Стефан Линд заявил о том, что его жена пропала, в субботу утром. В восемь его разбудил младший сын, заглянувший в родительскую спальню. Половина кровати по-прежнему пустовала. Он подумал было, что Фрида в туалете. Однако вскоре убедился, что жены вообще нет в доме. Он обзвонил подруг, но там ее тоже не оказалось. Затем позвонил в больницу, в полицию — все безрезультатно. Дежурный попросил его подождать несколько часов.
Когда к обеду она так и не появилась, он усадил детей в машину и поехал к «Погребку монахов». Он ехал той же дорогой, где Фрида должна была проехать на велосипеде. В два часа дня он не выдержал и, беспокоясь, снова позвонил в полицию. На этот раз сообщение передали Кнутасу — памятуя об убийстве женщины около двух недель назад, он решил срочно собрать оперативную группу. В ожидании остальных он позвонил встревоженному супругу, который в отчаянии умолял полицию о помощи. Его жена никогда раньше вот так не исчезала.
— Успокойтесь, — попросил Кнутас. — Сейчас мы проведем в управлении краткое совещание, а потом я или мой коллега подъедет к вам, скажем, через час. Хорошо? — И повесил трубку.
Стали подтягиваться остальные, по очереди входя в кабинет и усаживаясь вокруг маленького стола: Карин Якобсон, Томас Витберг и Ларс Норби.
— Итак, пропала женщина, — начал Кнутас. — Ее зовут Фрида Линд, возраст — тридцать четыре года, замужем, трое детей. Семья проживает в районе Сёдервэрн, на улице Апельгатан. Она пропала в ночь на субботу, выйдя из ресторана, где была с тремя подругами. Они поужинали в «Погребке монахов», а потом до закрытия пили пиво в одном из баров. Со слов мужа, подруги утверждают, что расстались с ней у дверей заведения около часу ночи. Фрида, единственная из всех, жила в южной части города. Она попрощалась со всеми и одна уехала на велосипеде в сторону дома. С этого момента ее больше не видели. Поскольку Фрида Линд, похоже, человек серьезный и мать троих маленьких детей, меня тревожит тот факт, что она исчезла. Муж утверждает, что она никогда раньше так не пропадала.
— А что, если она познакомилась с кем-нибудь в ресторане и пошла к нему домой? С кем-нибудь, кто поинтереснее мужа.
— Разумеется, такое может быть, но тогда она, наверное, уже вернулась бы домой? Уже почти половина пятого, а у нее трое маленьких детей.
— Логично, но при нашей работе не перестаешь удивляться тому, что вытворяют люди, — пробурчал Норби.
— Ты уверен, что не перегибаешь палку? — спросил Витберг, повернувшись к Кнутасу. — Стоит ли звонить во все колокола только потому, что женщина, сходив в кабак, не отправилась прямиком домой?
Он провел рукой по своей пышной темной шевелюре, а потом по щетине на подбородке. Перед ним на столе стояла полупустая бутылка кока-колы.
— Я смотрю, ты с похмелья зол на весь свет, — поддразнила его Карин и легонько ткнула в бок.
— Да ну тебя, — ответил Витберг.
Кнутас бросил на него неприязненный взгляд:
— Учитывая тот факт, что совсем недавно было совершено убийство женщины, я считаю, что мы должны взяться за это дело прямо сейчас. Начнем с подруг. Карин, ты можешь поговорить с той подругой, которая живет на Богегатан? Две другие живут на Чельварвеген, их оставляю вам, — продолжал он, повернувшись к Норби и Витбергу. — Сам я поеду к ее мужу. Снова встречаемся здесь, скажем, в восемь.
Заскрипели стулья, когда все разом поднялись из-за стола. Норби и Витберг недовольно бурчали: «Черт, бред какой-то! Устроить нам такое — в выходной день! Тетка решила изменить мужику». Они вздыхали и качали головой.
Кнутас сделал вид, что ничего не замечает.
Он стоял по пояс в холодной воде. Все тело окоченело, но он наслаждался. Все это напоминало ему, как в детстве он купался с папой и сестрой на даче. Первое купание в еще прохладном море. Как они смеялись и кричали. Одно из немногих счастливых воспоминаний детства.
Мамы с ними, конечно же, не было. Она никогда не купалась. У нее всегда находились другие дела — помыть посуду, постирать, приготовить еду, застлать постели, убрать разбросанные вещи. Он помнил, что его всегда удивляло, почему на это уходит так много времени? Ведь их всего четверо в семье, и отец тоже многое делал по дому. Тем не менее она всегда была занята. У нее не оставалось времени на то, чтобы пообщаться с ними. Поиграть.
Если выдавалась свободная минутка, мама садилась решать кроссворды. Как он ненавидел эти ее кроссворды! Один раз он попытался помочь ей. Сел рядом, стал подсказывать.
Она зашипела, что он портит ей все удовольствие. Ей не нужна его помощь. Он был отторгнут и изгнан. Как всегда.
Он окинул взглядом море. Оно было серое и неподвижное. Как и небо. Его охватил восторг. Словно время и пространство замерли на мгновение. А он в центре всего. Тело уже привыкло к холодной воде. Он собрался с духом и нырнул.
Потом он долго сидел, голый, на деревянной скамье и вытирался. Чувствовал себя очищенным. Ящик под скамьей пополнился новыми экспонатами. Он словно скинул с себя все, что так тяготило его все эти годы. Чем больше крови он проливал, тем более чистым казался сам себе.
Район Сёдервэрн начинается в километре от крепостной стены. Здесь почти сплошь виллы постройки первой половины двадцатого века, но кое-где попадаются и более новые. Именно на такой вилле и проживала семья Линд. Одноэтажный дом из белого силикатного кирпича. Аккуратный подъезд к гаражу, почтовый ящик в американском стиле. На улице мальчишки играли в хоккей с мячом. Они по очереди загоняли мяч в ворота, поставленные на тротуаре. Кнутас припарковал старый «мерседес» перед белым крашеным забором. Сразу отметил в окнах таблички, указывающие на то, что в доме установлена охранная сигнализация одной из крупнейших фирм. На Готланде это большая редкость.
Он нажал на кнопку звонка и услышал звон в глубине дома.
Дверь распахнулась почти мгновенно, на пороге стоял Стефан Линд. Глаза у него были красные, лицо выражало отчаяние.
— Где она может быть? Вы что-нибудь узнали? — Он задал эти вопросы, даже не поздоровавшись.
— Думаю, для начала следует присесть и поговорить, — сказал Кнутас и прошел прямо в гостиную. Сел на диван с цветочной обивкой. Достал записную книжку. — Когда вы обнаружили, что Фриды нет дома?
— Сегодня утром, около восьми, когда меня разбудил Сванте, наш младший. Ему два года.
Он сел возле комиссара на плетеный стул.
— Дети у дедушки с бабушкой — у моих родителей. Я не хочу, чтобы они видели меня в таком состоянии. У нас еще девочка пяти лет и мальчик четырех.
— Что вы сделали, когда обнаружили, что Фрида не вернулась домой?
— Я позвонил ей на мобильник, но он не отвечал. Потом обзвонил ее подруг — никто ничего не знал. Тогда я заявил в полицию. Чуть позднее я проехал до «Погребка монахов» и обратно той дорогой, которой должна была ехать она, но ничего не нашел.
— Вы разговаривали с ее родителями или другими родственниками?
— Она родом из Стокгольма. Ее родители и брат с сестрой живут там. Но они почти никогда не звонят друг другу, у них не самые лучшие отношения. В смысле — у Фриды с ее родителями. Поэтому мне и не пришло в голову к ним обратиться. Сестре я не стал звонить, чтобы зря не волновать.
— А где ваши родители?
— Они живут в Слите. Приезжали пару часов назад и увезли детей.
— Как давно вы здесь живете?
— Всего год. Раньше мы жили в Стокгольме. Переехали сюда прошлым летом. Я родился и вырос на Готланде, у меня здесь вся родня.
— В каком настроении была Фрида, когда уходила из дому?
— Как обычно. Радостная, возбужденная. Разоделась в пух и прах. Она так рада, что познакомилась с этими девушками. Ну и я, конечно же, рад этому. Переезд сюда дался ей нелегко.
— Понимаю. Извините за нескромный вопрос, но какие у вас с Фридой отношения? Я имею в виду — в личном плане.
Стефан Линд заерзал на стуле и слегка покраснел.
— Ну, все более-менее хорошо. Понятное дело, когда в семье трое детей, времени ни на что не остается. Но у нас в этом смысле все как у всех. Никаких особых проблем. Хотя мы давно уже не парим в небесах.
— В последнее время у вас не было ссор, кризиса в отношениях?
— Нет, наоборот. Мне кажется, в последнее время все наладилось. Когда мы только переехали, бывало тяжеловато. Теперь Фрида вроде бы привыкла, настроение у нее улучшилось. И детям хорошо, им нравится в детском саду.
— Не случалось ли в последнее время чего-нибудь необычного? Какие-нибудь странные звонки? Не рассказывала ли ваша жена о каких-то новых людях, с которыми познакомилась? Может быть, по работе?
— Не-ет, — задумчиво ответил Стефан Линд и наморщил лоб. — Во всяком случае, с ходу не могу ничего такого припомнить.
— Чем она занимается?
— Она парикмахер, работает в салоне красоты напротив «Обс», в «Эстерсентруме».
— Значит, она общается с самыми разными людьми. Она не рассказывала о каком-нибудь необычном посетителе?
— Нет. Естественно, она рассказывает байки о всяких сумасшедших клиентах, но в последнее время ничего особенного не припомню.
— Я обратил внимание, что у вас на доме установлена сигнализация. Зачем?
— Фрида так захотела, когда мы переехали сюда. Она боится темноты, ей было очень не по себе. Мне по работе часто приходится уезжать, иногда отсутствую по нескольку дней подряд. Когда мы установили сигнализацию, ей стало гораздо спокойнее.
Кнутас протянул ему свою визитную карточку:
— Если Фрида вернется или позвонит, немедленно сообщите мне. Звоните мне на мобильный, он у меня всегда включен.
— А что вы будете делать теперь? — спросил Стефан Линд.
— Искать, — ответил Кнутас и поднялся с дивана.
Кнутас направился прямо в управление. Постепенно подтянулись и остальные. Когда все собрались в кабинете Кнутаса, было уже начало десятого. Практически всем рассказали одну и ту же историю — что Фрида познакомилась в баре с мужчиной, с которым беседовала больше часа. Никто из подруг не видел его раньше. Они говорили, что это интересный мужчина лет тридцати пяти, с густыми светлыми волосами. Одна из подруг заметила, что он был не брит. Фрида и незнакомец явно флиртовали, иногда он брал ее за руку.
Подруги сочли, что она просто сошла с ума. Замужняя женщина, мать троих детей. Что скажут люди? Висбю — городок небольшой, и в баре мелькали знакомые лица.
Все пошли домой вместе, поскольку им было по пути, а Фрида уехала на велосипеде одна. Фрида и впрямь любила пофлиртовать, но ни за что не пошла бы домой к незнакомому мужчине. Это утверждали все в один голос.
У Кнутаса зазвонил мобильник. Во время разговора он произносил только междометия и кивал, но лицо комиссара посерело на глазах.
Все не сводили с него глаз, когда он положил трубку. В кабинете повисла зловещая тишина.
— На кладбище обнаружен труп женщины, — с горечью сообщил он и потянулся за пиджаком. — Все указывает на то, что это убийство.
Молодой человек, обнаруживший тело, выгуливал собаку без поводка. Пробегая мимо кладбища, собака ринулась туда и устремилась в кусты. Когда на место прибыла оперативная группа, возле кладбища уже собралась толпа зевак. Полицейские ставили ограждение, не давая им подойти близко.
Один из полицейских проводил оперативников к месту находки. Труп женщины был прикрыт ветками, так что со стороны все выглядело как обычный куст. Кнутас с ужасом глянул на хрупкое тело. Она лежала на спине, полностью обнаженная. Горло в крови, кровоподтеки на груди. Узкие раны длиной в несколько десятков сантиметров виднелись на животе, бедрах, на плече. Руки, перемазанные землей, были вытянуты вдоль тела. На ногах виднелись отчетливые царапины. Лицо было бледным как полотно. «Как восковая кукла, — подумал Кнутас. — Словно из нее выпустили всю кровь». Желтовато-белая кожа потускнела. Неподвижные глаза широко раскрыты. Когда Кнутас наклонился, все внутри похолодело. Он на мгновение закрыл глаза и снова открыл. Изо рта жертвы торчал кусочек черной ткани с кружевами.
— Видишь? — спросил он Карин Якобсон.
— Вижу. — Она зажимала рот рукой.
Сзади подошел Сульман:
— Судмедэксперт едет сюда. Он случайно оказался в эти выходные в Висбю. В чем-то же должно повезти. Мы пока не установили личность убитой. При ней не было сумочки, бумажника, никаких документов, но, похоже, это Фрида Линд. Возраст и словесный портрет совпадают. Кроме того, на другой стороне улицы в кустах обнаружен дамский велосипед.
— Какой кошмар! — пробормотал Кнутас. — Всего в нескольких сотнях метров от дому.
Просторный коридор стокгольмского телецентра был переполнен. В этот вечер Шведское телевидение проводило ежегодный летний корпоратив, на который были приглашены все сотрудники. Полторы тысячи человек веселились и общались в огромных студиях, расположенных вдоль коридора. Обычно они использовались для записи реалити-шоу и прочих развлекательных программ, но по случаю сегодняшней вечеринки их приспособили для танцев и банкета. В коридоре поставили несколько барных стоек, так что весь он превратился в огромный бар.
Тут был ведущий прогноза погоды, который хихикал, беседуя со звездой из другой программы. Какой-то телеведущий с мутным взглядом бродил туда-сюда, подыскивая практикантку с нежной кожей и пышными формами, чтобы заняться повышением ее профессионального уровня. Подтанцовка из развлекательной программы отплясывала на одном из танцполов, сбившись в кучку и не обращая внимания на окружающих.
Юхан и Петер расположились в одном из баров вместе с коллегами по «Региональным новостям», попивая мексиканский коктейль, именуемый в народе «Отверткой»: текила с фруктовым лимонадом, свежевыжатый сок лайма и лимона и масса льда.
Юхан сделал большой глоток ледяного напитка. Репортаж про войну гангстеров Стокгольма он доделывал в страшной спешке. Все это потребовало куда больше времени, чем он рассчитывал, и ему приходилось засиживаться допоздна всю неделю. Репортаж был закончен за пятнадцать минут до выхода в эфир.
Работа отняла много сил, и теперь так приятно было расслабиться и сбросить стресс напряженной недели. Хотя свободного времени почти не оставалось, он постоянно думал об Эмме. И ругал себя за это. Он не имел никакого права приближаться к ней, усложнять ей жизнь, однако она вызвала в его душе смятение, которое никак не проходило.
Убийство женщины на Готланде считалось раскрытым, и ему вряд ли придется снова ехать туда. Во всяком случае в обозримом будущем. Так что лучше забыть ее. Сотни раз за прошедшую неделю он говорил себе это. Номер ее телефона он знал наизусть и несколько раз порывался набрать его, но в последний момент передумывал. Чувствовал, как все это глупо и неуместно. У него совсем нет шансов.
Отхлебнув еще глоток, он обвел взглядом веселящуюся толпу. Чуть в стороне он заметил Мадлен Хага. Она беседовала с репортерами Центральной редакции. Маленькая, темноволосая, такая красивая в узких черных джинсах и блестящей лиловой блузке. Он решил подойти к ней.
— Привет, как дела? — начал он.
— Отлично, — ответила она с улыбкой. — Немного устала, весь день монтировала материал. У меня долгосрочный заказ. Ну а у тебя как?
— Все нормально. Потанцуем?
Он заинтересовался ею с тех самых пор, как Мадлен начала работать репортером Центральной редакции. Она была красивая и стильная. Короткая стрижка, большие карие глаза. Он досадовал, что они никогда не совпадают по времени. У них были разные графики работы, а если они все же пересекались, она всегда казалась занятой, иногда даже здоровалась мельком.
Сейчас ему очень нравилось смотреть на нее. Она ритмично двигалась под музыку, полузакрыв глаза и покачивая бедрами. Иногда она взглядывала на него. Они решили взять по пиву и присесть где-нибудь. Юхан надеялся, что подальше от всех.
Когда он взял со стойки две холодные бутылки пива, зазвонил его мобильник. Он засомневался, стоит ли отвечать, но в конце концов решил ответить. Свистящий голос в трубке он узнал мгновенно.
— На Готланде нашли еще один труп женщины. На кладбище в Висбю. Ее убили.
— Когда? — спросил он и взглянул на Мадлен.
Она уже повернулась к нему спиной и болтала с кем-то другим.
— Сегодня, около девяти вечера, — просипел его информатор. — Я знаю только, что ее убили и что пролежала она там недолго. Ты сидишь? Лучше сядь. У нее тоже трусики во рту.
— Ты уверен?
— На сто процентов. Полиция уже говорит о серийном убийце.
— Тебе известно, как ее убили?
— Нет, но я склонен предположить, что это похоже на убийство той женщины из Фрёйеля.
— О'кей, спасибо тебе огромное! — сказал Юхан.
Для него вечеринка закончилась.
Сидя на кухне, Эмма вливала в себя кефир. Именно вливала — лучшего слова не подобрать. Она подносила ложку к губам, автоматически открывала рот, выливала из ложки кефир, снова опускала ложку в тарелку. Крошечные брызги разлетались по круглому кухонному столу. Снова ко рту, снова в тарелку. Вверх-вниз. Снова и снова, механически, машинально. Она смотрела в тарелку невидящим взглядом. Дети спали. Улле пошел с друзьями выпить пива. Он устал от нее и ее равнодушия. Это он заявил ей еще сегодня утром. Вечер субботы, а у нее нет никакого желания включать телевизор.
За окном завывал западный ветер. Она не замечала, как сгибались тонкие березки.
Теперь она вообще мало что замечала. Всю неделю она бродила, замкнувшись в себе, словно наблюдая за всем со стороны. Брала детей на руки, обнимала и целовала, ничего при этом не ощущая. Видела их радостные мордашки, чувствовала прикосновения их рук. Готовила еду, убиралась, вытирала носы, застилала постели, раскладывала выстиранное белье, читала сказки и желала спокойной ночи. Но сама при этом как будто отсутствовала. Ее мысли были где-то еще.
Еще меньше внимания она уделяла Улле. Он пытался разговаривать с ней. Утешать. Обнимать. Но все, что он говорил, казалось бессмысленным и неуместным, не трогало душу. Однажды он даже попытался заняться с нею любовью. Она почувствовала себя оскорбленной и оттолкнула его. Все это так далеко — за много световых лет отсюда. Как она может сейчас думать о сексе?
Все ее мысли были заняты Хеленой. Она вспоминала, что они делали вместе. Любимые выражения Хелены. Как она откидывала со лба челку. Как она шумно прихлебывала кофе. Как они отдалились, с тех пор как Хелена уехала с острова, хотя и продолжали общаться. Теперь она мало что знала о Хелене. О чем та думала? Что чувствовала? Как на самом деле складывались ее отношения с Пером? Несмотря ни на что, она была по-прежнему убеждена в его невиновности.
Они с Улле даже поссорились из-за этого. Он считал, что отпечатки пальцев — вполне убедительные доказательства, особенно в свете той ссоры на вечеринке. «Мужик был совершенно невменяем», — фыркнул Улле и только взглянул с сочувствием, когда она попыталась убедить его, что Пер никогда не совершил бы ничего подобного.
Мало этого, она то и дело вспоминала того журналиста. Юхана.
Эмма сама не понимала, что случилось с ней тогда в кафе. Эти глаза. Такие опасные. Эти руки. Сухие и горячие. Он поцеловал ее. Поцелуй получился кратким, но этого оказалось достаточно, чтобы по телу побежали мурашки. Воспоминание о прошлом.
Такое с ней случалось когда-то. До знакомства с Улле у нее было много парней. И каждый раз она уставала от очередного бойфренда. Как только отношения становились серьезнее, она чувствовала, что попадает в зависимость, и разрывала их.
Улле был старым приятелем, они вращались в одной компании. Поначалу, когда он делал неуклюжие попытки куда-нибудь ее пригласить, она оставалась равнодушной. Однако они стали встречаться — она и не заметила, как прошел год. С ним она чувствовала себя комфортно, не нужно было напрягаться. Она могла оставаться самой собой.
Ей надоело быть влюбленной. Сидеть и ждать звонка или звонить самой с бьющимся сердцем. Встречи в уютных ресторанчиках, постель, страстные объятия. «А что он думает обо мне на самом деле? Может, я недотягиваю? Может, у меня бюст маловат?»
Затем следует продолжение с краткими мгновениями счастья, затем ожидания, разочарования и, наконец, полное безразличие, когда все утекает как вода в песок.
С Улле ей было весело. Рядом с ним она чувствовала себя защищенной. Со временем она полюбила его и привязалась к нему. Они были счастливы вместе. Много лет подряд. Но в последнее время ее чувства остыли. Он уже не пробуждал в ней желания. Она смотрела на него скорее как на старого друга. Юхан разбудил в ней совсем другие чувства.
Эмма включила радио — кухню заполнил нежный голос Ареты Франклин. Очень хотелось курить, но не было сил выходить на крыльцо. Мысли ее снова вернулись к Юхану. Стокгольмский парень, который, возможно, никогда больше не появится на острове. Ну и слава богу. Вероятно, в тот день она была особенно чувствительная — усталость плюс нервное напряжение. Первый день в школе после убийства. И практически последний. Она появилась на работе на пару дней, чтобы завершить самые важные дела перед летними каникулами.
Теперь ей хотелось побыть одной. Восстановить душевное равновесие, разобраться в собственных мыслях. К счастью, дети сами попросились на пару недель в летний лагерь.
Ее охватила какая-то апатия. Обычно эти поздние вечерние часы доставляли ей удовольствие. Сейчас она бродила по дому как тень. Вся энергия испарилась. Стоило ей вынести мусор — и она уже чувствовала усталость.
Эмма подняла глаза и посмотрела на часы, висевшие на стене. Скоро одиннадцать. Надо забросить белье в машину, прежде чем ложиться спать. «Вставай, хватит лениться», — зло сказала она самой себе.
Схватив в охапку грязное белье, она наклонилась было к стиральной машине, чтобы засунуть его внутрь, но вдруг замерла на месте, словно остолбенев. По радио объявили, что на кладбище в Висбю найдена убитая женщина.