Невидимый

Воскресенье, 24 июня

Уже на следующий день Кнутас и Якобсон вылетели в Стокгольм. Из аэропорта до Центрального управления полиции на Кунгсхольмене они доехали на такси. Солнце светило вовсю, было почти тридцать градусов жары, и на въезде в город они попали в пробку. Воздух дрожал от зноя и выхлопных газов. Каждый раз, приезжая в столицу, Кнутас поражался обилию машин. Хотя было воскресенье и середина лета, машины ползли со скоростью улиток.

В силуэтах строений на острове Кунгсхольмен было нечто величественное — так Кнутасу всегда казалось. Городская ратуша, здание Губернского совета, Дворец правосудия. Он вспомнил, что кто-то рассказывал ему, будто этот дом строил архитектор, получивший второе место в конкурсе на проект стокгольмской Ратуши в начале века. Победителем стал Рагнар Эстберг, а заказ на строительство Дворца правосудия получил занявший второе место Карл Вестман. Дворец получился не хуже Ратуши. Позади него располагалось Центральное управление государственной полиции. Красивое желтое здание, окруженное зеленым парком. Там у них было назначено совещание.

«Да, это не то что наша жестяная коробка», — подумал Кнутас, когда они поднимались по парадной каменной лестнице. Утомленный жарой, Кнутас с завистью косился на голые ноги Карин. Везет же некоторым, кто может ходить в юбке!

В воскресенье, после дня летнего равноденствия, в управлении полиции было тихо и пустовато. Кое-где в кабинетах попадались работавшие сотрудники. Бросалось в глаза, что период отпусков уже начался.

В зале с окнами на парк у них состоялось совещание с начальником полиции и рабочей группой из Центрального управления. После этого они пообедали в уютном ресторанчике напротив Дворца правосудия. Затем вместе с комиссаром криминальной полиции Куртом Фогестамом отправились в район Сёдермальм, где жила Хелена Хиллерстрём.

Дом располагался в конце улицы Хурнсгатан, у самой воды, неподалеку от старинной деревянной купальни на понтонах. На углу Хурнсгатан и Лонгхольмсгатан находился спортзал общества «Фрискис и Светтис». «Стало быть, сюда она ходила на тренировки, — подумал Кнутас. — Здесь она могла познакомиться с убийцей».

Квартира находилась на последнем этаже. Тесный старый лифт не мог вместить всех. Карин Якобсон, к большой радости тучноватых коллег, вызвалась подняться по лестнице. Дом казался обшарпанным. Из-за одной двери доносились звуки поп-музыки, за другой кто-то бренчал на пианино. «Что люди делают дома в такой потрясающий солнечный день, да еще и в воскресенье?» — подумала Карин.

Пер Бергдаль, по-прежнему сидевший на больничном, открыл дверь после второго звонка. Они едва узнали его. Лицо загорелое и посвежевшее. Волосы коротко подстрижены, подбородок тщательно выбрит. Он поздоровался без улыбки:

— Проходите.

Квартира резко контрастировала с замызганной лестницей. Она была большая и просторная, с высокими потолками, красивый паркетный пол блестел в лучах солнца. Большая современная кухня была совмещена с гостиной. Холодильник, морозилка и вытяжка из нержавейки, на стенах кафель с декоративным орнаментом. Суперсовременный миксер. Длинная стойка с барными стульями с двух сторон отделяла кухню от гостиной. Здесь стояли кожаные кресла и столик с мозаичной столешницей. Всю стену занимала дорогая стереоустановка. Над ней на полках из березы красовались ряды дисков. Пер Бергдаль явно был ценителем дорогих вещей.

— Давайте сразу о деле, — начал Кнутас. — Как вам наверняка известно, на Готланде убиты уже три женщины. Во всех трех случаях убийство происходило по одному и тому же сценарию. Мы склонны думать, что убийца — одно и то же лицо. Мы приехали сюда, чтобы найти точки пересечения между Хеленой и другой потерпевшей, Фридой Линд. Фрида Линд жила здесь же, в Сёдермальме, и только год назад переехала с семьей в Висбю. Ее муж — уроженец Готланда. И Фрида, и Хелена ходили на тренировки в зал общества «Фрискис и Светтис». Нас интересует, не могли ли они там познакомиться между собой? И не там ли они повстречались с убийцей?

Кнутас сделал паузу и посмотрел на Пера Бергдаля. Тот выглядел потрясенным.

— Вы хотите сказать, что убийца здесь, в Стокгольме?

— Да, такая возможность существует. Вам известно, с кем Хелена общалась на тренировках?

— Даже не знаю, — пробормотал Бергдаль. — Она обычно ходила на тренировки с двумя подругами, которые живут здесь неподалеку. Не уверен, общалась ли она с кем-то еще. Не могу припомнить ничего особенного. Ясное дело, она упоминала каких-то людей, с которыми случайно встречалась. Один раз она столкнулась с коллегой с прежней работы, больше они не виделись, насколько я знаю. Вы можете спросить у ее подруг, с которыми она ходила туда. Может, они что-нибудь знают?

— Хорошо, мы свяжемся с ними. Имя Фриды Линд вам было ранее знакомо?

— Нет.

— Что-нибудь необычное происходило в период, предшествовавший смерти Хелены? Может быть, вы что-нибудь вспомнили задним числом?

— Я все это время только и делал, что думал о Хелене и о том, кто мог убить ее, но так ни до чего и не додумался. Я хочу только одного — чтобы вы как можно скорее задержали его. Чтобы весь этот кошмар наконец прекратился.

— Мы делаем все, что от нас зависит, — проговорил Кнутас.

— Хочу показать вам одну вещь, которую нашел на чердаке. Минуточку, — сказал Пер Бергдаль и поднялся.

Он вернулся с картонной коробкой в руках. Открыв крышку, извлек стопку бумаг:

— Не знаю, имеет ли это сейчас какое-нибудь значение, но я оказался прав.

Он протянул стопку комиссару полиции.

Кнутас пробежал глазами бумаги. Это были любовные письма. Электронные сообщения, адресованные Хелене Хиллерстрём, которые она распечатала и сохранила.

— Коробка была спрятана на чердаке, в самом дальнем углу. В старом шкафу. Поэтому я нашел ее только сейчас. Мой брат переехал в большой дом и попросил у меня этот шкаф. Я решил проверить, не остались ли там какие-нибудь вещи. И нашел вот это.

На сообщениях стояли даты четырехлетней давности. Они были написаны в течение одного месяца. Октябрь. «Осенний роман, — подумал Кнутас. — И весьма пылкий, если судить по письмам». Отправителем значился Кристиан Нурдстрём.

Значит, все-таки правда. Почему Нурдстрём отказывался признаться, что между ним и Хеленой что-то было, хотя его не раз спрашивали об этом во время допросов? Об этом пока оставалось только гадать.

Кнутас позвонил Кильгорду и попросил его немедленно вызвать Нурдстрёма на допрос. Он ругал себя за то, что не остался в Висбю. Дорого бы он отдал, чтобы лично допросить Нурдстрёма.

Но теперь уже ничего не поделаешь. Они в Стокгольме, и надо довести до конца то, ради чего они сюда приехали. Не факт, что интрижка с Нурдстрёмом имела значение для следствия.

Коробку с письмами они забрали с собой.

Записав имена и телефоны подруг Хелены, они отправились в зал спортивного общества «Фрискис и Светтис». Несмотря на летнюю жару и середину дня, там царило оживление. Они вошли в светлый, просторный холл со скамейками, под которыми стояла уличная обувь. Через стеклянную стену можно было наблюдать, как в зале скачут под латиноамериканскую музыку человек тридцать под руководством мускулистой девушки в трико.

Они подошли к администратору. Ухоженная блондинка лет сорока, в белой футболке с эмблемой клуба на груди, приветствовала их. Они выразили желание поговорить с директором.

— Это я, — ответила блондинка.

— Тогда вам известно, зачем мы пришли, — сказал Кнутас. — Мы ищем кого-нибудь, кто мог бы что-то рассказать о двух женщинах, приходивших сюда на тренировки. Вы сами не узнаете их? — спросил он и достал из кармана пиджака конверт с фотографиями. — Это Хелена Хиллерстрём, первая жертва убийцы.

Женщина за стойкой посмотрела на фотографию и покачала головой:

— Нет, я ее не знаю. Мне уже показывали эту фотографию. Понимаете, здесь проходит столько людей. Все зависит от того, когда она тренировалась. Возможно, ее тренировки не совпадали с графиком моей работы.

Кнутас показал фотографию Фриды Линд. Лицо администратора изменилось.

— Да, эту я знаю. Фрида. Фрида Линд. Она ходила к нам несколько лет.

— Она обычно приходила одна?

— Да, почти всегда.

— Вы хорошо ее знали?

— Нет, не сказала бы. Иногда мы перекидывались парой фраз. Но не более того.

— Вам известно, общалась ли она здесь еще с кем-нибудь?

— Нет, не думаю. Она в основном приходила одна. Может быть, пару раз приводила с собой кого-то.

— Мужчину или женщину?

— Насколько я помню, это были приятельницы.

— Спасибо, — сказал Кнутас.

Никто из сотрудников также не смог сообщить ничего нового. Большинство знало в лицо погибших женщин, но не могли припомнить ничего особенного.

Час спустя они покинули помещение под звуки песни Рикки Мартина «She Bangs».

Северные холмы располагались за дорогой, если смотреть со стороны школы, позади северной части крепостной стены.

Сегодня пятница, он решил прогулять классный час — сказал, что ему надо к зубному врачу, а записку от родителей он забыл дома. Это давало ему шанс улизнуть из школы раньше остальных. Учительница поверила ему и отпустила. Просто невероятно, что она ничего не замечает. Неужели она не знает, что они с ним вытворяют, или просто делает вид, что не замечает?

Когда он уходил из школы, на сердце у него было легко. Он чувствовал себя почти счастливым. До летних каникул оставалось совсем немного, их класс расформируют. В седьмой класс он пойдет в школу на другом конце города и избавится от своих мучителей. Это стоило отметить. Дома под комодом он нашел старую скомканную десятку и забрал ее себе. Теперь он купит сластей. И не каких попало. Он собирался дойти до кондитерского магазина возле площади Стура-Торгет. Магазин был похож на старинную лавку, в витрине висели огромные фигурные карамельки. Зайти туда — одно из самых больших удовольствий в жизни. Когда они с сестрой были маленькие, то часто бывали там по субботам с папой. Теперь это случалось все реже и реже. Отец все больше отдалялся от них, замыкался в себе, по мере того как они росли.

Кондитерский магазин манил его, и он почти бегом устремился вперед, к Северным холмам. Он специально выбрал этот путь, потому что так было интереснее. Здесь он представлял себе средневековые бои между шведами и датчанами — как они воевали до последней капли крови. То поднимаясь, то спускаясь по холмам, он забывал обо всех ужасах.

По дороге ему попалась длинная палка, он начал размахивать ею. Представлял себя шведским воином, сражающимся с армией датского короля Вольдемара Аттердага, который завоевал Готланд в четырнадцатом веке, сделав его провинцией Дании. Он был настолько поглощен игрой, что не заметил своих мучителей, наблюдавших за ним с вершины одного из холмов. С диким ревом они скатились вниз и набросились на него. Вчетвером они легко повалили его на землю. Он не мог им противостоять. Он был так растерян, что не смог издать ни звука.

— Ну что, струсил? Поджилки трясутся, жирная свинья? — насмешливо спросила самая ужасная из них, которая была у них заводилой. Остальные злобно хихикали, крепко держа его за руки.

— Ты не собираешься опять обмочиться? Ай-ай, написаешь в штанишки, мама рассердится. Ну да ничего, мы позаботимся об этом!

К его ужасу, она схватила его за ремень и дернула. Когда она стала расстегивать на нем штаны, у него началась истерика. Это было самое ужасное, что могло произойти. Он изо всех сил пытался вырваться, дрыгал ногами и кричал. Все напрасно. Заводила с торжествующим воплем стянула с него брюки. Ему стало стыдно, когда обнажились его ноги и живот. Он попытался укусить руки, державшие его.

— Фу, какой толстяк! Тебе пора худеть, дорогуша!

Она ухватилась за его трусы и стащила их.

— Ой какой маленький петушок! — закричала она, а остальные захохотали.

Унижение жгло как огнем, его охватила паника. Он закрыл глаза и закричал изо всех сил — и внезапно почувствовал, как рот ему зажимают чем-то мягким. Заводила и еще одна девчонка стали запихивать ему в рот его трусы.

— Ну, теперь ты у нас заткнешься! — шипела она, зажимая ему рот рукой, чтобы он не вытолкнул кляп языком.

Ему показалось, что его сейчас задушат. Дышать стало нечем, он отчаянно задергался в их руках. В глазах почернело. Откуда-то издалека он услышал:

— Хватит, оставьте его. А то еще задохнется.

Хватка ослабела, и он услышал, как они убежали.

Некоторое время он лежал неподвижно, не открывая глаз, на случай если они передумают и вернутся. Когда он решился наконец подняться, то не смог сообразить, как долго пролежал на земле. Его одежда валялась рядом. Он поспешно оделся.

Засунув руку в карман брюк, он обнаружил, что десятка исчезла.

Родители Хелены Хиллерстрём жили в престижном районе Стоксунд, к северу от центра Стокгольма. Карин Якобсон и Андерс Кнутас решили сами отправиться туда и поговорить с родителями. Ханс и Агнета Хиллерстрём оказались дома, и отец сказал по телефону, что готов принять их.

Никто из них не бывал ранее в Стоксунде, поэтому они с восторгом разглядывали роскошные виллы, утопавшие в садах. Они проехали озеро Вэртан, гладь которого блестела на солнце. По дорожке, идущей вокруг озера, прогуливались нарядно одетые люди. Вилла Хиллерстрёмов, построенная на рубеже веков, располагалась на холме. Вокруг был роскошный сад, огороженный живой изгородью из сиреневых кустов. Дверь им открыл отец Хелены. Высокий, статный мужчина с седыми волосами, свежим загорелым лицом. Вокруг глаз виднелись морщинки.

— Добрый день, — сухо приветствовал он их. — Проходите.

Они вошли в холл с высокими потолками. На второй этаж вела роскошная деревянная лестница с круглыми точеными балясинами.

Карин мысленно вздохнула. Вот это дом!

Из холла виднелась гостиная и еще несколько комнат, расположенных анфиладой, с большими окнами в сад. Вскоре появилась Агнета Хиллерстрём, тоже высокая и стройная, пепельные волосы подстрижены под пажа.

Они уселись в мягкие кресла в гостиной. На столике стояли кофейные чашки и блюдо с пирожными. «Кокосовые шарики», — подумал Кнутас и сунул один из них в рот. Странно, эти пирожные как-то не вязались с убранством дома. Они с детьми всегда делали такие пирожные в их день рождения — близнецы обожали кокосовые шарики.

— Я знаю, что вы уже неоднократно общались с полицией, однако мне важно было встретиться с вами лично. Я руковожу расследованием на Готланде. На сегодняшний день у нас нет подозреваемого, однако в ходе следствия выяснились некоторые детали, которые я хотел бы обсудить с вами. Вы не возражаете?

— Нет-нет, — хором ответили родители Хелены, вопросительно глядя на него.

Кнутас откашлялся:

— Тогда я перейду прямо к делу. Нам стало известно, что у вашей дочери был роман с одним из учителей в гимназии, где она училась. С учителем физкультуры по имени Ян Хагман. Вам известно об этом?

Ему ответил отец. В его голосе прозвучала безграничная горечь:

— Да, мы знали. Хелена рассказала нам обо всем, когда дело зашло уже достаточно далеко. Она забеременела от этого негодяя. Ей было всего семнадцать.

Лицо Ханса Хиллерстрёма напряглось, он стал нервно потирать руки.

— Так она забеременела? — переспросил Кнутас и поднял бровь. — Об этом нам ничего не известно.

— Дело замяли. Само собой, она сделала аборт. Мы запретили ей встречаться с ним. Побеседовали с директором, и Хагману предложили уволиться. Он нашел себе другую работу, где-то дальше, в Судрете. Ведь у него была семья, дети. У этого типа еще хватило наглости позвонить нам. Он заявил, что любит Хелену. Идиот! Он был более чем вдвое старше ее. Сказал, что готов оставить семью и позаботиться о Хелене и ребенке. Я пригрозил убить его, если он еще раз попытается связаться с нашей дочерью.

— Как отнеслась к этому сама Хелена? — спросила Карин.

— Поначалу она впала в депрессию. Она влюбилась в этого придурка и сердилась на нас, что мы не разрешаем ей с ним встречаться. Считала, что мы ее не понимаем. Аборт — тоже не самое приятное переживание для юной девушки. Она долго страдала. Мы отправились в поездку по Восточной Индии, чтобы она немного развеялась. Осенью она, по крайней мере, продолжила обучение в гимназии, как положено. Поначалу учеба шла туго, но потом все быстро наладилось. У Хелены всегда было много друзей, думаю, это ей помогло, — закончил он.

Повисла пауза. Кнутас и Карин чувствовали себя подавленными. Какая грустная история! На стене висел большой портрет Хелены в золотой рамке — фотография, сделанная в год окончания гимназии. Она улыбалась, длинные темные волосы обрамляли лицо. Когда Кнутас взглянул на эту фотографию, что-то кольнуло изнутри. Как больно, что ей суждено было так закончить свои дни! Он прервал молчание:

— Какие отношения были у вас с дочерью?

— Нельзя сказать, чтобы все было гладко, — ответил Ханс Хиллерстрём. — Став взрослой, она перестала разговаривать с нами о серьезных вещах. Стала более замкнутой. Не то чтобы вообще, а именно по отношению к нам. Мы не понимали почему.

— Вы пытались узнать, в чем причина?

— Да нет, напрямую не пытались. Мы надеялись, что со временем это само пройдет.

— Как я понял, вы продолжали проводить лето на Готланде и у вас там остались родственники. Вам известно, пыталась ли Хелена восстановить отношения с Хагманом?

— Насколько я знаю, нет, — ответил отец. — Мы больше никогда не говорили о нем.

Впервые за все это время слово взяла мать:

— Я не раз пыталась поговорить с ней об этом. Узнать, как она себя чувствует, что думает по этому поводу. Она сказала, что все осталось позади. Сама осознала, что эти отношения не могли продолжаться. Что касается ребенка, она сочла, что избавиться от него было верным решением. Она все равно не смогла бы сама позаботиться о нем. Да и не хотела этого. Воспринимала его, скорее, как опухоль, которую надо удалить. — Ее губы дрогнули.

— Какие отношения были у нее с Пером? — спросила Карин.

— Хорошие. Они жили вместе много лет, и мне казалось, что он глубоко привязан к ней. Когда в самом начале его подозревали в убийстве, нам было очень тяжело. Она была для него всем. Думаю, они поженились бы. Если бы не это… — закончила мать, и ее голос дрогнул.

— Вам известно, встречалась ли она с другими мужчинами в то время, когда жила с Пером? Были ли у них кризисы в отношениях? Они ведь были вместе в течение долгого времени.

— Нет, я ничего такого не знаю, — сказала мать. — Когда мы спрашивали, то всегда слышали в ответ, что все замечательно. Правда? — Агнета Хиллерстрём посмотрела на мужа.

— Да, я тоже никогда не слышал ни о каких проблемах, — кивнул он.

— Мы обнаружили новые связи между второй жертвой, Фридой Линд, и Хеленой, — сказал Кнутас. — Среди прочего, обе они тренировались в зале спортивного общества «Фрискис и Светтис». Вы что-нибудь слышали от нее о людях, с которыми она там познакомилась?

Супруги Хиллерстрём отрицательно покачали головой.

— Почему вы не рассказали раньше о Яне Хагмане? — спросил Кнутас.

— Мы не думали, что это имеет значение, — ответил отец. — Ведь это было так давно. Вы считаете, что Хагман мог убить Хелену?

— Мы не исключаем никаких возможностей. Полицию интересует все, что связано с Хеленой. Есть ли еще что-нибудь в прошлом Хелены, о чем вы не рассказали?

— Нет, — ответил Ханс Хиллерстрём. — По-моему, нет.

— А в недавнем прошлом?

— Нет.

Кнутас недоумевал, как проводились предыдущие допросы супругов Хиллерстрём. Как получилось, что все только что сказанное не выяснилось с самого начала? Он решил, что потом всерьез поговорит об этом с Карин. «Если все допросы проводились так небрежно, всю работу придется переделывать», — мрачно подумал он.

В животе урчало. Он почувствовал, что пора откланяться.

— Тогда на сегодня все. Комната Хелены в этом доме сохранилась?

— Да, на втором этаже.

— Можно взглянуть?

— Пожалуйста. Полиция уже там все обыскала, но вы можете пойти и посмотреть, если хотите.

Ханс Хиллерстрём проводил их вверх по роскошной лестнице. На втором этаже потолки оказались такие же высокие, как и на первом. Они попали в большой светлый холл, затем в проходную комнату с балконом и видом на озеро. Во всех помещениях были облицованные кафелем камины.

Комната Хелены также поражала размерами. Было очевидно, что здесь давно не жили. В одном углу стояла старинная деревянная кровать с высоким изголовьем. Рядом — белый прикроватный столик. Возле окна находился письменный стол с откидной крышкой, старое вращающееся кресло и несколько полок с книгами.

Ханс Хиллерстрём оставил их и прикрыл за собой дверь. Они обыскали ящики, полки, встроенные шкафы, не найдя ничего интересного. Внезапно Карин присвистнула. Позади картины, изображающей дом на Готланде, обои оказались надорваны. В щель была вставлена фотография.

— Взгляни-ка! — воскликнула она.

На фотографии был изображен мужчина на борту большого корабля, по-видимому парома, соединяющего Готланд с материком. Улыбаясь в объектив счастливой улыбкой, он стоял на открытой палубе, на фоне голубого неба, волосы развевались на ветру. Вне всяких сомнений, это был Ян Хагман. На двадцать лет моложе и на двадцать килограммов стройнее, чем когда они видели его в последний раз.

— Смотри. У него такая по-идиотски счастливая улыбка, какая бывает только у влюбленных. Снимала наверняка Хелена.

— Это мы оставим себе, — сказал Кнутас. — Пошли.

Какое облегчение покинуть этот скорбный дом и окунуться в буйство цветущего лета! На клумбах пестрели цветы, перед домом на улице играли дети, а за забором, чуть в стороне, жарили мясо на решетке.

— Мы должны разобраться в этой истории с Хагманом, — проговорил Кнутас. — Нужно еще раз проверить его алиби. Сам он ни словом не обмолвился об аборте. Почему он это скрыл? Но зачем ему убивать Хелену? Насколько я понимаю, он ее любил. Да и столько лет прошло. Может, приступ ревности? Увидел ее с новым парнем и обезумел?

— Да, что-то не вяжется, — согласилась Карин. — И потом, с тех пор как у них был роман, прошло почти двадцать лет. Зачем ему убивать свою жену сейчас? Почему он, по крайней мере, не сделал этого тогда?

— Да, это загадка. И как все это связано с убийством Фриды Линд? И Гуниллы Ульсон?

— Возможно, дело совсем не в Хагмане, — заметила Карин. — Вполне вероятно, что мы идем по ложному следу. Все жертвы так или иначе связаны со Стокгольмом. Убийца с таким же успехом может бродить где-то здесь.

— Может быть, ты и права, — сказал Кнутас. — Но сейчас уже восьмой час, и у меня в животе бунт. С родителями Фриды Линд поговорим завтра, и еще нам предстоит посетить магазин в Старом городе, торговавший керамикой Гуниллы Ульсон. А сейчас я хотел бы выпить и как следует поужинать. Что скажешь?

— Прекрасная идея, — улыбнулась Карин Якобсон и похлопала его по плечу.

Постучав в дверь кабинета Кильгорда, Витберг ввалился к нему, запыхавшись, размахивая листом бумаги.

— Мы сопоставили данные о том, кто из окружения жертв страдал астмой. Взгляни, — сказал он и положил бумагу на стол Кильгорда. — Это имена тех, у кого астма или другие аллергические проблемы.

Кильгорд просмотрел список, состоявший из двадцати с лишним фамилий. В списке значились и Кристиан Нурдстрём, и Ян Хагман.

— Угу, — пробормотал он и посмотрел на Витберга. — Так-так, Нурдстрём у нас астматик. От Кнутаса я только что узнал, что у этого парня все же были сексуальные отношения с Хеленой Хиллерстрём.

— Ух ты черт! Давно?

— Нет, несколько лет назад. Я хочу, чтобы два человека выехали к Хагману и двое к Нурдстрёму. Не звоните заранее. Нужно использовать фактор неожиданности. Обоих привезти сюда на допрос. И обязательно прихватите с собой ингаляторы. От обоих!

Они сидели друг напротив друга за кухонным столом. На столе стояли чашки с кофе. Дети остались в деревне в гостях у двоюродных братьев и сестер. Улле приехал домой в Рому, чтобы поговорить с Эммой. Он с тревогой поглядывал на жену, сидевшую напротив, однако не мог скрыть раздражения.

— Что с тобой? — спросил он.

— Не знаю.

Он чуть повысил голос:

— Уже несколько недель ты ведешь себя как чужая. С тех пор, как погибла Хелена. Что происходит?

— Не знаю, — повторила она без всякого выражения.

— Но ты же не можешь без конца повторять, что ты не знаешь! — взвился он. — Ты не хочешь быть со мной, тебе неприятно, когда я тебя обнимаю, мы не занимались любовью бог знает сколько времени! Я пытаюсь помочь тебе, поговорить о Хелене, но ты и этого не хочешь. Тебе наплевать на меня, на детей, ты то и дело оставляешь их с моей мамой и уезжаешь в город. Что все это значит? Ты встречаешься с другим?

— Нет, — ответила она поспешно и закрыла лицо руками.

— А что я должен подумать? — крикнул он. — Ты, между прочим, не одна на свете. Я ведь тоже близко знал Хелену. Для меня все это тоже ужасное потрясение. Но ты думаешь только о себе.

Внезапно она взорвалась.

— Ну и прекрасно! — крикнула она. — Тогда давай пошлем все к черту и разведемся! У нас все равно нет ничего общего!

Она вскочила и кинулась в ванную, с грохотом захлопнув дверь.

— Ничего общего?! — взревел Улле. — Да у нас, черт подери, двое детей! Двое маленьких детей! Или на них тебе тоже наплевать? Они для тебя тоже ничего не значат?

Эмма уселась на крышку унитаза и открыла кран до отказа, чтобы не слышать обвинений Улле. Зажала уши руками. Она совсем запуталась. Что делать? Рассказать ему о Юхане — нечего и думать. Только не сейчас. Сейчас самый неподходящий момент. Хотя она сердилась на Улле, ее терзали угрызения совести. Словно она попала в капкан, из которого никак не вырваться. Через некоторое время она выключила воду. Долго сидела неподвижно. Ее жизнь превратилась в сплошной кошмар. Кто-то убил ее лучшую подругу. Возможно, это сделал человек, которого она знает. Эта мысль приходила ей в голову и раньше, но она отгоняла ее — думать об этом было невыносимо.

Что ей известно о людях, окружающих ее? Какие страшные тайны скрываются за закрытыми дверями чужих домов? Все эти убийства совершенно разрушили ее доверие к миру. На кого можно опереться в такой ситуации?

Мысли неслись дальше. На свете есть только один человек, на которого она стопроцентно может положиться. Это Улле. Если кто-то всегда готов помочь, так это он. Он всегда находил время ее выслушать, это он вставал среди ночи и заваривал ей чай, когда ее мучили кошмары, это он ухаживал за ней, когда она была беременна. Это он убирал за ней, когда она заболела желудочным гриппом и ее все время рвало, он вытирал ей пот со лба, когда она рожала. Это он любил ее даже тогда, когда она плакала, простужалась, болела ветрянкой или страдала от болезненных месячных. Улле всегда был рядом. Что ей взбрело в голову?

Решительно встав, она умылась холодной водой. За дверью больше не раздавалось ни звука. Она осторожно приоткрыла дверь.

Его не было. Она вышла в гостиную. Там тоже было пусто. В доме стояла полная тишина. Эмма поднялась по лестнице и заглянула в спальню. Муж лежал ничком на кровати, обняв подушку. Глаза были закрыты, как будто он спал. Она легла рядом и обняла его. Он тут же ответил ей. Обнял ее, покрыл поцелуями лицо.

— Я люблю тебя, — пробормотала она. — Мы будем вместе.

На столе перед Юханом высилась гора исписанных бумажек. На некоторых он нарисовал фигуры или знаки. Юхан записал все, что ему известно обо всех трех убийствах. Потом начал раскладывать свой пасьянс. Сначала Хелена. Вечеринка. Ссора. Убийство на пляже. Топор. Участники вечеринки. Кристиан. Ее сожитель Пер.

Таким же образом он поступил с двумя другими случаями. Закончив, сложил бумажки в три стопки. «Что связывает их?» — подумал он. Фрида Линд познакомилась с мужчиной в тот вечер, когда ходила в бар с подругами. Почему он никак не проявил себя? Это может означать, что он замешан в убийстве. Если, конечно, он не уехал на следующее утро за границу.

На одной бумажке он написал: «Фрида + мужчина 30–35 лет». Затем мужчина словно испарился. Как корова языком слизала. Соседка, с которой он беседовал, рассказала, что видела мужчину возле дома Гуниллы Ульсон. Тому тоже около тридцати — тридцати пяти лет, у него приятная внешность. На второй бумажке Юхан написал: «Гунилла + мужчина 30–35 лет».

Что касается Хелены, то вечером накануне убийства она миловалась с Кристианом. Ему тридцать пять лет, у него приятная внешность.

На очередной бумажке Юхан написал: «Хелена + мужчина 35 лет = Кристиан».

Полиция не раз допрашивала Кристиана. У него наверняка алиби на ту ночь, когда произошло убийство, иначе его давно забрали бы. Он первый, на кого падает подозрение. А не он ли появился в «Погребке монахов» в тот вечер, когда убили Фриду Линд? Но как тогда получилось, что никто из сотрудников или прочих посетителей не запомнил его? Они должны были бы его узнать. Правда, Кристиан Нурдстрём подолгу работает за границей, но тем не менее. Конечно, он мог изменить внешность. Но какие у Кристиана мотивы в случае с Фридой Линд?

Поднявшись со стула, Юхан уже в третий раз за вечер отправился варить кофе. До полуночи оставалось четверть часа. Он зевнул. Сосредоточился, чтобы направить мысли по другому пути. Если оставить в покое Кристиана, что остается? Руководители следствия вылетели в Стокгольм. Что все это значит? Наверное, прорабатывают какую-то новую версию, о которой он не знает. Перед отъездом он пытался что-нибудь выудить из Кнутаса, но безрезультатно.

Эмма тоже ничего больше не могла припомнить о Хелене. А ведь они дружили еще со школы.

На него нахлынули мысли о ней.

Эмма. Он вспомнил, какой видел ее в последний раз. Свет в ее волосах, когда она сидела в кресле у окна, такая бледная и такая прекрасная. Ее образ завораживал. В ней таилась сила, которая и пугала, и притягивала. Он хотел позвонить ей, но вовремя сообразил, что уже поздно.

Так он и заснул, уронив голову на стопки бумажек.

В разгар вечеринки юноша и девушка тихонько улизнули. Пляжный ресторан в Ниссевикене был зарезервирован на всю ночь, на танцполе отплясывали нарядно одетые подростки. Музыка просто оглушала. В баре только успевали наполнять бокалы. Настроение царило возбужденное и радостное. Стояла последняя ночь праздника летнего равноденствия — она была словно создана для безудержного веселья.

Каролина хихикнула, когда Петер взял ее за руку и потянул вниз, к пляжу.

— Глупенький, что ты задумал?

Он решительно миновал сараи на побережье, которые в сезон сдавались туристам.

— Пойдем, пойдем вон туда, — сказал он и поцеловал ее в шею.

Оба были пьяны и счастливы. Через несколько дней они расстанутся. Каролина уедет учиться в США, а Петера ждет одиннадцатимесячная военная служба в Будене. Надо использовать оставшееся время на полную катушку.

Они побрели по пляжу, Петер легонько подталкивал Каролину, целуя ее в затылок. Его руки забирались ей под платье, а их слившиеся тела двигались вперед, подальше от людских глаз.

В три часа ночи было светло почти как днем, и, поскольку другие пары тоже наверняка захотят прогуляться по пляжу, они пытались отыскать укромный уголок. Дойдя до мыса, они разглядели вдалеке не то одинокую рыбацкую лачугу, не то просто лодочный сарай.

— Это то, что нужно! — воскликнул Петер.

— Ты что, спятил? Это очень далеко, — запротестовала Каролина. — И потом, вдруг там кто-нибудь есть?

— Давай проверим!

Он взял Каролину за руку, и они запрыгали по камням у самой кромки воды.

Лачуга казалась заброшенной. Похоже, сюда давно никто не наведывался.

— Отлично, давай зайдем, — сказал Петер.

Единственным препятствием был ржавый висячий замок.

— У тебя найдется шпилька?

— Ты думаешь, стоит?

— Ясное дело! Здесь мы сможем пробыть столько, сколько захотим.

— А вдруг кто-нибудь придет?

— Да нет, ты же видишь, тут сто лет никто не бывал, — ответил Петер, пытаясь вскрыть замок при помощи шпильки.

Привстав на цыпочки, Каролина попыталась заглянуть в единственное окно. Оно было завешено изнутри темно-синей занавеской. «Это нам подходит», — подумала она с радостью. Возбуждение Петера передалось и ей. Настоящее приключение! Заняться любовью в старой заброшенной рыбацкой лачуге.

— Ну вот!

Дверь заскрипела и открылась. Они заглянули внутрь. В домике была только одна комната. Там стояла деревянная кухонная скамья, шаткий стол и стул. Стены грязно-желтые и голые. Только старый календарь криво висел на крючке. В доме пахло сыростью и затхлостью.

В полном восторге подростки расстелили на полу куртку Петера.

Они проспали несколько часов. Каролина проснулась оттого, что ей захотелось писать. Поначалу она не могла понять, где находится. Потом к ней вернулась память. Ах да. Вечеринка. Рыбацкий домик. Она высвободилась из объятий Петера и с усилием поднялась. Ее подташнивало.

Выбравшись из домика, она присела и сделала свои дела. Потом искупнулась в прохладной чистой воде.

Теперь осталось только разбудить Петера. Кстати, как они выберутся отсюда? Похоже, они далеко от человеческого жилья. Поеживаясь, она вернулась в домик. Петер лежал, раскинувшись на полу, под старым одеялом.

Стол был покрыт красной клеенкой с засохшими пятнами кофе. На полу стоял термос. Хотя домик казался заброшенным, у Каролины возникло чувство, что кто-то недавно здесь побывал.

После утреннего купания она вся продрогла. Одеяло, которым накрылся Петер, показалось ей слишком тонким. Однако ей хотелось прилечь. Надо еще поспать, авось тошнота пройдет. Она огляделась, ища, чем бы еще укрыться, и заметила, что сиденье деревянной скамьи откидное. Подняв крышку, она заглянула внутрь. Там лежал сверток с одеждой. Вернее, несколько свертков.

Она вытащила что-то и стала рассматривать. Это был джемпер с большими темными пятнами, похожими на запекшуюся кровь. Она осторожно осмотрела другие вещи. Юбка, кофта, разорванный лифчик, собачий поводок. Жуткая догадка мелькнула у нее в голове. Она кинулась трясти Петера.

— Там, там! В скамье! — кричала она.

Заспанный Петер с трудом поднялся и взглянул на ее находку:

— Да это же, черт побери…

Он с грохотом захлопнул крышку, вытащил из кармана мобильник и набрал номер полиции.