Николай I Освободитель // Книга 6

Глава 9

Под занавес 1834 года в Петербург прибыл вызванный с Кавказа Ермолов. Старику было уже под 60, однако держался он все так же бодро, стальной внутренний стержень не позволял его осанке приобретать старческую сгорбленность, а взгляд был все так же остер и колюч. И только побелевшая уже совершенно голова, морщины да начавшая уже потихоньку расплываться от возраста фигура — последнее, впрочем, в строгом генеральском мундире было не так заметно — давали понимание, что и над стальным хозяином Кавказа время властно точно также, как и над любым другим человеком.

Алексей Петрович, несмотря на свое двадцатилетнее почти сидение на одном месте, был человеком крайне легким на подъем. Вот и в этот раз вместо того, чтобы избрать самый прямой маршрут, он на корабле из Анапы отправился в Крым, поздравил отставного императора с днем рождения, потом опять же по воде обогнул полуостров, поднялся вверх до порогов — благо зима была теплая и лед в нижнем течении Днепра встать не успел — там по суше доехал до Екатеринослава и уже из этого города по железке за двое суток добрался до столицы.

Отгремели рождественские праздники — поскольку переход на новоюлианский календарь произошел одновременно во всех сферах жизни, Рождество тут осталось 25 декабря — завершились связанные с этим дела, и уже в начале января я собрал у себя в Михайловском наиболее приближенных, ответственных за силовой блок, людей для важного разговора.

— На сколько прочна граница? Вам в случае, скажем… — я задумчиво бросил взгляд на прыгающий по полешкам в камине огонь, — обострения отношений с османами хватит собственных сил, чтобы крепко удерживать Кавказские рубежи?

— Граница на замке, ваше императорское величество, — кивнул Ермолов. Собственно, другого я от него и не ожидал, но все же спросить был обязан, — а что, есть основания полагать, что… Хм… Может случиться обострение?

Я молча кивнул Бенкендорфу, передавая слово главе СИБ.

— Последние полгода замечена активизация работы агентов Австрии с польской оппозицией. Граница между двумя государствами, как вы понимаете длинная, горы опять же, перекрыть все практически невозможно. Наши соседи пользуются этим, спонсируя и вооружая отдельные радикально настроенные группы в польской среде, которые недовольны сложившимся положением, — Александр Христофорович бросил взгляд в свои записи и продолжил с цифрами. — За прошедший год на участке границы между Австрией и землями бывшего герцогства Варшавского зарегистрировано почти четыре тысячи нарушений. В реальности их было гораздо больше. Если отбросить случаи мелкой контрабанды и простого перемещения местных жителей, нередко проживающих сразу в двух государствах, то все равно рост числа нарушений границы будет трехкратный по сравнению с 1833 годом. Нами было перехвачено семь караванов с оружием: в основном старыми гладкоствольными ружьями и пистолетами, свинцом, порохом и прочим необходимым для войны припасом. Попадалось так же холодное оружие и, что гораздо неприятнее, — нарезные капсюльные винтовки того типа, что стоят на вооружении самой Австрийской империи. Ну и конечно деньги. По нашим сведениям, Вена и Париж активно вкладываются в финансирование революционных элементов в Привисленских губерниях.

— На сколько все серьезно? — Ермолов был человеком опытным, и связь между Польшей и Кавказом уловил мгновенно. В случае начала открытых боевых действий империю, станут поджигать со всех сторон, так что наши недруги Кавказ тут точно не обойдут своим вниманием.

— По нашим данных поляки готовы поднять порядка двадцати тысяч человек. В основном из бывшей шляхты, лишенной данного звания еще в десятых, а так же вернувшихся в Россию польских эмигрантов. Продолжает накаляться обстановка в главных польских городах, участились случаи нападения на русских и русскоговорящих, регулярно происходят акты вандализма, направленные против вывесок на русском языке. Потихоньку бузят студенты, которым решение о переходе всего обучения в империи на русский язык пришлось сильно не по душе. При этом поддержка среди крестьян у них не слишком велика, да и с оружием весьма туго, однако недооценивать их было бы ошибкой.

— Если ваши люди, Александр Христофорович, в курсе происходящего, то почему же вы бездействуете? Почему не вводите войска, не начинаете аресты? — Удивился фельдмаршал.

Высший воинский чин Ермолов получил из моих рук буквально неделей ранее. А вместе с ним орден Георгия 1-ой степени, графское достоинство и приставку «Кавказский» к фамилии. Все это было признанием заслуг Алексея Петровича в умиротворении этого мягкого подбрюшья империи.

Мы наконец формально закончили длившуюся уже не первый десяток лет Кавказскую войну. Черкесы были частично выдворены в Турцию, частично выселены за Урал, а самые непримиримые — уничтожены. Теперь процент инородцев, проживающих севернее Большого Кавказского Хребта не превышал 25–30% от общей численности населения, а мусульман среди них и вовсе практически не осталось. Собственно, принятие креста было одним из первейших условий получения возможности оставаться на родных землях. Пусть даже крещение порой было формальным, а процент гибели направляемых из центральной России миссионеров зашкаливал…

Как я и обещал Ермолову, за сие великое деяние он смог получить все, о чем мечтал.

— Это я пока придерживаю Александра Христофоровича. К сожалению, выселить поляков с берегов Вислы так же, как черкес из их гор, не представляется возможным по политическим мотивам, — попытался я объяснить фельдмаршалу задумку. — Поэтому вероятно нам придется допустить непосредственное выступление ребелленов и уже потом бить по ним во всей доступной силой. Тут, впрочем, оптимизм внушают уверения нашего главы Тайной Канцелярии о том, что он держит руку на пульсе и неожиданностей не предвидится.

— Это так, — поморщившись кивнул Бенкендорф. Он не очень любил, когда Службу безопасности называли Тайной Канцелярией. Слишком уж мрачной славой обедала предыдущая спецслужба. — Среди верхушки заговорщиков есть наши люди, пока там речь о непосредственном выступлении даже не идет, все же поляки не дураки: осознают свою слабость и нашу силу. Не совсем дураки, вернее. Они будут ждать подходящего момента.

— Ловушку, значит, решили устроить, — задумчиво пробормотал Ермолов. Я кивнул, — и желаете удостовериться, что это вы охотник, а не наоборот.

— Именно так, Алексей Петрович.

— Понятно… — Ермолов задумчиво потер тщательно бритый подбородок, сделал глоток чаю и принялся рассуждать. — За земли, находящиеся севернее Кавказского хребта я совершенно спокоен. Местных горцев за эти двадцать лет мы отлично выдрессировали, остались только самые понятливые. А вот с Закавказьем уже сложнее, там слишком тесны связи с османами и персами, и далеко не все рады присутствию в тех краях русских полков. С другой стороны, на нашей стороне преимущество в оружии. Казнозарядные винтовки, барабанники в горах часто полезнее даже чем артиллерия. Опять же народ на Линии подбирается все больше боевой, паркетным шаркунам у нас жарковато, хе-хе. Думаю, отобьёмся с Божьей помощью.

Я кивнул, принимая ответ фельдмаршала. Собственно, ничего другого я от него услышать и не ожидал, не тот человек был Ермолов, чтобы драки бояться. Тем более получив буквально намедни от императора все возможные военные награды.

Вообще Кавказский военный округ был в русской армии действительно особенным. Постоянная непрекращающаяся война с горцами, которая то затухала, то опять срывалась в обострение, постоянные набеги банд с территории Турции и Персии, никогда не исчезающая опасность получить двадцать грамм свинца из засады просто за наличие погон на плечах — все это делало полки, квартирующие на этом направлении, наиболее боеспособными во всей армии. По большому счету кроме них никто у нас полноценно и не воевал аж с последней турецкой, учитывая сроки службы, можно сказать, что 90% армии — кроме старших офицеров и прижившихся в армии старослужащих — боевого опыта не имели вовсе. Это с одной стороны нервировало, а с другой — получать этот самый опыт я тоже не слишком рвался.

В общем и в целом в случае начала боевых действий против тех же османов — сценарий Крымской войны все же крепко сидел у меня в подсознании — на Кавказе предполагалось сидеть в основном в обороне. Для этого в Закавказье активно строились укрепленные крепости, куда переводились полки до этого контролировавшие Линию, что стало последние годы не слишком актуально. Ну а замирением — тут это называлось так — черкесов, надобность держать большие силы севернее Хребта и вовсе отпала. Нет, расформировывать крепости — ту же Грозную, например — пока не торопились, но гарнизон там сократили радикально.

Наступать же в глубь Османской территории и вовсе не планировалось. Не усматривал я ровно никакого смысла в захвате гор, населенных недружественными нам народами. Пользы от этого виделось совсем не много, а начинать новую кавказскую войну представлялось излишне хлопотным. И главное — дорогим. Разве что кусок черноморского побережья себе отхватить с Батумом и Трабзоном. И то исключительно для увеличения в будущем курортных возможностей. Россия — страна большая, глядишь в лет через сто пятьдесят потомки скажут спасибо за возможность полежать на пляже в тех краях без необходимости ехать за границу.

Ну и торговые каналы Персии с Европой, большей частью через эти порты идущие, на себя замкнуть тоже небесполезным выглядело. Пущай если хотят оружие в Тегеран продавать вокруг Африки его везут, посмотрим сколько это будет стоить. Мелочь, а приятно.

Что же касается международной обстановки, то она мне не нравилась категорически. Новый император Франции Карл Х едва взойдя на престол оседлал ястребиного конька и начал продавливать риторику пересмотра — хотя казалось бы, больше десяти лет прошло, забыли все уже о них — Мюнхенских соглашений. К этому его толкали внутренние неурядицы. Последние пару лет империю постоянно сотрясали выступления рабочих, которых тихо поддерживала набравшая силу за последние тридцать лет буржуазия, надеясь под шумок получить возможность порулить. При всей, казалось бы, непоколебимости власти императора, на самом деле ситуация складывалась по меньшей мере неоднозначно. Огромное количество сил, особенно заграничных, вкладывали большие средства в раскачивание французской лодки. Нет ничего удивительного, что молодой Карл для консолидации нации начал задвигать тему угрозы со стороны внешних врагов. Враги поименно при этом названы не были, но то, что Россия была в их числе — французы все еще мечтали о реванше за поражение Наполеона в восточном походе — сомневаться не приходилось ни на секунду. Помнится, именно реванш за 1812 год стал одним из поводов для вступления Франции в Крымскую войну, так что тут ничего удивительного не было.

В целом ситуация в Наполеоновской империи напоминала Россию начала 20 века, на первый взгляд сильную, но имеющую кучу не бросающихся в глаза проблем. Только у французов еще и опыт революции успешной был к тому же, что добавляло положению особой пикантности.

Примерно те же проблемы были и у Австрии. Тут правда имелись свои аспекты — борьба именно за политические права и проблема многонациональности — но даже без учета недавней не слишком удачной революции, ситуация была достаточно шаткой. Все шло к тому, что 1848 год мог прийти в европейские страны сильно раньше моей истории.

Еще одной проблемой был Константин. Он вроде бы не чудил последние пару лет, вел себя тихо, не влипал ни в какие скандалы, дело делал исправно, да и у СИБ к великому князю каких-то выраженных претензий не было, но в личном общении он на меня прошедшим летом — во время моей инспекционной поездки по западному военному округу — произвел все равно не самое положительное впечатление.

Прожив почти пятнадцать лет в Варшаве, он видимо стал проникаться польским духом гораздо сильнее чем того требовало его положение — после расформирования генерал-губернаторств за братом осталась должность командира Западного военного округа — и это внушало определенные опасения. Нет, понятно — жена полячка, высший свет в Варшаве в основном имел достаточно выраженный национальный окрас, но ведь и забывать о том, что ты именно русский великий князь, тоже не стоило.

Напряженная обстановка была и Великом Княжестве Финляндском. Начиная с 1832 года на эти территории начали распространяться общеимперские правила призыва в армию, что чухонцам понравилось не слишком сильно. Что еще меньше им понравилось — это то, что по общим правилам финны направлялись служить как можно дальше от родных мест, и при этом практически не имели в войсках карьерных перспектив. Просто потому что русский язык знали плохо, а по новому закону даже получение сержантского звания требовало минимальной грамотности. И понятное дело, что умение писать на шведском или финском тут совсем не ценилось.

Плюс перевод всего образования в империи на русский язык был принят там — как, впрочем, на всех остальных национальных окраинах — без восторга. Открытого бунта финнов я не слишком опасался, во всяком случае, пока обстановка в остальном государстве оставалась стабильной, но случаи тихого саботажа случались в великом княжестве регулярно.

— Афанасий Иванович, что у нас по западным военным округам? — Обратился я к военному министру. — Интересует, как вы понимаете, граница с Австрией в первую очередь.

Все же я надеялся, что пруссаки в нужный момент не подведут и в спину не ударят.

— Кхм… Да, ваше величество, в целом никаких прямых угроз рубежам империи с этой стороны пока не видно. У нас на австрийской границе распложено два корпуса первой линии, три корпуса второй линии плюс отдельные гарнизонные и учебные части общей численностью почти в сто пятьдесят тысяч штыков и сабель. Учитывая сложный горный рельеф местности, возможности австрийцев в плане неожиданного нападения весьма ограниченны.

— Я бы сказал, таких возможностей у Вены вообще не нет, — подхватил слова шефа Дибич. — По эту сторону Карпат Австрийская империя регулярных войск практически не держит кроме гарнизонов крепостей и других территориальных частей. Очевидно, что в случае начала войны они могут просто попасть в ловушку и быть уничтоженными.

В отличии от своего реципиента, покровительствующего этому генералу, мне Дибич почему-то никогда особо не нравился. Он прекрасно показывал себя на штабной работе, но вот попытки назначить его самого на командную должность показывали какой-то излишний авантюризм генерала. Склонен нынешний начальник Главного штаба был — что удивительно для штабного генерала, обычно они наоборот пытаются все подготовить идеально — к неоправданному риску и попыткам идти до конца в моменты, когда этого делать совсем не стоило. Впрочем после второй женитьбы — первая жена Дибича умерла в 1830-м году, а спустя два года он женился еще раз, — кажется, Иван Иванович немного остепенился и успокоился. А может дело было в том, что он через полгода должен был разменять шестой десяток лет — не мальчик уже, вон голова седая совсем.

— Но? — В тоне начальника Главного штаба я услышал некоторую недосказанность.

— Но наш военный атташе в Вене, обратил внимание на участившиеся сверх обычного учения австрийской армии. Само по себе это ни о чем не говорит, однако вкупе со всем остальным…

— Тоже ни о чем не говорит, по большому счету, — сморщился я, не слишком довольный такой неопределённостью. В воздухе европейской дипломатии явно пованивало паленым. Вот только откуда именно тянет дымом пока достоверно определить не получалось. И вот это было, на самом деле, наиболее паршивым. Как говорится, если ты не знаешь, кто за карточным столом лох, то вероятнее всего лох — это ты. В данной ситуации это правило так же работало на сто процентов. — И что в этой связи предлагает Военное министерство?

Генералы обменялись быстрыми взглядами, после чего Дибич озвучил очевидное в общем-то решение.

— Мы предлагаем сформировать два новых пехотных корпуса первой линии. По одному в Южном и Западном военных округах.

— Плюс шестьдесят-семьдесят тысяч штыков, Егор Францевич будет просто в восторге, — я задумчиво покачал головой. — Нет, боюсь на это в казне денег не найдется. Давайте пока ограничимся переводом двух корпусов второй линии на штаты военного времени. Тоже усилим военную подготовку, проведем какие-нибудь большие манёвры. Где-нибудь под Киевом. Чтобы не сильно близко к Австрийской границе, но и не далеко, чтобы все видели: мы не готовим никакой гадости, но держим порох сухим.

Война мне была не нужна, а формирование новых соединений у границ соседнего государства выглядело поступком слишком уж провокационным. Не то, чтобы я боялся Австрийцев, скорее жалко было потенциальных экономических потерь. За последние двадцать лет экономика России стала куда более открытой, внешнеторговый оборот рос от года к году, и возможность потерять нажитое годами богатство совершенно не вдохновляла.