Никита Добрынич

Глава 16. Игра в войнушку

Новые крепости, в Прибалтике, немцы строили деревянные, с насыпным холмом в форме усеченного конуса. У основания холма находился ров, на вершине — стена из очень тесно пригнанных брусьев, с построенными по окружности башнями, в центре сама крепость, расположенная так, чтобы вход был доступен только по мосту через ров. Крепости должны были не допустить движения врага по реке или дороге, и создавались так, чтобы защищать границы ордена, и контролировать местное население. Фактически эти крепости ничем не отличались от стоявших на Руси кремлей. До появления каменных замков должно было пройти еще много времени. Строительство их шло медленно, технология возведения была другая. Из-за тяжести каменных построек, их нельзя было строить на насыпных холмах, и они были слишком дорогостоящими. Для Мышкина, особенно важны были бои на открытой местности, с тяжеловооруженными всадниками. Ему нужны были люди, которые бы имели опыт конного боя. Возможность немцев спрятаться в крепости, и нападать свежими силами, в удобное для них время, в удобном для атаки месте, не устраивала Иннокентия Петровича. Он поставил перед Коробовым задачу: за два оставшихся месяца либо изготовить стенобитную машину, либо снабдить его достаточным количеством горючего материала. А лучше и то, и другое.

Валентин Коробов предложил Мышкину самое простое устройство — тяговый пращемет. Его главным достоинством была исключительная простота изготовления.

Везти с собой в Прибалтику необходимо было только веревки и несколько небольших, простейших металлических деталей. Деревянные части любой плотник сможет изготовить на месте за считанные часы. Для метания подойдут и камни, и горшки с горючей жидкостью. Плотники сделали для Мышкина пару пращеметов. Через два месяца, в честь возвращения из польского набега товарищей, Иннокентий Петрович устроил соревнования. Молодежь, в азарте, метала по тысяче булыжников в час. Мышкин признал нормальной скорострельностью — десять выстрелов в минуту. Олег сразу предложил новшество. Тянуть веревки можно заставить местных крестьян или пленных. Навык потребуется только от наводчика. Необходимо было организовать обучение воинов, не каждый, повиснув на праще перед запуском, сможет прицелиться. Темп стрельбы всех удивил, раньше они считали, что любой камнемет требует долгой подготовки перед выстрелом.

Мышкину понравилась возможность стрельбы навесом, можно перебрасывать снаряды через крепостные стены. Невысокая точность стрельбы Мышкина не волновала, достаточно, чтобы снаряды попадали в крепость. В итоге Мышкин попросил Валеру, приготовить ему целую сотню комплектов для строительства камнеметов. Десяток бочек со смолой показались Мышкину недостаточным, даже для поджога одного замка. Но его заверили его, что он легко докупит смолы по дороге.

Нанятые Никитой в Пруссии молодые язычники Мышкину не понравились. Иннокентий Петрович уже набрал пять сотен парней, и они прошли его жестокую муштру.

— Что ты мне расхваливаешь ярость и бесстрашие пруссов? Дисциплина и навыки командного боя — вот главное. Твои дикари с каменными топорами и костяными стрелами мне даром не нужны. Я не успею их ничему научить, через две недели отправляемся в балтийское турне. Дружинников из Берестье совсем напрасно нанял. Старики, в среднем четверной за плечами. Переучивать таких поздно. А гонору! На троих хватит! — Мышкин скептически оценил никитино пополнение.

— Влияние близкой Польши, — влез в разговор Олег.

— Захотят «старики-дружинники» — переучатся, а с дисциплиной у них уже порядок. Кто не сможет — выгоню. Кому они нужны без оружия после польского плена? Это касается и моих «диких пруссов». Они не умеют воевать в строю, не знают типовых построений, ты прав. Но есть полицейские операции, сбор трофеев, охрана пленных. Можно использовать их там, — попытался оправдаться Никита.

— Твои семь сотен успеют отдохнуть?

— Успеют.

— Олег взял на себя разведку и диверсии. Я — планирование. Общее руководство на тебе, я в этом походе только начальник штаба, — поставил Никиту перед фактом Мышкин.

— Интересно девки пляшут …

— … по четыре штуки в ряд, — засмеялся Олег.

— Польский поход у тебя получился удачный. Светлана вовсю раскручивает твою легенду, «потомок императора», — без всякой улыбки дополнил Валера.

— Ты с нами? — спросил Валеру Никита.

— Извини, брат. Здесь столько дел. Экономика важнее войны. Польское серебро — это хорошо, но порох и железо — гораздо важнее, — начал оправдываться Валера, — к тому же, у меня ухо постреливает.

— Ну, ты жук! — заржал Олег, — ухо у него! Зря! Подумай, мы славно повеселились в Польше, в Прибалтике, я уверен, развлечемся на все сто!

Упрек Мышкина задел Никиту за живое и тот две недели устраивал всему войску учение. Без фанатизма, только до обеда, с привлечением штабс-капитана, но каждый день. Домой Никита появлялся рано — его жены были довольны. Неудивительно, он почти не пил и выкуривал всего косячок травки за день.

В поход собрались опять в самое неудачное время, в начале лета. Перед самым походом Мышкина чуть не заперли под домашний арест. Светлана, мотивирую свою позицию недавним рождением сына, пыталась отложить выход на пару месяцев. Она собралась опять ехать в Прибалтику с мужем. Олег долго сидел на крыльце дома Мышкина, и слушал, вернее, подслушивал, второй час монотонную семейную склоку. Когда Мышкин не выдержал, и сорвался, Олег даже поаплодировал Светлане, но тихо, чтобы не услышали. Еле слышно отворилась дверь, сквозь щель выскользнула Светина служанка, Люба. Двигалась она легко и бесшумно, не смотря на свою полноту. «Килограмм семьдесят в ней, не меньше, и это в шестнадцать лет! А что будет лет эдак через десять? Братья её, все как на подбор, ни ростом, ни весом мне не уступают», — прикинул Олег.

— Меня ждешь, любимый, — обрадовалась Люба.

— Уже не верил, что дождусь, — легко соврал Олег.

— Я каждый день выхожу, а тебя все нет и нет. Целую неделю. К тебе домой приходила, а тебя нет. Неужто братьев боишься? — удивилась толстушка.

— Завтра выходим, работаю допоздна, — сказал полуправду Олег. За стеной, Иннокентий Петрович успешно перевел диспут со Светкой в партер, можно было надеяться на положительное решение вопроса. Но, зная обстоятельность Мышкина, ждать результата следовало часа два. «Как дети, блин, все конфликты решают с помощью секса», — осудил Олег, хотя сам действовал часто аналогично.

— Нехорошо подслушивать такое, — полезла к Олегу целоваться толстушка. Она смелела с каждым днем, братья так ни разу ее не поколотили. Десять дней назад Олег смог завлечь её к себе в дом, через день она пришла сама. Олег сильно жалел о неудачном романе. Секс с Любой, не смотря на её выдающиеся формы, был никаким.

«Ну не на крыльце же!» — подумал Олег, поглаживая Любину упругую грудь. Её соски сразу затвердели, дыхание у девушки сбилось, губы стали большие и горячие. «Она, специально, ночнушку одела, ткань тонкая!» — усаживая Любу к себе на колени, чтобы удобнее было ее ласкать, подумал Олег.

— Пойдем ко мне в комнату, — решилась, наконец, толстушка. «Как Светка разошлась! На вид холодная, расчетливая сука, никогда не подумаешь! А моя, моя вся дрожит!» — Олег уложил девушку на узкий, маленький сундучок в её тесном чулане. «Как неудобно! Это не секс, а какая-то камасутра.»

Люба вцепилась в Олега так крепко, что он с трудом сдержался и не закричал от боли. Они с грохотом упали на пол и застряли в узком проходе … Все закончилось за пять минут. «Третий раз «любимся», и каждый раз одно и то же. И стыд, и грех», — подумал Олег. Уходить было неудобно, он неохотно тискал девушку. Та была не просто обижена, она была в ярости. Он чувствовал, еще немного, и взрыв неизбежен. На счастье, стоны за стеной благотворно подействовали на его организм, а Люба, обнаружив его готовность к продолжению, мгновенно подобрела.

Они закончили одновременно. И Света, и Люба. Обе вопили так, что Олегу стало неудобно. А еще он завидовал. Конечно, он получил удовольствие. Такого дикого, животного восторга Олег не испытывал еще никогда. Но такая череда оргазмов подряд ему физически была недоступна.

Домой Олег вернулся только утром. Засыпая, его мучил только один вопрос: «Как в прошлом походе Мышкин умудрялся затыкать рот Светке?» Олег тогда спал в соседней палатке, и почти каждую ночь, слышал до полуночи возню Мышкиных. Они себя вели тихо, как мышки. Олег проспал всего два часа. Светлана привела свою очень скромную служанку с вещами. Они обе пытались заговорить, но холодный взгляд Олега остановил их. «Хорошо, что через час мы будем в дороге», — успокоил себя Олег. Толстуха рыдала молча. Страшная. Сопливая. Олег молча собрал свои вещи. «Ну, Светка, сочтемся», — подумал Олег, обнимая притихшую Любу. «Мне что, жениться? Не потому, что я её люблю. Не потому, что она меня любит, и отдала мне свою невинность. Не потому, что братья у нее крепкие лбы, хорошая будет родня. А потому, что Светка так решила!»

— Здесь будешь жить до моего возвращения. К Светлане ходить запрещаю, — мелко отомстил Олег, — А ты, Света, пойди, проводи своего мужа. Замучила его, наверно, совсем. Светлана подошла, отодвинула Любу и обняла Олега.

— За что ты меня так не любишь, Олежка? Я не понимаю, — нагло прижалась к Олегу своей полной грудью Света. Она погладила на голове Олега его короткий ёжик. «Словно милая тетушка! Всего-то на три дня старше!»

— У нас есть еще час, — дождавшись, когда Светлана уйдет, начала раздевать Олега новоявленная жена, — А вещи я собрала, потому что с вами в поход еду. Никита меня в интенданты зачислил. Секс сначала не задался. Потом Олег вспомнил сегодняшнюю ночь, хриплый голос Светки, выкрикивающий матерки. Через час они валялись на кровати, потные, голые, в полном изнеможении. Любушка, положив свою тяжелую голову Олегу на живот, занималась бесполезной на сегодня игрушкой, видимо, не веря, что все хорошее имеет конец. Без стука ввалились Светлана и Никита.

— Олеженька, тебя все заждались, — нагло уставилась на Олега Светка.

— У меня новобранец не явился на построение, — радостно засмеялся Никита. И показал оба больших пальца. Люба вскочила, чтобы одеться, Никита увидел грудь, разинул рот и снова показал Олегу, что он в восторге от увиденного. Олег встал, обнял Светку.

— Я тебе сегодня утром забыл сказать спасибо за твою Любовь, — двусмысленно поблагодарил он. Светлана покраснела и выскочила наружу.

— За что ты её так не любишь, Олег? Я не понимаю, — нагло, не отводя глаз от одевающейся Любушки, удивился Никита.

— Светлане, наконец, повезло в личной жизни. Меня часа в два ночи мои хохотушки отпустили травку покурить. Я вышел на крыльцо, а в соседнем доме, Мышкины такое вытворяют! Какой у Светланы богатый тембр! Я сразу бросил курить и пошел домой реабилитироваться перед своими, — наконец оторвал свой взгляд от Любы Никита. Та уже одела платье.

— Я рад, что у тебя всё наладилось с твоими «женами»! Олег оделся быстро, по-армейски.

— Поезжайте. Мы вас догоним. Позавтракаем только, — подтолкнул Никиту к выходу Олег.

Полоцкий князь встретил старых знакомых с любовью. Новости о половецком походе, разгроме курского князя, удачной войне с его отцом и невероятном походе в Польшу уже были известны всем в городе. Светланин пиар оказывал на чистых, доверчивых людей тринадцатого века убийственное воздействие. Появление Олега-Муромца собственной персоной, вместе с легендарным Никитой Добрыничем, и еще более знаменитого Железного Мыша произвели в городе фурор. Но гвоздем программы был, безусловно, Олег-Муромец. Песни и сказки об Олеге знал уже каждый. Князь полоцкий хотел услышать подробности всех трех компаний. Отдуваться за всех пришлось Мышкину. Иннокентий Петрович твердо следовал тексту, составленному женой. Подробности? Пожалуйста, сколько угодно, десять страниц, отобранных Светланой, эпизодов. Оценка результатов — страничка заученного текста. Мышкину это не нравилось, сильно не нравилось, но каждый делает свою работу. Никита, увидев, что в углу сидит человек и записывает рассказы Иннокентия Петровича, предложил князю, подготовленные Светланой «Хроники капитана Мышкина», «Сказания о светлом Олеге» и раскрашенные комиксы «Никита-Добрынич».

Зимой ливонский орден нанес князю полоцкому серьезное поражение. Германцы захватили солидный кусок прибалтийских земель, издавна плативших дань князю. Жителей окрестили в католичество, и теперь их нельзя было грабить и уводить в рабство. Попытка полоцкого князя восстановить свои законные права, да, заодно, наказать псов-рыцарей, немного пограбив их земли, закончилась плохо. Войско князя было разбито, а сам он был отпущен только после заключения мирного договора. Безусловно, договор с католиками можно было не соблюдать. Но германцы были гораздо сильнее полоцкого князя. С политической точки зрения, момент был очень удобный, у ливонского ордена обострился конфликт с Данией. В начале 1219 года датское войско под предводительством короля высадилось в «Ревельской области». К берегам Ливонии прибыл флот, насчитывающий полторы тысячи судов. Войско короля Вальдемара II насчитывало почти десять тысяч человек. Одержав победу, датчане основали крепость Ревель, и король Дании объявил, что теперь вся Эстония принадлежит ему. Рига и Орден Меченосцев отнеслись к этому крайне враждебно. Вальдемар II заключил сепаратный договор с Орденом Меченосцев, и теперь епископ Риги Альберт остался один на один с мощным соперником — королем Вальдемаром II. Приход знаменитого Мышкина, искусного воина Олега и удачливого Никиты, во главе большого конного полка, должен был привлечь массу желающих повоевать и пограбить. Новгородские ушкуйники стояли на границе, ждали удобного момента, и он настал.

Условия найма у полоцкого князя были простые, он забирал десятую часть добычи себе. За это давал проводников, толмачей и власть над ушкуйниками. Тех было втрое больше, чем карачевских воинов, около пяти тысяч, но дележка трофеев с ушкуйниками шла пополам. Даже такой договор Никита посчитал уроном для чести его «волков».

Только через месяц Никита начал чистить территорию от германских рыцарей. Олег сжег пару деревянных крепостей, одну захватил и разграбил. Заскучал. Затем бросил все дела на Никиту, забрал с собой свой лучший десяток. С трудом отбился от Любушки. Взял проводника, и поехал в Ревель к архиепископу Лунду Андреасу, он планировал договориться о совместных действиях против Риги, или, хотя бы, стрясти с него немного денег. Через две недели, после отъезда Олега, Никита, наконец, нашел долгожданных псов-рыцарей. Или они его нашли. Две сотни. Может, не все они — рыцари. Скорее всего, настоящих рыцарей было трое-пятеро, но двести всадников были вооружены на уровне никитиных чехов. В комплекте с местным ополчением, вспомогательным отрядом, оруженосцами, слугами — это была грозная сила. Иннокентий Петрович прикинул состав и численность противника, получилась копия немецкого войска в битве на Чудском озере: около полутора тысяч кавалерии и двух тысяч ополченцев. «Две сотни рыцарей, это для нас многовато. Но князь Невский справился, и нам по силам», — решил Иннокентий Петрович. Немцы разворачивались неторопливо, уверенные в успехе, и Мышкин успел подготовиться, а Никита предупредил ушкуйников: «Если кто-то побежит, будет убит на месте. А если кто в плен сдастся, того потом на кол». (Если поймают.) Чем поверг новгородцев в шок. Ни плен, ни бегство с поля боя до сих пор не считалось даже позором. Но возражать никто не посмел. Слухи о жестком, даже жестоком характере Никиты Добрынича ходили самые страшные. Пока они ничем не подкреплялись. Ну, повесил три десятка ушкуйников, уличенных в утаивании добычи. Или сжег пяток крепостей, отказавшихся сдаться. Не получил ни добычи, ни рабов. Зато остальные крепости распахивали свои ворота сразу, без долгих переговоров. И дисциплина в войске наладилась, никто добычу больше не прячет. Страшные рассказы о Никите подтверждались в одном, когда тот обещал, обязательно делал. Взять, хотя бы, его запрет насиловать детей. Иной раз не поймешь, двенадцать лет девочке, или четырнадцать девушке. Так этот выдумщик вырезал прут: на — меряй рост. В первом же поселке, трое ушкуйников не стали заморачиваться, искать, как его назвал Никита, «эталон». В результате получили десяток плетей. Волчонок Вилкас решил проявить норов, так его секли в каждом поселке. После третьего раза он сдался, кожа не успевала заживать. И не то, что ему так нравились малолетки, первый раз он попал под раздачу случайно, но любил сын вождя показать свой характер. Выходило так: если Никита сказал — стоять насмерть, лучше стоять насмерть.

Никита прискакал к штабс-капитану, тот расположился на небольшом холме.

— Долго будем так стоять? Подавай сигнал к атаке!

— Обожди, торопыга. Не спеши. У немцев отличная позиция, у нас ещё лучше. Цугцванг. Кто нападает, тот проигрывает.

— Тогда отступим в крепость, которую взяли вчера. Тут всего-то десять километров, — предложил Никита.

— Нет. Мы сюда пришли именно за тем, чтобы воевать с рыцарями. Учиться. Вот я и хочу увидеть, кто выдержит экзамен, а кого необходимо гнать в три шеи.

— Ушкуйники скоро обосрутся.

— Не паникуй, на час их хватит. А через полчаса рыцари пойдут в атаку. Нас в два раза больше, я попросил Олега обозначить нападения справа и слева. Местные ополченцы у ливонцев — слабаки, сразу побегут. Традиция у них такая. Главная сила рыцарей — две сотни лошадей. Снаряженные они быстро устанут, и немцы об этом знают. Рыцарям останется только атаковать.

— Что ты меня, как мальчишку уговариваешь? Взял бы команду на себя! — немного обиделся Никита.

— Ты нанимал большую часть полка, ты платил им, в конце концов, ты наше знамя

— «внук императора». И главное, ты не боишься посылать людей умирать!

— Делаю, как должен, — нахмурился Никита.

— Лады. Снизим нагрузку на центр. Прикажи приготовить пращеметы, все двадцать штук. Пара сотен горшков со смолой ещё есть в запасе? Уверен, что атака рыцарей захлебнется! Это уникальный случай. Такого противостояния больше не будет. Обычно, рыцари сразу атакуют.

— А как же главный, кровавый экзамен? — криво усмехнулся Никита.

— Ты веришь, что две сотни горшков выбьют две сотни рыцарей? Рассмешил! Один, два, от силы десять всадников.

Осторожные немцы пошли в атаку только через час. Две сотни выстрелов из пращеметов не пропали даром: по цели попал десяток горшков, но только три рыцарских коня загорелись. Но упавшие на землю горшки со смолой сделали свое дело, огонь испугал лошадей, строй рыцарей сломался. Никита понимал, что только это спасло полк от полного разгрома, ни преимущество позиции, ни превосходство в численности не остановили немцев. Порядок и класс, русским до них было еще далеко. Если бы первый удар удался, то за полчаса русского войска не стало. Но атака не удалась! Внешне, победа русских смотрелась убедительно. Ополчение и вспомогательные отряды рыцарского войска бежали с поля боя. Посланные им вдогонку отряды ушкуйников захватили огромное число пленных. Рыцарский обоз весь попал в плен.

Не побежали двести «рыцарей», не побежали оруженосцы и слуги. Шестьсот воинов сражались два часа, стояли твердо и не хотели отступать. Русские потеряли пятьсот всадников и тысячу ушкуйников. Потери среди «рыцарей» исчислялись десятком, но в конце боя они остались в одиночестве. Немцы сражались в окружении, один против двадцати. Русские уничтожили практически всех оруженосцев и слуг, но против рыцарей они были бессильны. До тех пор, пока рыцари не остались в одиночестве! В конце боя рыцари не побежали, они сплотили ряды, прорвали русские цепи и отступили. Достойно, практически, без потерь.

Уйти врагам Никита не позволил. В двадцатом веке честь и достоинство уступили место целесообразности и расчету. Никита приказал тяжеловооруженным всадникам отступить, в бой пошла легкая кавалерия русских. Две сотни кочевников на свежих конях ехали вслед за уставшими немцами. Они кружили, не вступая в схватку, набрасывали на отстающих арканы, валили с ног лошадей. Приказ был один — в бой не вступать, убивать рыцарей, сохранять лошадей. Дважды немцы останавливались, собирали круг для обороны. Полсотни арбалетчиков подъезжали, и в упор, с десяти метров, расстреливали рыцарей. Стоило немцам контратаковать — их растаскивали арканами поодиночке, брали в плен. Карачевские волки отрезали одинокого рыцаря от отряда, валили рыцаря с ног. Никита приказал беречь лошадей, деньги ему нужны были во вторую очередь. Два десятка кавалеристов развлекались новым оружием. Бросали шары, связанные веревкой. Ноги у лошади запутывались, и всадник падал с грохотом на землю. Невероятно дорогая рыцарская лошадь, чаще всего, была покалечена. Но таких лошадей Никита тоже брал с радостью, в расчете на их потомство. К вечеру практически все рыцари были убиты, лишь два десятка оказались в плену. Они проклинали трусливых ополченцев, и оплакивали судьбу своих оруженосцев.

Никита прошелся по территории всего ливонского ордена. Глупость людей поражала его воображение. Сначала население бежало от разведотрядов Олега в крепости. Затем приходил сам Никита со своей армией, делал пару залпов из пращеметов, и переполненная крепость сдавалась. Купленные «беженцы» шли впереди его армии, и распространяли жуткие слухи о жестокости карачевских волков: «те крепости, что не сдаются, они сжигают полностью, вместе с людьми». Никита ввел право превентивного выкупа. Им воспользовались многие богатые люди. За десять серебряных гривен можно было купить жетон свободы. С таким жетоном не брали в плен. Деньги и драгоценности приходилось отдавать, но часто целые семьи с жетонами пробирались сквозь армейские заставы в Ригу. Были, конечно, злоупотребления. Один богатый купец, понимая, что деньги, после взятия крепости, у него отберут, давал всем в долг по десять гривен, с возвратом в Риге всего трех гривен. Никита был очень доволен нововведением. Отводить караваны пленных в Полоцк было обременительно. Он предпочитал отвозить добычу и гнать скот, а не людей. Но рабов было больше, чем коров. В Полоцке начинались неприятности с князем. Нечестный и жадный он никогда не перегибал палку во взаиморасчетах. Шел на любые хитрости, давал взятки оценщикам, но буквы договора придерживался строго. Князь считал что, сколько бы он не нанял дружинников, карачевские волки, при необходимости, возьмут Полоцк и заставят выполнять договор силой. Попросту разграбят город.

Под Ригой Никита увиделся с Олегом. Тот привез два мешка золотых от датчан.

— Скоро вся Прибалтика станет колонией Дании, — обрадовал Олег Никиту.

— Что в этом хорошего?

— Для нас — два мешка золота. Для Новгорода неприятности, крах Ганзы.

— Мышкин знает?

— Знает и понимает. Но он очень не любит немцев.

— Золото дали за что?

— Это аванс за захват Риги. Ты поднимешь знамя над крепостью, датчане заплатят в десять раз больше, — похвастался дипломатическими успехами Олег.

— Рига нам не по зубам. Но если чудо свершится, то датские деньги будут каплей в море. Там столько добычи, — развел руки Никита.

— Ты не знаешь главную новость. Из Новгорода и Пскова к Риге двигаются три полка.

— Это хорошая новость или плохая?

— Мышкин думает, что плохая. А я не уверен. Я предложил оставить немцев в покое, взяв с них выкуп. Двадцать мешков золота. От Новгорода и Пскова они отобьются.

— Можно попробовать удвоить сумму в Риге и получить вдобавок датское золото, — засмеялся Никита, — пошли к капитану, побеседуем.

— Ты предлагаешь пойти на службу немцам? Предать Родину? — бушевал Мышкин.

— Германцы сейчас союзники, а не враги. Новгород с ними в торговом союзе. Общей границы нет, — вяло отбивался Никита.

— Я с ними три года воевал, в окопах вшей кормил. А ты говоришь союзники!

— Два года, из этих трех, на австрийском фронте, — вставил шпильку Олег.

— Это те же немцы!

— Ты говорил, что чехов много было, — продолжил Олег.

— Да. Это те еще сволочи. Слышал, что они потом в Сибири сделали?

— Их повезли в Китай, а они взбунтовались? — с мягкой иронией ответил Олег.

— Циники вы все в двадцать первом веке. И ты, Олег, хуже всех!

— Нет. Ну, почему я хуже Никиты? Это он предложил с Риги денег срубить! — обиделся Олег.

— У него работа такая. Ты сам ему отдал в руки власть. Он теперь, как моя жена, где увидит деньги, сразу руки свои загребущие тянет к ним. Рефлекс у него такой. А у тебя другой рефлекс должен быть: увидел германца — убей, — выпалил Мышкин. И сам испугался своих слов.

— Вижу. Самому стыдно. Назначаю тебе психотренинг. Выбираем случайным образом парочку рыцарей, будешь с ними обедать, беседовать о жизни. Выяснишь у первоисточника, как они к нам, славянам, относятся, — менторским тоном начал поучать Мышкина Олег.

— Хватит. Довольно. Признаю, к германцам у меня небольшая нетерпимость. Чуть-чуть перегибаю палку. Давайте обсудим последствия вашего предложения, а потом, возможно, до самого предложения дойдем, — успокоился Иннокентий Петрович.

— Согласен. Ты, Петрович, историю знаешь. Что германцам можешь предъявить?

— Они пошли на Русь крестовым походом, а князь Невский их разбил, — выдал единственный доступный ему факт Мышкин.

— Одна особа, очень близко знакомая тебе, через пару месяцев опишет битву Никиты Добрынича с псами-рыцарями. Ты не увидишь отличий. А новые «хроники капитана Мышкина», скорее всего, затмят подвиг Невского. Никита кивнул головой олеговой толстушке, та переминалась с ноги на ногу рядом, и попросил принести пару кувшинов пива. У Любочки был талант, она всегда и везде находила лучшее пиво, хотя копченый угорь тоже был достоин похвалы. Что не замедлил отметить Мышкин.

— А, по-моему, угорь, как всегда. И пиво темное. Любушка, светлого пива в лагере нет? — капризно спросил Олег.

— Оно тебе не понравиться. Но тут городок есть неподалеку. Мы его еще не захватили. Там варят хорошее светлое пиво, — сообщила толстушка.

— Всё из тебя клещами нужно тянуть! Капитан, ты, я знаю, тоже на стороне светлого! Поехали. Посидим, как люди. Лады? — загорелся попить свежего пива Олег.

— Любовь Флегонтовна, будь так добра, передай моему ординарцу, чтобы поднял сотню охраны, — попросил Мышкин.

— Любушка, и моих сорванцов подними. А то неделю будут дуться, батька с чужими поехал, — забеспокоился Олег.

— Разбаловал ты своих молокососов, — полез с непрошенными советами Никита. Городок, скорее даже предместье Риги, встретил непрошенных гостей настороженно. Часть населения ушла в Ригу, большинство попыталось бежать на запад, и, почти наверняка, попало в лапы летучих отрядов ушкуйников — охотников за живым товаром. Оставшиеся жители заперлись по домам. Сидели тихо, как мыши. Мышкин знал — такие глупцы есть в каждом городке. Они верят в чудо. В каком-то смысле, чудо для этого городка свершилось. Вместо охотников появились сытые, скорее даже пресыщенные, элитные войска. Поэтому разграбление происходило мирно, почти без убийств, без диких сцен групповых изнасилований женщин и детей. С собой в дорогу рабам разрешили собрать немного дешевых вещей и простых продуктов. Чудо не приходит одно, местный пивовар не успел сбежать. Пиво было отличное. Из холодного погреба. Со свежими раками. С парочкой аппетитных дочек пивовара.

— За такое пиво надо наградить. Нужно выдать жетоны свободы пивовару на всю семью, — расщедрился утром Мышкин.

— Ты ерунду не говори, Иннокентий Петрович. Такой пивовар нам в Карачеве нужен, — возмутился произволом Никита.

— Никита, не наглей!

— Ты из-за дочки пивовара? Боишься, в Карачеве состоится продолжение, а Светка узнает и …., давай компромисс. Пивовар год работает в Карачеве. Обучает сменщика, и в Ригу с чистой совестью.

— А семья? — забеспокоился Мышкин.

— Ты меня за дурака не держи. Пивоварню построим в верховьях Снежети. Сможешь без опаски ездить пить пиво.

— Не собираюсь я в Карачеве жене изменять. Ты, безусловно, знаешь, как я трепетно люблю Светлану. Я её боготворю. А это было так, небольшое военное приключение. Как будто посетил дом терпимости, — запротестовал Мышкин.

— Интересная трактовка. А мне досталась совсем наивная девочка, таких давно не встречал, даже здесь. Проехали. По Риге вопрос решён, или на трезвую голову еще раз поговорим? — переменил тему разговора Никита.

— Я никогда не пьянею!

— Ну, чего ты ржешь?! Я, правда, никогда не пьянею! — обиделся Мышкин.

— Олег! Олег, иди сюда! — закричал Никита, сквозь смех. В дверь заглянула Любаша.

— Ну что за пожар? Олежка только что заснул!

— Буди. Он не посмеет ругаться.

— Никита! Я тебя убью! — прорычал Олег.

— Петрович, повтори на бис.

— Никита, нечего смеяться. Ладно. Вот тебе. «Я никогда не пьянею».

— Похож! Смешно? Ха-ха-ха. Доволен? Теперь я могу спать? — разозлился Олег.

— Куда я попал?! Друзья без чувства юмора! В Ригу. К немцам. Срочно, — запричитал Никита.

— Не забудь рассказать им пару своих скабрезных анекдотов, — бросил вдогонку обиженный Мышкин.

— А мне нравятся «анекдоты» Никиты, — заявила Люба.

— Когда начнешь их понимать, перестанут, — успокоил её Олег. И увел её спать.

Через пару секунд дверь приотворилась. Дочка пивовара убедилась, что Мышкин один, и, яростно сверкнув глазами, просочилась в комнату.

К обеду Никита вернулся. Переговоры еще не начались, немцы никак не могли найти достойных заложников для обеспечения безопасности Никиты.

Мышкин перевел ставку в городок, и на обед собралось все командование войска. Ели и пили молча. Никита видел, как мучаются ушкуйники, и даже карачевские «старики». Многие приходили уже сытые, и целый час цедили маленькими глотками свою кружку пива, аккуратно пережевывая маленькие кусочки мяса. Ушкуйники, командиры полков и даже летучих отрядов, пошили себе кавалерийские сапоги, френчи, коротко постриглись. Переняли моду у карачевских «стариков». Олег тоже оделся в армейскую форму начала двадцатого века. Лишь Никита, одетый для переговоров, блестел золотом и драгоценностями, как «голубой». Виртуозное владение ножом и вилкой для некоторых превратилось в спорт. Два карачевских волка, из первого призыва, непринужденно работали над маленькими жареными птичками, видимо, специально выбрав для себя сложные объекты. Наконец, обед завершился, и Никита огласил главную новость.

— Мною принято решение начать переговоры с Ригой.

Ушкуйники уходили недовольные. Их доля, в уже награбленной добыче, была раз в десять больше, чем в обычный сезон. Но рижское золото манило с неодолимой силой. Только вот Никита посадил ушкуйников на короткий поводок, основная часть добычи не отправлялась в Новгород, а ждала их в Полоцке.