Он не верил ей.
Ни на кривушку, ни на каплю, ни даже на самую крохотную частицу самой крохотной песчинки.
Ложь была так явно заметна, что глядя на пунцовеющую фальшивым стыдом и криво улыбающуюся любовницу, нейер Дангорт едва сдерживался, чтоб самому не расхохотаться.
Девка раздевалась поспешно, неуклюже, путаясь в сорочке и белье, подскакивая то на одной, то на другой ноге и тяжело дыша. При этом, однако же, не забывая слать Хозяину особые, "зовущие" взгляды и улыбки — нарочито вежливые и ненастоящие. Они были похожи на бумажные цветы или сделанные из тряпок фрукты — нелепо раскрашенные, аляпистые, не имеющие ни вкуса, ни запаха.
Просто мёртвые.
Дангорт откинулся на подушки и, уперев одну ногу в толстое, тяжелое одеяло, наблюдал за этим представлением, от всей души веселясь.
Ясно, что этому лицедейству наложницу обучила Ридд. Ну, либо ещё кто — то из этих шлюх — служанок, пара которых были бы совсем не против того, чтоб оказаться здесь и сейчас на месте лицемерной дурочки Радонир.
— Давай, давай, — подбодрил нейер, изо всех сил борясь с рвущимся изнутри смехом и (несмотря ни на что, да!) нарастающим желанием — Молодец, Амелла. Я тебе верю… почти. Раздевайся помедленнее. Клянись в искренности и преданности.
Та, наконец — то высвободив из тканей стройное, беленькое, сахарное, слегка покрытое ровно глазурью, бисером пота тело, машинально прикрылась руками и истово закивала головой:
— Клянусь, нейер! — громко сглотнула, краснея даже плечами и верхушками грудей — Говорю, не вру же…
Каратель скинул ноги с постели, вдруг поймав на себе странно — неодобрительный взгляд пассии.
"Не нравится ей, — быстрая мысль дернула острой, простудной болью — Не нравится… что?"
И тут же мысль эту подавило желание, жесткое, привычное, безопасное.
— Иди сюда, — бросил фразу, будто собаке обглоданную кость — Хватит кривляться.
Стянув с плеч рубаху, рывком привлек подошедшую девушку к себе.
— Раздвинь ноги, — одним движением развязав пояс брюк, высвободил напряженный, пульсирующий болью член — Садись на него.
Лицо и тело наложницы полыхали вечерним заревом, ладонь Карателя, коснувшаяся её бедра, обожгла пожаром.
Девица Радонир тихо ойкнула и дернула головой, пытаясь… спрятаться?
— Не сметь отворачиваться! — рявкнул Дангорт, отметая начисто все возможные протесты — Ноги шире. Да, так.
Крепко удерживая Амеллу одной рукой под поясницу, другую просунул меж хрупких бедер. Стараясь не торопиться, развел пальцами неотзывчивые складочки почти девственной плоти.
По ощутимому равнодушию тела пассии ясно было как белый день, что эта деревянноголовая дура снова ничего не желает.
Ну так… и что с того? Она, может быть, вообще ничего никогда не захочет…
И НЕ НАДО.
— Я сделаю, как вы скажете, нейер Дангорт, — шелестнуло над ухом, и обдало холодом — Стерплю, раз нужно…
— Да? — наигранно удивился он, переместив руки на узкую поясницу девушки — Ну, как пожелаешь. Видно, доброта моя мне же и выйдет боком… Ладно. Иди ко мне.
Невзирая на молчаливый, но ощутимый протест, притянул наложницу к себе на колени и заставил принять горящий, ноющий член в её ледяное лоно, так рьяно отвергающее его.
Вобрав в себя стонущую от желания мужскую плоть, Амелла двинулась, каким — то седьмым, звериным чувством уловив то, что должна делать. Уперевшись маленькой, крепкой ступней в одеяло, она положила ладонь на мускулистое плечо Хозяина и, заглянув в обезображенное лицо, плавно качнулась навстречу.
— Двигайся, двигайся, — шипел он сквозь зубы, крепко придерживая девушку одной рукой, другой грубо лаская груди — Сама знаешь, что надо, тело твоё знает… Не противься только, слышишь? Не сопротивляйся, говорю! Не отталкивай, не гони меня… Опять морочить тебя придется, тебе же хуже! Да и мне… тоже.
И вот тут — не промахнулся!
Последний выхрип — выкрик попал точно в цель, как мелкая пулька в монетку.
При упоминании морока глаза девушки, внезапно расширенные, залило серебром, на этот раз кипящим и жарким.
— Не надо, — прошептала холоднокожая красотка одними губами, послушно отдаваясь рукам и страсти Хозяина Дангорта — Не надо, пожалуйста, пожалуйста, не надо… Нет!
Легкие движения её тела вдруг стали сильнее. Ноги, давящие постель и пол, напряглись, а ногти впились в медальное, смуглое, мужское плечо.
Внутри неё стало теплее, казалось, девчонка вот — вот закипит, ровно вода на медленном огне!
Теперь она старалась. И старалась изо всех сил. Пусть и желание, только только просыпавшееся в ней, было слабым, но слабый отголосок его уже родился, звеня болью и нетерпением, когда…
…когда Каратель, не покидая тела пассии, перевернул её на спину.
Навалившись сверху и, прижав ногу наложницы к своему бедру, вошел до отказа, не обращая внимания на короткий, резкий взвизг, слегка тронувший оболваненный страстью слух.
— Хочу тебя, Амелла, — шептал… нет, выдыхал резко, с каждым ударом приближаясь к заветному финалу — Не верю тебе нисколько! Но хочу. Давай…
Резко двинул бедрами, будто стараясь разорвать тело пленницы наполовину.
— Давай! — дохнул в серебряное лицо, в сжатые губы, в светящиеся глаза — Скажи, что… хочешь меня. Я поверю.
Мечущимся рассудком сообразив, что надо бы сказать то, что он хочет и согласиться, однако же потеряв здравую мысль, не смогла.
Приоткрытые её губы родили хрип и стон, которые сразу же были приняты губами Дангорта, накрывшими и коротко сжавшими их, как тисками.
— Открой рот, — велел он, касаясь языком слегка теплой щеки пленницы — И ноги выше. Выше! Обними меня.
Чуть приподнявшись, она закинула ноги на его поясницу и скрестила их.
Почувствовав крепкие, горячие пальцы Хозяина на ягодицах, охнула от боли, пронзившей всё тело, одновременно мучая и согревая его.
Обвила руками шею Дангорта, не отвела взгляд, но постаралась всё же не смотреть в лицо, по прежнему вызывающее омерзение и…
…неожиданный интерес.
— Шшш, — вдруг выдохнул Каратель, едва касаясь губами губ наложницы и слегка замедлив движения бедер — Так тебе нравится бояться? Маленькая дрянь, ты… становишься влажной, когда… дуреешь от страха!
Будучи не в силах взять в толк, о чём он говорит, Амелла не понимала также, что происходит с ней.
Тело её, совсем одурев от происходящего, теперь шло на поводу у желаний этого, нежеланного, нелюбимого и совершенно чужого мужчины. Принимая сейчас, вот сейчас тяжелые, жестокие удары в себя, вся её суть жадно ждала их ещё, ещё и ещё…
Наложнице становилось то невероятно жарко, то невероятно холодно, кожа плавилась золотом и покрывалась инеем, глаза текли серебром, взгляды же — огненный и льдистый почти слились в одно!
— Ещё, — вздохнула она, вовсе не понимая о чём просит, однако же желая этого всем существом, горячо и нежданно — Пожал…
"…уйста" утонуло в раскаленном, давящем поцелуе, как преступник в котле с горячей смолой, подогретом заботливой рукой палача.
Остервенев совершенно от этого выдоха и от этой тихой полупросьбы — полустона — полубреда, Дангорт сорвался.
Изо всех сил впечатав наложницу в скомканные простыни, он теперь не входил, а именно вламывался в неё так, будто желая выбить последние капли стыда, холода и все до малейших крох воспоминаний о ней прежней…
Дождавшись не вожделенных громких стонов, а всего навсего незрелых и тихих, понял, почувствовал, что это тоже хоть и мелкие, но плоды!
Задохнувшись от восторга и торжества почти — победы, почти — исполнения почти — мечты, растерял на момент итак невеликое, данное жадными Богами, своё самообладание.
Зарычав утробно и коротко, прикусил розовый напряженный сосок одной из нежных грудей любовницы и, нанеся ещё несколько сильных ударов, излился, нечаянно покрывши свои плечи странной, слабой сетью острой, тайной чешуи и света, слабоогненного, малозаметного в том зареве, каким горели теперь и спальня, и сами любовники…
…Нескоро ещё высвободившись из объятий Хозяина, девица Радонир собралась было тихонько улизнуть, как подобает приличной наложнице, и как наставляла её Распорядительница Ридд.
— Куда намылилась? — его тон был будничным — Амелла? Я что, разрешил тебе уйти?
Девушка растерялась.
Старуха и служанки ей совершенно точно дали понять, что нейер Дангорт не терпит женщину в постели кроме как для близости! Ну так близость уже случилась, разве нет? Чего ему надо?
Покрутив головой и немного покомкав в руках край одеяла, всё же насмелилась пленница задать этот вопрос.
Ответ последовавший незамедлительно, был ясен:
— Сегодня ты спишь здесь. Простыни сейчас перестелят и приготовят нам купальню и прочее. После ты никуда не уходишь. Тебе ясно? Если сделаешь хоть шаг в сторону двери, я переломаю тебе ноги.
— Ладно вам! — всё таки огрызнулась — Надо, так останусь. Чего рычите ровно зверь какой? Вы ж человек всё же, нейер. Хоть и маг, а человек.
На это более чем странное заявление Дангорт ответил гулким смешком.
…Уже много позже, когда несмотря на спутанность мыслей, удалось девице Радонир немного задремать, слух её тронул сладкий шепот, отдающий слегка пряностями и гарью:
— Я следить за тобой буду, красавица. Внимательно следить. Так что не задумывай ничего.
— Я не…, — попыталась протестовать — Нейер, я не…
Но тяжелая дрема, горелым, сладким дымом уже вползла в голову и осталась там.
…"Хочешь змей погонять, так жги гнездо снутри, — выкрикнула тетка Лима, оборачиваясь от дымящейся травы — На, Мелли! Держи тряпку! Пригодится."
Амелла протянула руку, принимая невидимый подарок.
Потом, пораженная его холодом и тяжестью, посмотрела вниз.
Пальцы обеих её рук сжимали теперь вместо скрученной в жгут тряпицы покрытую узорами рукоять серебряного, длинного меча, застрявшего клинком в вязкой, перемешанной с кровью и мясом, земле…