Кругом была пустота. Холодная, звенящая. Везде, куда я мог дотянуться — только она. Когда смотришь на эту пустоту издалека — с планеты, с космического корабля, в окуляр телескопа — она кажется безжизненной, полной одиночества. Но если быть внутри нее, то становится понятно, что это не так. Она пронизана частицами жизни. Они тут повсюду. Просто надо уметь их чувствовать. Ловить на кончиках пальцев и отпускать дальше, в долгий путь по холодной пустоте.
У всего есть путь, ничто не происходит просто так. У всего есть смысл.
Я смотрю на Лео. На то, как она сосредоточена. Как тянется через бескрайнее пространство, далеко, невозможно далеко. Для нее одной это расстояние непреодолимо, но она не одна. Я тянусь вместе с ней, через пустоту, потому что в этом есть смысл. Мне проще, чем ей. Я провел здесь столько времени, что пустота уже принимает меня. Обнимает. Оберегает. Я свой, и Лео теперь тоже своя.
Нечто где-то рядом. Оно… нет, не помогает. Оно изучает. Оно колеблется, мы чужие для него, но используем те же инструменты. Идем через разрывы. И нечто не понимает, касается нас и не понимает. Я шепчу, что мы не враги, я шепчу, что у всего есть смысл. Наш смысл не причинит ему вреда. Я знаю, что меня не поймут, но все равно шепчу и шепчу одно и то же.
Лео так близко. Я касаюсь ее. Знаю, что она не чувствует меня, лишь ЕГО. Но мне достаточно просто касаться. Знать, что я рядом и что помогу.
Мы находим его. Он еще так слаб. Но так самоуверен. Не готов к компромиссам. Он бежит от себя, считая, что бежит от увечья.
И Лео слабеет. Она преодолела такое расстояние, что сил совсем не осталось. Дотянувшись, коснувшись его, она начинает истаивать на глазах. Я касаюсь ее сильнее, не даю прерваться их контакту. За мной он не пойдет, нужна она. Поддерживаемая мной, она тянет его на себя.
Он легкий, как пушинка. Тянется к ней, не ощущая препятствий, безгранично доверяя, передает ей себя. Он весь у нее на ладонях, а я держу эти ладони, не даю рукам опуститься. И мы тянем, тащим его через пространство.
Нечто следит. Колеблется, касается меня, а их не трогает. Раз, другой. Еще. И вдруг я чувствую, что оно понимает! Становится очень легко, мы больше не прилагаем никаких усилий для движения. Пространство подхватывает нас само, и мы плывем, как по течению. Он — в руках Лео, а она — в моих руках.
Я не хочу ее отпускать. Вижу корабль, вижу захваты. В последний момент придерживаю его, смягчаю рывок от захватов. Я чувствую его кровь на своих руках, но он жив! А Лео собрана, она руководит медиками, она успокаивает его. Она — сила, которая создает стабильность вокруг себя. И я тоже хочу быть рядом с этой силой, чтобы она питала и меня.
Кровь, везде кровь. Но он жив. Он будет жить. Я забрал себе часть его боли, отдал ему немного силы. И он будет жить рядом с Лео, пока пустота не возьмет свое.
А я? Что будет со мной? Кругом растекается кровь, и я распылен в ней частицами жизни, пронизывающей пустоту. Облаком качаюсь на гравитационных волнах, поднятых улетающим к Земле кораблем.
Я отпустил Лео. Отпустил их всех. Мне стало бесконечно холодно и одиноко. Я таю в этой пустоте, в этой бесконечности. Слабею. Ухожу…
Очнулся я от того, что Ольга истерично трясла меня за плечо.
— Артем, что случилось? Проснись! Боже, сколько крови! Что случилось?
Мне было тяжело дышать, но я заставил себя открыть глаза. Наш питерский номер, темнота за окном. Видимо, ночь.
Невыносимо болела голова.
Ольга, увидев, что я зашевелился, наконец, сообразила и вызвала скорую.
Воздух попадал ко мне через раз. Первый вдох — в груди пустота, второй — немного воздуха. Потом выдох, воздух с хрипами и кровью покидал мою грудь. Я весь сосредоточился на том, чтобы дышать. Ничего больше, только дышать. Пару раз отключался, но Ольга теребила меня. Догадалась намочить полотенце холодной водой, убирала с лица кровь.
Врачи приехали быстро. Я увидел их и… улыбнулся. Ну да, сейчас же он жив! Если бы не забившая легкие кровь, я бы захохотал. О, от радости я бы запрыгал по комнате. Но вместо этого просто позволил себе потерять сознание. Потому что точно знал, что умереть мне не дадут. Теперь я в надежных руках. Все будет хорошо.
Я помнил это. Помнил, как ненавидел приходить в себя после потери сознания. Успеваешь привыкнуть к уютной темноте, в которой не надо ничего: ни геройствовать, ни принимать решений. Она как кокон защищает ото всех бед, баюкает в своих недрах. Но нет, приходит реальность. И ты перед ней абсолютно беззащитный, одинокий, потерянный.
Надо мной был белый потолок. Я смотрел на него и удивлялся, насколько он белый. Ни царапинки, ни трещинки. Абсолютно ровная белая поверхность.
— Ты как? — голос донесся непонятно откуда, словно с этого белого потолка.
Я моргнул. Повернул голову.
Ольга сидела в кресле, рядом с кроватью. Судя по встрепанным волосам и красной отметине на щеке, она только что спала, а сейчас проснулась.
Ну да, стоящий у кровати монитор пациента часто попискивал. Видимо, он ее и разбудил.
— Все в порядке, — ответил я наконец.
— Врачи говорят, у тебя было высокое внутричерепное давление. От этого, когда спал, пошла носом кровь, стекала по задней стенке, и ты начал ей захлебываться. Повезло, что я заметила, мог бы и не проснуться.
Я подумал, что мне всегда везло. Пошевелился, хотел спустить ноги на пол, но Ольга резко придержала за плечо.
— Лежи. Ты потерял много крови, залили искусственную. Нужно время на восстановление.
И я лежал. Смотрел на белый потолок без единой царапины. Слушал, посапывание опять задремавшей Ольги. Дождавшись, когда ее дыхание станет ровным, как у крепко спящего человека, все-таки встал. Обувь искать-надевать не стал, так и пошел босиком к выходу.
Больничный коридор тянулся, казалось, куда-то в бесконечность. К счастью, слева от моей палаты был тупик, так что вопросов куда идти не возникло. Я не спеша дошел до сестринского поста.
— Чем-то помочь? — вскочила при моем приближении совсем молоденькая сестричка.
— Как мне найти ребят из бригады, которая привезла меня ночью? Хотел сказать им спасибо, — я убедительно растянул губы в улыбке.
— Они сдали смену как раз минут двадцать назад. Водитель и фельдшер уже уехали, а доктор пока в здании.
Я удивился такой осведомленности.
— Активные пропуска видны в системе, — хихикнула сестричка. — Виктор Владимирович еще тут. Первый этаж, ординаторская. Можете спуститься на лифте, справа от вас.
Виктор Владимирович. Я улыбнулся по-настоящему. Лифт показался мне очень медленным, зря не скатился вниз по лестнице, получилось бы быстрее. И от нетерпения я барабанил пальцами по стенке.
Коридор на первом этаже был такой же бесконечный, как наверху, но напротив лифта висела схема. Я отыскал на ней ординаторскую. Она находилась довольно далеко от лифта, рядом с выходом из здания. Я припустил по коридору, боясь, что пока доберусь, Витька уже уйдет. Ввалился в ординаторскую так, будто за мной гнались черти.
Виктор сидел на банкетке у шкафчиков, устало уронив руки и прислонившись головой к стене. Он был… молодым. На звук открывшейся двери обернулся и удивленно уставился на меня.
— Привет, — я сделал два шага внутрь комнаты. — Пришел спасибо сказать, за помощь вчера.
— Ерунда, — Виктор неопределенно махнул рукой. — Это моя работа.
— Ага, — согласился я.
Сделал еще два шага и сел рядом с ним на банкетку.
Как сказать, что я должен благодарить его больше, чем за вчерашнее спасение? Что я виноват в нашей размолвке, в том, что мы не попрощались и что до сих пор сожалею об этом?
— Почему вы не в Москве? — вырвалось у меня.
Виктор удивленно вздернул брови.
— Мы знакомы?
— Да. Нет, — я усмехнулся. — Но вы же из Москвы?
— Да, — Виктор снова расслабленно откинулся на стену, решив не заморачиваться с моим загадочным поведением. — В ординатуру буду тут поступать. Вот пока практики набираюсь.
— В ортопедию? — осторожно уточнил я.
Виктор вздрогнул и снова внимательно посмотрел на меня.
— Почему вы босиком? — кивнул он на мои ноги. — Пол грязный и простудитесь.
— Сбежал из палаты, — усмехнулся я. — Ненавижу больницы.
— Я тоже, — неожиданно улыбнулся Виктор.
— Давай на «ты», без официоза? — предложил я.
— Давай, — легко согласился он.
— А про космос не думал? Врачом в космическую экспедицию пошел бы?
— Шутишь? — хмыкнул Виктор. — Мне бы ординатуру закончить, да и специализация у меня узковата для космоса.
Я пожал плечами.
— Иди в ортопедию. Ты даже не представляешь, как сильно в космосе будут нужны ортопеды лет через десять.
— Звучит… — Виктор сделал неопределенный жест рукой.
— Шизофренично? — я снова усмехнулся.
— Типа того.
— Ну и пусть. Меня зовут… — я замер, прислушиваясь к своим ощущениям, — Артем.
Имя я выговорил с сожалением. Этой ночью я окончательно понял, что уже совсем не Алексей и больше никогда Алексеем не буду.
— Виктор, — доктор протянул руку. — И топай в постель.
— Усек? — добавил я себе под нос.
Но Виктор услышал и расхохотался.
— Так мы знакомы, что ли?
— Ага. Будем, — я встал. — Я знаю, какое впечатление сейчас произведу, заранее приношу извинения, но… Вить, придет время, и мы станем настоящими друзьями. Ты спасешь мне жизнь. И этой ночью я был очень рад тебя увидеть. Мне плевать, что ты сейчас подумаешь, но я просто хочу, чтобы ты знал, что я ценю все, что будет, хотя, вроде, ни разу не дам тебе это понять. Там в будущем у меня не было возможности это сказать, и я говорю сейчас. Психиатров можешь не звать.
Я развернулся и пошел к выходу.
— Стой, — Виктор окликнул меня, когда я уже подошел к самой двери. — Раз уж друзья, то в космос позвать не забудь.
— Там будет проблемно, — я оглянулся.
Виктор вздернул брови и заржал.
— Парень, ты думаешь на скорой не проблемно? Так-то, когда тебя шатать перестанет, можем выпить пива, расскажу пару историй.
Я смотрел на него, и в голове вертелась мысль, что плевать мне на все эти желоба и шарики в них. Но в МОЕМ будущем он не умрет.
В больнице я пробыл недолго. Уже утром следующего дня меня выписали, выдав сосудоукрепляющие таблетки и посоветовав чаще бывать на воздухе. Но Ольга настояла, чтобы я пару дней полежал в номере. На всякий случай. Напугала ее наша ночная поездка на скорой. Если честно, какая-то слабость пока оставалась, так что спорить я не стал. К тому же удаленный доступ к университетскому кластеру мне дали, заниматься расчетами можно откуда угодно. А с перенастройкой установки и тестовыми прогонами Ольга с Антоном справятся и сами.
Оставалось поговорить со старшим Боровским, и лучше лично. Не зря же мы летели в Питер. Решив, что несколько часов постельный режим подождет, я назначил встречу. Заскочу в университет по пути из больницы, главное Ольге на глаза не попадаться.
Днем в лаборатории Максима Геннадиевича было оживленно и шумно, поэтому мы перешли в примыкавшую к ней небольшую переговорку. Он быстро набросал на стене мои уравнения. Дописал еще два, размашисто обвел их синим маркером. Зачеркнул константу, отвечающую за уровень флуктуаций g-поля, и ввел его через дополнительный параметр.
— Да, эта система уравнений полнее, мы пробовали ее использовать — заметил я. — Но в таком виде не получилось найти общего решения. А если считать численными методами, то не укладываемся по времени. Вы говорили, что есть компромиссный вариант.
— К этому я и веду, — не переставая писать, ответил Боровский. — Нехитрым преобразованием приходим к простым уравнениям в частных производных. Фоновый уровень g-поля меняется медленно, аппроксимируем его флуктуации квадратичной функцией. По сравнению с константой это даст гораздо лучшую точность. И теперь система легко интегрируется.
Закончив с выкладками, он обвел результат синей линией и дважды подчеркнул, видимо, для большей убедительности. Я подошел к стене, проверяя записи.
— И еще один момент, на подумать — поднял маркер Максим Геннадиевич. — При извлечении квадратного корня вы отбрасываете отрицательное временное отклонение от мировой линии, рассматривая только положительное. Мне кажется, что зря. Да, в современной экспериментальной физике отрицательное время никто не использует. Но с точки зрения математики оба корня равноправны. В полученных параметрах импульса ничего невозможного нет. Думаю, проверить второй вариант было бы, как минимум, интересно.
— На самом деле, на первых опытах мы пробовали оба варианта, — сознался я. — Но поймать перемещенные частицы получалось только в случае с положительным отклонением. Поэтому второй корень отбрасываем, а положительное отклонение минимизируем. В текущем эксперименте ожидаем получить околосветовую скорость перемещения. Конечно, отрицательное отклонение от мировой линии — это сверхсвет. Но, похоже, для его достижения просто использовать отрицательный корень недостаточно.
— Ну, что же… — развел руками Максим Геннадиевич. — Отрицательный результат тоже результат. Иногда нужно стукнуться об стену, чтобы убедиться, что она настоящая.
— Спасибо за выкладки, попробую пересчитать коэффициенты. Похоже, даже программу сильно менять не придется, — поблагодарил его я. — Кстати, не хотите в нашу команду? Сейчас закончим с частицами, будем учиться перемещать многоатомные объекты. Там более сложные расчеты понадобятся.
— Спасибо, конечно, — вздохнул Боровский, — Но у меня лаборатория, свои эксперименты, люди… На кого я это все брошу? Хотя тема у вас интересная, рад был помочь.
Он проводил меня до выхода, где мы распрощались.
На улице светило нечастое в Питере солнце. Идти от физфака до гостиницы было недалеко, и по дороге я завернул в небольшую кафешку, уже выставившую столики на веранду. Заказал латте макиато. Полюбовался четко разделенными слоями, опустил трубочку. Подставил лицо теплым весенним лучам. Потягивал кофе, разглядывал прохожих, вспоминал прошлое, думал о будущем. Хотя кто из них кто я давно уже запутался.
В номер вернулся в бодром, боевом настроении и сразу засел за расчеты. На следующий день мы сделали первый тестовый прогон. Корреляция между количеством отправляемых и принимаемых фотонов, определенно, была, но уровень расхождения фактических и ожидаемых длин волн по-прежнему оставался высоким. То есть мы не могли утверждать, что в Питере принимаем те же фотоны, что отправляем из Новосибирска. Пришлось сделать еще несколько итераций, прежде чем уровень расхождений приблизился к нужным нам тридцати процентам. Ушло на это четыре дня. Наконец, завершив последний расчет, я отправился в лабораторию.
Антон уже успел со всеми перезнакомиться и выглядел здесь своим. Пока шли к нашему блоку, с ним постоянно здоровались какие-то неизвестные мне люди, иногда останавливаясь, чтобы переброситься парой фраз.
— Становишься здесь своим? — в шутку поинтересовался я после очередной остановки.
— Да факультет не такой уж большой. Кто-то мне помогал, кому-то я. С некоторыми просто в столовой общались, теперь здороваемся. Хотя говорить по-питерски уже могу, убирать из слов суффикс «к» мне понравилось. «Греча», «сосуля»… И с другими неплохо выходит. «Шапа», «тарела», «кружа», «руча», «кнопа», звучит же?
Я даже споткнулся, пытаясь не расхохотаться.
— Нет, пора забирать тебя домой. Оставим Питер городом трех революций, филологическую устраивать не нужно.
Наконец, мы добрались до установки. Ольга уже была здесь, что-то выговаривая технику, стоявшему перед ней с виноватым видом. Кивнув ей, я взял планшет и плюхнулся в кресло. Пробежался по данным диагностики приборов, проверил настройки нашего и новосибирского блоков. Почти все было готово к запуску, оставалось только внести последние уточнения параметров толчкового импульса. Чем я и занялся.
Закончив с техником, подошла Ольга.
— Думаешь, сегодня получится? Или просто решил сменить обстановку? — обойдя меня, она подкатила второй стул и села рядом.
— Конечно, получится — сохранив правки, я отложил планшет в сторону. — На тестовом прогоне расхождение было меньше сорока процентов. С последней корректировкой должно упасть ниже тридцати. Ты приготовила ящик с шампанским?
— Не сглазь — усмехнулась Ольга. — Помнишь законы Мерфи? «Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет не так». Вот сейчас, у детектора единичных фотонов меняли блок питания. Казалось бы, что может быть проще? Так, местные техники, не посмотрев, воткнули стандартный, хотя нужен с пониженным напряжением. У него ведь даже разъем другой! Хорошо, защита сработала, а то был бы фейерверк! И потом неделю ждать, пока новый детектор привезут. Мне иногда даже кажется, что кто-то специально вставляет нам палки в колеса.
— Ну, это уже паранойя — похлопал я ее по руке. — Закончим с экспериментом, будет твоя очередь в номере отлеживаться.
— Ты ведь обещал показать Питер. Разве мы все уже посмотрели, или хочешь схалтурить? — Ольга убрала руку, вставая. — Ладно, что делать после, еще придумаем. Давай сначала с экспериментом закончим.
Она повернулась в сторону установки.
— Антон, у тебя все готово?
— Да, жду отмашки от Артема.
— Дай еще десять минут, — буркнул я, возвращаясь к планшету.
Закончив с корректировками, запустил диагностику. Строчка генератора g-поля тут же загорелась красным. Чертыхнувшись, полез сверять коэффициенты. С ними все было в порядке. На всякий случай еще раз пробежавшись по коэффициентам, вызвал по коммуникатору Ваню. Он выглядел замотанным и немного взъерошенным, словно я разбудил его среди ночи. Странно, в Новосибирске сейчас только шесть часов вечера.
— Привет! Можешь проверить подключение генератора? По настройкам ошибок не вижу, а диагностика красная.
Ваня кивнул и на некоторое время исчез с экрана. Микрофон при этом не выключил, так что минут пять до меня доносились странные звуки и обрывки разговоров. Потом, снова появился Ваня, еще более взъерошенный.
— Проверяй. Прошлый раз шла небольшая утечка с фидера. Я его заменил, но, похоже, недотянул соединение. Сейчас подкрутил, у меня вся диагностика зеленая.
— Ты всю ночь, что ли, с фидером возился? Выглядишь замотанным.
— Сначала с ним, а потом решил, что домой ехать уже поздно и до утра просидел за статьей в «Горизонты науки». Давно им обещал, а все некогда.
— Так оставил бы на установке кого-то из ребят и шел бы спать, — пожал я плечами. — Ольга не съест.
— И пропустить финальный прогон? Нет уж, — устало усмехнулся Ваня. — К тому же я спал. Почти четыре часа.
Еще раз прогнав диагностику, я убедился, что больше никаких проблем не осталось. Переключил Ваню на громкую связь и махнул Ольге, что можно начинать. Она сразу как-то подобралась, кажется, даже стала выше. Выгнала за дверь все еще копавшихся со снятым блоком питания техников, вышла на середину комнаты. Пульт в этот раз был у Вани, так что Ольга подхватила оставленный техниками гаечный ключ и взмахнула им, как дирижерской палочкой.
— Поехали!
Ваня нажал кнопку на пульте, и на настенном графике заплясали пики регистрируемых фотонов. Кривая расхождений пока не выходила за двадцатипроцентный уровень. Спрятав руку за спину, я скрестил пальцы.
— Давай поток! — махнула гаечным ключом Ольга.
Расстояния между пиками уменьшились, кривая расхождений поползла вверх, но, к всеобщему облегчению, остановилась ниже тридцати процентов.
— Какое время в пути? — Ольга повернулась ко мне.
Перед пуском я закладывал базовую задержку в десять миллисекунд. За такое время можно долететь из Новосибирска в Питер, двигаясь со скоростью света. Система должна была скорректировать введенное значение, подобрав задержку, при которой контрольное расхождение по длинам волн будет минимально. То есть найти, насколько позже своих пар попадают в детектор перемещенные на три с лишним тысячи километров фотоны.
— Четырнадцать и две. Хуже, чем мы рассчитывали, семьдесят процентов от световой, но здесь еще приборные задержки.
— Тогда «Ура»? У нас получилось! — просалютовав гаечным ключом, Ольга даже подпрыгнула.
Из динамика коммуникатора послышались звуки падающих железок, и Ваня пропал с экрана. Импульсы фотонов стали редкими, кривая расхождений уползла к ста процентам.
— Ваня, ты живой? Что там у вас? — озадаченно спросил я в коммуникатор.
— Да, споткнулся о старый фидер, зацепил блок управления, и настройки сбились. Сейчас все починю, — донесся из динамика Ванин голос.
Некоторое время мы слушали щелчки тумблеров, и сопение. Потом на экране появился Ваня.
— Поток идет, вроде бы сбилась только одна координата и я вернул ее на место. Запусти свободное сканирование задержки в пределах двадцати миллисекунд, чтобы точно не промахнуться. Думаю, так быстрее найдем наши фотоны.
Вздохнув, я ввел в систему базовую задержку в двадцать миллисекунд и запустил поиск вниз, с шагом в две наносекунды. Счетчик дополз до пятнадцати миллисекунд, потом до десяти, до пяти. Я уже собирался выключать его и настраивать установку заново, когда на отметке в три миллисекунды кривая расхождений снова рухнула к двадцати шести процентам.
— Сколько? — встрепенулась погрустневшая было Ольга.
— Три тысячи сто сорок одна целая и пять десятых микросекунды, — я постучал пальцем по цифрам на экране планшета. — Кажется, Вселенная решила пошутить. Саган был бы доволен, но минимум десять микросекунд здесь задержка от нашего оборудования, так что совпадение точно случайное.
— Погоди… — Ольга озадаченно покрутила в руках гаечный ключ. — Это же ерунда какая-то. Бог с ним, с «пи», но у тебя получается, что мы перекинули фотоны быстрее скорости света. Как такое может быть? Давай искать, где может быть ошибка, а пока запусти поиск от двадцати миллисекунд в большую сторону, посмотрим, не найдет ли он других совпадений.
— Оль, каких других? — кивнул я в сторону графиков. — У нас идет поток запутанных фотонов со случайными длинами волн. Семьдесят процентов пар не могут вдруг начать стабильно совпадать по параметрам с парами, выпущенными раньше или позже.
— Совпадать не могут, а перемещаться быстрее света могут? — не сдавалась Ольга.
— Теоретически могут, — вспомнил я наш разговор с Боровским. Как раз обсуждали недавно с Максимом. Давай сейчас зафиксируем коэффициенты, чтобы можно было результат воспроизвести, а теорию мы с ним доработаем. Тем более, теперь понятно, что это не просто математический фокус.
— Ох, Артем… — вздохнула Ольга, опускаясь на стул. — Становится все чудесатее и чудесатее. Что еще спрятано в твоей кротовой норе?
«Дорога к звездам» — подумал я, но вслух ничего не сказал. Просто скинул копию настроек в резервный файл и плавно заглушил установку.