Нейро-панк (СИ)

ГЛАВА 2

Конечно же, в кафетерии он детектива Барросу не застал, и сам тому не удивился. Часы готовились пробить час дня, то самое время, когда стайки строгих костюмов стягиваются к дверям, подобно мелким листикам водоросли, втягиваемых в фильтр огромного аквариума, а повара сердито грохочут тарелками, напоминая неслаженно играющий оркестр. Соломон ощутил запах свежей горячей окономияки, и почувствовал, как желудок отозвался сердитым дребезжанием. Ну, не сегодня, старик, потерпишь. Дела, сам понимаешь… Желудок не понимал. Он был бесчувственным и грубым существом, слишком примитивным, чтоб принимать во внимание чужие слабости. «Ты сам виноват, Соломон, - гудел он, - Если бы не задержался, если бы выкинул из кабинета этого Эмпирея Тодда, мерзавца, укравшего у тебя обеденный перерыв, этого жалкого червя, это пугало…». Соломон пообещал ему по дороге домой заехать в кафе и взять двойную порцию якитори с рисом и луком.

На всякий случай Соломон заскочил в курилку, что была неподалеку от кафетерия, но и там детектива Бароссы не обнаружилось. Зато обнаружились три строгих костюма, поношенных и потрепанных настолько одинаково, что выглядели единой униформой -

Маркес, Коротышка Лью и еще какой-то тип из отдела то ли контрабанды, то ли нравственных преступлений. Посасывая трубки, они плавали в густой до рези в горле атмосфере и, кажется, о чем-то спорили, давно и безнадежно, перевалив в своем споре за ту черту, где уже позволительно считается хватать друг друга за рукава и галстуки, перекрикивать и сплевывать в угол.

- …трилобиты! Скажите, пожалуйста! Трилобиты!

- И пусть! – Коротышка Лью насмешливо косился на распалившегося, почти искрящегося, Маркеса, огненная шевелюра которого была заметна в табачном тумане так же хорошо, как свет маяка, - И пусть трилобиты!

- Дурак ты, - сердился тот, дергая воротник несвежей рубашки, - С детства их ненавидел. Пакость, плавает себе в банке… Ну и что ты думаешь? Эта фурия прямо-таки насела на меня, хочу трилобитов, и все тут! Всегда, мол, мечтала завести в квартире эту живность. И почему все женщины без ума от трилобитов, а?

- Они снова в моде. Подчеркивают целостность духовного мира хозяина, - сказал Коротышка Лью, ухмыляясь откровенно издевательски, - Ну так а ты что? Не захотел?

- Я, понятно, упирался. Предложил ей завести кота. А что такого?

- Кот, - многозначительно сказал тип из отдела то ли контрабанды, то ли нравственных преступлений. Глаза у него были скучные, потертые и темные, как кнопочки дверных звонков, а усы – обвислые, невнятного бурого цвета, что-то среднее между сединой и ржавчиной. Поскольку больше он ничего не сказал, на него никто не обратил внимания.

- Не спорь с женщиной! – поучительно заметил Коротышка Лью, и так веско постучал чубуком трубки по ладони, что прозвучала эта сентенция даже оригинально, - Хочет трилобитов – заведи трилобитов.

- Ну нет уж! Кто хозяин в доме? Я уперся. Никаких трилобитов, женщина, заводим кота, и точка. Тут и она на дыбы встала. Никаких котов в моем доме! Ох, началось… Три дня – точно не дома, а на Сони-Шарповском фронте… Ссоры, грохот. Не жизнь, а пытка.

- Напомни мне рассказать про один случай в Сони…

- Отстань ты со своим Сони, старик! – Маркес так дернул ворот рубашки, что галстук сбился на бок, да так и остался криво висеть неаккуратным серым язычком, - Три дня, в общем, терпел. Потом понял, что надо с этим делом разобраться. Я не из тех парней, что складывают дела в долгий ящик.

- Нейро-модуль! Разумеется! – Коротышка Лью не очень элегантно щелкнул толстыми пальцами, - Уважаю. Мужчина в нашем возрасте уже не может позволить себе терпеть негативные психо-физические факторы, скверно действует на нервную систему и потенцию. Да и мальчишество. А нейро-софт - самый разумный путь.

- Но не самый дешевый, - кисло сказал Маркес, - Пришлось отдать ползарплаты. Но сделали, конечно, на уровне. Это тебе не тот нейро-софт, что был у нас в молодости, никаких индонезийских компонентов и нелицензионного оборудования…

- Был у меня лет пять назад приятель, тоже из Фуджитсу, славный парень. Но проблемы у него были с женским полом, слишком уж страстен, если вы понимаете… Вечно драмы, страсти, шекспировщина всякая вокруг него вьется…

- Великий Макаронный Монстр! – вспылил Маркес, - Да причем здесь твой…

- А дай дорасскажу!.. В общем, устал он от собственной страсти, хоть в петлю. Ну я ему и подсказал, мол, поставь себе нейро-модуль, да и забудь. Станешь холоден, как айсберг, или чего ты там хочешь… Он и пошел. Только, дурак такой, сэкономить решил. Вместо того, чтоб в официальный нейро-коррекционный центр пойти, к какому-то подвальщику сунулся, где дешевле. И попросил, чтоб ему установили нейро-модуль верности.

- Верность, - глубокомысленно сказал тип, который занимался то ли из контрабандой, то ли нравственными преступлениями, - Конечно.

На него вновь не обратили внимания. Кажется, он не обиделся.

- И что с ним? – без интереса спросил Маркес, - Спалили мозг? Стал нейро-зомби?

- Верность-то ему поставили, - Коротышка Лью засмеялся, масляно жмурясь и обнажая тронутые табачной желтизной зубы, - Только не ту. В то время, если помните, в моде был коктейль «Верность». Светлый ром, что-то там из ликеров, и ломтик лимона под кокосовой стружкой… В общем, полюбил он этот коктейль невероятно, просто до одури. Готов был по сорок порций в себя влить. Все свободное время стал в винной лавке просиживать, потом по барам, по ресторациям… Женщин любить не перестал, только времени на них уже как-то не оставалось. Да и какие уж тут женщины, если к бутылке постоянно тянет…

- Мошенники! Он обратился в суд?

- Нет, - Коротышка Лью махнул рукой, - Пришел к выводу, что любовь к бутылке обходится ему дешевле и выгоднее, чем женский пол. Так что остался вполне доволен сделкой.

- Так выпьем же за верность, - саркастично заявил Маркес, поднимая воображаемый стакан, - Впрочем, я всегда знал, что верность мешает отношениям…

- Ладно-ладно, ну что там у тебя с трилобитами?

Маркес скривился.

- Да почти как у твоего парня, только еще глупее. Пришел я, мне в секунду все установили. Не любите трилобитов, а любите котов?.. Ерунда какая. Подпишите форму, оплатите услуги, садитесь в кресло под нейро-корректор – и все дела. Будете обожать трилобитов всю жизнь. Тут уже и я рукой махнул, мол, если уж сдаваться, так с потрохами. Попросил, чтоб мне заодно и нелюбовь к котам поставили. Гулять так гулять, как говорится… Ну они и поставили.

- И что? Как ты теперь смотришь на трилобитов? – уточнил Коротышка Лью, откровенно забавляясь. Его маленькие озорные глаза обладали способностью по-дьявольски блестеть.

Лицо Маркеса, едва видимое в густом табачном дыму, потеплело, точно на него лег отсвет желтой домашней лампы.

- В сущности, милейшие существа. Вот сейчас вспоминаю, как их не любил, и даже понять не могу, отчего. Причем нет никакого ощущения искусственности или там нелогичности. Я просто стал любить трилобитов, вот и все.

- Так это и есть любовь, балда! Когда ты влюбляешься в женщину, у тебя разве возникает чувство искусственности?.. Что не любил, не любил – и вдруг полюбил? Ни черта не возникает! Ну так и с трилобитами то же самое. Это же нейроны, понимать надо.

- Дай рассказать, болтун… На радостях купил огромную банку – и домой, жену порадовать. А там…

Лицо Маркеса сделалось серым, словно кто-то, щелкнув выключателем, погасил освещавшую его лампу.

- В общем, а дома меня жена ждет. С котом. Уму непостижимо. Она, понимаешь, тоже нейро-софт себе установила. Теперь ненавидит трилобитов и обожает котов. Как глупо, а? Так и живем теперь, как дураки круглые. Я котов не люблю, она – трилобитов. А дома теперь и кот и трилобиты. Я на кота ее волком смотрю, она трилобитов тараканами обзывает. И денег на новую нейро-коррекцию пока нет. Не дураки ли?

- Дураки! - с готовностью подтвердил Коротышка Лью, - Только дураки в семейных делах обращаются в нейро-коррекцию по отдельности, а не вместе. Правда, дураки, Соломон?

Все вдруг посмотрели на Соломона, точно только сейчас его заметили.

- Может быть, - сказал тот, понимая, что заслушался и провел в курилке больше времени, чем было необходимо, - Я, знаешь ли, стараюсь не использовать нейро-софт без насущной необходимости. И трилобитов не люблю.

- А ты полюби! – предложил Маркес, кривя губы в вымученной улыбке, - Я вот полюбил, и мне легче. Надо же кого-то любить, так не все ли равно, кого?

Соломон покачал головой.

- Не нужна мне такая любовь, парни. Не хочу любить по приказу нейро-корректора.

- Ты омерзительно старомоден, - с наигранным отвращением сказал Коротышка Лью, - Впрочем, известно, отчего. Это все твой приятель Бейли…

- Он здесь ни при чем, - возразил Соломон, - Я не чураюсь нейро-софта, но он как… алкоголь. Он заполняет те пустоты, которые образуются в жизни. Чем больше пустот, тем чаще бегаешь в нейро-центр. А мне пока пары рюмочек хватает, за бутылкой не тянусь.

Коротышка Лью расхохотался и хлопнул Соломона по плечу:

- Слова мудрого человека! Правда, ребята? Наш осторожный и подозрительный Соломон Пять не доверяет нейро-софту. Сколько у тебя модулей, старик?

- Сорок шесть.

Маркес присвистнул, контрабандно-нравственный тип без имени закатил глаза.

- Всего-то?

- Мне хватает.

- Как у гармоничной личности может быть всего сорок шесть модулей? У меня столько было в четырнадцать лет.

- Личность как личность, - Соломон машинально повел плечами, как обычно делают, чтоб понять, не жмет ли пиджак, - Меня устраивает.

- Или просто экономишь, а?

- Отстань от Соломона, бездельник, - буркнул Маркес, поправляя галстук, - Есть люди, которые не собираются пичкать себя модулями без всякой нужды. По-моему, он отлично выглядит со своим неполным полтинником.

Крошка Лью отступил на шаг и прищурился, разглядывая Соломона.

- Ну конечно. Так сказать мог только тот, кто ни черта не понимает в социально-психологических аспектах. Нет, я не хочу сказать, что Соломон выглядит плохо, но… Нет, взгляните на него. Уставший взгляд. Поджатые губы. Эта мрачная ироничность, которая считалась модной чертой характера где-то во времена моего деда… Эта манера смотреть на собеседника с прищуром, наконец! Тяжеловесно, мрачновато, старомодно, непрактично. Чего еще ждать от человека, который использует нейро-модель «Бейли», снятую с производства двадцать лет назад?

- Я к ней привык, - сказал Соломон немного грубовато, - Иди к черту, Лью.

Крошка Лью не обиделся, он замахал руками, ухмыльнулся, затянулся из трубки, хмыкнул. В общем, сделал весь тот комплекс действий, который позволителен для человека, даром теряющего время.

- В этом наш Соломон, - провозгласил он, совершая очередной бесполезный жест, - Консерватор и ретроград, и мы его именно таким любим. Не кривись ты, краб сердитый, любим! К слову, когда-то давным-давно модель «Бейли» была очень популярна, причем именно среди нашего брата, среди детективов Транс-Пола. Как там писали в каталоге… Природная подозрительность, дотошность, ответственность, въедливость…

- …напускная холодная усталость, и в то же время – спрятанное под ее слоем желание быть счастливым, - процитировал Маркес, устало улыбнувшись, - Я эти чертовы каталоги на память помню. Да, наш Соломон – типичный «Бейли». И это ему идет.

- Я не говорю, что не идет, - снова заговорил Крошка Лью, - Но нельзя ведь всю жизнь таскать одну личину, как черепаха таскает панцирь… Нейро-психологи давно уже установили, что незыблемость личных качеств плохо сказывается на нервной системе. Нельзя же вечно ездить по наезженным рельсам, старик, понимаешь? Рано или поздно они трескаются от постоянно нагрузки. Смени стиль, возьми что-то новое, отдохни от этого своего зануды «Бейли»! Вот я, например, - Крошка Лью выставил вперед живот, - Заметь, какая тонкая, многогранная, интересная работа. На первый взгляд, я всего лишь банальный балагур, пошляк и бездельник.

- Да, - сказал Соломон, улыбнувшись, - Похож. Клоун, сплетник, скандалист и никчемный остряк. Ты явно не напрасно отдал деньги.

Отчаянно захотелось выйти из курилки, от табачного дыма даже под языком загорчило.

- Вот! Но, прими во внимание, я использую базовую нейро-модель «Пан». Прошлого года, между прочим. Ты даже не представляешь, как тонко и интересно устроена ее суть. Я не просто шучу, я фиглярствую, находя удовольствие не в шутке, как таковой, а в возможности проявить насмешку над самим чувством юмора. Очень интересно и упоительно. Я чувствую себя многослойным, сложным и уникальным явлением природы. Разве раньше я мог почувствовать что-то подобное?

- Нет, - уверенно сказал Маркес, - Раньше ты использовал модель «Атос» - и был самовлюбленным флегматиком, алкоголиком и повесой.

- Верно, - легко согласился Крошка Лью, - В тот период жизни у меня были другие вкусы. В какой-то момент мне нужна была перемена. Ну так и Соломону не пристало нагонять на всех уныние своим безнадежно устаревшим «Бейли»! Слушай, - он ловко ткнул Соломона локтем, оказавшимся неожиданно острым, - Дать тебе каталог? У меня есть свежий, этого месяца. И слушай, если надо одолжить или там…

- Может, завтра гляну. Или послезавтра… - напрасный и бесполезный разговор грозил затянуть в пучину табачного дыма, оставить вечно болтаться подобно другим строгим костюмам, поэтому Соломон быстро спросил, - Бароссу не видели?

- Еще как видели, - сказал Коротышка Лью, - У себя в кабинете.

- О, ну спасибо. Бывайте.

Соломон решительно выбрался из курилки, где вновь кипел спор, уже на какую-то новую тему, и проворно поднялся на два этажа вверх, где располагался кабинет детектива Бароссы. К концу подъема его уже мучила одышка, но он сэкономил пару минут на ожидании лифта. А сэкономленная минута никогда не бывает лишней.

Подгоняемые ударами сердца, злые мысли трещали в голове как непотушенные угли забытого костра.

«Бейли», значит, уже устарел? Ах вы, кабинетные крысы, кривые вы галстуки… Ладно, может его модель и не писк сезона, не открытие известного нейро-модельера, не признанный эталон вкуса, но эта модель – часть его самого, и часть, ставшая достаточно привычной, чтоб судить о ней, как о костюме, который можно снять в любой момент. «Бейли»… Пожалуй, он нравился Соломону именно потому, что был старомоден, даже подчеркнуто консервативен. Какая-то особенная аура вещей прошлых эпох, добротных, тяжелых и как-то по-особенному неуклюжих. Именно «Бейли» помогал ему любоваться сквозь окно холодным серым дождем Фуджитсу. «Бейли» давал ему возможность улыбаться тяжелой, немного несимметричной и усталой улыбкой, которую так не любила Анна, но к которой он так привык. «Бейли» позволял ему благодушно ворчать, устроившись с газетой после сытного ужина.

«Это я сам, - напомнил себе Соломон, мучаясь одышкой, но упрямо не сбавляя темпа, - «Бейли» - это не фальшивая маска, которую я ношу подобно Лью или прочим, страдающим от внутренней пустоты и одиночества, «Бейли» - это просто механизация моих же чувств, невидимый аппарат, позволяющий избегать дополнительных соблазнов, этакая внешняя толстая…»

Дверь кабинета Бароссы была открыта, так что Соломон вошел без стука, сдерживая рвущееся из груди дыхание. Внутри было просторно, чисто, пахло мятными леденцами и, почему-то, старыми коврами, хотя ковров здесь никогда не было, только благородное лакированное дерево, сталь и пластик.

- Баросса!

- Чего кричишь? Заходи, Соломон. Ты что, поставил себе нейро-модуль астматика?.. Ах, поднимался быстро… Заходи, говорю.

Баросса стоял у окна, заложив руки за спину, и разглядывал что-то на улице. Соломон встал по левую руку от него и тоже посмотрел за стекло, но ничего толком не увидел.

Улицы Фуджитсу, прямые и знакомые, смотреть на них не интереснее, чем разглядывать какие-нибудь безымянные кости в медицинском атласе. По улицам двигались автомобили. Не мчались, как в телевизионной рекламе, а тянулись один за другим унылой серо-сине-зеленой вереницей. Грязный туман, поднявшийся к обеду, не смог поглотить их – и теперь они, выныривая в просветах и вновь пропадая, казались какими-то странными механизмами, которые сам город извергает из асфальта, его внутренними шестеренками, чью работу невозможно понять или настроить.

- Видишь? – Баросса указал на что-то внизу пальцем с аккуратным и красивым ногтем, - На углу? Уже в третий раз.

Соломон присмотрелся, и сам заметил. На углу, возле самого участка Транс-Пола, крутилась одинокая фигура в плаще, а над ней трепетали грязно-белые крылья. Нет, понял он, не крылья, а крошечный транспарант.

- Вижу. Пикетчик какой-то. Но что написано, не разберу.

- Там написано – «Гетеросексуалы не хуже гомосексуалов», - устало сказал Баросса, - Представляешь? В третий раз. Этот парень определенно напрашивается. Знаешь, я ведь достаточно либерален, но всему должен быть предел. Если он…

- Я как раз только что видел детектива из отдела нравственных преступлений. Или из контрабандного… - вспомнил Соломон, но тут же перебил сам себя, - Да и черт с ним!.. Не в нем дело.

- А в ком?

- Эмпирей Тодд. Помнишь такого?

- Помню такого, - тяжело и мягко сказал Баросса, отворачиваясь от окна, - И что же?

- Этот твой Эмпирей Тодд заявился ко мне. После того, как ты его отшил. Очень мило с твоей стороны.

- Он действовал мне на нервы. Ужасно жалок.

- Это верно, от одного его взгляда хочется вымыться с мылом. Но он обратился в Транс-Пол, и мы обязаны помочь ему.

- Однако не поможем, - заметил спокойно Баросса, - Не сможем. Видишь ли, дорогой мой Соломон, дело тут гиблое, и заниматься им я смысла не вижу. Если хочешь, бери его, я и слова не скажу. Он твой со всеми своими трепыхающимися медузьими потрохами, этот Эмпирей Тодд.

Детектив Баросса был спокоен, собран и немного насмешлив. Он всегда был спокоен, собран и немного насмешлив. На окружающих он взирал с высоты двухметрового роста, а торс был столь широк в плечах, что Соломон всякий раз гадал, сколько денег из жалованья Бароссы идет на портного – в ателье Фуджитсу подобных моделей просто не могло существовать.

Вместе с тем, Баросса был отличным детективом, и свой большой кабинет с деревянными панелями и огромным окном занимал по праву. Тем, кто знал его мало, он часто казался медлительным, даже сонным, совсем не тот образец детектива, что показывают по телевизору, но впечатление это было обманчивым. Баросса обладал превосходным чутьем, а еще – прекрасным интеллектом, гибким и сильным, как анаконда. Подчас преступник даже не успевал понять, что произошло – а хватка Бароссы уже делала невозможным любое сопротивление. Медлительность его была медлительностью особого свойства, фактически, это была замедленная и текучая энергичность, контролируемый, почти замерзший, водопад силы.

Кроме того, Баросса использовал базовую нейро-модель «Фридрих». Столь же старомодная, как и «Бейли» Соломона, она сумела остаться вечной классикой, так что ее обладатели могли в некоторой мере считать себя аристократами – ведь с производства та давно была снята. Впрочем, Баросса использовал своего «Фридриха» без пиетета, считая лишь удобным и функциональным подспорьем, а медлительная царственность его движений диктовалась скорее габаритами тела, чем ощущением собственного превосходства. Разговаривая с кем-то, Баросса имел привычку разглядывать собеседника с выражением насмешливого недоумения – как преподаватель выслушивает утомительного, но забавного в своей безграмотности студента.

Нет, подумалось Соломону внезапно, когда Баросса встретился с ним взглядом, скорее он похож на пирата. Немного постаревшего, давно забывшего про саблю, и повидавшего столько всего, что и рассказывать бесполезно. Пирата, в чьем хриплом голосе слышны отголоски штормов, а во взгляде можно разглядеть вспышки пушек.

И все-таки Соломон считал его своим приятелем.

- Я начал разбираться по порядку с этим Тоддом. По твоей схеме.

- «Четыре «В»? – усмехнулся Баросса в своей обычно манере, - Ну-ну. Ну-ну.

- Именно так. Вымогателей и врагов пришлось отбросить. Врагов нет, а вымогатели почему-то не обратились за вознаграждением. Значит…

- Значит – вандалы и воры. Блестяще, детектив Пять, ваш острый аналитический ум практически мгновенно вдвое сузил круг подозреваемых! Теперь их осталось всего тысяч сорок на городок вроде Фуджитсу…

- Брось ты дурака валять, - посоветовал Соломон, - Человек раздавлен, как мокрица, а случай весьма редкий. Каждый день у кого-то воруют нейро-софт, но не каждый – крадут вообще все. Дело-то интересное.

- Нет в нем ничего интересного… Кофе хочешь?

- Зерновой что ли?

- Я что, похож на человека, способного предложить коллеге обычный зерновой кофе?.. Растворимый, конечно, высший сорт. Садись, Соломон. Рассказывай, пока готовлю.

Баросса удивительно ловко управлялся с кофейными приборами, излишняя масса тела не мешала ему ловко открывать банку, из которой сразу же потянуло тонким и приятным кофейным запахом с едва ощутимой горчинкой, ставить чашки, крутить в пальцах ложечки... У него в кабинете даже был кофейный столик, немыслимая роскошь для простого детектива. Все-таки правду болтают в курилке, старик Бобель выделяет чем-то Бароссу, имеет, как говорится, на него свои виды…

- Вандалы и воры, - повторил Соломон задумчиво, наблюдая за перемещениями кофейных чашек.

Говорить дальше было нечего. Он сам пришел к Бароссе за помощью, но старый пират сейчас был не в том настроении, чтоб бескорыстно помогать, это можно было определить по насмешливому блеску его темных глаз – и еще по тому, как он время от времени подкручивал свои роскошные усы. Но с чего-то начинать было надо.

- Вандалы и, значит…

- Слышал, - вежливо сказал Баросса, чем-то звеня на кофейном столике. Даже излишне вежливо. Даже почти зловеще вежливо, - А дальше?

- Дальше не знаю, - неохотно сказал Соломон, - Я не специалист по нейро-софту, черт возьми! И дело какое-то… Cтранное.

- В нейро-софте нет ничего сложного, - заметил Баросса, щурясь, - Нейро-софт сам по себе прост и естественен. Пойми грабителя, и ты всегда сможешь сказать, что знаешь, как мыслит нейро-грабитель. Давай, Соломон! Смелее! Рассуждай!

- Парня взломали ровно и гладко, как рыбку подсекли. Специалисты, которых я знаю, так не работают. Обычно все банально, грубо… Полез в сеть, скачать нелегальный модуль, там у тебя попросили номер нейро-интерфейса, ты, дурак, его дал и…

- …и проснулся, обнаружив, что больше не можешь любить коньяк, например. Или привычная работа вдруг вызывает отвращение. Или еще что-нибудь. Тут уже вопрос, что украли, а случаи бывают разные. Помню, у одного парня из Азуса украли его шовинизм. И ему было так стыдно в этом признаться, что он смолчал на допросе. Впрочем, может, просто боялся, шовинизм-то был контрабандный, с черного рынка… А у другого сперли его человеколюбие. Так он сам нашел вора – и избил его до полусмерти. Изволь видеть, ирония судьбы во всем разнообразии.

- Ты что, решил скормить мне весь запас бородатых историй нашего участка? – осведомился Соломон кисло.

- Только если ты будешь так же бездарно тратить мое время, как сейчас, - сказал Баросса с насмешливым презрением, - Твоего парня подломили очень чисто. Ты пока это только предполагаешь, а у меня было время пообщаться с нашими нейро-техниками. Держи кофе. Так вот, они подтвердили, что взлом необычайно ловок. Никаких примитивных нейро-ловушек, никаких любительским схем с подменой кода к интерфейсу. «Сообщи код своего нейро-интерфейса и получи эксклюзивный софт обесплатно!..» Нет, Соломон, тут другое. Работал оригинал, Обычные воришки так не умеют. Им бы схватить какую-то мелочь, да бежать. Через день софт уже на черном рынке где-нибудь в Сони или в Нокии… Ставка – на скорость и незаметность. Никто и никогда не пытается стащить сразу все. Чем больше ты стащишь, тем глубже след останется. Поэтому крадут обычно или самое мелкое или самое дорогое. Но никто и никогда не крадет все. Это как… Как спереть из инкассаторской машины кроме мешков с деньгами еще и бампера с колесами. Слишком большой груз, с которым далеко не убежать.

Кофе у Бароссы всегда был хорош, просто отличный, можно сказать, кофе. Соломон пил его с удовольствием, отхлебывая мелкими глотками.

- Это я и понял, не дурак. Тут не мелочь работала. Значит, поэтому ты и отказался от дела? Работает профессионал? Побоялся с ним связываться?

Соломон думал, что Баросса рассердится и обожжет его взглядом, не менее горячим, чем кофе в чашках. Но тот остался спокоен, даже не скривился.

- Я не знаю, кто работает, - просто сказал он, разглядывая зачем-то свою чашку, - А знаю только, что обычными методами его выследить не удалось. А мы пытались. Ни малейшей лазейки, ни крошечного следа. Вошел в чужой нейро-интерфейс как к себе домой. Среди «вымогателей» и «врагов» спецов такого уровня обычно не бывает, они обычно весьма топорны и поспешны. Мелкая рыбешка, ты понимаешь. А тут работали точечно, грамотно, с пониманием. Значит…

- До этого я уже и сам дошел, - нетерпеливо сказал Соломон, - Остались две «В» - воры и вандалы. На какую из этих «В» ты бы поставил?

Баросса задумался. Но думал он не очень долго.

- Нейро-вандалы.

- Не воры? – уточнил Соломон, - Ладно, я не очень-то разбираюсь в ваших нейро-делах, но вывод кажется мне поспешным. Кража – и не воры?

- Не тот стиль, - пояснил Баросса, нюхая свой кофе, - Я с этой публикой много лет работаю, разные знаю почерки, но такой не попадался. Нейро-вор по своей натуре – шустрый, трусливый и ловкий. Никогда не берет больше, чем может унести. А тут… Сколько у него, сто шестьдесят шесть?

- Сто пятьдесят шесть модулей.

- Ну вот. Только самоубийца позарится на такой куш. Говорю же, почерк не тот. Больше похоже не на кражу, а на… Какой-то демарш, не знаю. Акцию. Насмешку.

Соломон подумал о том, что Баросса, пожалуй, прав – ему и самому мерещилось что-то подобное, еще во время разговора с Эмпиреем Тоддом. Кража его нейро-сокровищ с самого начала выглядела как-то чересчур дерзко, демонстративно, нагло. Необычно.

- Вандалы, значит… - пробормотал он, - Ты меня удивил, Баросса. Разве среди вандалов можно найти нечто подобное?

- А что тебя, собственно, смущает? – осведомился Баросса.

Соломону оставалось лишь развести руками.

- Вандалы… Это же не профессиональные преступники.

- А кто же?

Баросса прищурился и в его взгляде, темном, как жерла старинных пушек, опять полыхнула насмешливость.

- Ну… Хулиганы. Нейро-хулиганы. Молодежь, выскочки, мелкий сор, в общем.

- Ах, сор… И часто ты имел с ними дело, уважаемый Соломон?

- Да не сказал бы. Так, пару раз.

- Пару раз, значит…- Баросса закивал головой, - Понимаю. Так вот, дорогой специалист по нейро-преступлениям, среди вандалов можно найти специалистов необычайно высокого класса. Я бы даже сказал, что именно среди вандалов встречаются наиболее успешные нейро-взломщики.

- Смеешься? – поднял бровь Соломон.

- Смеюсь. Над тобой, горе-детектив. Схватился за дело… Решил, что опытнее меня, да? – Баросса подмигнул ему, - Ну сам и черпай теперь это дело дырявым ботинком. Ладно, без обид. Дело, конечно, твое, но профиль, как ни крути, мой, поэтому помогу, чем знаю. Но особо на меня не рассчитывай, тяни сам.

- Скорее я выйду на пенсию, чем ты начнешь говорить, - вздохнул Соломон, - Переходи к сути. Мне очень хочется узнать про нейро-вандалов.

- Нейро-вандалы… Это интересные ребята. Они – как хакеры прошлой, информационной, эпохи. Ну, знаешь, двадцать первый век, компьютеры… Там было что-то похожее. Нейро-вандалы почти всегда из молодежи, но не спеши называть их всех резвящимися подростками. Их почерк – эффектный нейро-взлом без цели личного обогащения.

- Хулиганство, - вставил Соломон, - Как я и говорил. Просто стайка детишек, чувствующих безнаказанность.

- Тут ты делаешь вторую ошибку, детектив Пять. Это чрезвычайно разношерстное сообщество. Из глубин твоего твидового костюма они кажутся племенем дикарей, не так ли? Невежественным пестрым сборищем охотников за адреналином и асоциальной славой. Так вот, сразу забудь про это. Нейро-вандалы – не команда и не группа единомышленников, сплоченных одной идеей. Среди них встречаются самые разные люди, и эти люди преследуют самые разные цели. Они не обязательно хулиганы, хотя есть и такие. Среди них можно найти революционеров, озорников, художников-концептуалистов, провокаторов, доморощенных психологов, анархистов, параноиков…

- Прелестная компания. Значит, объединяет их только любовь к бессмысленному взлому чужих нейро-интфейсов?

- Отчасти. Нейро-вандалы, как я уже сказал, исповедуют разные подходы, но практически все они – индивидуалисты. Работают поодиночке или небольшими группами, на редкость профессионально, решительно и даже дерзко. И не тянутся к выгоде.

- Почерк отчасти похож, - согласился Соломон, - Но почему Эмпирей Тодд?

- Потому, что основанная движущая сила нейро-вандалов – это насмешка, Соломон. Провокация. Вызов общественному мнению.

- Что ты имеешь в виду?

- Это их общая черта. Насмешка, - Баросса говорил серьезно, сам при этом не улыбаясь, хотя губы под ухоженными усами и казались немного искривленными, - Они не просто забавляются, каждая их акция – это насмешка над обществом. У нее могут быть разные мотивы и степень ее безобидности может серьезно варьироваться. Хакеры из прошлого обожали взломать защиту информационного хранилища, но делали это не просто чтоб проверить свои навыки, каждый их взлом был осознанной и направленной акцией. На что? Да как получалось. Иногда им нравилось думать, что они играют против бездумных потребителей или полицейских государств, иногда – что бичуют грешников или наказывают мошенников. Вот и нейро-вандалы им подстать. Каждым своим взломом они насмехаются над обществом или отдельными институтами, его составляющими. Иногда это действительно выглядит забавно, а иногда становится причиной трагедии. Помнишь эпидемию «Выдри выдру»? Какой-то порнографический магазин, оказавшийся подставной пустышкой, предлагал всем желающим бесплатный нейро-модуль на феноменальное либидо, а как только очередной лопух предоставлял доступ к своему нейро-интерфейсу, тут же превращался в выдру. В социально-психологическом плане, конечно. Начинал считать себя выдрой и вести себя как выдра.

- Человек не может быть выдрой, - возразил Соломон, но без особой уверенности, - Нейро-софт не властен над интеллектом, он может менять лишь его оболочку, чувства, привычки, симпатии, склонности…

- А он и не менял! – Баросса допил кофе и отставил чашку на кофейный столик, - Но представь себе выдру с интеллектом человека!.. Ей хочется искать у себя блох, и она ищет. Ей хочется бегать за молоденькими самками и спариваться с ними в любом удобном месте – она это делает. А то, что выдра при этом – серьезный бухгалтер серьезной организации... Интеллект при ней, но вот над инстинктами и чувствами интеллект практически не властен. Представляешь?

Соломон представил.

- «Выдри выдру»?

- Ага. Одна из самых серьезных эпидемий, - кивнул Баросса, уже откровенно ухмыляясь, - Ох и забавно же было. Мы потом этих выдр месяц по болотам искали… Не поверишь, даже восьмидесятилетние выдры попадались… Согласись, изобретательно. И совершенно бессмысленно в плане личного обогащения.

- Не очень-то забавно. Я имею в виду, для тех, кто пострадал от этой шутки.

- Я же говорю, у них есть развлечения на любой вкус. Разве все их выходки упомнишь… В Форде какой-то весельчак запустил в официальный каталог лицензированного софта нейро-вирус, который перепрошивал интерфейсы и заставлял жертву любить сливы. Только и всего, просто любить сливы. Так что ты думаешь, когда дошло дело до лечения, за ним обратился хорошо, если один из десяти пострадавших. Зато в Форде с тех пор спрос на сливы вырос в несколько сотен раз. Вот тебе и вандалы. Где здесь смысл? Где логика, где мотив? И почему именно сливы?.. Черт его знает. Но такие уж это ребята, нейро-вандалы. Действуют нагло, умело и зачастую совершенно непредсказуемо.

- А в Кодаке тем временем другой весельчак заставил множество людей верить в то, что они умеют летать. И поймать его смогли только после того, как пара десятков человек разбилась насмерть, - пробормотал Соломон, - Я тоже кое-что знаю. Знаю и то, что границу невинной шутки эти ребята переходят сплошь и рядом. Это не безобидные детишки, пачкающие стены краской.

- Не подумай, будто я защищаю нейро-вандалов, - Баросса сгорбился, но выглядеть ниже от этого почему-то не стал, - Ничуть не защищаю. Но вот твой Эмпирей Тодд вполне мог попасть под руку к какому-нибудь весельчаку.

- Лишиться всех нейро-модулей – это такая шутка?

- Нейро-вандалы, как ты сам заметил, не всегда шутят. И даже когда шутят, их шутки могут быть самого разного рода. Но, думаю, да, какой-нибудь социальный диверсант вполне мог решить, что лишить человека всех его привычек разом – это ужасно смешно. Ну примерно, как вынести из чужой квартиры всю мебель. В каком-то смысле, действительно забавно.

Соломон заглянул в чашку с кофе – и внезапно увидел свое отражение. Отражение показалось ему некрасивым, постаревшим, каким-то опухшим. Может, и прав Крошка Лью, хватит цепляться за это старье в виде «Бейли». А взять что-то жизнерадостное, с запасом жизненных сил, с оптимизмом двадцатилетнего… Только надо будет сперва переговорить с Анной, а то получится как у Маркеса с его трилобитами…

Соломон улыбнулся своему отражению, то в ответ состроило какую-то ужасную гримасу.

- Ты же видел Эмпирея Тодда, Баросса. Он не выглядел так, будто ему ужасно смешно.

- Ну, в некотором социальном… кхм… - Баросса смутился, что было для него совсем не характерно, - То есть, я думаю, что определенный черный юмор здесь присутствует. Взять напыщенного индюка, который тридцать лет пичкал себя нейро-модулями, чтобы возлюбить дорогие вина и научиться томно вздыхать в ре миноре, и забрать у него все в одно мгновенье… Как в сказке про Золушку, которая лишилась всего показного блеска и лоска с двенадцатым ударом часов. Да, это может быть почерком нейро-вандала с хорошим воображением. Никаких тебе выдр…

Баросса резко опустил пустую чашку на кофейный столик так, что та едва не разбилась. Соломон протянул свою – тоже пустую. Никаких грязных разводов и топкого кофейного ила на донышке, как после зернового кофе, все уходит без остатка. Эх, если бы можно было взять все черное, что накопилось в душе, и вот так вот тоже, до дна его, чтоб без остатка и осадка…

- Ладно, значит я ищу нейро-взломщика, - Соломон поднялся, - Я не знаю, как его зовут, как он выглядит, чем занимается и чем руководствуется. Словом, у меня на руках превосходный портрет преступника. Пожалуй, только дурак не найдет этого парня с такой-то прорвой информации! Бывай, Баросса. Спасибо за кофе.

- Бывай, Соломон Пять, - махнул рукой тот, - Привет предыдущим четырем. Впрочем… А ну-ка постой! Вот тебе бумажка.

Соломон без интереса наблюдал, как Баросса что-то пишет. Массивная рука с удивительной легкостью порхала над маленьким бумажным квадратиком.

- Что это?

- Адрес. Там живет один мой… знакомый. Вдруг он сможет тебе помочь, раз уж ты всерьез за этого своего Эмпирея взялся. Он в этом деле тоже немножко понимает. На голову выше нас с тобой, по крайней мере. Только предупреждаю, нрав у него… В общем, будь готов ко всякому и на меня особо не ссылайся. Понял? И, конечно, ни слову комиссару Бобелю!

Вот это было удивительно. Баросса обычно крайне неохотно открывал свои контакты. А уж такие…

Соломон уставился на бумажку с одной единственной строкой.

- Он… он – нейро-вандал?

Баросса усмехнулся. С видом усталого постаревшего пирата, у которого юнга-сопляк пытает, где зарыты сокровища.

- Нет. Но это уже неважно.