Перегрузкой меня вжало в кресло. Перехватило дыхание, и на несколько секунд я даже малодушно прикрыл глаза. Вокруг шумело все: ревущие двигатели, сопротивляющаяся нашему движению атмосфера, вибрирующий от ответного сопротивления корпус корабля. Потом вибрация ушла, остался только гул двигателей. И вдруг все стихло. Давящая тяжесть тоже исчезла.
Я помнил, как это происходит, и все равно, от неожиданности широко распахнул глаза, так резко изменились ощущения.
— Вышли на орбиту терминала, начинаем маневрирование — раздался из динамиков голос капитана. — Примерно через сорок минут пристыкуемся. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах. До подачи звукового сигнала отстегивать ремни не рекомендуется.
Рука строптиво дернулась к замку. Так не хотелось сидеть пристегнутым, когда кругом волшебная невесомость. Но в последний момент я передумал. Какой смысл? В салонах челноков давно перестали делать прозрачные иллюминаторы, через которые можно было бы своими глазами посмотреть на окружающую красоту. А видом с камер проще любоваться на видеоконсоли кресла.
Я нащупал в подстаканнике непроливайку. В суматохе перед вылетом не успел сделать латте, так что сейчас в ней был простой зеленый чай. Откинувшись в антиперегрузочном кресле и подрегулировав положение экрана консоли, запустил на нем видео с камер кругового обзора. Приблизил Землю, полюбовался раскиданными по голубому фону завитками облаков. Снова переключился на общий вид и сделал глоток терпкого, еще не успевшего остыть, чая.
Космос казался привычным. Ожидая этого полета, я боялся, что не будет узнавания. Но все оказалось в порядке — тут я чувствовал себя как дома.
На экране постепенно увеличивалась подсвеченная солнцем фигурка орбитального терминала. Расходящиеся от центрального диска лепестки стыковочных ферм делали его похожим на неподвижно зависший над Землей огромный цветок. Чтобы пилотам прибывающих кораблей было проще ориентироваться, каждая из ферм имела свой цвет, что еще больше усиливало сходство с цветком. От голубоватого диска расходились красная, желтая, зеленая, синяя и белая фермы. Судя по информации на экране, мы направлялись к желтой: слот Y-08.
Чай закончился, и последние минуты перед стыковкой я уже с нетерпением теребил замок, борясь с желанием поскорее выбраться из надоевшего кресла. Наконец, с мягким толчком челнок опустился на ферму, зашипел открываемый шлюз, а затем мелодично тренькнул звуковой сигнал.
— Полет успешно завершен, мы прибыли к терминалу, — донесся из динамиков голос капитана. — Можно отстегнуть ремни и готовиться к выходу. Спасибо вам, что помогли обойтись без происшествий. Хорошего дня и чистого космоса!
Дремавшие до этого в креслах пассажиры оживились. Загомонили голоса, люди стали отстегиваться и двигаться в сторону шлюза. Сразу стало заметно тех, кто впервые оказался в космосе. Перед тем как покинуть кресло, они неуверенно оглядывались по сторонам, оказавшись в воздухе, судорожно искали руками ближайшую петлю. А потом, перебирая руками, медленно двигались вдоль поручней к выходу.
Огибая их, я подплыл к Антону с Иваном, помог отстегнуться и показал, как нужно правильно двигаться.
— Сразу видно, кто на тренировках делом занимался, а кто не вылезал из коммуникатора — пропыхтел Иван, ловя очередную петлю.
— Ты же инструктора слушал, даже конспектировал, и что? — вернул шпильку Антон.
— У меня с физкультурой со школьных времен вендетта. Оба живы, пока не встречаемся, — пояснил Иван деловым тоном.
— Почему бы просто не сделать, чтобы магнитные ботинки по всему салону работали, а не только около шлюза? — недовольно пробухтел Антон.
— Наверно, чтобы необученные пассажиры во время полета сидели в креслах, а не разгуливали по салону, — предположил я, с щелчком опускаясь на пол. — Здесь, кстати, уже работают. Видишь значок?
На полу возле моих ног был нарисован кружок с черным следом ботинка и контурами магнитных силовых линий.
Антон опустил ноги и осторожно сделал пару шагов.
— Ну вот, совсем другое дело! — радостно обернулся он к Ивану. — Спускайся, хватит висеть, заклятый враг физкультуры!
Выбравшись в коридор терминала, мы дождались выгрузки наших контейнеров и проследили, как их крепят к транспортной платформе. До старта корабля, отправляющегося к Сатурну, оставалось еще четыре часа. Сейчас он был пристыкован в синей зоне, слот B-04. Убедившись, что груз отправлен по назначению, мы решили немного осмотреться.
До центрального диска добрались на местном лифте, похожем на футуристичный вагон метро. Заглянули в коридоры жилого сектора, с кабинками номеров для пилотов и обслуживающего персонала. Сейчас номеров было гораздо меньше, чем я помнил и находились они там, где в мое время висели таблички «только для персонала». Разглядывая тропические цветы и кустарники, прошлись по вращающемуся кольцу оранжереи. Здесь создавалась небольшая сила тяжести, по ощущениям, максимум 0.2g. Но после невесомости терминала она казалась почти земной.
— О, это же бар! — ткнул Антон в вывеску, когда мы вышли из кольца оранжереи. — Настоящий, космический! Давай зайдем?
Я пожал плечами. Почему бы и нет? Время еще есть. Как раз, посидим полчаса и пойдем на погрузку.
Ребята уже подошли к стойке и стояли, разглядывая меню. Бар был автоматическим. Я выбрал себе ирландский кофе: эспрессо, сливки, сахар и виски. Антон, недолго думая, заказал джин-тоник. Через пару минут из стойки выдвинулись наши напитки. Бар выдал их в стилизованных под стаканы герметичных контейнерах. Взяв из лотка трубку, я аккуратно проткнул свой «стакан» и стал потягивать прохладную смесь. Антон, покрутив трубку в руках, сделал так же. А Ваня, все стоял, копаясь в меню.
— Ты его наизусть, что ли, учишь? — поторопил Ивана Антон. — Закажи уже что-нибудь.
— Хочется чего-нибудь необычного, — протянул Ваня. — А тут, либо как на Земле, либо я не знаю, что это. Вот, например, «Особый старательский». Звучит интересно, а состава нет.
Я фыркнул.
— Это же классика. Помнишь, у Шекли?
— Шекли читал, — нахмурился Ваня. — «Обмен разумов», «Верный вопрос»… Но про «Старательский» не помню.
— Тогда возьми, точно удивишься. И сразу закажи что-нибудь попроще. Апероль или «Куба либре». Вдруг, не зайдет.
Чуя подвох, Иван недоверчиво покосился на меня, но заказ сделал.
«Особый старательский» выехал в эффектном контейнере, похожем на древнюю медную чашу. Оглядев его со всех сторон, Иван проткнул трубочкой верх и осторожно сделал глоток. Настороженность на его лице сменилась сначала удивлением, а потом недоумением. Втянув напиток еще раз, Ваня возмущенно повернулся ко мне.
— Это же простая вода!
— Конечно. За что, по-твоему, затерявшийся в пустыне старатель готов отдать все богатства мира? За глоток чистой воды. Вот, это она. Настоящая, с Земли. Не синтезированная и не ректифицированная.
Иван посмотрел на свое приобретение более уважительно. Но допивать не стал, переключился на «Куба либре». Соскучиться по земной воде, он еще не успел.
До корабля мы добрались без приключений. Убедились, что все наши контейнеры уже расставлены в грузовом отсеке межпланетника и разошлись по каютам. Перед стартом капитан по громкой связи попросил всех занять свои места и пристегнуться. Улыбнувшись знакомой фразе, я забрался в кресло, потянул лямки, щелкнул замком и включил обзорный экран.
Вскоре корабль с легким толчком отстыковался от фермы. Терминал начал отдаляться. Сначала плавно — мы отходили от него на маневровых, потом все быстрее — включился основной двигатель. Вместе с тягой постепенно нарастала сила тяжести. К моменту, когда звуковой сигнал разрешил отстегнуть ремни, набралась комфортная половина земной.
Спрыгнув на пол, я потянулся, хрустнув затекшими суставами. Хотел было пройтись по кораблю, оглядеться, заглянуть в обсерваторию. Но вместо этого завалился на узкую койку и нашел в коммуникаторе папку с записями по нашему эксперименту. Лежал, пролистывая файлы, а мысли были совсем о другом.
Я ведь доживу до четвертой звездной. Что мне тогда делать? Присматривать за ними? Могу ли я показываться им на глаза? Коломойцев приезжал и в резервацию, и в институт Эванса. И с Алексеем неоднократно встречался лично. Я должен буду делать так же? Или мне лучше затаиться, пустив все на самотек? Вообще интересно, могу я тут что-нибудь изменить, или как злополучный шарик в желобе буду вынужден пройти через те же точки? Спросить-то не у кого.
Алексея я могу взять за ручку хоть сейчас и уверенно провести по всей линии жизни. Он даже себе не представляет, какие силы будут оберегать его. Да что он, я сам пока плохо себе это представляю.
Чтобы картинка не гасла, я бесцельно водил пальцем по формулам, пока не замер на одной из них. Вот он, наш сверхсвет. А что дальше? Покажем, что так можно перемещать и крупные предметы. Потом соберем первый опытный образец корабля, которым будем управлять с Земли. Если все пойдет штатно, то затем отправим на сверхсвете… тараканов? Они самые живучие. Собачку. А потом дойдет очередь и до человека.
Летная академия — до двадцати пяти лет.
Я больно закусил губу. Документов, подтверждающих летный стаж, у меня нет. Академиев тоже не кончал. В этом времени. К военной службе отношения не имею. И годков мне уже аж сорок два. Со всех сторон нулевой шанс попасть в испытатели. Кому же повезет сделать первый полет на межзвездном?
В дверь постучали.
— Заходи, кто такой вежливый, — крикнул я, спуская ноги с койки.
Ввалились Иван с Антоном. Ваня сразу выцепил взглядом формулы, а Антон витал в облаках.
— Как же это здорово — вот так запросто летать в космосе, — задумчиво протянул он. — Даже не верится, что это не кино и не сон, все происходит с нами на самом деле.
— Ну к черту, я первый и последний раз, — охладил его Иван. — Здесь еще ничего, а в челноке просто кошмар. Перегрузки, шум. Даже наушники с шумоподавлением не спасали.
— Пойдем в обсерваторию? — предложил я.
Это единственное место на корабле, где на космос можно было посмотреть через настоящие иллюминаторы. Во время перелета виды однообразные: только звезды и уменьшающееся с каждым днем Солнце. А сейчас еще недалеко от Земли, это пропускать не стоит.
— Нам разве можно шляться вот так, везде, где захотим? — уточнил Антон.
— Не везде, но можно.
Я захлопнул формулы и решительно шагнул в дверь.
О допуске в обсерваторию я договорился аж на уровне космического управления. Нес какую-то чушь о сопоставлении расчетных коэффициентов с визуальными наблюдениями. Чудом никто не вывел на чистую воду. Но еще до старта с терминала коды доступа капитан мне выдал.
Обсерваторию мы нашли без труда. Она находилась в самом носу корабля, так что заблудиться было сложно. Набрав код, я убрал с панорамных окон защитные панели.
Мы выходили на основную траекторию. Залитая солнечным светом Земля висела по правую руку от входа, постепенно смещаясь к корме.
— Останусь тут до конца пути, — выдохнул Антон, садясь на пол. — Нет, вообще на всю жизнь.
Иван молча плюхнулся рядом, а остался стоять у входа. Так лучше видно всю панораму.
Корабль разворачивался. Земля уплывала назад, и перед нами раскрывалась черная бездна, усыпанная мелкими огоньками звезд.
Спустя первую неделю экспериментов, мозги у меня буквально взрывались. Естественно, несмотря на все наши модели, расчеты коэффициентов и проведенную на Земле подготовку, эксперименты не дали ожидаемый результат ни с первого раза, ни со второго.
Сначала гайка просто отказывалась исчезать. Не сказать чтобы это нас сильно удивило или расстроило. Все-таки теория теорией, но опыта перемещения крупных объектов у нас не было. На Земле мы успели поэкспериментировать с органическими молекулами, но ничего, что можно было бы потрогать руками, пока перемещать не пробовали. Было бы даже странно, если бы сразу все получилось. Невозможно все учесть и сделать идеально.
С первыми проблемами мы справились довольно быстро. Я исправил несколько ошибок в расчете усредненного импульса, Антон подкорректировал конфигурацию излучателей. Так что на третий день, после начала экспериментов, из пусковой камеры гайка исчезла. Вот только дроны, ожидающие ее появления в десяти километрах от станции, никаких следов металла не нашли. Хотя добросовестно прочесали все пространство в радиусе двух километров от целевой точки. Даже если бы при перемещении гайка распылилась на атомы, спектрометры дронов засекли бы рост концентрации вещества в контролируемой области. Но по их данным, пространство оставалось таким же чистым, каким было до нажатия на кнопку «Запуск». И сколько бы мы ни повторяли эксперимент, результат не менялся. Одна за другой гайки исчезали, не появляясь нигде в обозримом пространстве.
Я раз за разом проверял каждый шаг в своих расчетах. Иногда даже вручную, так как уже не доверял ни компьютерам, ни коллегам. А в перерывах между расчетами шатался по станции. Впечатление она производила сильное. Ее использовали для всяких «опасных» экспериментов, и это были не пустые слова. Залатанные переборки, выжженные секции, места с повышенным радиационным и химически-опасным фоном. Некоторые из таких мест были закрыты дополнительными переборками или огорожены предупреждающими лентами, а перед входом стояли шкафы с защитной одеждой.
Сейчас на станции, кроме нас и основного экипажа, находились еще две группы. Слева, в секции через одну от нашей, ребята экспериментировали с самоорганизующимися роями наноботов. А группа в дальней правой секции пыталась манипулировать кривизной пространства. По их словам, на самой станции ничего опасного они не делали, основные опыты проводились в паре тысяч километров от нее. Но полтора месяца назад реактор пошел вразнос, и за доли секунды их основной экспериментальный модуль испарился. Взрывной волны в космосе, к счастью, не было, но излучением сильно повредило внешнюю обшивку станции.
Наслушавшись их рассказов, я даже немного расстроился из-за того, что на их фоне наши опыты выглядят совсем безобидными. Хотя, тут как посмотреть. Вот появится одна из наших гаек в баке с окислителем для маневровых двигателей, разнесет взрывом полстанции, или пробьет защиту в огороженных секциях, посмотрим еще, чьи эксперименты самые опасные.
Но гайки упорно не появлялись.
Так, скоро и отведенное на станции время закончится, а мы в тупике.
— Жаль, Ольга не с нами, — посетовал после очередной неудачи Иван. — Очень сложно что-то обсуждать, по два часа ожидая ответа сообщения. Не получается нормально работать.
Тогда я лишь поскрипел зубами. А сегодня метался по станции как укушенный, пока меня вдруг не накрыла одна мысль.
Стоя у сожженной секции и глядя на изуродованную стену, я подумал, что, может быть, с гайками все в порядке, просто мы их не там ищем? Мы же измеряем кривизну пространства только в точке отправки, считая, что в пустом пространстве на десятикилометровом участке она сильно не изменится. А пространство вокруг нас не просто искривлено Сатурном с десятками его спутников. Ребята своими опытами могли «расшатать» его, сформировав динамические аномалии. Даже при небольшой ошибке в определении кривизны, реальная точка, в которой волны гайки разойдутся с корректирующим импульсом, может отстоять от расчетной на десятки километров. А мы сканировали только двухкилометровую сферу. Если это так, где-то рядом со станцией, по общей с ней орбите должен двигаться целый рой раскиданных в пространстве гаек. Скорости у них те же, что у станции, а гравитационное влияние спутников за пять дней не могло сильно рой растащить. Так что, пошарив радаром в направлении «броска», мы должны легко найти наши гайки. Заодно узнаем, насколько далеко они разлетелись. Если, конечно, перемещение не разнесло их на атомы, тогда радар бесполезен.
Разыскать Антона и изложить ему мою идею было делом двадцати минут. Договориться с экипажем станции о переключении одного из радаров на поиск мелких объектов оказалось сложнее, но мы справились, пообещав радистам позвать их на испытания установки для сверхсветовой связи.
В рубке сегодня дежурила Самира, молодая серьезная девушка. На станцию она попала недавно, сразу после выпуска из академии, и то ли поэтому, то ли в силу воспитания очень трепетно относилась к регламентам.
— Это служебное помещение, посторонним вход воспрещен, — едва отъехала дверь, попыталась она выпроводить нас с Антоном.
Но увидев зашедшего следом старшего смены, Эдварда, вытянулась по струнке.
— Вольно, стажер. Расслабься, мы не на параде, — махнул он рукой. — Давай поможем ребятам найти их гайки. Выведи траектории движения мелкого мусора, который регистрировали за последние три дня. Эффективное сечение от двадцати квадратных миллиметров и ниже, до предела видимости.
Девушка, наверное, щелкнула бы каблуками, но в мягких ботинках сделать этого не получилось. Так что она просто резко склонилась над пультом и, откинув упавшую на лицо прядь волос, застучала по клавишам.
Включился настенный экран. В центре него появился значок станции, окруженный множеством эллипсов. Картинка напоминала сложный атом с множеством орбит электронов, как рисуют его в учебниках.
— Нет, наши должны двигаться по той же орбите, что станция, — уточнил Антон. — Кидали мы их в направлении зондов, а расстояние может быть любое.
Поджав губу, Самира переместила станцию в правый нижний угол экрана, а на освободившееся место вывела шесть точек, сопровождавшихся компактными блоками информационных подписей.
— У всех переменное эффективное сечение, меняется от двух-трех до шестнадцати-девятнадцати квадратных миллиметров. Такое характерно для медленно вращающихся асимметричных объектов, — прокомментировала она. — Орбита совпадает с орбитой станции, то есть относительно нас они неподвижны. До ближайшего шесть тысяч восемьсот тридцать шесть метров, до самого дальнего — двадцать восемь тысяч сто сорок четыре.
— Ваши? — вопросительно взглянул на Антона Эдвард.
— Похожи, — кивнул Антон. — Скинете координаты?
Дождавшись утвердительного кивка от Эдварда, Самира отметила на своем терминале несколько строчек, вытянула значок нашей секции и нажала «Отправить».
Наскоро поблагодарив ребят за помощь, мы с Антоном помчались в лабораторный модуль. По дороге связались с Иваном, так что, когда мы влетели в дверь командного отсека, он уже перенаправил дроны к ближайшей точке.
— Ты куда такую тягу врубил! — охнул Антон, окинув взглядом экраны. — Сдуешь выхлопом при торможении, будем полдня за этой штукой гоняться. И они же у тебя столкнутся! Пусти Артема за пульт.
— Все нормально, еще больше километра до точки, — успокоил я его, устраиваясь в освобожденном Ваней кресле. — Для маневра хватит с запасом.
На расчерченном зеленой сеткой информационном экране красным, похожим на мишень, значком было отмечено место, где предположительно находилась наша гайка. Расчетные траектории дронов тянулись к нему тремя пунктирными линиями, сходясь в финальной точке. Видимо, в спешке Ваня просто задал дронам координаты и включил полную тягу, не задумываясь о том, что тормозов в космосе нет, и погасить набранную скорость можно только двигателем. Значит, при полной тяге начинать тормозить нужно уже с половины пути, или даже раньше, чтобы был запас. А сейчас оставалось только развести траектории, пролететь дальше и, погасив скорость, возвращаться малым ходом.
Один за другим я развернул дроны дюзами вперед и снова включил полную тягу, на полградуса отклонив ее вектор от направления движения. Пунктирные линии разошлись и теперь огибали красный кружок по сторонам. Я вывел на соседний монитор картинку с камер одного из дронов.
Сам Сатурн в кадр не попадал, в черноте космоса туманно светились лишь полоски его колец. На их фоне серебристый круг станции казался мелкой соринкой. А среди звезд двумя яркими штрихами горели выхлопы из дюз двух соседних дронов.
— Вроде, сталкиваться не собираются. Вовремя успели, — выдохнул Антон, пристраиваясь в соседнее кресло.
Иван некоторое время виновато топтался на месте, но видя, что больше никто ничего выговаривать ему не собирается, тихо сел за монитор.
Погасив скорость, я аккуратно подвел дроны к нужной точке. В полусотне метров развесил их равносторонним треугольником и запустил сканирование пространства. Все три четко зафиксировали гайку, сначала лидарами, а потом и камерами.
— Наша! — довольно улыбнулся Иван, приблизив изображение настолько, что стали видны желто-черные полоски, которыми мы размечали образцы. — С виду целая, загоняй в контейнер.
Дав минимальный импульс двигателями, я медленно подвел один из дронов к гайке. Когда расстояние между ними сократилось до полутора метров, выдвинул манипулятор с контейнером и включил магнитный захват. Стронувшись с места, гайка скрылась внутри серебристого цилиндра. Втянув контейнер, я задал автопилоту дрона программу возвращения на станцию.
— Остальные будем собирать? — поинтересовался Антон. — Или пока оставим?
— Будем, конечно, — кивнул я. — И не обязательно к каждой столько дронов гонять, раз у нас есть координаты. Отправлю по одному, так будет быстрее.
Меньше чем через час, все найденные гайки были собраны и доставлены на станцию. Внимательно осмотрев их, мы убедились, что никаких повреждений на них нет. Это же подтвердило и гамма-сканирование. Теперь оставалось доказать, что мы не зашвыриваем их в произвольное место, а можем попадать в расчетную область.
Просто померить кривизну пространства во второй точке оказалось недостаточно. За время, пока сигнал от датчика передавался на станцию и обрабатывался компьютером, кривизна хоть немного, но успевала измениться. И хотя точность «броска» заметно повысилась, в пятипроцентное отклонение мы еще не укладывались.
Ситуация кардинально переменилась, когда Ольга предложила не измерять, а прогнозировать метрики пространства. Задействовав простую нейронку, я залил в нее данные наших измерений и через полученную модель стал корректировать пришедшие с датчиков параметры. С прогнозом, в девяти случаях из десяти удалось уложиться даже не в пяти, а в трехпроцентное отклонение.
Оставалось провести финальный эксперимент. Теоретически, при текущих размерах излучателей мы могли перемещать не только гайки, но и более крупные предметы, сантиметров до тридцати длиной. Пока возились с точностью, было не до этого. Но для публичной демонстрации результатов лучше перебросить что-нибудь поэффектнее гайки.
Я предложил использовать какой-нибудь блок от дрона. Но Антон сказал, что у него есть вариант получше. Покопавшись минут десять в каюте, он вернулся с титановой моделькой хорошо знакомого мне корабля. Не очень точной, но вполне узнаваемой. Еще бы надпись «Дедал», и вышел бы межзвездник из моего прошлого будущего.
— Откуда у тебя это? — ошарашенно спросил я, разглядывая ребристый корпус, детально отлитые двигательные блоки и пустые крепления решеток излучателей.
— Помнишь, еще до института ты схему корабля рисовал? — подмигнул довольный произведенным эффектом Антон. — У меня осталась копия. Подумал, что в первый пробный полет нужно отправить именно его. Ведь с той схемы все и началось.
Возразить мне было нечего, да, по правде сказать, и не хотелось.
Развесив дроны в пятидесяти километрах от станции, мы под запись с камер, положили модельку в пусковую камеру, и Ваня торжественно нажал кнопку.
В тот же момент дроны зафиксировали появившееся на звездном фоне серебристое кольцо корабля, с расходящимися из центра спицами лифтовых шахт. По картинке на экране сложно оценить размер, и на короткий миг мне показалось, что я и правда вижу «Дедал», прорвавшийся сюда через пространство и время. Но нет, это была всего лишь Антонова моделька.
Наша демонстрация произвела настоящий фурор в СМИ. Ролик с возникающим из ниоткуда кораблем крутили по всем новостным каналам, а по сети он разлетелся почти со сверхсветовой скоростью. Со всех сторон нам сыпались поздравления. Космическое управление даже разрешило оставаться на станции столько, сколько потребуется для дальнейших экспериментов.
Это оказалось очень кстати. Ребята с физфака, наконец, закончили дорабатывать свой прототип установки g-связи, и она должна была прибыть ближайшим транспортником. Так что мы сами собирались договариваться о продлении срока.
После того как установку привезли на станцию, почти неделя ушла на монтаж и настройку антенн. Но, наконец, все было готово, последние тестовые прогоны прошли без каких-то проблем, и на демонстрационный запуск мы позвали Эдварда, Самиру и остальных ребят со станции, так что в рубке стало тяжело протолкнуться.
Время сеанса заранее согласовали с Ольгой, чтобы они тоже могли подготовиться.
Микрофон дали Самире. Когда таймер дошел до нуля, я запустил подстройку канала. На панели установки g-связи замигал индикатор сигнала, постепенно наращивая частоту, пока не начал гореть непрерывным зеленым светом.
— Канал стабильный, можно начинать, — кивнул я Самире.
От волнения девушка так сжала микрофон, что побелели костяшки пальцев. В кнопку «Передача» ей тоже удалось попасть только со второй попытки.
— Земля, я Сатурн-2, слышите меня? — произнесла она слегка охрипшим голосом.
— Сатурн-2, я Земля. Слышу вас хорошо, — почти тут же откликнулась Ольга.
Где-то за спиной хлопнула пробка шампанского.