– Ты есть хочешь?
Я ссаживаю Наиру с себя, встаю, поворачиваясь так, что скрыть то, насколько сильно мне хочется продолжить наше общение. В горизонтальном формате. Поправляю одежду.
Наира, кажется, этого не замечает, стыдливо опустив взгляд.
Тянет назад распахнутый мной, чуть ли не разорванный ворот платья, тонкие пальцы белеют на темной ткани…
Ловлю себя на том, что опять не могу взгляд оторвать, ругаюсь про себя. Кажется, наше невольное заточение делает меня одержимым. И так сложно себя сдерживать.
Нет, я, конечно, уверен, что нас вытащат, и скоро, но, похоже, тело решает, что надо как можно скорее получить необходимый допинг эндорфинов, серотонинов и прочих «инов», названия которых стерлись из памяти сразу после сдачи экзамена по биологии.
– Да, – тихо отвечает она, и я иду заниматься делом. Кормить мою нежную, красивую женщину.
Припоминаю высказывания кого-то из родни на этот счет. О том, что именно женщина должна заботиться от мужчине. И сейчас, если бы Наира была полностью нашей, местной, то сама бы попыталась за мной ухаживать. Я так думаю.
Но Ная – молоденькая, напуганная до ужаса девушка, которую я, тем более, неплохо так помял и сильно выбил из колеи еще и этим…
Да и нравится мне за ней ухаживать. Нравится что-то делать для нее. Новое для меня чувство, новая эмоция. Приятная.
Мне до этого было приятно ей покупать одежду, хотя подбором занимался, конечно же, не я. Поручил помощнику, а тот, насколько я знаю, задействовал свою сестру-кокетку… Но тем не менее, мне была приятна сама мысль, что я покупаю ей вещи. То, в чем она будет ходить… Мне хотелось, чтоб она была довольна. Я даже специально заострил на этом внимание помощника…
Вот ведь шайтан! И где они все, в конце концов? Мы здесь уже больше суток сидим! Это непозволительно долго!
Колет остро и жестоко мысль, что нас… Не ищут. Похоронили…
Колет – и тут же пропадает.
Нет, такого не может быть.
Я знаю Рашидика, он не угомонится, пока не найдет признаки того, что я погиб. Пока не найдет тела.
Так что нас точно ищут. Наверно, возникли непредвиденные обстоятельства…
Я грею на свече маленькую жестяную кружку с водой, потом завариваю быстрорастворимую лапшу.
Отношу пластиковый контейнер Наире.
– О… – она с удовольствием вдыхает пар, идущий от лапши, – как вкусно…
Начинает есть и спохватывается:
– А ты?
– Я не хочу пока, – отвечаю спокойно и отхожу в сторону нашего импровизированного стола.
Есть я хочу зверски, но лапшу надо экономить. Неизвестно, сколько нам придется здесь еще просидеть.
Наире надо, она – нежная и хрупкая.
А я – переживу уж точно.
– Ная, расскажи о своей семье, – прошу ее, после того, как она заканчивает есть.
Моя жена настороженно смотрит на меня, подбирается, как кошка. Глаза на бледном лице кажутся огромными.
– Что ты хочешь узнать? – помедлив, спрашивает она.
– Все, – нарочито лениво пожимаю плечами, – чем занимается твой отец, мать? На каком факультете ты училась? Почему?
– Слушай, Азат… – она начитает отвечать медленно и раздумчиво, – я не хочу опять возвращаться… Ты же не собираешься меня… Отпускать?
Она с ума сошла? После всего, что тут было у нас, она про «отпускать»?
Ярость топит сильно и неконтролируемо.
Как она вообще про это может говорить? Как она…
Да она же теперь – моя! Совершенно моя! Как можно этого не понимать? Их там, в Европе, что, совершенно ничему не учат?
Видно, мой взгляд выдает мое внутреннее состояние, потому что Наира пугается, бледнеет и отшатывается от меня, боязливо поджимая голые ноги под себя.
Я смотрю на мелькнувшие из-под подола круглые коленки, потом перевожу взгляд на тонкие пальцы, сжимающие ворот платья… Она тяжело сглатывает, и теперь все мое внимание на хрупком горле.
И выше – на пухлых, зацелованных губах.
Она сейчас настолько моя, что удивительно, как вообще ей в голову приходят настолько идиотские мысли.
– Послушай, – торопливо начинает шептать моя, моя! жена, – послушай… Я не то хотела… Понимаешь, я просто не могу вот так… Я же… Я учиться хотела… И работать… У себя, в Стокгольме…
– Ты – моя жена, – с расстановкой, сдерживаясь из последних сил, говорю я, и кто бы знал, насколько мне сейчас непросто! Насколько хочется просто опять опрокинуть ее на этот топчан и силой выбить, вылюбить из головы всю эту европейскую дурь! Глупая женщина просто не понимает ничего! А я ведь был с ней добр! Внимателен! Я ее… Ай, шайтан… Я ее…
Опускаю взгляд в каменный пол, сжимаю руки в кулаки. Неосознанно.
Призываю спокойствие к себе.
Угомонись, Азат, угомонись. Отец всегда корил тебя за излишнюю вспыльчивость, за то, что не мог себя контролировать, срывался, взрывался…
Мне пришлось экстренно повзрослеть после его гибели. Экстренно встать во главе семьи, предпринять действия, чтоб отвадить от нее хищников. Я сумел это сделать, несмотря на молодость!
Патриархи меня приглашали с собой посидеть, поговорить! Меня! Парня, тогда всего лишь двадцати трех лет от роду! Это было невероятным проявлением уважения!
И что сейчас?
Все пустить под откос?
Уважение должно быть прежде всего к себе.
Это – женщина. Всего лишь женщина, моя жена. Та, которую я себе выбрал сознательно, несмотря на то, что сосватаны мы были с детства.
Но выбор-то был за мной.
И я его сделал.
Она просто не понимает ситуации. Она ошибается. Женщина может ошибиться. Долг мужчины – показать ей верное направление…
Внутри меня все бурлит, к пониманию, насколько она далека от реальной жизни, примешивается обида. Для нее настолько не ценно то, что было сейчас? Она готова сбежать от меня, оставить меня? Понимая, что ее после меня никто не примет, что ей навсегда будет закрыта дорога на родину, к родным? Что ей, по сути, только один путь – печальный путь разведенной, всеми презираемой женщины? Понятное дело, что в Европе у них все по-другому, но она здесь, у нас!
Как можно этого не понимать? И как можно не понимать, что, даже если она вернется в Европу, к родителям, они ее не примут?
Она настолько меня не хочет, настолько не хочет быть моей женой, что готова уйти просто в неизвестность?
Да что она о себе возомнила?
– Азат… Я понимаю… – несмело продолжает она отстаивать свое мнение. Ошибочное! Ошибочное мнение! – Но все сделано без моего желания… Я не хотела за тебя замуж, я говорила тебе… С самого начала говорила, но ты не слушал…
– А теперь, после всего… – я обвожу выразительным взглядом ее и наше ложе, на котором совсем недавно мы были так счастливы, я был так счастлив, – ты тоже не хочешь? Да?
Последнее слово выходит диким рыком, практически звериным. Эхо от него бьется о стены нашей темницы, дробится, сводя с ума и надолго оседая в голове.
«Да?, – издевается эхо, – да? Да? Да?...»
– Нет… – тихо отвечает Наира, – теперь я думаю по-другому…
Сначала я даже не воспринимаю ее слова.
Настолько в груди ярость клокочет, все силы уходят, чтоб усмирить ее!
И лишь через минуту осознаю, что сказала мне моя жена.
Она думает по-другому. То есть, для нее то, что происходило между нами недавно, тоже свято. Оно тоже многого стоит.
Облегчение настолько ощутимо, что я не удерживаю выдох.
Подсаживаюсь к ней, тяну на себя за стиснутые на вороте платья руки.
– Иди сюда, – шепчу, привлекая ее к себе, покорную и мягкую. Мою.
Наира невероятно вкусно пахнет, настолько, что невольно сглатываю слюну. Обнимаю ее, глажу, вполне невинно, просто, чтоб успокоить. Напугал ее опять, зверь.
Совсем рядом с ней контроль теряю…
Глупости делаю.
– Просто я переживаю, – шепчет она, доверчиво прижимаясь ко мне, – что ты… Забудешь про меня. Тебе же меня, получается, навязали?
– Глупая, – мягко смеюсь, откидываясь на каменную стену, утягиваю Наиру себе на колени, – мне никто не может ничего навязать. Я все беру сам. Все, что мне надо, все, чего хочу. Всегда беру сам. Я тебя захотел. И взял. То, что мы оказались просватаны и благословлены предками – отлично, приятное дополнение. Но, если б его не было, я бы все равно тебя взял. Ты мне еще в клубе понравилась.
– Но не замуж же? – тихо шепчет она.
А я молчу, думая, как сформулировать… Да, в тот момент я не думал о том, чтоб жениться на случайной женщине, которая понравилась в клубе. Мне много кто нравился, но жениться…
Хотя, если быть совсем честным, то никто не нравился так, как она.
– И замуж тоже, – выдаю, наконец, полуправду, – просто не так скоро. Сначала я бы познакомился с тобой, с твоими родными… Потом мы бы повстречались… А потом…
– То есть, ты не тащил бы меня… Ну… – она тихо сопит от неловкости, не умея назвать вещи своими именами.
– Тащил бы, – тут не могу лукавить, конечно, тащил бы… – А ты бы разве согласилась?
– Нет, конечно! – вскидывается она, – я вообще в первый раз в клуб пошла, мне там страшно было!
– А зачем пошла? – спрашиваю я, переваривая информацию про то первый раз в клубе. Обманывает? Нет?
– Ох… – она краснеет еще сильнее, – Алия… Она потащила. Пришла, сказала, что хочет повеселиться и не хочет замуж…
– Вот как?
Самообладание – это добродетель, самообладание, Азат…
– Да… Я даже не знала, что она в клуб поведет… Я не хотела, устала после перелета, хотела спать… А потом… Потом как-то так получилось…
– То есть, она знала, куда идет, бывала там часто?
– Мне показалось, что да, – вздыхает Наира, теплом обдавая мою грудь, – но я не могу точно говорить… А потом, после всего этого кошмара, она пришла ко мне и сказала, что рассказала маме и Рустаму, будто это я ее повела… Знаешь, это так забавно, как можно в это верить? – смеется она грустно, тонкие пальчики скользят по моей груди, – я же даже дня не провела в городе… Не знаю тут ничего… Как можно поверить, что я сразу найду путь к этому клубу?
– Да, глупо, – соглашаюсь я, проклиная себя, дурака. Простая же мысль, почему я сразу не выяснил все подробней? Почему поверил ее родственникам? Только потому, что они – родственники, и в их интересах не порочить ее честь? Судя по тому, как ее братец подкладывал под меня свою сестру, родственники они – так себе… Ничего, разберемся. Со всем разберемся. Мысленно ставлю себе зарубку пообщаться подробнее на эту тему с женихом сестренки Наиры, а то, может, человек не в курсе, что за него замуж не хотят? Я же не в курсе был…
– Ну вот… Я просто столько пережила, Азат, я так испугалась… – продолжает Наира, – мне никто не сказал про… тебя. Я честно не знала ничего! Честно-честно!
– А зачем приехала?
– В гости к бабушке! Папа и мама настояли…
Я молчу.
Ситуация мерзкая, конечно, как ни крути. Шоу уродов.
И главный урод здесь я, потому что, не разобравшись, набросился на девочку…
Так зол был в тот момент, зол и груб, хотелось куражиться над ней по-звериному. Просто потому, что понравилась сильно. И потому, что была недостойна проявленного интереса. Как я думал тогда.
И вот теперь, обнимая доверчиво льнущую ко мне женщину, понимаю, что вел себя дико. Что, в самом деле, надо было поговорить… Но как? Я тогда ни одного ее слова слушать не хотел. И не поверил бы ни одному ее слову!
– Не переживай. Теперь ты – моя. Все будет по-другому.
– Правда? – она поднимает лицо от моей груди, смотрит своими огромными темными глазами, и я не могу сдерживаться больше.
Целую ее, потом мягко заваливаю на покрывало, опять силой развожу тонкие пальчики, заставляя открыть для поцелуев нежную грудь.
Наира больше не шепчет отказ, покорно позволяет себя целовать, только вздрагивает, когда излишне увлекаюсь…
Нежная такая, нежная… Вкусная… Моя…
Я настолько увлечен моей женщиной, что не сразу понимаю, что в пещере слышатся какие-то посторонние шумы. Словно камни катятся… А потом… Голоса!
Нас нашли.