Николай I. Освободитель. Книга 4

Глава 23

Я поставил размашистую подпись под документом и с улыбкой передал его новому ректору. Тот с благодарным кивком принял подписанный мною устав учебного заведения и, продемонстрировав его собравшейся публике — все это сопровождалось бурными аплодисментами, — аккуратно вложил его в папочку.

— Поздравляю, господа, этот город — один из самых быстро развивающихся в империи. Он растет, богатеет, красивеет буквально на глазах. Каждый раз, когда я приезжаю к вам в гости, радуюсь душой, что в некотором роде и сам приложил к этому руку, — я обвел собравшихся в свежеотстроенном корпусе университета «лучших людей» города, которые в том числе сбрасывались на учреждение в Перми высшего учебного заведения, — надеюсь университет будет работать долго, и через его стены пройдут сотни, тысячи талантливых молодых людей, сделающих славу вашему городу и всему Уралу.

— Виват! — Раздались выкрики из зала, — виват!

В Пермь мы с Александрой, курировавшей образование — беременность ей в этом деле не слишком мешала, а возможность сбежать хоть на время из Питера она только приветствовала — в империи, прибыли в начале мая 1828 года. Благо с введением в строй межстоличной — Александровской, как она официально именовалась в документах, — железной дороги путь этот изрядно упростился: за двадцать часов доезжаешь до Твери и оттуда уже по Волге и Каме напрямую попадаешь на место назначения.

Город встретил нас большой стройкой. Казалось стук плотницких топоров раздается буквально отовсюду. За прошедшие несколько лет, что я не бывал в этом городе, он изменился просто разительно: вырос новый большой речной порт, через который шел мощнейший торговый и пассажирский поток. Через Пермь шла почти вся Китайская торговля, вывозился металл и уголь, а на восток для заселения Зауралья шел стабильный поток переселенцев и произведенных в центральной России товаров.

Буквально с нуля выросли корпуса нового высшего учебного заведения, которое должно было сконцентрироваться в первую очередь на подготовке технических кадров. Для стремительно развивающейся промышленности, строящихся железных дорог, пароходов, тянущихся телеграфных линий нужны были подготовленные специалисты, коих постоянно не хватало. Новый университет был рассчитан на обучение целой тысячи студентов одновременно с разбивкой на несколько факультетов: машиностроительный, железнодорожный, горный, химический, металлургический. По местным меркам тысяча студентов была крайне солидным числом, например, в том же институте корпуса инженеров путей сообщения — даже после резкого его расширения в конце десятых — одновременно училось всего не полных три сотни студентов. А при его основании и вовсе набирали по 30 человек на курс, и это считалось вполне нормальным количеством.

— Поздравляю, Николай Иванович, — я пожал руку Лобачевского. — Вы тут теперь полноправный хозяин, можно сказать, что создали университет с нуля. С фундамента подняли.

— Вы меня смущаете, ваше императорское высочество, — улыбнулся математик, который пока еще не стал всемирно известным корифеем, но потом признал, — честно говоря до последнего сомневался, когда два года назад получил ваше предложение возглавить не существующий еще университет. У меня же в Казани вся жизнь прошла, я там и в гимназии учился и студенствовал и потом преподавал. Но знаете, могу сейчас точно сказать — не жалею. А в Казани и без меня разберутся, там тоже отличные специалисты остались.

Профессор непроизвольно потрогал орден Александра Невского 3 степени, который я ему по случаю начала функционирования учебного заведения вручил днем ранее. Собственно, работа в ВУЗе началась гораздо раньше, задолго до торжественного открытия, а студентов эти стены должны били принять только в сентябре, поэтому дата была выбрана несколько искусственно. С другой стороны, май отличный месяц, чтобы ежегодно праздновать день рождения родной альма-матер. Уж точно не хуже любого другого.

Ежели говорить об образовании в целом, то было в этой отрасли все далеко не так радужною. Денег на это дело в стране не хватало катастрофически. Бюджет сжирала огромная полумиллионная армия, которую нужно было кормить, содержать, тренировать и чем-то вооружать, а на гражданские нужды деньги приходилось находить буквально с боем.

В недрах Министерства Народного Просвещения зрела реформа, которая должна была бы придать всей системе образования в империи хоть немного стройности. Начиная от двухклассных сельских школ, дающих простому крестьянину минимальную грамотность, через сетку училищ и гимназий, дающих среднее образование к лицеям, институтам и университетам, дающим высшее. Предполагалось наличие училища или гимназии в каждом уездном центре, а лицея — в каждом губернском. Ну и конечно всеобщее начальное образование, которое было моей голубой несбыточной — или вернее «сбыточной» в весьма отдаленном будущем — мечтой. Для этого нужны были десятки тысяч школ, а в наличии были лишь сотни.

Да, за последние четыре года в империи открылось шесть сотен двухгодичных начальных сельских школ, что в сумме с церковно-приходскими позволило довести их число до четырехзначного. Вроде бы и много, но на самом деле капля в море. Для шестидесятимиллионного населения империи, где только детей от восьми до двенадцати лет было порядка шести-восьми миллионов душ, это даже не смешно. Нужно понимать, что чаще всего начальная сельская школа представляла собой обычную избу — разве что размерами побольше, — в которой жил учитель, и проводились классные занятия. Ну и всего педагогического состава там крайне редко было больше одного человека. Суммарно же образование пока получало в лучшем случае тысяч двести детей, если считать с дворянскими, которые чаще всего учились дома. Цифры сильно не впечатляющие, есть еще куда расти.

Из Перми по железной дороге мы махнули в Екатеринбург, благо ехать там было всего чуть больше двадцати часов. Урал из окна поезда выглядел очень красиво. Любовь к горам я еще из той жизни принес. Однако гораздо больше гор я радовался бурлящей жизни в этих краях. За последние пять лет, за Урал переселилось двести с копейками тысяч человек. Это только по государственной программе, сколько сделало это своим ходом — Бог весть.

Люди активно заселяли местность вдоль основных логистических трасс: дорог грунтовых, железных и водных, что опять же намекало на необходимость тянуть железку дальше на восток и юг. Без этого полноценное освоение края было просто невозможно.

У меня уже давно лежали проекты веток Екатеринбург-Челябинск и Екатеринбург-Тюмень, общей длиной в пять сотен километров и стоимостью в однопутном исполнении около пятнадцати миллионов рублей. Конечно, с политической точки зрения, такое вложение выглядело оправданным, вот только, как это не грустно было признавать, в империи оставалось огромное количество мест, куда можно было закопать подобную сумму с гораздо большей выгодой.

В целом поездка на восток прошла достаточно продуктивно, и главное всю дорогу сопровождалась хорошими впечатлениями. Чего не скажешь о возвращении в Питер.

17 июня за день до нашего с Александрой возвращения в столицу там было совершено покушение на Санкт-Петербургского градоначальника генерала Милорадовича. К сожалению, успешное.

Город я застал в состоянии растревоженного улья. Прямо на вокзале меня встретил усиленный конвой, да и по всему городу на улицы было выведено много дополнительных патрулей из состава столичного жандармского батальона и приданных к ним в усиление гвардейцев. Последние от такого были явно не в восторге, но тут и случай был совершенно экстраординарный.

— Рассказывайте, судари, — я успел едва только помыться и сменить одежду после приезда в Михайловский замок, когда мне на аудиенцию попросилась группа товарищей представлявших силовой блок столицы. Кроме Бенкендорфа, присутствовал командир корпуса жандармов генерал Орлов, временный исполняющий обязанности генерал-губернатора генерал Кавелин и министр внутренних дел Ланской. Великолепная четверка, блин, и вратарь. — Как мы докатились до такой жизни? Александр Христофорович, вам слово.

— Это целиком и полностью моя вина, — в духе этого времени ответил глава службы безопасности. — Я готов подать в отставку сегодня же.

— Генерал Бенкендоф! — На сеанс психотерапии с объяснением очевидного факта что провалы случаются у всех, у меня не было не времени ни сил, — отставить сопли. Докладывайте по существу! Если я посчитаю, что вы исполняете свои обязанности недостаточно качественно, поверьте, мне ваше прошение, чтобы отправить вас в отставку, не понадобится. К делу господа! Что известно на данный момент?

Кажется, мой окрик немного взбодрил собравшихся и настроил их на более рабочий лад.

— Пока не слишком много, — Бенкендорф заметно подобрался и принялся излагать известные ему факты. — Групп боевиков было две. Обе, судя по всему, набраны где-то на Кавказе. Оружие наше, взрывчатка тоже. Приехали в столицу они две недели назад, раздельно. На поезде из Москвы. Сняли меблированные комнаты не далеко от центра. Хозяйка, сдававшая жилье второй группе, охарактеризовала их как спокойных мужчин, идеальных съемщиков. Водки не пили, баб не водили, не буянили. Заплатили всю сумму за месяц вперед, так же оплатили стол и уборку. Ничего, в общем, примечательного.

— Ближе к телу, — настроение выслушивать всю историю от сотворения мира у меня не было.

— Милорадовича подловили на съезде с моста, на этой стороне, — каменного моста в столице не было, каждый год вместо этого строили наплавной. Он был единственным способом переправиться через Неву «посуху», поэтому выбор места нападения более чем логичен.

— В самом центре города насрали, — я стукнул кулаком по обтянутой сукном столешнице. Ощущение «небезопасности» в собственном же городе было просто отвратительно.

— Так точно. Когда карета проезжала мимо, ее забросали самодельными бомбочками на основе пироксилина, отчего карета перевернулась, погиб кучер и двое случайных прохожих. После этого к месту взрывов бросились остальные, вооруженные «Бульдогами» и всадили в генерала шесть пуль. Шансов у него не было.

— Кого-то поймали?

— Один из нападавших сам подорвался на своей же бомбе, ему оторвало руку побило лицо практически до неузнаваемости. Еще троих застрелили оказавшиеся первыми на месте событий жандармы. Они попали в засаду второй группы, судя по всему, оставленной для прикрытия, однако не стушевались и пошли в рукопашную. Сами при этом потеряли четверых, — это отрапортовал Орлов. — Живых взять не удалось.

— Что было предпринято после?

— Город мы закрыли, — Кавелин, который до того был заместителем, или как тут говорят товарищем. генерал-губернатора немного смущался столь высокого начальства, однако говорил четко и по делу. — На всех выездах посты, сейчас сформированные команды шерстят все злачные места, где эти твари могли спрятаться.

— Я поднял жандармские команды во всех окрестных городах, — вставил реплику Орлов. — Если они успели выбраться из города, постараемся их перехватить.

— Как отреагировали жители?

— Все ошарашены. Генерал Милорадович был общим любимцем, ваше императорское высочество, — пожал плечами министр внутренних дел. — Люди горят желанием наказать подлецов.

В общем и в целом, если отбросить тот печальный факт, что генерал Милорадвич нравился мне и как хороший работник и как человек имеющий широкие взгляды, то ничего особо страшного не произошло. Да, группу хорошо подготовленных боевиков явно проворонили, и это печально, однако из данного урока нужно сделать правильные выводы, а заодно постараться извлечь из ситуации выгоду для себя.

Накрутив своим силовикам хвосты, дабы старались усерднее, я всех распустил работать, оставив в кабинете только Бенкендорфа. Он как глава разведки и контрразведки очевидно мог наедине сказать чуть больше, чем при посторонних.

— Что скажешь, Александр Христофорович? — Я подошел к бару, подумал и накапал себе коньяку на два пальца. Работать все равно сегодня уже не смог бы, поэтому после разговора с главой СИБ собирался завалиться спать. — Налить?

— Англичане передают нам привет, — на предложение выпить Бенкендрф отказался, мотнув головой.

— Вот и я так думаю. Что мы в связи с этим будем делать?

Полностью спрятать след России в организации ирландского подполья я, конечно же, даже не рассчитывал. Учитывая те сотни рыжеволосых боевиков, что за последние десять лет прошли подготовку под началом моих егерей, получали практику на Кавказе, спрятать такое шило не стоило и мечтать. Кто-нибудь все равно обязательно бы проговорился, не сам так под пытками. Ну и непосредственно англичан тоже совсем идиотами считать было как минимум излишне самонадеянно. Они в таких играх разбирались, пожалуй, лучше всех на планете, не зря же построили огромную империю, над которой никогда не заходит солнце.

Вот только я надеялся, что мои спецслужбы смогут прикрыть столицу, и островитянам придется сосредоточиться на традиционной для них игре: подожги окраины Российской империи. На этой доске я был готов с ними поиграть и обернуть возможные проблемы себе на пользу.

Тут надо сделать небольшое отступление и парой широких мазков дать краткую характеристику процессов, стартовавших после того как Александр уступил мне реальную власть в стране и позволил рулить не сильно на него оглядываясь.

Политика по отношению к национальным окраинам начала меняться еще в 1823 году. Постепенно мы начали исправлять ситуацию, при которой те же финны в империи имели прав больше, чем обычный русский православный мужик. Конечною целью было полное уравнение в правах всех поданных, в независимости от национальности, языка или вероисповедания, но, конечно, до этого идеала было еще очень далеко.

Начал я с того что отторг Выборгскую губернию из состава ВКФ. Чухонцам это конечно не понравилось, однако тут я однозначно бы в своем праве — русские сначала дали, потом забрали обратно, не подкопаешься.

В западных регионах усиливалась работа православной церкви, открывались школы, имеющие в качестве основного языка преподавания — русский. После пожара в Королевской академии Або, и переноса ее в Гельсингфорс там, не смотря на явное недовольство местных, был введен единственный язык преподавания — русский. Ситуация, когда в Финляндии в академии преподавали даже не на финском, а на шведском, меня не устраивала коренным образом. Проще было просто закрыть учебное заведение чем плодить нелояльных центральной власти вельмож.

Тоже самое было сделано с университетом Дерпта — вообще какого черта древний русский город Юрьев называется на германский манер, для меня было большой загадкой — где ранее преподавание велось на немецком. Одномоментно такой переход сделать было сложно, поэтому замена немецких преподавателей русскоязычными растянулась на пять лет и закончилась лишь к концу двадцатых.

Естественно все эти «наступления на исконные права» нацменов изрядно нервировали, в их среде постепенно копилось недовольство. Было бы странно, если бы на это обстоятельство не обратили внимание на том берегу Ла-Манша. Потихоньку в Польшу, Прибалтику, Финляндию, на Кавказ и Среднюю Азию потекли деньги, оружие и всякого рода шпионы и советники. В Польшу потихоньку тонким ручейком, зачастую по поддельным документам возвращалась из Европы шляхта, которая после окончания наполеоновских войн — та часть, которая осталась в живых — оказалась там просто никому не нужна.

СИБ, жандармы, полиция как могли боролись с этой напастью, однако очевидно, что перехватить всех было просто невозможно. Слишком длинная была граница, да и техническое ее оснащение было совсем не на уровне 21 века. Ни камер, ни датчиков движения, ни завалящего спутника слежения на низкой орбите у меня не было. Все приходилось делать человеческими руками и ногами.

С другой стороны, меня такая ситуация, как бы странно это не звучало, устраивала. Вопрос с поляками, прибалтами и финнами все равно нужно было решать. Решать сейчас, пока Россия сильна, не вступила еще в сложные для себя и мира времена слома эпох и политических потрясений. Но для этого нужен был повод. Если с Кавказом понятно: там повод горцы давали регулярно, за что в итоге и расплачивались, то на западе я себя вести так же просто не мог. Поэтому план заключался в том, чтобы спровоцировать нацменов на бунт в нужный для нас момент, и отреагировать на него максимально жестко. Настолько жестко, чтобы никогда больше в будущем этот вопрос поднять было уже просто нельзя. За неимением потенциальных бунтовщиков.

— Уже делаем, Николай Павлович, — пожал плечами Бенкендорф. — Усилии меры по проверке документов, шерстим осведомителей, разгромили за два дня несколько притонов тут в столице. Ищем тех, кто может знать хоть что-то.

— Нужно понять откуда у них оружие и взрывчатка. Наши! — Я сделал приличный глоток коньяка, поставил стакан на сукно, и крутанул вокруг своей оси. Янтарного цвета жидкость внутри тоже закрутилась, облизала стенки стакана и опала вниз, оставив на стекле мелено сползающий «жирный» след. Призрак гибели Александра II явился в этот день буквально во плоти. Причем и пенять-то не на кого, сам, по сути, открыл ящик Пандоры. — Взрывчатка заводская, найди кто ее бандитам достал, найдешь и самую главную ниточку.

— Ищем, ваше императорское высочество, — Бенкендорф наткнулся на мой тяжелый взгляд и поправился. — Сделаем.

На этом, по большому счету, рабочая часть для и закончилась. Усталость вкупе с нервным напряжением и небольшой дозой алкоголя сделали свое дело, и я отрубился едва голова коснулась подушки.