Я однажды видела в Сети фотографию лысого попугая. Вот это вот оно. Костлявый, обтянутый синюшной пупырчатой кожей цыплёнок. Только ноги длинные как у страуса. И клюв мощный. Не удивлюсь, если со временем станет как отбойный молоток.
— Кр-ря! — громогласно оповещает птенец о своём рождении.
Чудо, что полог тишины ещё держится, Риману птенец не помешал.
Вспомнив указания руководства, я наклоняюсь вперёд, чтобы дотянуться до птенца.
Я не встаю, но Риман всё равно чувствует моё поползновение прочь. Не просыпаясь, он поворачивается на бок, на удивление точно хватает мою ладонь и утягивает под щёку. Рассказ про Лягушонка не остался безнаказанным, меня превратили в плюшевую игрушку.
— Кря!
— Ничего смешного, — фыркаю я.
Извернувшись, я всё-таки дотягиваюсь до птенца и направляю на него слабый поток магии.
Птенчик наклоняет голову словно прислушивается. Переступив с ноги на ногу, он делает шажок вперёд. Кожу царапают коготки. Птенчик цепляется за палец, сдавливает неожиданно сильно. Вроде и новорожденный, а ноги мощные.
Я переношу птенчика к себе, опускаю руку на колени и направляю в ладонь магию.
— М-м-м…, — возражает Риман, то ли ему снова мерещится что-то дурное, то ли подспудно чувствует, что я отвлеклась. — Шел…
Спит Риман беспокойно, поворачивается, обхватывает меня за талию.
— Ты не спишь?!
Воображение рисует, как Риман приоткрывает один глаз, хитро прищуривается в стиле тигра, закогтившего добычу. Но Риман, если он и притворяется, то не признаётся.
— Шел…
Вырываться не вариант, и единственное, что остаётся — сдаться на милость победителя и лечь, благо птенец порцию магии получил, синюшный оттенок лысой кожи сменился здоровым розоватым.
Риман для надёжности на меня ещё и ногу закидывает. Встать к королеве я уже точно не смогу, а ведь она скоро проголодается и проснётся. Вздохнув, я устраиваюсь поудобнее, так, чтобы Риман дышал в шею, а не прямо в ухо.
Мысленно извинившись перед Ларой, отправляю крошечную искорку — Лара обязательно почувствует, проснётся и придёт проверить.
Зевнув, я закрываю глаза и больше не сопротивляюсь усталости.
В объятиях Римана спится сладко. Настолько, что никакой рассвет, и никакая привычка не могут меня разбудить. Когда я просыпаюсь, в комнате светло.
— Доброе утро, Шелли.
— Оу…
За ночь мы поменялись местами. Засыпала сбоку, слегка придавленная к дивану, а проснулась сверху. И надо признать, получилось удачно, иначе, боюсь, Риман бы удрал, а так он послушно исполняет роль матраца.
— Доброе утро, ваше величество, — странно обращаться к нему по титулу после совместной ночи. Как по мне, совместный сон куда более интимен, чем физическая близость. Но я жду, когда Риман предложит обращаться к нему по имени.
— Шелли, составите мне компанию за завтраком?
Риман тонко намекает, что пора его выпустить? Поднимаясь, я непроизвольно морщусь. Всё тело затекло, а платье только добавило неудобств, особенно перекрутившийся рукав.
В ванной наскоро смыв сонливость, я приглаживаю волосы, восстанавливая подобие причёски, в зеркале отражается уже не чучело, а просто не слишком опрятная особа. Но на глаза посторонним лучше не показываться, пока полноценно не причешусь. Хотелось бы принять душ и переодеться, но я не уверена, что найдётся сменная одежда.
Пока я плещусь, лакеи накрывают на стол.
Риман мог бы начать без меня, но он терпеливо ждёт. Хм, а когда он успел привести себя в порядок? Не нужно даже приглядываться, чтобы заметить, что я слегка помята, но про Римана нельзя сказать ничего подобного. Бодрый, свежий, готовый к новым свершениям.
Я подхожу, и Риман галантно отодвигает для меня стул.
— Как себя чувствует ваша мама? — в спальне появилась расписная ширма, скрывшая кровать от взглядов.
— Без изменений. Учитель говорит, что через несколько дней мама будет в полном порядке.
— Рада это слышать.
— Шелли, мне неудобно просить после всего, что вы для меня уже сделали.
Хм?
Я невежливо перебиваю:
— Ваше величество, как насчёт того, чтобы обойтись без подсчётов? Я убеждена, что между настоящими друзьями бухгалтерии, кто сколько для кого сделал, не место. Я бы хотела быть вашим другом.
Улыбка на лице Римана гаснет.
— Только другом? — хрипло переспрашивает он.
— Почему же «только»? Остальное зависит от вас, ваше величество.
Риман качает головой:
— Нет…
— М?
— Не от меня, Шелли, а от нас.
— Вы правы, ваше величество, — хмыкаю я.
Я догадываюсь, что имел в виду Риман. Любые отношения: романтические, дружеские, семейные — строят оба, иначе получается неустойчивая болезненная конструкция, такая, как, например, безответная любовь. Но я убеждена, что именно Риман должен сделать первый шаг навстречу. Неужели его не царапает, когда я обращаюсь к нему по титулу? Самовольно обращаться к королю по имени — преступление.
— Шелли…
— О чём вы хотели меня попросить, ваше величество?
— Побудьте с моей мамой? Я приставил доверенную охрану, но мне будет спокойнее, если я буду знать, что вы здесь.
— Ваше величество, я же обещала.
Разговор сходит на нет, Риман довольно быстро съедает свою порцию, залпом выпивает две чашки чая подряд. Сейчас он сбежит по своим жутко важным королевским делам… Риман быстро наклоняется, приобнимает меня и целует в щёку:
— Потерпи немного, я закончу с делами.
— Хм, разве проблемы когда-нибудь закончатся? Они не бесконечны?
— Надо разгрести хаос и навести хотя бы подобие порядка. Шелли, если сейчас я этого не сделаю, то страну раздерут на части.
И Римана вместе со страной. Возможно, даже буквально.
— Я понимаю, — вздыхаю я.
Честное слово, понимаю. И даже не буду скучать — мне, вон, учебник нужно прочитать от корки до корки. Ха?! А куда делся цыплёнок?! Ох, я так привыкла, что яйцо смирно лежит там, куда я его положила, что я совершенно забыла… Точно помню, что переманила цыплёнка на руку, дала ему магии. Сутки он будет адаптироваться, так что время на поиски у меня есть. Когда Риман утянул меня под бок, цыплёнок был на ладони, я пересадила его на подлокотник, чтобы случайно не раздавить.
Риман целует меня в макушку и сбегает.
Я встаю из-за стола, обхватываю себя руками:
— Удачи.
Дверь закрывается.
Я бросаюсь к дивану.
Естественно, птенец куда-то удрал.
Окно закрыты, двери — тоже. Искать надо в спальне.
Я заглядываю за ширму. Королев спит, Лара развлекает себя вышивкой. Впервые вижу её с иголкой и ниткой.
— Леди, доброе утро.
— Доброе, Лара. Как её величество?
— Просыпалась около четверти часа назад, поела, снова уснула.
Отлично, хоть здесь без проблем.
Я ещё раз обхожу спальню, прислушиваюсь и даже заглядываю под диван, проверяю все щели. Влететь он точно не мог, а вот вскарабкаться на карниз по шторе… Я беру пособие, открываю, перечитываю. Вчера я поняла всё правильно: маленький дамр, узнав магию, которой его «кормили», признаёт мага своей мамой и папой вместе взятыми. Удрать — против его инстинктов, но почему-то птенца нигде нет. Я ещё раз залезаю под диван.
Мои поиски не остаются незамеченными. Лара, отложив рукоделие, выглядывает из-за ширмы:
— Леди, вы что-то потеряли?
Если бы он шуршал, Лара бы заметила.
В спальню без стука входит учитель.
— Дитя, я слышал, мой старший ученик уже ушёл.
Неизменная алая тога, легкая улыбка, взгляд отстранённого зрителя.
— Кря! — из складки на плече выбирается мой птенчик и громко здоровается.
— Моя прелесть…
— Кр-ряр-ря! — бодро соглашается птенчик.
— Дитя, рано утром я заходил проведать мать моего старшего ученика и увидел, что твой питомец пытается расклевать корону. Я забрал его. Надеюсь, ты на меня не в обиде.
— Спасибо, учитель!
Птенчик охотно спрыгивает ко мне, но на плече не остаётся, а перебирается в волосы. Надеюсь, он не станет вить себе гнездо у меня на голове? У меня там и без него… гнездо.
— Рад, что всё в порядке.
Да, в порядке.
Если не считать повисшей между мной и Риманом неопределённости.
Риман пропадает до вечера, возвращается, как и вчера, ближе к полуночи, уставший, измотанный, с чёрными кругами под глазами. Я уже знаю что делать — молча указываю ему на диван, помогаю раздеться, и Риман почти мгновенно проваливается в беспокойный сон. Но стоит мне погладить переносицу, пропустить пряди волос между пальцев, Риман успокаивается. Как и вчера, он поворачивается на бок, подгребает меня к себе и для надёжности закидывает сверху ногу.
Я уверена, что для Римана я стала очень близким человеком, иначе бы он не нуждался во мне так остро, не бормотал во сне моё имя, не успокаивался бы, когда я рядом. Но в то же время… Почему он не хочет прояснить наши отношения? Может быть, потому что я просила не говорить о нас, пока между нами беспокойство о здоровье её величества?
Как бы то ни было, Риман отмалчивается почти неделю.