Ива
В гостиной тепло. В камине горит живой огонь. Звучит негромкая расслабляющая музыка.
Что-то из классики.
Романтическое, медленное, завораживающее.
Пожарский постарался на славу, пока я сражалась на кухне со своими внутренними демонами и слабостями.
Устремив взгляд в тарелку, ковыряю вилкой кусок нежного мяса.
Никогда не пробовала настоящих лобстеров. Эта еда для гурманов и бизнесменов.
Мама когда-то давно варила раки, но у них мясо было не настолько сочным и сладким, как мякоть лобстеров. Она буквально тает во рту. Божественный рецепт, как и вкус. Понравится даже самому капризному ценителю блюд. Только мне почему-то кусок в горло не идёт. А вот Максим Андреевич с аппетитом уплетает устриц и начинку лобстера.
Зачем он посадил меня за стол, на то место, где совсем недавно мы занимались любовью?
Все эти зажжённые Монстром свечи, уютная, романтическая обстановка, роскошный ужин, очередная бутылка французского вина — ничего не спасает. Я снова горю изнутри. Нервные окончания зудят. Желание покинуть этот дом и сделать глоток свежего воздуха становится слишком навязчивым.
Я позволила себе то, чего не стоило позволять. На нервах, да. Но это не оправдание. Я перешагнула опасную черту, оказалась там, откуда не вернуться назад. Отговорки теперь не имеют значения.
Я сама толкнула себя ему под ноги…
Ему — взрослому, реализованному мужчине, у которого всё есть. Женщины. Деньги. Дело, куда он вкладывает душу, получая огромный доход. Он всего добился сам. Своим умом и трудом. А тут какая-то наивная, глупая девочка вбила себе в голову, что сможет поставить хозяина жизни на место?
Сможет вправить ему мозги?
О чём я только думала, заикаясь о настолько грязных и пошлых вещах?
— Почему ты не ешь? — Пожарский наливает в мой бокал ещё немного охлажденного белого вина.
— Аппетит пропал. — Пожимаю плечами, опуская столовые приборы на тарелку.
Мне стыдно смотреть ему в глаза.
— Ива, я спрашивал, любишь ли ты морепродукты. В чём дело? Ты мне соврала?
Мужчина пялится на меня исподлобья, прокручивая в длинных пальцах вилку с насаженным на ее зубцы кусочком лобстера. Темно-карие глаза Макса Андреевича смотрят так, что дрожь пробирает до самых костей.
Ненавижу, когда он так делает.
Чувствую себя кроликом, которого вот-вот проглотит удав.
— Я сказала правду. Мне всё нравится. Просто кусок в горло не лезет.
— Несколько минут назад ты улыбалась и шутила.
— Я устала, — нервно выпалив, тянусь за бокалом и выпиваю залпом холодное просекко.
Знали бы вы, Максим Андреевич, как мне было весело в тот момент, сейчас не задавались бы этим вопросом.
— По глазам вижу, что врешь.
— Почему я должна говорить вам всю правду? Я же не спрашиваю о том, что вы прячете в душе за семью замками? Вы очень скрытная личность. Не правда ли?
— Спроси.
На какое-то мгновенье повисает полнейшая тишина, не считая играющей в гостиной музыки и треска сгораемых в камине поленьев.
Растерянно хлопаю ресницами.
— О чём, п-простите?
Он сейчас действительно готов поделиться со мной сокровенными тайнами мадридско-пожарского двора?
— О том, что тебя интересует больше всего, — отвечает совершенно серьёзным тоном, опуская вилку с мякотью лобстера на тарелку.
Ох, ты ж…
— Откуда мне знать, что вы не соврете? — Взыгравший в крови азарт вынуждает меня податься чуть вперед к собеседнику, сидящему напротив.
— Не совру. Могу лишь проявить осторожность и защиту по отношению к себе и к тебе, — сказав это, Максим Андреевич добавляет: — Возьми свою тарелку с едой и подойди ко мне.
— Зачем это? — Сглатываю набежавшую из-за голода слюну.
— Попробую повысить твой аппетит.
Пройдясь по мне задумчивым взглядом, Пожарский вальяжно откидывается на спинку стула и делает глоток вина.
Мне нельзя на него смотреть!
Каждый раз, когда я это делаю, становлюсь зависимой от черт его лица, от харизмы, которую он излучает, от его мужской красоты, от дьявольского блеска в глазах. От изумительной улыбки, которой он редко пользуется, но безоговорочно сбивает ею с толку.
— Я жду.
В приглушенном освещении гостиной тени, которые создает огонь от свечей и камина, делают лицо мужчины более резким и жестким.
Не найдя в себе сил ослушаться, встаю, беру тарелку и иду к нему.
Даже думать не хочу, что будет дальше.
— Поставь блюдо на стол, — командует он негромким голосом. — Садись ко мне на колени. Лицом к лицу.
— Это обязательно?
— Ива. — Ему достаточно посмотреть мне в глаза и надавить тоном, чтобы я молча исполнила требование.
Лучше бы я поела, сидя на своем стуле. Как нормальный человек!
Чер-р-рт…
Перекидываю ногу через его бедра и сажусь на Пожарского верхом. Как говорится: к лесу задом, к хозяину передом…
Он не сводит с меня серьёзных горящих глаз.
Хорошенькое дельце. Так ещё я не ужинала. Или на этом ужину конец?
Подумав о том, как мы выглядим со стороны, вскидываю на Максима Андреевича вопросительный взгляд. В горле мгновенно пересыхает.
Облизав губы, отбираю у него бокал. Пью немного прохладного вина, и только потом осознаю, что мы делим один напиток на двоих. Это так интимно и волнующе… Знать, что наши губы касались одного и того же места на бокале…
Я сразу же впадаю в краску.
Голова идет кругом. По телу разливается горячая волна мурашек.
Нет. Он определенно не человек.
Он дьявол-искуситель.
А я?
Чувствую себя совращенной монашкой. Вот и вся философия.
Там, где присутствует химия, нет места здравому смыслу. Никакая логика в эти моменты с ним не работает. Эмоции берут верх. Наполняют до краев. Ещё чуть-чуть, и мир перестанет для нас обоих существовать.
— Устрицу хочешь?
— Не уверена, что смогу её проглотить.
— А если подумать? — На губах Максима Андреевича возникает довольная ухмылка.
Странный… То весь вечер он хмурится, то лыбится, то рычит, то всем своим глубокомысленным видом ласки просит.
Вот что за мужчина?
Прямо как женщина с ПМС. Человек-загадка, ей-богу.
С ним, как на минном поле: шаг вправо, шаг влево и трындец! Размажет в мясо.
— Я никогда не пробовала устриц, — признаюсь ему, ощущая некую неловкость. Наша среднестатистическая семья не отдавала предпочтение заморским деликатесам. Мы ели обычную еду. — Эти сырые моллюски слишком мерзкие на вид. Продукт на любителя, — говорю, как есть, чтобы ему не пришло в голову накормить меня диетическим мясом. — А вот лобстер очень вкусный, как и гарнир к нему.
— Хм… Забавно. Я этого не заметил. — Удерживая меня под прицелом своих глаз, Пожарский опускает ладони мне на бедра. Резко втягиваю воздух и сжимаю его ноги коленями. Напряжение в бедрах, как и во всем теле, становится мучительным.
Пожарский ведёт руками вверх, распаляя чувствительность кожи. А затем добирается до ягодиц, неделикатно сминает их, придвигая чуть ближе к своему паху. Меня тут же бросает в жар. Тело ловит эмоции, откликается на них. Реагирует на воспоминания. Пульс учащается. В горле пересыхает. Кровь одним махом приливает к низу живота, создавая эффект вспорхнувших бабочек. Душу вмиг переполняет чувство эйфории, возбуждения, удовольствия, радости, какого-то необъяснимого счастья. И это всё пугает меня до дрожи. Пугает и одновременно влечёт. Как мотылька на огонь. Понимаю, что обожгусь, только это не спасает…
— Можно я сяду на своё место? — запаниковав, хватаю свободной рукой мужское плечо. — Обещаю, я поем! Сама!
— Нельзя, — звучит непоколебимо из уст Пожарского. — У тебя была такая возможность минутой ранее. Теперь я лично тебя накормлю.
Зачем он это делает?
Ему доставляет удовольствие издеваться надо мной?
В последний раз меня кормили с ложечки, наверное, лет двадцать назад!
Происходящее настолько непривычно, что я не знаю, как вести себя с этим ненормальным гурманом, способным сожрать мощный афродизиак в сыром виде.
У него и так с потенцией зашибись! Зачем столько-то?
— Вы диктатор. — Обреченно вздыхаю, залпом допивая его вино.
— Издержки профессии. — Пожав плечами, Макс Андреевич забирает у меня пустой бокал и ставит его на стол.
— А ещё вы — Монстр.
— Из твоих уст это звучит как комплимент, — отвечает с невозмутимым лицом.
— Я не ваша подчиненная. Со мной так нельзя!
— Возмущаться будешь, когда поешь. Не люблю я голодных, злых женщин в предобморочном состоянии. Мне нужна живая, эмоциональная девочка. — Он обнимает меня за талию одной рукой, второй тянется к подносу с устрицами.
Бож-ж-же, не-е-ет…
Я сейчас умру.
Я эту сырую гадость точно выплюну ему на грудь!