Николай I. Освободитель. Книга 4

Глава 8

(Cat Stevens — Father Son https://www.youtube.com/watch?v=P6zaCV4niKk)

— It’s not time to make a change

Just relax, take it easy

You’re still young, that’s your fault,

There’s so much you have to know. — Я неторопливо перебирал струны гитары, а сидящий напротив сын, одетый в мундир кавалергардского полка, с интересом слушал слова песни. Английский он в отличии от французского и немецкого понимал с пятого на десятое, но общий смысл уловить был вполне способен, тем более что текст песни был достаточно простым для восприятия.

— Find a girl, settle down,

If you want, you can marry,

Look at me, I am old,

But I’m happy. — Мы ждали маму. Александра была шефом кавалергардского полка, который 11 января 1824 года праздновал 25 лет своего учреждения. Учитывая, что первые кавалергарды появились в России в 1724 году, некоторые считали этот год и вовсе юбилейным сотым в истории полка. Естественно мы как старшие представители дома Романовых находящиеся в столице, просто не могли не посетить такое мероприятие. Тем более, что для кавалергардов у меня был запасен нехилый подарок.

— I was once like you are now,

And I know, that it’s not easy,

To be calm when you find,

Something going on. — Кавалергарды на ряду с конным и кирасирским — этот после событий неудачного заговора 1814 года был лишен гвардейских привилегий и фактически собран с нуля уже как армейский — полками русской гвардии относились к тяжелой коннице и традиционно носили металлические кирасы. Причем если у конногвардейцев кирасы были чернеными, выкрашенными темной краской, но у кавалергардов они были блестящими полированными, что вызывало определенные бытовые трудности. Я вообще хотел в обозримом будущем избавиться от чрезмерного украшательства строевой формы, сделав разбивку на парадную, повседневную-строевую и полевую, что дало бы изрядную экономию особенно в гвардейских полках, однако тут нужно было быть осторожным чтобы с водой не выплеснуть ребенка. Все же каждый элемент формы что-то означал и порой был наградой, пожалованной за прошлые подвиги. В конце концов, кто я такой, чтобы отбирать награды?

— Take your time, think a lot,

Think of everything you got,

You will still be here tomorrow,

But your dreams may not. — Так вот насчет кирас. У кавалергардов они были стальные полированные. Отдельно нужно осветить способ их производства: для начала брался кусок железного листа, вырезанный по шаблону, укладывался на выпуклую форму, а потом долго и нудно выстукивался молотком, пока не вытянется в нужную форму. А потом все это дело заполировывалось сверху до необходимой гладкости. Естественно цена кирас была запредельной, а качество — весьма гадательным. При этом железо панцирей имело свойство ржаветь и требовало регулярной полировки, отчего некоторые кирасы натурально протирались до дыр. Более того подобные кирасы — в отличии от пострадавших во время боевых действий: прорубленных там или простреленных — подлежали замене не за счет казны, а за счет полковых денег. На взгляд человека из будущего звучит как бред, но таковы были реалии этого мира.

— Что вы тут? Музицируете? — В комнату зашла Александра, одетая по случаю в нечто напоминающее мундир полка-именинника. Белый цвет основного сукна, с алыми выпушками и золотым основным приборным цветом. Оказалось, что подобным — мундирными платьями в цветах того или иного полка — развлекалась еще доброй памяти бабушка Екатерина, большая была затейница, поэтому подобному заказу никто и не удивился. Я вообще-то хотел эпатировать публику еще сильнее и нарядить будущую императрицу в полноценный мундир со штанами, однако в этом желании понимания не нашел. Не те времена. — Не знала, что ты сочиняешь на английском.

— Это не мое, — я немного смущенно пожал плечами откладывая гитару в сторону. Так и не смог привыкнуть называть стыренные из будущего песни и стихи своими. Вроде и за руку словить было некому, однако каждый раз в груди что-то неприятно екало.

— Ну да, ну да, — улыбнулась Александра, естественно мне не поверив. Все же песня сильно отличалась от современных образцов. — Вы готовы?

— Только вас ждали, ваше императорское высочество! — Вклинился в разговор маленький Саша, явно перенявший интонацию у меня. Порой жена действительно перебарщивала со сборами отчего мы нередко опаздывали. Впрочем, правильнее будет говорить «задерживались», учитывая социальный статус.

Казармы кавалергардов располагались вдоль Невы на Шпалерной улице, так что от Михайловского — в Зимний, который все больше превращался в административный центр, мы так и не переехали, оставшись жить «дома» — тут ехать было всего ничего — десять минут.

Кавалергардам я вез подарки в виде новых образцов кирас. На моем механическом заводе — которому в Питере уже становилось тесно и который я собирался вынести куда-нибудь в другой город — построили большой паровой штамповочный молот, который был способен вырубать целую кирасу — вернее одну из двух ее половинок — за один удар. Плюс после этого опытную партию панцирей гальваническим способом покрыли слоем хрома, что с одной стороны являлось способом борьбы с ржавчиной, а с другой было просто красиво. Настоящее зеркало. Ну и крепость таких изделий была не в пример выше чем у тех, что выстукивали молоточком, что тоже имело значение. Во всяком случае пистолетную пулю такая броня с десяти шагов держала в пяти случаях из пяти, про всякий холодняк и говорить нечего.

Собственно, такие же кирасы нацепили и мы с Александрой. Я полноценную, которая, надо сказать не слабо давила на плечи, а жена — из тонкого металла, практически жести. Естественно на самом приёме мы их сняли, однако правильное впечатление произвести смогли. Платье же Александры и вовсе произвело фурор. Военные же они как дети, достаточно показать, что тебе нравятся те же игрушки, и все они твои с потрохами.

Кирасу естественно тут же решили опробовать. Для этого вышли во двор приладили стальную пластину к деревянному шесту и несколько раз пальнули в нее из пистолета. Вернее, из нашедшегося у кого-то из офицеров «Бульдога».

— Изрядно! — Присвистнул неизвестный мне поручик, тыкая пальцем в образовавшуюся на панцире вмятину. Естественно мягкая свинцовая пуля пробить два миллиметра закаленной стали — что со стоящими нынче на вооружении бронями порой случалось — не могла. Однако стреляющий был отличным снайпером и попал в одно и тоже место — с разбросом в несколько миллиметров — трижды из пяти попыток. И все равно кираса выдержала такое испытания с честью.

Хромовое покрытие естественно облупилось, но человек по ту сторону — будь кираса надета на живого бойца — без сомнения выжил. Что собственно и требовалось доказать.

Естественно в паровой пресс я не только для изготовления кирас сорок тысяч рублей вложил. И даже не для изготовления противошрапнельных касок, технологию производства которых потихоньку обкатывали на будущее в ожидании нового оружия. С помощью пресса, а также технологии вырубки из листа можно было производить огромное количество мелких деталей сложной формы, на которые сейчас уходит просто уйма человеко-часов, дорогие инструменты и лишний материал.

Вообще прошедший год стал крайне продуктивным не только в внешнеполитическом плане. Мы достроили однопутную ветку от Нижнего Тагила до Екатеринбурга, и подключили к железнодорожной сети большое угольное месторождение в районе поселка Кизел. Получив в руки доступный уголь начали экспериментировать с коксовыми печами, рассчитывая в течение нескольких лет полностью перейти на уголь на наших с Демидовым металлургических заводах.

Так же однопутная железная дорога вскоре должна была дотянуться до Верхнетурья, что не только позволило бы включить в сеть Уральской железной дороги россыпь разной величины металлургических предприятий региона, но и выйти на берег реки Туры. Река эта имела важнейшее значение в разрезе транспортной доступности всей Сибири, поскольку текла в восточном направлении, пролегала рядом с Тюменью, впадала в Тобол, а тот в свою очередь в Иртыш. А Иртыш впадал в Обь, что делало возможным переброску речным транспортом грузов на полторы тысячи километров в глубь континента.

Тура, конечно, была тем еще шоссе: русло реки сильно меандрировало, извиваясь подобно огромной синей змее, так что речной путь выходил длиннее сухопутного как бы не в три раза. С другой стороны даже такое соотношение виделось весьма и весьма выгодным по сравнению с путешествием на обычной телеге по суше. Фактически до прокладки на восток железной дороги, — а полноценный Транссиб, как не крути, нам не светит в любом случае еще лет тридцать — река была лучшей логистической альтернативой их всех доступных.

Опять же учреждение на этой водной артерии пароходного движения позволил бы куда более активно заселять те достаточно пустынные в плане населения края, на которые у меня были большие планы. Во всяком случае северо-восток Пермской и север Тобольской губерний уже вполне были включены в переселенческие планы на ближайшие пять лет. Места там может и не слишком благодатные для земледелия, однако весьма богаты другими природными ресурсами, которые вполне можно было поставлять по складывающейся «трассе» на Уральский Горно-металлургический район, что было выгодно для всех заинтересованных сторон.

На втором этапе — впрочем это виделось делом весьма отдаленного будущего — я хотел пробросить дорогу длинной в шестьсот километров от Томска до Красноярска, что позволило бы по Енисею и Ангаре добраться до самого Байкала.

Ну а третий этап виделся самым сложным из-за гористой местности Забайкалья. Там нужно было проложить дорогу минимум до Читы, что вроде было и не далеко, но сложный рельеф усложнял задачу многократно. От Читы по рекам Шилка и Амур уже можно было достичь Тихого океана. Впрочем, пока последний участок такой гипотетической трассы был в руках Китая — по Нерчинскому договору русско-китайская граница проходила севернее Амура, — но к моменту прихода туда железки я в любом случае собирался это исправить. Очевидно, что следующие лет сорок у Китая будут очень тяжелые, и навариться на этом я собирался по полной.

Такой железнодорожно-пароходный путь хоть и проигрывал во всем сквозной железной дороге, но виделся вполне реальным к постройке не к 1915 году, как было в нашей реальности, а лет на шестьдесят раньше. Вместо путешествия длинною в год — а именно столько в начале 19 века занимал путь от Питера до Охотска — подобный маршрут позволил бы добираться до края земли месяца за два. Пусть даже только летом по высокой воде однако разница, нельзя не согласиться, огромная.

Получалось что путь от Питера до Охотска по большей части приходился бы на речной транспорт и только 1,5–2 тысячи километров приходилось на железную дорогу. Вместо восьми тысяч оригинального Транссиба. Неслабая такая экономия.

Впрочем, это пока был даже не уровне плана, а на уровне мечтаний, когда я стоял у карты и водил по предполагаемым местам прокладки дорог пальчиком. Еще не проводилось никаких исследований в этом направлении, и даже имеющиеся карты тех мест были зачастую неполные и отрывочные. Север же Сибири вплоть до Ледовитого океана и вовсе зачастую представлял собой одно большое белое пятно, так что до реализации сего плана нужно было проделать еще столь титанический вал работ, что я поневоле робел, воображение просто пасовало перед бескрайними просторами востока нашей страны.

Активно строилась дорога Москва-Санкт Петербург, даже немного опережая план, что для местных было настоящим чудом. Впрочем, никакого чуда не было: мы заранее закладывали сроки с запасом, плюс железнодорожные бригады уже частично были опытные, что на скорость строительства влияло сугубо положительно. Ну и пригляд от СИБ. За два года безопасники отправили на каторгу шестерых нечистых на руку поставщиков, пытавшихся впарить некондицию, девятерых подрядчиков, пытающихся махинировать с качеством и сроками выполнения работ, а также любящих штрафовать работников на право и на лево, экономя, таким образом, на зарплате. Все причастные достаточно быстро поняли, что воровать тут нельзя — вернее, если говорить совсем честно, что нельзя воровать совсем нагло и в открытую, полностью этот недуг вылечить естественно невозможно даже массовыми расстрелами — и дело пошло веселее.

Единственным узким местом, которое не удалось одолеть с наскока стали железнодорожные мосты. Ну не было у нас еще опыта — ни у кого на самом деле не было — строительства конструкций, предназначенных для прохода по ним полностью загруженного грузового состава в 200–300 тонн. Но эту проблему мне тоже обещали вскоре решить. Сначала инженеры собирались возвести деревянные времянки, а потом уже со временем заменить их на полноценные каменные и стальные сооружения.

Видя успехи на межстоличной — Александровской, как она официально величалась в газетах — дороге, я отдал распоряжение начать трассировку дороги Великий Новгород — Варшава, которая больше должна была сразу пойти на Позен и Берлин. На эту трассу предполагалось нанизать Псков, Динабург, Вильну, Гродно и Белосток «включив» таким образом в железнодорожный оборот весь запад империи. Впрочем, до этого было еще много лет, сначала нужно было текущую большую стройку закончить.

В Саратове открыли завод по производству конных сельхоз машин. Пока делали только сеялки, способные за один проход поддевать пласт земли, укладывать семечко и закапывать его обратно. Конструкция надо признать была целиком и полностью до последнего винтика слизана с английских сеялок, которые я до этого завозил с британских островов. В этом компоненте, к сожалению, островитяне нас изрядно опережали.

Впрочем, взяв за основу чужую конструкцию мои механики тут же принялись ее улучшать и обещали вскоре представить на испытания модель уже собственной разработки. За ней должны были последовать аналогичные конные жатки, веялки и прочие средства малой механизации.

Смешны и местами ироничны причины размещения завода в Саратове. Я продолжал ратовать за перенесение основного фокуса развития империи на юг и изначально хотел расположить завод в Царицыне. Поближе к осваиваемым переселенцами территориям. Вот только город этот насчитывал в начале 19 века всего 4 тысячи жителей и больше напоминал какую-нибудь деревню переросток, чем будущий главный промышленный центр нижнего течения Волги. Естественно, что подходящего количества работников в городе просто не нашлось, поэтому пришлось остановиться на Саратове, в котором проживало около 30 тысяч человек.

А еще в Санкт-Петербурге на базе экспериментального комплекса Электротехнического института началась постройка опытной металлургической дуговой печи. Петров еще в 1803 году теоретически обосновал возможность такого агрегата — тут мое послезнание пасовало, утверждая лишь что плавить металл электричеством возможно, без каких-либо подробностей — и вот теперь спустя двадцать с лишним лет, теория начала переходить в практику. С другой стороны, до реального результата было еще очевидно очень далеко, пока студенты и преподаватели лишь занимались проверкой своих предположений и расчётов на реальном образце и до промышленного внедрения технологии были еще годы.

— Господа! — Взял бокал вина и окликнул собравшихся, кавалергарды и их гости, включая дам, примолкли и обернулись на голос наследника-регента. — Кавалергардам России уже сто лет. За это время вы успели прославиться как на поле боя, так и за его пределами, всегда оставаясь верной опорой трону и прекрасным примером для подражания. Кавалергарда век не долог, но оттого так сладок он! Виват!

Собравшиеся поддержали меня одобрительными возгласами и дружно опустошили бокалы. К сожалению, из всей песни про кавалергардов я смог вспомнить только две строчки — четыре если считать еще те две, где говорится, что не нужно обещать деве юной вечной любви, но они сами по себе с первыми двумя никак не сочетались — поэтому продекламировал только их. Впрочем, гвардейцы восприняли это как мимолётный экспромт и приняли его сугубо положительно.

Кавалергарды были, наверное, самым аристократичным полком русской гвардии, изначально здесь даже нижними чинами были дворяне. До 1805 года кавалергарды ни разу в сражениях не участвовали, а во время Аустерлица эти собранные в одном месте восторженные юноши толпой ринулись в самоубийственную атаку спасая попавших в окружение Семеновцев. Пехоту они спасли, но сами потеряли треть от списочного состава полка. Говорят — я тогда был маленький и в свете не вращался, — что потери кавалергардов впечатлили столицу чуть ли не больше чем само поражение под Аустерлицем. Очень многие женщины высшего света тогда облачились в черное…

Прием у кавалергардов затянулся далеко за полночь. Сашу естественно отправили спать раньше, а сами с женой решили остаться «до победного». Мы в очередной раз отбыли череду обязательных рождественских мероприятий и хотелось просто чуть-чуть отдохнуть душой и телом.

В этом плане начало девятнадцатого века было крайне интересным временем, когда император — а тем более великий князь — после тяжелого рабочего дня мог прыгнуть в карету и заехать в дом какого-нибудь своего подданного, дающего в тот вечер прием. И это даже не считалось каким-то экстраординарным случаем.

Я старался подобным не злоупотреблять по причине желания дожить до старости, но порой позволял себе расслабиться. Как показало дальнейшее развитие событий, 1824 год оказался достаточно сложным и не очень богатым на хорошие события. Впрочем, это совсем не мешало нам именно в тот вечер развлечься на полную.