Никита Добрынич

Глава 6. Половцы

Долгие, трехнедельные, усилия новой администрации Карачева по повторному сбору налогов не увенчались успехом. Ярослав, тесть Коробова, потихоньку становился сторонником идеи ремонта кремля, в счет налогов будущего года. Идея начала обсуждаться в среде купечества и богатых ремесленников, а главное, её донесли до воеводы. Ночи становились все холоднее. Жизнь в крепостных башнях, зимой, без печи, казалась безрадостной перспективой. Возможность без конфликта с городом решить свою проблему начала нравиться воеводе. Лагерь Коробова постепенно приобретал жилой вид. Хотя все здания, кроме большого жилого дома, напоминали бараки, это мало волновало Владимира Александровича. У него появилась возможность набрать большое количество рабочих. Плотину и лесопилку следовало построить до морозов. На строительство дома ушел месяц. И этот месяц Валера, как проклятый, целый день занимался выдачей заданий плотникам и обмером деталей. Бараки они строили самостоятельно, а дом и лесопилка требовали постоянного контроля. Дом построили громадный, зато теперь у каждого была своя комната. Одна для Коробова старшего с Росавой, вторая для Валеры с Фёклой, третья и четвертая для Валентина и Никиты. В пятой комнате поселились Мышкин со Светланой. Света, наконец, сделала выбор спутника жизни. В шестой комнате поселились три служанки. Сначала привезла с собой служанку Росава. Светлана наняла себе служанку, чтобы «быть не хуже» купчихи. Зачем служанка Фёкле — осталось загадкой. Делала она все по-прежнему сама. Разве что, Валера запретил Фёкле возиться в холодной воде. К тому же, Фёкла не наняла, а купила служанку. Удобств в доме было мало. Но трехмесячное пребывание в походных условиях, делало жизнь в доме желанной и приятной. Дом был не достроен, отсутствовали русские печи, на больших окнах стояли одинарные, летние окна, полупрозрачные, забранные бычьим пузырем. Не было мебели. Но все были довольны и радостны. Валентин взялся за изучение кирпичного производства. Набрал рабочих из местных подмастерьев. Пытался применить теорию на практике. Пока кирпич не получался, и дом сложили без печей. Никита изучал местный рынок товаров, заодно, закупая необходимые для стройки материалы. После женитьбы на Светлане, к нему присоединился Мышкин. К зиме следовало решать, что, и в каких количествах производить. Но основную свою обязанность, прием на работу охранников, их подготовку и руководство караульной службы, он не забывал. Еще больший формалист и зануда, чем Коробок, Мышкин одел охранников одинаково. А теперь начал вооружать по единому стандарту. Когда Иннокентий Петрович купил лошади одного роста и одной масти, то даже Коробок посчитал, что это уже чересчур. Никита, в пику Мышкину, считал себя вправе тратить общие деньги на лучшее по качеству оружие и лучших лошадей, даже не попадающее под стандарты Иннокентия Петровича. Набирал Мышкин только молодежь, он считал, что переучивать стариков сложнее. Численность отряда, пока, была небольшая, всего дюжина всадников, но Иннокентий Петрович планировал к зиме довести его до трех десятков. За зиму подготовить всадников так, чтобы к приезду Олега, с ними можно было идти в степь. Никита тоже набирал дружину, но профессиональных следопытов-охотников. В отсутствие Олега тренировал всех Мышкин.

Окончание сбора урожая в округе дало небывалый приток рабочей силы. Каждый старался, как можно раньше, наняться на сезонную работу. Приходили со своим инструментом. Коробок сократил поденную плату для новеньких в пять раз. Но у него сложилось впечатление, что люди готовы были спать под открытым небом и работать за кормежку. Нанялось более пятисот человек, они сумели возвести плотину за две недели. Начала работать лесопилка, первые, никуда не годные доски были хуже обычных, тесаных и струганных. Ярослав, тесть Коробова, уже вовсю получал прибыль на ремонте кремля, а Владимир Александрович получал пока только убытки на негодных досках.

Зима заканчивалась. Днем яркое солнце прогревало воздух до плюсовых температур. Снег начал проседать, потемнел. Еще немного и начнется весна. Коробовы ждали Олега. Он обещал приехать к 23 февраля. За три дня до срока, Мышкин начал посылать на дорогу конный разъезд, встречать гостя. Ждали гостей с запада, они пожаловали с востока. Небольшой половецкий отряд, всего-навсего четыреста сабель, ранним утром налетел на Карачев. Не помогли ни ров, ни вал, ни десятиметровые стены. Половцы зацепились арканами за дубовый горбыль на стенах, и дружно полезли вверх. Где-то половцы сумели выведать, что в городе совсем небольшая дружина. Напали половцы на рассвете, внезапно, стражники увидели сигнальные костры только за час до подхода кочевников. Гонцы с далеких застав прискакали также поздно. Набат поднял жителей Карачева на защиту, ополченцев было больше, чем половцев, но оружие и военное мастерство их было хуже. Два десятка дружинников, напротив, стоили сотни кочевников. Силы были практически равны, если бы атака не была внезапной, то у половцев не было бы никаких шансов. Кочевники прорвались в город сразу в двух местах, и воевода приказал дружине отступить в кремль, это сразу переломило ход сражения в пользу половцев. Город захватчики не поджигали, они ещё не закончили грабить.

Никита проснулся, как обычно, с рассветом. Вышел на утренний кросс и услышал набатный колокол. Мысль о набеге не пришла ему в голову, но он послал свою семерку охотников узнать причину.

— Здесь и ездить не надо смотреть, и так ясно — нападение на город, — высказался самый старый, считающий себя старшим, охотник. Охотники молча закивали головами.

— Ты тоже так считаешь? — повернулся Никита к десятнику кавалеристов Мышкина, собравшихся ехать, встречать Олега. Этот десятник был завербован в Карачеве и хорошо знал местные порядки.

— Да. Он прав. К тому же звонарь сбивается, нервничает, плохой знак.

— Никто никуда не едет. Все стоят, ждут команды. Я к Мышкину, ты, — указал Никита на десятника, — поднимай весь отряд. Никита обежал все комнаты и пошел собираться сам. Мышкин собрал свои три дюжины молокососов, Никита присоединился со своей семеркой охотников. Коробовы взяли винтовки и остались сторожить лагерь.

Вероятность налета половцев на лагерь была небольшой, но реальной. Даже Светлана взяла коробовскую беретту, а Фёкла вооружилась ружьем. Рабочих на лесопилке было немного, всего пятеро, ещё ранним утром все остальные отправились на заготовку леса. Коробов приказал им собираться, и вместе со служанками отправляться на вырубку. Посторонним незачем было слышать стрельбу.

Как только конный отряд выехал на дорогу из Карачева в Брянск, сразу навстречу потянулись первые беженцы. Половцы их не преследовали, добычи в городе было достаточно. Мышкин привел свой отряд к Карачеву вовремя. Половцы почти все втянулись в город, лошадей охраняло три десятка самых молодых воинов, мальчишек. Часть из них сумела собраться вместе, в последний момент, за мгновения до русской атаки.

Этих смели тяжелым копейным ударом. Остатки половцев побежали. Никитины охотники гоняли их по полю, легко доставая на свежих, крупных конях. Снег лежал еще глубокий, мелкие, выносливые лошадки половцев, на коротких дистанциях проигрывали русским по всем параметрам. Стрельба кочевников из лука не давала эффекта, то ли броня у русских была хороша, то ли тщедушные мальчишки-кочевники имели слабые луки.

— Быстрее, — торопил молодежь Мышкин, — быстрее, молокососы. Мышкин не отвлекаясь на охоту за половцами приказал угонять табун на запад. Табун был небольшой, половцы не имели сменных лошадей, видимо, рассчитывали награбить в Карачеве и вьючных, и сменных лошадей. Но собрать и угнать четыре сотни диких, степных коней было непросто. Охотники успели перебить всех половецких мальчишек и догнать табун, когда со стороны Карачева показались половцы.

— Никита! Возьми два десятка всадников — последний мой набор. Гоните лошадей, я задержу половцев, — приказал Мышкин. Сначала прискакало пятеро всадников. Их ссадили охотники, стрелами издалека. «Молодцы, молокососы, чисто увели табун. Хотя половцы смогут собрать ещё десяток-другой своих, разбежавшихся по полю, лошадок, полсотни хороших коней они найдут в городе. Остальные карачевские лошади годятся только в качестве вьючных, к тому же половцам не найти столько седел, даже кочевникам без них будет неуютно», — размышлял Мышкин, — «Догонять нас они не решатся, тронутся обратно. Вот тут мы их и будем потихоньку щипать.» Мышкин почти угадал, ещё один раз, три десятка отчаянных половцев попытались проверить его ребят на прочность. Мышкин возгордился выучкой и дисциплиной своих «стариков», самые опытные из них были в его отряде всего полгода. Ему пришлось признать пользу от охотников Никиты, их скорострельность из луков была огромна.

Каждый из них успевал сделать до пятнадцати выстрелов в минуту. Половцы не стали устраивать дуэль, и пошли в атаку. На узкой дороге кочевники не выдержали кавалерийской сшибки. Русские кони оказались крупнее, копья длиннее, строй русские держали лучше, даже качество оружия оказалось выше. Уйти никто из половцев не сумел, охотники на своих крупных конях смогли охватить их отряд с двух сторон, проскакав по полю, по глубокому снегу.

К полудню Мышкин передал табун Коробову, вернее рабочим, вернувшимся из леса, оставил раненых, отобрал лучшую сотню половецких коней, собрал запасы, покормил людей и лошадей, и, когда уже все изнывали от нетерпения, отдал команду трогаться в путь. Он оказался прав. Половцы только-только отъехали от города.

— Заночуем в городе, — ошарашил Мышкин и подчиненных, и Никиту. Дисциплина была на уровне, никто не сказал ни слова.

— Успокойся. Половцы от нас не уйдут. Наберем здесь еще три десятка стрелков. Уверен, будут добровольцы, — объяснил Мышкин, видя удивленное лицо Никиты. Все облегченно вздохнули.

Ярослав, тесть Коробова, с надеждой смотрел на Мышкина.

— Это вас мы должны благодарить? Сначала половцы тащили все добро подряд, девок в полон хватали. Потом бросили всё, оставили себе только серебро и золото. Стали лошадей искать, брали даже совсем захудалых.

— Я рад, что у тебя все в порядке. Пошли к дочери слугу, она волнуется. У меня пять дюжин свободных лошадей, могу принять три десятка добровольцев, едем одвуконь. Возьму только опытных, с хорошим оружием, — попросил Мышкин.

— Сейчас кликну общий сбор. Дружинники княжеские почти все уцелели. Воевода повел их одним отрядом на городские стены. Отступали они дружно, а в кремль половцы не сунулись. У них свои кони есть, будет тебе не тридцать, а полсотни помощников.

— Тогда я к воеводе, а ты собирай здесь желающих надрать половцам задницу, — скомандовал Мышкин.

— Будешь половцев на рожон сажать? — обрадовался купец.

— Нет, поговорка у Никиты такая. Вот ко мне и прилипла.

Утром Мышкин вывел девяносто всадников в погоню за половцами. Первые группы врагов, начали попадаться Мышкину сразу после полудня.

— Пленных не брать, — кричал Мышкин.

— Не задерживаться, кто отстанет, прикажу высечь, — зло орал Мышкин.

— Брать только серебро и золото. Кто загонит лошадь, пойдет обратно пешком в одной рубахе, — угрожал штабс-капитан.

— Воевода! Подгоняй своих, подгоняй, — добавляя армейского сленга, командовал Мышкин. Воевода хмурился, но ругался вдвое злее штабс-капитана.

Полсотни, раненых ещё в Карачеве, половцев Мышкин уничтожил в первый же день.

К вечеру в отряде было двое убитых. И пятеро раненых, им соорудили на ночь большой шалаш.

— Если так пойдет дальше, то мы за четыре дня всех половцев уничтожим, — дуя на горячую кашу, сказал Никита.

— С точки зрения арифметики, ты прав. Три десятка мальчишек-пастухов, при угоне табуна, полсотни раненых неудачников на загнанных клячах — это восемьдесят человек, их можно не считать. Полсотни половцы потеряли при захвате Карачева, этих тоже считать нельзя. Пока запишем на наш счет только две дюжины, тех, что пытались отбить табун, — возразил Мышкин.

— Из четырёх сотен кочевников осталось в живых меньше двухсот пятидесяти — это факт. Часть половцев на плохих конях ушла по лесным тропам, их шансы выжить невелики. Сейчас мы преследуем меньше двух сотен врагов. По-моему, мы легко будем выбивать по пятьдесят отстающих в день? — удивился Никита.

— Если будут убегать, то — да! А если решат дать бой? Двадцать дружинников стоят сотни кочевников. Но стоят ли твои охотники вместе с моей кавалерией и городским ополчением другой сотни половцев — это вопрос? — Мышкин покачал головой.

Утром раненых оставили, Мышкин погнал отряд в погоню.

— Своя земля, к полудню вас найдут. Вокруг столько добра валяется, лошади ходят ничейные, народ быстро набежит, — утешил он оставшихся раненых.

Мышкин накаркал. Во второй половине дня полторы сотни половцев устроили русским засаду. Они пропустили русскую разведгруппу без единого выстрела. Никита возглавлял небольшую, прекрасно вооруженную группу из десяти охотников, к своей семерке он присоединил троих лучших ополченцев. Зимник шел по руслу небольшой реки, правый, высокий берег и небольшие ели закрывали, притаившихся в засаде, кочевников. После обеда охотники ленились забираться по склону, проверять молодой ельник. Левый берег был открыт на полсотни метров, следов лошадей на снегу заливного луга видно не было. Обедая, русские потеряли целый час, Никита пытался наверстать отставание. Только проехав мимо засады метров пятьсот, охотники увидели, что следы лошадей поворачивают в обе стороны, и за кустарником уводят назад к дороге. Охотники затрубили в рог, предупреждая своих, но не успели, авангард русского отряда уже втянулся в половецкую засаду. Первыми ехали дружинники, и боевые, и походные лошади у них были лучшие. Буквально через мгновение после сигнала Никиты затрубил половецкий рог, и сотни стрел обрушились на русских. Кочевники обстреливали и основной отряд, но до него было на сто-двести метров, дальше и стрелы теряли убойную силу. Воевода не стал ждать, пока половцы перебьют всех его дружинников, и отдал приказ атаковать, в ближнем бою его два десятка стоили сотни кочевников. Русские обрушились на правый, крутой берег реки. Этому решению было две причины. Во-первых, расстояние до стрелков на левом берегу составляло полсотни метров, и сразу начинался густой кустарник, а за ним еловый бор. Половцы на правом берегу находились рядом, и молодые ели стояли редко. Во-вторых, кочевники специально выбрали место с удобным спуском. Этот отряд половцев должен был нападать на обоз, бить русских в тыл. Теперь это преимущество было на руку русским. Дружинники мгновенно оказались на высоком берегу, и стали рубить и колоть лучников, несмотря на их двукратный перевес. Бой напоминал резню, половцы не имели мечей, только короткие пики и длинные ножи. Часть кочевников была затоптана лошадьми, часть убита копьями, тех, кто пытался спастись бегством, дружинники рубили мечами. Меньше десятка половцев успели вскочить на коней, и ускакать. Воевода, в пылу схватки, приказал преследовать беглецов, и столкнулся с сотней всадников. Половцы на правом берегу реки уже поняли, что засада не удалась. Они подняли лошадей и собирались спасаться бегством, но увидели, как мал русский отряд, и решили уничтожить дружинников. Воевода не испугался огромного преимущества половцев, он уже слышал за спиной команды, которые отдавал с помощью свистка Мышкин своим «молокососам». Он слышал, штабс-капитан рядом. Кочевники рассыпались по молодому ельнику, непрерывно стреляли, стараясь держать дистанцию полсотни метров до карачевской дружины. Воевода повел свой отряд дальше от дороги, оттягивая в лес половцев, и освобождая Мышкину пространство для атаки. Штабс-капитан вывел свои три десятка кавалерии плотной цепью. Сзади, отстав на двадцать метров, скакали ополченцы. Ельник расстроил все построения Мышкина, к тому времени, как русские настигли половцев, цепь распалась на отдельные звенья, часть ополченцев догнала отряд, другая часть слишком отстала. Но всё было не так плохо — дружина ударила половцам во фланг, а с тыла их обстреляли охотники Никиты. Их луки били дальше, а сами они не стремились сократить дистанцию. Хотя стрельба навесом с такого расстояния имела скорее психологическое значение, половцы выделили два десятка воинов для нападения на охотников. Никита приказал отступать, он достиг цели — ослабил отряд кочевников.

Полсотни кочевников, разместившиеся на левом берегу реки, поздно узнали о схватке. Пока они собирались, пока скакали по глубокому снегу, чтобы миновать луг, пока искали удобные места для подъема на высокий правый берег, бой был половцами проигран. Кочевники не решались спускаться с высокого берега верхом, они ринулись в атаку на охотников. Те уже отступили метров на триста, именно там половцы съезжали с дороги, чтобы устроить засаду, именно там было удобно кочевникам вернуться на зимник. Никита отвел свой десяток на левый берег, на опушку леса, оставив полсотни метров до дороги. Выезд на зимник шел по ручью, половцы должны были скакать по одному, гуськом. Никита впервые получил возможность стрелять из своего арбалета.

Два десятка кочевников выбрались на дорогу, потеряв пять человек убитыми, первый и последний были на счету у Никиты. Болты пробивали половцев насквозь, а наклон ручья давал Никите возможность целиться в голову — при промахе, он попадал в следующего кочевника. Большинство половцев и их коней были ранены, поэтому они не атаковали охотников, а устремились в бегство. Спустя десять минут кочевники потекли по ручью сплошным потоком. Половецкий хан выделил дюжину всадников для уничтожения опасных стрелков, те бросились к лесу, и Никита приказал отступать в чащу. Потери у русских были огромны, в седле осталось меньше сорока человек, лишь охотники не имели убитых и раненых. Воевода, до сих пор, подчинявшийся Мышкину беспрекословно, начал отстаивать свои права. Дружинники и добровольцы из Карачева требовали остановиться и собрать трофеи — своё, фактически, добро. Даже подчиненные Мышкина потихоньку ворчали.

— Хрен с вами! Возвращаемся! Разрешаю собирать всё. Не забывайте, лошади мои. Кто наберет слишком много, тот пойдет пешком, — напоследок добавил ложку дегтя Мышкин. Таких криков воодушевления он не слышал давно. Все стали разворачиваться. Карачевский воевода подъехал.

— Жестко стелешь, — с угрозой предупредил он Мышкина. И повернул обратно к Карачеву. Никита со своей десяткой охотников не трогался с места.

— Мы их отпустим? — удивился он. — Мои все целы, не ранены, не устали. Я продолжу погоню!

— Половцев около сотни, там самые отчаянные и опытные войны.

— Мы одвуконь, они устали, они бегут, они ранены. Пятерка добровольцев из Карачева подъехала к Мышкину.

— Позволь нам, воевода, рискнуть «твоими» лошадьми? — обратился старший.

— Уговорили, черти! Никита, ты остаешься с «молокососами» собирать трофеи. Я с охотниками поеду в погоню.

— Штабс-капитан, или всё, или ничего! Пусть карачевский воевода собирает добычу, а наш отряд весь пойдет в погоню! — не согласился Никита.

— Твои охотники опытные волчары, а мои — мальчишки! Нет! — не согласился Мышкин. Никита собрал свой отряд.

— Дай мне самых свежих сменных лошадей. Я настигну кочевников, — попросил Мышкина Никита.

— Бери. Любых. Самых лучших. Столько, сколько нужно, — Мышкин развернулся и поехал обратно, в Карачев.

На следующий день Мышкин встретил Валеру. Тот возглавлял сбор трофеев. Десяток саней с десятью рабочими, в сопровождении десятка всадников составили целый отряд.

— Чьи кавалеристы? — обняв его, спросил Мышкин.

— Ярослав, родственничек новоявленный, навязал охрану, в долю захотел. Он меня иначе, чем «дорогой родственник», не зовет. Я согласился, а то рабочие, при появлении первого половца, разбегутся, — ответил Никита.

— Спирт пить будешь? А то меня от этого пейзажа постоянно мутит! — добавил Валера, и дыхнул на Мышкина густым перегаром.

— Нет.

— Ребята, налетай. Только по одному глотку, крепкая, зараза, — Валера достал пару фляжек самогона из седельной сумки и передал дружинникам и всадникам штабс-капитана.

— Воевода, ты-то меня поддержишь? — протянул ему третью фляжку Валера.

— Не могу обидеть хорошего человека, — довольно пробасил воевода. Он осторожно пригубил самогон, с крепостью этого напитка воевода был знаком не понаслышке, — рад тебя встретить, Валерий.

— Я утром того же дня выехал, вслед за вами. Чего добру пропадать. Пять саней уже отправил обратно, на раненых и убитых наткнулся. Рабочих половина уехала, лошадей погнали половецких в Карачев. Я их Ярославу послал, пусть старые хозяева лошадей ему в ноги падают. А оружие себе забираю.

— Коммерсант. Какую часть отдаешь тем, кто эти трофеи добыл в схватке с половцами? — тихо-тихо спросил его Мышкин. Дружина вся собралась вокруг саней. Все радовались встрече. Шумели. Самогона досталось грамм по сорок, но на голодный желудок, после тяжелого похода, он оказал свое влияние.

— Любую. Любую часть, — сказал Валера.

— Воины! Каждый может выбрать себе любую вещь из трофеев! Когда возьмете, подходите ко мне, я налью вам еще по стопке! — громко прокричал Валера. Обрадованные хорошей новостью, победители половцев брали, первую попавшуюся, железку, и подходили к Валере. Тот наливал им немного самогона, а они сердечно благодарили его, за добытые ими в бою трофеи. Воевода с благодарность смотрел на Валеру. Только штабс-капитан немного хмурился.

Никита нагнал отставших половцев через пару часов. Первыми попали в его сети кочевники с ранеными лошадьми. Половцы пытались уйти и пришпоривали лошадей до тех пор, пока они не пали замертво. Охотники нашпиговали половцев стрелами еще во время погони. К вечеру на счет русских добавилось ещё семеро убитых кочевников. Уже в сумерках догнали пару половцев, оказавших ожесточенное сопротивление, но силы были неравны. Их утыкали стрелами, как ежей. Последний из отряда спешился, чтобы собрать трофеи, и через полчаса догнал Никиту, он показал ему шейную золотую гривну и кинжал, со сверкающим камнем на рукояти.

— Холодает. Как бы снег не пошел, — сообщил охотник. Буквально через пять минут начал падать снег. Отряд остановился на ночевку. Снег падал всю ночь. Утром, через час после отъезда, отряд остановился на пересечении двух дорог. Следов не было видно, половцы обрадовались снегопаду и ехали ночью. Никита посоветовался с охотниками, голоса разделились. Большинство одобрило дорогу на восток, только пару часов спустя им навстречу попался мужик на санях. Он ехал уже полдня и ему никто не попадался, Никита понял, что он ошибся в выборе дороги. Преследование пришлось прекратить, разрыв стал слишком большим.