не мог сказать тебе «нет». — Его глаза были полуприкрытыми и остекленевшими, когда он произнес: — Не тогда, когда ты так мило просишь.

Да!

Мои руки, наконец, освободились, и я обхватила одной его широкие плечи, а другой его затылок, и когда его рот столкнулся с моим, я издала низкий горловой звук. Мои ногти впились в его кожу головы, и он зашипел мне в рот. Мои глаза сверкнули, прежде чем я улыбнулась ему в губы. Не могла удержаться. Слегка задыхаясь, я ухватилась за самую длинную прядь его волос и сильно потянула.

Он вздрогнул, и я выпрямилась, возвышаясь над ним, кончик моего носа нежно коснулся его. Я едва смогла сохранить серьезное выражение лица, когда пробормотала:

— Проявленная благодарность. А теперь поблагодари меня, милый.

Я была так потеряна в ощущениях от него, что не заметила, как это произошло,

Удар.

Мои глаза расширились, а тело дернулось от удивления, и я толкнула его в плечи.

— Ай.

— Ты хотела благодарности? Вот моя благодарность для твоей задницы. — Он мягко провел рукой по пульсирующему отпечатку ладони на моей попке, и когда мое лицо скривилось от раздражения, его глаза заискрились смехом, и он почти прошептал: —Спасибо, детка.

О, Господи.

Если раньше я думала, что люблю этого мужчину, то теперь я, черт возьми, боготворила его.

Глаза Твитча осмотрели пустынный пляж, и он понизил голос.

— Хочешь потрахаться здесь или поедем домой?

Оу. У меня есть выбор?

Хорошо.

Мой взгляд смягчился, когда я положила руки ему на плечи, слегка царапая ногтями его дорогой пиджак.

— Домой, потому что у меня в заднице песок.

Когда все его тело затряслось от беззвучного смеха, я тепло улыбнулась ему сверху вниз, а когда наши взгляды встретились, мое сердце дико забилось.

В этом не было смысла.

Как можно скучать по тому, кого обнимаешь?

Это было нелепо.

Без предупреждения я наклонилась и прижалась губами к его губам. Запустив руку мне под юбку, он провел руками вверх по задней части моих бедер, прежде чем положить их на полный изгиб моей задницы, и когда я вздохнула ему в рот, он слегка шлепнул меня по заднице и низко зарычал.

— Поехали.

В ту секунду, когда мы вошли в темный, тихий дом, высокий мужчина за моей спиной потянулся ко мне, притягивая к себе спереди, и моя рука поднялась сзади, чтобы нежно погладить его волосы. Он приложил губы к раковине моего уха и тихо заговорил.

— Мне нужно, чтобы ты помолчала ради меня.

Мой желудок скрутило в предвкушении. Я кивнула, и когда он прижался ртом к моей шее, я приложила все усилия, чтобы заглушить низкий стон, который хотел вырваться.

Запустив руку в его волосы, я сделала короткий выдох, когда одна его рука крепко обхватила мою талию, а другая потянулась под подол юбки, чтобы коснуться моего холмика. Я прикусила губу, чтобы остановить вздох, подступающий к моему горлу. Он тщательно растирал меня, пока у меня не задрожали ноги, и как раз в тот момент, когда я подумала, что провалю свою миссию, он убрал пальцы, нежно обхватив меня.

Его прошептанное «хорошая девочка» было единственной наградой, в которой я нуждалась.

Не похоже, что у меня был выбор. Наш сын был дальше по коридору, в противоположном конце дома, как и Молли, и я не хотела, чтобы кто-нибудь из них услышал или, что еще хуже, пришел проверять.

Он провел меня в мою комнату и тихо закрыл за нами дверь. В тот момент, когда мы остались одни в залитом лунным светом пространстве, он переключился. Тихим, но твердым голосом он скомандовал:

— Раздень меня.

О, да!

Я медленно повернулась и обнаружила, что нахожусь ближе, чем ожидала. Не теряя времени, я приступила к работе, проводя руками по его груди к плечам, затем снимая с него сшитый на заказ пиджак, прежде чем аккуратно положить его на свой комод. Следующим был шелковый галстук. Я ослабила его, оставив накинутым на его плечи. Мои ловкие пальцы расстегивали пуговицы на его рубашке, одну за другой, медленно, пока не обнажилась его сильная грудь, расписанная чернилами. Он поднял запястье, и я занялась сначала одной запонкой, а затем переходя к другой, прежде чем они присоединились к пиджаку на комоде. И когда я добралась до его штанов, то сильно дернула за черный кожаный ремень, вызвав раздражение у мужчины, которому я бы отдала все, если бы он этого захотел. Не говоря ни слова и не сводя глаз с его прищуренного взгляда, я расстегнула верхнюю пуговицу его брюк и осторожно опустила молнию. Но когда я двинулась, чтобы просунуть руку в отверстие, он схватил меня за запястье, сначала сильно, а затем с любовью проведя большим пальцем по моему пульсу.

Слова, которые он произнес, вряд ли можно было назвать просьбой.

— Раздевайся.

Мои внутренности сжались.

Да, сэр.

Сбросив каблуки, я потянулась к подолу своего платья и подняла его через голову. Я вытянула руку, сбрасывая его в кучу сбоку от себя, и когда потянулась за спину, чтобы расстегнуть лифчик, его глаза жадно изучали меня. Когда лифчик был расстегнут, я на мгновение прижала чашечки атласного бюстгальтера к себе, прежде чем позволить бретелькам упасть с моих рук на пол, обнажив мои полные груди.

Ноздри Твитча раздулись, как у быка, готового к атаке.

И, да. Мне это понравилось.

Как только я попыталась приспустить трусики, он издал какой-то горловой звук, и когда мой растерянный взгляд встретился с его, он покачал головой.

— Оставь их.

Мой смущенный взгляд стал пристальнее, а его глаза призывали меня к протесту.

Я знала, как это работает. Это было не первое мое родео.

Убрав руки со своей талии, я опустила их по бокам и ждала его указаний. И когда он заметил это, его глаза вспыхнули от удовольствия.

Он провел нежной, любящей рукой по моему боку и пробормотал:

— Идеальна. — Мгновение спустя темнота в его глазах вернулась, когда он посмотрел мне в глаза и заявил: — Я собираюсь позволить тебе прокатиться на мне сегодня вечером, и уверен у тебя все получится, но, клянусь Богом, детка, если ты издашь хоть один гребаный звук, один гребаный звук, то ты не кончишь. Ты поняла меня?

Я нахмурилась, но сделала глубокий вдох, выпрямилась, а затем кивнула в ответ. И он был доволен.

— Хорошо. — Медленным движением он потянулся к своему галстуку и потянул за него, придерживая. — Твои руки.

Мое внутреннее недовольство быстро исчезло, когда я протянула к нему руки и наблюдала, как он ловко обмотал шелковый материал вокруг моих запястий, затянув его достаточно туго, чтобы перекрыть кровообращение. Наблюдая за мной все это время, я могла поклясться, что он мог видеть, как мое сердце подскочило к горлу, пока он завязывал галстук, держа обе мои маленькие руки в одной из своих.

Твитч потянул меня к изножью кровати, и когда он сел, широко расставив ноги, устраиваясь на краю, то запустил руку в свои боксеры и высвободился, крепко обхватив себя и двигая рукой по всей длине вверх и вниз, совершенно неторопливо.

И я с трудом сглотнула, чтобы не пустить слюни.

— Забирайся.

Я не осмеливалась издать ни звука, но мое сердце билось так сильно, что я задавалась вопросом, мог ли он слышать это так же громко, как я. Подойдя ближе, я уперлась одним коленом в пространство между его ног, и использовала его плечи как опору, чтобы как можно грациознее оседлать его. То, как были расположены его ноги, заставило меня раздвинуть их в довольно неподобающей леди манере, и он знал это.

Он хотел этого.

Ему нравилось ставить меня в неловкое положение.

Твитч был лидером моего культа. Я была его шлюхой. И мне нравились его уроки, те, где он учил меня, что дискомфорт может быть чудесной вещью. Я была его бесстрашной ученицей, так стремившейся к обучению. Так желающей угодить.

Глядя мне в глаза, он изучал мое лицо секунду, прежде чем слегка откинулся назад и приказал:

— Приступай к работе.

Я двигалась вперед, пока самые отчаянные части нас не встретились, и хотя мои трусики доставляли неудобство, они не мешали мне чувствовать его пульсирующий жар. Покорно прижимаясь к нему со связанными перед собой руками, я наблюдала, как меняется его лицо. Он боролся с собой, и каждый раз, когда он это делал, сила, которую я чувствовала внутри себя, росла на ступеньку выше.

Сам того не желая, каждым резким вздохом, каждой морщинкой на лбу он превращал меня в опасную женщину.

Я двигалась медленно, но твердо, раскачиваясь рядом на нем, пока не подумала, что могу кончить. Мое лицо сморщилось, и когда я случайно издала тихий стон, мои глаза распахнулись, и я прикусила губу.

Не сводя с меня сурового взгляда, он положил руку на мою ключицу, расположив ладонь неудобно близко к моей шее.

— Должно быть, мне что-то послышалось. — Он наблюдал за мной, его взгляд не дрогнул. — Ты что-то сказала?

Я покачала головой и, судорожно вдохнув, облизала губы.

Рука на моей ключице ослабла, и он погладил большим пальцем мою шею сбоку.

— Я так и думал.

Без предупреждения он просунул руку под меня и сдвинул мои трусики в сторону. Держа свой член в руках, он провел головкой по моей щели, скользя по шелковистой влажности там, и мое дыхание участилось. Он раздвинул мои ягодицы, его головка легко скользнула между ними.

У меня перехватило дыхание, и мне так сильно захотелось застонать, что я до крови прикусила губу. Я была не настолько глупа, чтобы верить, что он даст мне второй шанс. Он был чрезвычайно великодушен, позволив первому возгласу ускользнуть. Еще один провал, и я не кончу. И это было бы трагично.

Твитч закрыл глаза, выглядя страдающим, а затем тихо простонал:

— Бл*дь.

Почувствовав кайф от нашей прелюдии, Твитч поднял мои связанные руки над своей головой, опустил их себе на плечи, и, схватив свободной рукой мое бедро, прорычал:

— Смотри на меня.

Рука на моей шее напряглась. Мои глаза расширились лишь на мгновение, прежде чем он вошел в меня, притягивая к себе и безжалостно вонзаясь в меня. И когда мои глаза начали закрываться, легкий шлепок по челюсти заставил меня сосредоточиться на нем. Он покачал головой, стиснув зубы.

— Я сказал, смотри на меня.

Он трахал меня безжалостно, рука на моей шее начала стеснять мое дыхание. Не настолько, чтобы задушить, но ровно настолько, чтобы мне стало дурно. И когда я почувствовала, что проигрываю битву за самообладание, рука на моей шее поднялась, чтобы схватить меня за подбородок. Наклонившись, он прижался лицом к моей щеке и произнес непристойности.

Грязные слова, произносимые шепотом, были всем, что я могла вынести.

— Эта хорошенькая киска засасывает меня, детка. Она умоляет о моем члене, — он слегка задыхался, удерживая мои бедра, пока входил в меня снова и снова. — Она голодна. Хочет, чтобы ее накормили. И когда я, наконец, накормлю ее, она проглотит все это, как будто умирает с голоду, и я — единственное, что она может переварить. — Его черный пристальный взгляд встретился с моим, прежде чем он прижался своими твердыми губами к моим расслабленным, крадя поцелуй. — Потому что это так и есть.

Уверенность в его тоне говорила о том, что он не лжет.

И с этими словами в меня выстрелили.

Он нажал на курок. И я откинула голову назад, мой рот округлился, и я выдохнула.

Мое тело сжалось так сильно, что я затряслась от макушки до кончиков пальцев, и когда меня охватил первый спазм, я громко ахнула, больше не в силах сдерживать свое обещание молчать. Мои руки крепче обхватили его шею, и когда я достигла своего оргазма, Твитч пронзил меня. Жестко. Положив руки на мои бедра, он несколько раз насадил меня на свой член, влажное соприкосновение кожи к коже звучало слишком громко в тишине комнаты. Пока он использовал мое тело в качестве своего личного устройства для удовольствия, я наблюдала, как пульсирует вена на его виске. Он насаживал меня снова и снова, и мои груди крепко прижимались к его груди.

Чувствуя приближение его освобождения, мои губы приоткрылись, и я прошептала:

— Дай это мне.

Его лицо скривилось, а руки на моих бедрах впились в кожу так сильно, что я знала, что на моей коже останутся отметины.

Наклонившись, я заговорила напротив его губ.

— Накорми ее.

Его голова откинулась назад за мгновение до того, как он прижался своим лбом к моему, его глаза были полны ярости.

— Ты хочешь этого?

— Я хочу этого, — выдохнула я.

Он стиснул зубы, замедляя свои толчки.

— Тебе это нужно?

Он сумасшедший?

Нужно ли мне это?

Черт возьми, да, мне это нужно.

Слегка задыхаясь, я ответила единственным доступным мне способом. Мое лицо смягчилось, и я выдохнула эти слова в его губы.

— Я люблю тебя.

И на этом все закончилось.

Твитч положил руку мне на затылок и притянул меня до невозможности близко, прижимаясь своим ртом к моему. Я целовала его до исступления, пока он не замычал мне в рот, а его член не дернулся, и я не почувствовала, как он изливается в меня.

Прошли минуты, и его жесткие прикосновения смягчились, поглаживая меня везде, куда он мог дотянуться, и когда он оторвал свой тяжелый взгляд от моего плеча, он опустил мои руки между нами, освобождая их от тугих пут. Как только они освободились, он взял мои запястья в свои руки и нежно погладил их большими пальцами, прежде чем взять мою левую руку и поднести ее к своему рту.

Когда он закрыл глаза, я положила руку ему на грудь, чувствуя ровное биение его сердца, и слова, которые он произнес, заставили мое сердце ответить тем же.

— Что касается всего остального… — он запечатлел еще один поцелуй на моей руке. — … на этом пальце должно быть кольцо. — Он наблюдал за моей реакцией, и когда не получил ее, то подсказал: — Ты понимаешь, о чем я?

Мое сердце мгновенно согрелось и заныло, но я доверяла своей интуиции, когда прошептала:

— Я понимаю.

Я не осознавала, что он чего-то опасается, пока он не сделал глубокий вдох, ответив на выдохе:

— Хорошо. — Его взгляд упал на мои губы. — А теперь поцелуй меня, детка.

Так я и сделала. Я целовала его долго и жестко, мой язык потянулся навстречу его языку, и он прижал меня к себе, как будто он так же боялся потерять меня, как и я его.

Наша любовь была безумной. Все равно, что улыбаться в лицо расстрельной команде.

Боже.

Почему мы такие?

Ответ вскоре обнаружился сам собой.

Потому что жить друг без друга не стоило того, чтобы жить.

Да, мы были сумасшедшими. И это было нормально.

Он был моим лекарством. Я была его терапией.

Потому что мы были безумно влюблены.

Глава 29

Лекси

На следующее утро, когда маленький монстр ворвался в мою комнату и обнаружил своего отца в моей постели, он закричал:

— У тебя была еще ночевка?

От моего смеха сотрясалась кровать, и когда мужчина за моей спиной хмыкнул мне в волосы, я фыркнула.

Этот ребенок.

Для этого было слишком рано.

Я подняла голову и зевнула.

— Доброе утро, милый.

Он стоял у изножья кровати, выглядя взбешенным, как стая кошек на состязании, и когда он скрестил руки на груди, мои глаза расширились.

Он пробормотал:

— Это нечестно. Как получилось, что папа спит здесь? Почему он не может спать со мной?

На это его папа хрипло ответил спросонья:

— Хочешь остаться с ночевкой, малыш? Ладно. — Рука, которой он меня обнимал, напряглась, когда он потянулся. — Как насчет того, чтобы переночевать у меня сегодня вечером, и мы устроим... Я не знаю. Всякое мужское дерьмо.

Лицо ЭйДжея стало шокированным, затем сменилось недоверием, прежде чем остановиться на чистом возбуждении. Он поднял руки вверх и прокричал:

— Да! — а затем он выскочил из комнаты, пробежав по коридору, и если я не ошибаюсь, он уже был в своей комнате, пакуя сумку.

Я заговорила в тишине комнаты:

— А как насчет мамочки? Она приглашена на мужскую вечеринку с ночевкой?

Твитч просунул руку под одеяло и сжал мою грудь.

— Не-а. Прости, мамочка. Допускаются только мальчики.

Я притворилась расстроенной.

— О нет, и что же мне делать?

Он откинул мои волосы в сторону, оставляя долгий поцелуй на моей шее.

— Продолжай тереться своей задницей, и тогда я буду трахать тебя до следующей недели.

Иисус.

Грязные разговоры никогда не переставали меня возбуждать. И когда я случайно — нарочно — прижалась задницей к его твердой длине, он прошипел:

— Иисус. Ты не знаешь, когда остановиться, детка. — Он издал рычащий звук глубоко в груди, прежде чем предупредил: — Остановись.

Я надулась.

— Ладно. — Потянувшись за халатом, я накинула его на голое тело, завязав вокруг талии, прежде чем взять боксеры Твитча и положить их на расстоянии вытянутой руки. Он наблюдал, как я выбираю чистое нижнее белье, и когда порывшись в своем шкафу, я вытащила простое черное платье, он издал звук.

Повернувшись назад, я моргнула.

— Тебе не нравится?

Он скорчил гримасу, ясно говорящую «нет».

Почему это имеет для меня значение?

Я положила платье обратно, и когда достала коричневое платье длиной до колен с юбкой-карандаш, он одобрительно поджал губы.

— Хорошо, — произнесла я, забирая его с собой в ванную.

Быстро приняв душ и открыв дверь ванной, чтобы выпустить пар, я прислушалась к разговору моего сына со своим отцом.

— Почему ты называешь маму деткой? Она не ребенок. Она леди.

— Ну да, — объяснил Твитч. — Это ласковый термин.

ЭйДжей не расслышал его.

— Что такое лайковый термит?

Твитч подавил смешок.

— Ласковый термин — это обращение к тому, о ком ты очень заботишься. И я называю твою маму так, потому что я люблю ее и хочу, чтобы она была в безопасности, и я бы сделал все, чтобы защитить ее. — Он сделал паузу. — Ты понимаешь, приятель?

— Да, — ответил ЭйДжей. — Я понимаю.

Я улыбнулась про себя, выходя из ванной и проверяя время. Взволнованно вскрикнув, я бросилась в свою комнату и вышла, подпрыгивая на одной ноге, пытаясь надеть туфли, не упав.

— О, черт. Я опаздываю. — Схватив свою сумку, я крикнула: — Мне нужно бежать. Люблю тебя, милый. — Я остановилась у двери, улыбаясь моему маленькому мужчине. —Увидимся после школы.

Именно тогда ЭйДжей ответил:

— Я тоже люблю тебя, детка.

И последовавшая за этим тишина была абсолютно ужасающей.

Не в силах остановиться, я начала смеяться над явным ужасом на лице Твитча. Он посмотрел на меня с выражением, которое кричало: «Помогите!» Я покачала головой, все мое тело дрожало от сдерживаемого веселья.

— Я не буду объяснять ему, что не так в этой фразе. Это все на твоей совести. — Я открыла дверь и вышла, задыхаясь от веселья. — Развлекайся сам!

Я смеялась всю дорогу до работы.

***

Линг

Я чувствовал себя так низко, что имело смысл только подниматься вверх.

Надвигалась буря. Бушующий шторм, который должен был стоить жизни. И его вздымающиеся ветры выбили из меня здравый смысл.

С момента телефонного звонка прошло три дня.

Телефонный звонок, который разрушил меня.

Не спавшая три гребаных дня, я ехала молча, и мне даже в голову не приходило задуматься, как, черт возьми, я все еще функционирую после того, как бодрствовала целых семьдесят два часа. Удар, который я получила ранее, вероятно, был причиной того, что мое сердце так сильно билось, не давая успокоиться.

Я не плакала. Нет. Я бы не заплакала.

Ни один мужчина не стоил моих драгоценных слез. За все свои годы я никогда не считала себя настолько глупой, чтобы клюнуть на подобную чушь.

И все же я была здесь, сломленная.

Как самая крутая стерва на этой стороне полушария, я считала себя невосприимчивой к обаянию таких мужчин, как он.

Как я могла быть такой глупой?

Моя губа скривилась, когда я нажала на акселератор, крепко сжимая руль, безрассудно обгоняя машины на шоссе.

Аслан Садык оставил на мне свой след.

О, сегодня он выучит урок.

Теперь я хочу оставить свой собственный след.

Прекрасный турок поймет, что нельзя просто играть чувствами людей, как это делал он. Ты не можешь просто сказать кому-то, что любишь его, а потом выбросить. Это был идиотский ход — заставить кого-то поверить, что он тебе небезразличен, а потом просто... уйти. Он проявил ко мне нежность, которой я никогда не знала, и я уже никогда не буду прежней.

Я умоляла.

Вы, бл*дь, можете в это поверить?

Мои внутренности сжались от стыда.

Я умоляла его остаться со мной.

Кто эта слабохарактерная сучка?

Мое сердцебиение участилось, и я невесело рассмеялась. Мои волосы развевались вокруг меня, пока ветер щипал мои глаза.

Да, именно поэтому я разрыдалась. Это было от ветра. Не от обиды.

Да. В этот самый момент ты говорил себе все, что считал нужным услышать.

Глупые мужчины.

Я ненавижу их. Всех их.

Я официально становлюсь лесбиянкой. Больше никаких членов. Я явно была недостаточно ответственна, чтобы доверять себе рядом с членом.

Какой, бл*дь, позор.

Я любила члены.

Когда я села за руль, то не знала, куда еду, но теперь, когда я подъезжала к обочине, я поняла, что знала все это время. Я так крепко вцепилась в руль, что костяшки пальцев побелели. Я глубоко вздохнула и посмотрела через улицу за мгновение до того, как то, что осталось от моего сердца, построило стену вокруг себя, защищая себя от меня и решений, которые я приняла, чтобы позволить этому случиться.

Я даже не винила Аса. Я доверилась ему, но мне нужно было знать лучше, и это было на моей совести.

Может быть, именно поэтому это так сильно задело. Единственный мужчина, которому я позволила сломать себя ранее, был мужчина, который предпочел умереть, чем быть со мной.

Я откинула голову назад и долго от души смеялась, прежде чем мое сердце забилось так сильно, что я прижала дрожащую руку к груди, тяжело дыша от боли.

Почему я никому не нужна?

— Что со мной не так? — заговорила я в тишине салона автомобиля, прежде чем стиснуть зубы и посмотреть на себя в зеркало заднего вида. Подняв руку, я замахнулась и ударила ею себя по щеке, от удара получился сильный шлепок.

Я ахнула, а затем тяжело задышала, мои глаза закатились к затылку. Щека пульсировала, и я закрыла глаза в блаженстве, когда слеза скатилась с моих ресниц.

Еще раз.

Я подняла другую руку, дрожа от предвкушения. Мне нужно было больше, больше боли, чтобы притупить горе. Когда второй удар достиг цели, я издала низкий стон, прикусив губу, наслаждаясь пылающим жаром, пульсирующим в моих трусиках.

Некоторые вещи никогда не менялись.

С моей стороны было глупо думать, что я смогу.

Я такой родилась. И не могла измениться, как бы сильно ни хотела в самые слабые моменты. Обычно сумасшедшая сука внутри меня владела своим безумием, носила его как вторую кожу, но сегодня я была не просто сумасшедшей. Я была невменяема. Психичка с примесью шизофрении.

Сумасшедшая с расшатанными винтами.

И когда я уставилась на свое отражение, проводя руками по разгоряченной плоти на своих щеках, я едва узнала себя.

Что они сделали с тобой, маленькая птичка?

Мой взгляд стал менее безумным, и когда я сделала следующий вдох, мое бешено бьющееся сердце успокоилось, и с хладнокровием, которое я совершенствовала годами, я вышла из машины.

Это было началом конца. Возвращение домой. И я надеялась, что Ас был готов к этому, потому что у меня были планы на него и жену, которая его обожала.

Мои ноги, обутые в лабутены, понесли меня к багажнику, и когда я нажала кнопку на ключах, он открылся. Я проанализировала свой выбор.

Лом?

Бейсбольная бита?

Я издала низкий задумчивый звук, прежде чем протянула руку и взяла по одному в каждую руку, взвешивая свои варианты. Через секунду я уставилась прямо перед собой, задумчиво нахмурив брови.

Ответ, конечно, был очевиден.

— И то, и другое. — Я ухмыльнулась, повернулась и направилась к черному купе Тесла S 75D.

Машины сигналили мне, пока я переходила улицу, не глядя, но вряд ли они знали, что я была волком среди овец и съела бы их практически целиком без предупреждения, без всякой гребаной причины вообще. Поэтому, когда грузовик просигналил мне на секунду дольше, чем следовало, я замерла посреди улицы, повернувшись лицом к мужчине в кабине.

Он сделал непристойный жест.

Я зашипела, как кошка.

Он опустил стекло и крикнул:

— Убирайся с дороги!

— Заставь меня, — был мой сладкий, медленный ответ.

Мужчина покачал головой.

— Гребаная сумасшедшая сука.

Я откинула голову назад и рассмеялась, прежде чем облизать губы и подмигнуть ему.

— Я знаю это, детка. — Я продолжила свой путь пружинистым шагом, и когда я вошла в здание, в котором мне не следовало находиться, охранник немедленно встал, узнав меня. Мужчина замер, когда я улыбнулась ему и вежливо произнесла:

— Думаю, тебе следует позвонить своему боссу, красавчик. — Повернувшись, я подошла к бизнес-эмблеме на мраморном полу и медленно задрала юбку. — Он наверняка захочет это увидеть.

В высококлассной фирме по продаже недвижимости было тихо, пока я сидела на корточках, ожидая, и в тот момент, когда двери лифта открылись, я встретилась с его темными глазами, облегчаясь на гребаном мраморном полу, который он привез из Италии, на эмблеме, разработанной его любимым отцом, на каждой чертовой вещи, которая была у нас вместе и которую он забрал у меня.

Да.

Я обоссала все это.

Говорят, что действия говорят громче слов, и прямо сейчас я знаю, что Аслан Садык понял, о чем я говорила.

Ты и твои друзья можете отсосать мне, ты кусок дерьма.

Когда охранник посмотрел на меня с отвращением, я послала ему воздушный поцелуй, а когда закончила, встала, аккуратно одернула юбку и встретилась взглядом с грозным взглядом красивого турка. Охранник поднял трубку, но когда Ас поднял руку, мужчина положил ее.

Он долго смотрел на меня, прежде чем сделать пару шагов вперед, и когда он посмотрел на меня сверху вниз, взглядом, полным беспокойства и жалости, мне захотелось убить его. Когда он заговорил, я знала, что это будет только вопросом времени, когда я сделаю именно это.

— Хорошо. Ты сделала то, что должна была сделать. — Он оглядел нескольких мужчин, окружавших нас, затем тихо заговорил. — Ты ранена. Безумна. Я понимаю это. Понимаю. — Он наклонился, бормоча: — Но ты ставишь себя в неловкое положение, Линг. Тебе нужно уйти. — Его глаза сузились. — Или я заставлю тебя.

Что он только что сказал?

Вена сбоку на моей шее пульсировала в такт учащающемуся сердцебиению, и, наклонившись, я подобрала свое оружие и кивнула, изображая стыд.

— Ты прав.

Его красивое лицо смягчилось, и я поняла, что все именно так, как я и хотела.

Такой красивый.

Я хотела разбить вдребезги эти высокие скулы, ударить битой по его лицу, чтобы убедиться, что его улыбка стоимостью в миллион долларов никогда больше не засияет, взять свой лом и обрушить его на его голову, вышибая мозги только для моего удовольствия.

Вместо этого я прекратила притворяться, мое лицо посерьезнело, и когда появилась моя медленная ухмылка, его беспокойство усилилось десятикратно.

Я вернулась, сучки.

— Видишь ли, Ас, — объяснила я со вздохом, — я хотела, чтобы это сработало. — Протянув руку, я разгладила его лацкан. — Я действительно хотела этого. — Мои глаза встретились с его. — Но ты облажался, и теперь ты должен заплатить.

Прибыло еще больше его людей, наблюдавших за ссорой. Среди них был младший брат Аслана Энвер, и в тот момент, когда Аслан заметил его, беспокойство в его глазах начало расти. Я могла бы сдать нас обоих. Могла бы сообщить всем его людям, что их король признался в любви Королеве Драконов, но я этого не сделала.

Нет.

Страдания Аслана Садыка будут проходить спокойно и медленно, и я вырву у него то, что ему дорого больше всего, одно за другим, чтобы он мог почувствовать боль от каждой потери, прежде чем я нанесу новый удар.

Сегодня этот мужчина должен узнать, что Линг Нгуен не была охвачена любовью.

Линг Нгуен была гребаной королевой, и раз он не позволил мне использовать его лицо в качестве трона, я буду насаживаться на его сломанный, окровавленный позвоночник, пока грубое удовольствие не заставит мое тело дрожать.

Его губы сжались, и когда он упер руки в бедра, опустив лицо, я услышала беспокойство в его голосе.

— Чего ты хочешь?

О, детка. Ты и понятия не имеешь.

Тишина вокруг нас была напряженной, когда я наклонилась и прошипела:

— Всего.

Он выпрямился, когда я развернулась и вышла обратно на улицу, остановившись перед великолепно обтекаемой машиной, которой дорожил Ас. Подняв биту, я увидела, что Аслан стоит в открытом дверном проеме и наблюдает за мной, и я протянула ее в его сторону за мгновение до того, как заговорить.