Нити Данталли (СИ)

Глава 7. Лесная ведьма

Фрэнлин, Везер

Двадцать третий день Матира, год 1489 с.д.п.

Еще некоторое время после ухода Мальстена Аэлин провела в беспокойной полудреме, теша надежду проснуться только поутру. Однако с каждым мгновением Заретт удерживал ее все слабее и, в конце концов, окончательно упустил ее, позволив вернуться из хрупкого мира сновидений в реальность.

Охотница проснулась и оглядела темную комнату, без Мальстена показавшуюся неестественно тихой. Аэлин глубоко вздохнула и поднялась со своего места, решив зажечь светильник. Отчего-то здесь, в трактире, сейчас ей было куда более неуютно, нежели в компании Мальстена в диком лесу в окружении зверья, мошкары и возможных преследователей.

«Кажется, я стала видеть опасность даже там, где ее нет», — с прискорбием подумала Аэлин, тяжело вздыхая и ставя зажженный светильник на прикроватный столик. Она была вовсе не рада собственной обострившейся мнительности, особенно при учете того, что усиливаться эта мнительность начинала именно в отсутствие данталли.

С тоской посмотрев на пустующую кровать Мальстена, охотница невольно подумала, что не ошиблась: именно его желание прогуляться посреди ночи напрочь лишило ее сна.

«И приспичило же ему уйти прямо сейчас!» — возмутилась молодая женщина мысленно. — «Пойти, отыскать его, что ли?»

Однако охотница одернула себя, решив на корню пресечь эти мысли. В конце концов, Мальстен — воин, прошедший множество сражений при дэ’Вере, он сумеет за себя постоять в схватке, если таковая состоится, а в крайнем случае прибегнет к нитям, и тогда ему не будут страшны никакие напасти, ведь даже красный цвет одежды противника не будет для него препятствием.

Стараясь убедить себя в том, что спутнику ничто не угрожает, молодая женщина невольно начала мерить нервными шагами комнату. Отчего-то беспокойство за данталли не покидало ее, как она ни старалась отогнать от себя эти назойливые мысли.

Бесцельное ожидание угнетало, и вскоре Аэлин с тяжелым вздохом выглянула в окно, надеясь разглядеть Мальстена, если тот подойдет к входной двери трактира, однако отсюда вход в «Старый серп» не проглядывался. Охотница раздраженно вздохнула, уже начиная продумывать, как отчитает своего спутника по его возвращении.

В темноте у самой стены трактира Аэлин вдруг заметила какую-то тень, вырвавшую ее из раздумий: та мелькнула буквально на секунду и вновь растворилась в ночи. Молодая женщина первым делом отстранилась от окна и прижалась спиной к стене, пытаясь вновь приглядеться и понять, почудилось ли ей это движение, или оно было реальным.

Пусто.

«Возможно, это просто трава зашевелилась от ветра, а я уже решила за паранг схватиться», — усмехнулась Аэлин. Однако успокоения это ей не принесло: в голове неустанно крутилась мысль, что она что-то упустила. Что-то важное. Не заметила какую-то деталь, которая настораживала ее сейчас.

«Но что это? Что? Думай!»

Охотница мысленно постоянно возвращалась к Мальстену и его глазам. Что за странная пыль так повлияла на него сегодня? Когда она успела попасть в глаза? Что-то в этом небольшом, незначительном событии никак не давало Аэлин покоя. Но что именно? Ничего необычного ведь не произошло.

«Нет, произошло», — тут же оспорила себя охотница, — «Мальстен стал вести себя странно только в само̀м трактире, причем не с первых секунд, а как только появился Лестер Драм. Мальстен, казалось, просто не мог разглядеть его, что-то мешало. А ведь на трактирщике даже красного не было, так почему же тот, кто сумел управлять пятнадцатью жрецами Культа, не смог толком его рассмотреть?»

Аэлин почувствовала, как по ее спине взбирается холодок, ледяными иголками покалывая позвоночник. Охотница резко выпрямилась и выдохнула.

«Хозяева и персонал, которые постоянно сменяются. Пару лет поработают, и уходят…» — вспомнилось ей.

Пару лет.

А ведь срок был назван вполне определенный, и только присутствие Мальстена сбило Аэлин с толку: будь с ней другой демон-кукольник, догадаться о том, что происходит, и сопоставить сроки было бы легко — ни один другой кукловод попросту не сумел бы различить черт существа, стоявшего перед ним в трактире. Но Мальстен частично смог, и на этот раз его уникальные способности сыграли с путниками злую шутку. Теперь у охотницы не было сомнений в том, что за создания на самом деле обитали в этом городе, ведь только они обладали природной защитой от сил демонов-кукольников. Хаффру̀бы. Похитители кожи.

От одной своей догадки Аэлин невольно ощутила, как ее охватывает волна дрожи. Если ее мысль была верна, они со спутником попали в настоящий переплет, встреча с местными обитателями легко могла стоить жизни им обоим.

Это были очень опасные существа, устойчивые практически к любым внешним воздействиям: неуязвимые для ядов, неподвластные силам аркалов, неконтролируемые для данталли. Хаффрубы были хищниками, внедрившимися в человеческую жизнь — во всех возможных смыслах этого слова. Раз в несколько лет эти чудовища выбирали себе образ перевоплощения и жестоко убивали избранного человека, перенимая у него все без остатка: внешность, повадки, голос, память. Они жили похищенными жизнями не больше двух-трех лет, после чего кожа становилась непригодной из-за выделяемого телами хищников яда, и требовался новый человек, жизнь которого необходимо было украсть.

Местные хаффрубы нашли себе потрясающее прикрытие: использовали путников, устраивали им «передышку во Фрэнлине» на пару лет, а затем находили новую жертву, в то время как старая их оболочка якобы покидала город, ни у кого не вызывая подозрений.

«Проклятье!» — охотница сжала кулак и крепко стиснула челюсти, пытаясь унять дрожь при воспоминании об этих тварях. — «Проклятье! Проклятье!»

Четыре года назад Аэлин пришлось столкнуться с хаффрубами лицом к лицу, и той встречи охотница не забывала по сей день. Эти существа, лишь отдаленно — ростом и строением — напоминавшие людей, были сплошь покрыты черной склизкой чешуей. Охотница помнила, словно это было вчера, как огромный широкий рот впился в затылок пойманной чудовищами случайной жертвы, и острым, как бритва, языком хаффруб начал прорубать себе путь к мозгу, чтобы после высосать его, пока Аэлин сражалась с самкой похитителя кожи, которая намеревалась заполучить себе ее облик.

Все раны, что удавалось нанести быстро перемещающейся твари, затягивались практически моментально, а дотянуться до своей шеи парангом самка не позволяла: пыталась измотать противницу и минимально повредить ее кожу, чтобы обеспечить себя симпатичным образом перевоплощения на пару лет.

Аэлин навсегда запомнила то, что увидела тогда боковым зрением: как быстро и при том тщательно хаффруб срывал со своей жертвы кожу, растворял ее в блестящей от слизистого яда руке и буквально втирал липкую массу в себя, на глазах меняя облик наряду с ростом и шириной костей. Казалось, только страх в ту ночь придал Аэлин Дэвери скорости и силы, что помогли ей справиться с самкой хаффруба, а после и с принявшим человеческий облик самцом. На память на плече и спине охотницы осталось пара глубоких царапин от когтей, которые сейчас, казалось, заныли в память о том злосчастном дне.

«Неужели снова? Боги, неужели эти твари — снова?..» — застонала про себя молодая женщина. Она готова была молиться о появлении каких угодно других монстров, лишь бы не хаффрубов. Даже спарэга, убитая ею в доме графа Ричифера, не шла ни в какое сравнение с этими монстрами. Охотница невольно нервно усмехнулась, вспомнив о том, как только сегодня взывала к помощи Тарт, чтобы богиня удачи послала ей работу на территории Фрэнлина. Кто бы мог подумать, что молитвы будут услышаны так?

«Спокойно», — приказала себе Аэлин, стараясь унять бешеное сердцебиение. Паранг с готовностью скользнул в руку. — «Рассуждай холодно, отгони страх. Страх — не помощник, он лишь путает мысли. Сосредоточься!»

Хотя испуг не отступил окончательно, концентрация на плане дальнейших действий помогла немного собрать мысли воедино. Нужно было понять, со сколькими тварями придется иметь дело. Лестер Драм однозначно был одним из похитителей кожи. Но сколько их еще? Случайный прохожий, вроде, говорил, что раз в несколько лет сменяются едва ли не все работники…

«Проклятье!» — вновь прозвучало в голове женщины. Казалось, другие слова попросту выветрились из ее памяти.

Нужна была подмога, а подстраховать Аэлин сейчас было некому: Мальстен очень не вовремя решил «проветрить голову». Однако разозлиться на спутника охотница не успела: при одной лишь мысли о том, что на данталли может напасть хаффруб, сердце женщины пустилось вскачь. Мальстен был уникальным кукловодом, но вряд ли его способности могли распространиться на похитителя кожи. С таким противником он не справится.

«Нужно выбираться…» — застучало у охотницы в голове. Но как? Безопасным путь из трактира быть не мог.

Под окном вновь послышался шорох, заставивший Аэлин вздрогнуть. Теперь женщина знала: движение за окном ей однозначно не почудилось. Хаффруб подбирался к ней с улицы, и вскоре, улучив для себя подходящий момент, он взберется по стене трактира и окажется в комнате.

Охотнице с трудом удалось обуздать ледяной страх, однако его волна тут же накатила вновь: за дверью в коридоре также послышался тихий скрип половиц. Сглотнув тяжелый ком, подступивший к горлу, и сжав рукоять паранга так, что побелели костяшки пальцев, Аэлин обреченно поняла, что окружена.

Данталли тяжело повалился на спину под весом неизвестной атаковавшей его твари. Существо не теряло времени даром: толкнув жертву на землю, оно обхватило Мальстена за шею когтистыми лапами, постаравшись зафиксировать голову. Данталли не успел осознать, что его противник пытается сделать — разорвать ему горло или попросту задушить. Повинуясь лишь инстинктам, он рванулся прочь, острые когти оставили пару неглубоких тонких царапин на шее, которые тут же отозвались неприятным жгучим зудом.

Сабля для рубящих ударов в нынешнем положении кукольника оказалась фактически бесполезной, однако Мальстен не выпустил ее из рук. Он с силой нанес удар рукоятью по лапе существа, перебивая костяшки, и то, зашипев от боли, окончательно ослабило хватку, дав своей жертве возможность вырваться.

Мальстен вскочил на ноги и приготовился атаковать неизвестную тварь, однако, развернувшись и став наизготовку, не обнаружил ее на прежнем месте. Противник, кем бы он ни был, двигался слишком быстро.

Судорожно переводя дыхание и пытаясь унять бешеный перестук сердец, данталли принялся озираться по сторонам в поисках напавшего хищника. Он не успел даже задуматься, сколько таких существ притаилось в темноте: черная, блестящая в свете луны тень вновь мгновенно вырвалась из укрывавшего ее мрака и бросилась на выбранную жертву. Мальстен попытался ухватиться за противника нитями, однако глаза, как по воле Криппа, вновь начало неистово жечь, не позволяя сосредоточиться на существе.

«Что за напасть?!» — успел подумать Мальстен, предпринимая запоздалую попытку нанести удар. Таинственная тварь с легкостью увернулась от рубящей атаки, вновь постаравшись зайти со спины. Мальстен в который раз попытался разглядеть существо, чтобы взять его под контроль, но не смог. Обратившись в слух, он нанес удар хаотично и почти наугад, не рассчитывая на попадание, однако на этот раз Тарт была благосклонна. Существо взвыло от боли и со злобным шипением отскочило в сторону. Движения его размытых контуров вмиг стали заметно медленнее: похоже, данталли удалось повредить противнику ногу. Увериться в этом стопроцентно Мальстен не смог: глаза продолжало жечь, будто бы в них плеснули чем-то едким.

«Как в трактире», — подумал Мальстен. — «Это началось именно там… при встрече с Лестером Драмом. И стоило тому уйти, жжение прекратилось!»

В памяти всплыли слова Сезара Линьи, которые тот произносил на одном из занятий в далеком детстве. Учитель говорил, что существует лишь одно творение богов, неподвластное силе данталли — хаффрубы. Мальстен никогда не видел похитителей кожи живьем и не помнил толком их описания, однако сомнений в том, что именно с таким созданием он столкнулся этой ночью, у кукловода не было.

Сезар предупреждал, что от этих тварей лучше держаться подальше.

Если такое существо заприметило тебя, беги. Забудь обо всем, Мальстен, беги и не оглядывайся. Тут дело не в достоинстве, тут дело в выживании. С хаффрубами из данталли никто не справится, мы даже не видим их. Перед ними мы беспомощны едва ли не больше, чем перед людьми в красном.

Мальстен сжал руку на рукояти сабли. Последовать совету учителя и убежать от столь быстрой твари у него не выйдет, это он понимал прекрасно, однако сдаваться без боя данталли не собирался. Да, Сезар был во многом прав во время обучения, но в самом основном он ошибся: те границы, что он выставлял своему ученику, на деле не имели силы.

«Беспомощны, значит?» — мысленно усмехнулся Мальстен. — «Едва ли!»

— Ну давай…

«Чуть сложнее, чем со жрецами Культа, только и всего», — заверил себя данталли, понимая, что Лестера Драма, который однозначно тоже был похитителем кожи, он кое-как увидеть смог.

Хаффруб вновь набросился на Мальстена из тени. Движения снова были быстрыми, стремительными: повреждение, которое данталли нанес противнику несколько секунд назад, уже успело зажить, что лишний раз убедило кукловода в правильности его догадки. Похитители кожи славились тем, как быстро умели заживлять свои раны. Однозначно, черное чешуйчатое существо было именно хаффрубом.

Нет, сейчас уцепиться за него не получится. Мальстен знал, что не успеет сосредоточиться, поэтому ему пришлось вновь отбиваться от когтистых лап почти вслепую. Но теперь данталли, по крайней мере, знал, чего хаффруб пытается добиться. Нельзя было давать твари зайти со спины, впиться в затылок. Если ему это удастся, процесс уже будет не обратить, ничто после этого уже не спасет.

В далеком детстве, когда об этом рассказывал Сезар, Мальстен содрогался от страха перед этими существами, но сейчас не было даже тени прежнего страха. Не было вообще ничего, кроме желания избавиться от врага.

Хаффруб попытался нанести удар когтистой лапой по ногам своей жертвы. На этот раз Мальстену удалось полностью отследить движение и вовремя направить клинок наперерез этой атаке. Лапа похитителя кожи отлетела в сторону, заставив существо истошно завопить от боли. Мальстен не позволил себе расслабиться и потереть слезящиеся глаза. Он сумел прорваться сквозь мучительное жжение и всмотреться в контуры покрытого чешуей тела. Хаффруб был размером со среднего человека, однако передвигался преимущественно на четвереньках, напоминая своими движениями странную, противоестественную смесь человека с рептилией. На всех трех оставшихся конечностях похитителя кожи наличествовали длинные острые когти, а огромный рот с рядом мелких острых зубов угрожающе скалился. Светло-зеленая кровь, только что фонтаном лившаяся из обрубка передней лапы, начала останавливаться с удивительной скоростью: похоже, процесс отращивания новой конечности должен был вот-вот начаться.

В голове Мальстена невольно промелькнула мысль о том, что он стал едва ли не единственным из ему подобных, кто знает, как выглядят хаффрубы, не понаслышке. Но знать было мало — теперь с этой тварью необходимо справиться, а эта задача потруднее, нежели просто разглядеть.

«Увидел? Значит, можешь связать! Сейчас, или никогда!»

Рука данталли едва заметно напряглась, в попытке выпустить видимые лишь ему одному черные нити, вмиг сделавшиеся непослушными и почти неконтролируемыми, будто воздух превратился для них в тягучую вязкую преграду. Опасения, зародившиеся в душе Мальстена, тут же подтвердились: с первой попытки ухватиться за тело существа не удалось. Нити кукловода словно соскальзывали с блестящей чешуи, потребовалось неимоверное усилие, чтобы преодолеть мешающее сосредоточиться жжение в глазах и усилить хватку. Лишь со второй попытки нити прорвались сквозь защиту хаффруба, прочно связываясь с его телом.

Мальстен шумно выдохнул, не скрывая облегчения: теперь, когда тварь находилась под контролем, неумолимое жжение в глазах поутихло.

Странная мысль о том, что на площади в жилых домах никто не обратил никакого внимания на чудовищные вопли похитителя кожи, как, впрочем, и на саму шумную схватку, бегло мелькнула в сознании демона-кукольника.

«Неужто в городе знают о хаффрубах? Люди живут с этими существами в мире и направляют к ним путников, чтобы те съедали их и не трогали местных жителей? Так, что ли? Вот это договор! Вот тебе и «тихий город» Фрэнлин! А монстрами и предметами всяких конвенций при этом считают только данталли…»

Впрочем, на рассуждения такого рода не было времени. Не произнося ни слова, данталли чуть повел пальцами, дергая за нити, которые поддавались непривычно тяжело. Связанный хаффруб начал подниматься на ноги, суставы его легко выгнулись, позволив ногам и рукам распрямиться, и уже человеческой походкой похититель кожи отошел к стене близстоящего дома и в ужасе уставился на свою бывшую жертву, превратившуюся за секунду в охотника.

— Данталли… — скрипучим голосом произнес хаффруб, скривившись от боли: его лапа, только что отрубленная демоном-кукольником, начала стремительно отрастать. — Невозможно… ты не можешь меня контролировать!..

— Скажи это еще раз, потешь мое самолюбие, — нехорошо усмехнулся Мальстен, тут же подивившись собственным словам и столь нехарактерному для себя тону.

Упрямец. Люблю упрямцев. С ними интереснее всего. Что ж, посмотрим, как ты держишься.

Слова Бэстифара, сказанные четыре года тому назад во время допроса Грэга Дэвери, отчего-то всплыли в памяти и засели в ней, будто заноза, которую не представлялось возможным вынуть.

Похититель кожи издал нечто среднее между рычанием и шипением, вырывая кукловода из назойливых воспоминаний.

— Ты следил за мной от трактира, — нахмурившись, произнес Мальстен, и по его тону пленник прекрасно понял, что это не было вопросом. — Горожане знают о вас? Сколько вас там? И сколько в городской страже?

Данталли задал последний вопрос, вспомнив сегодняшний сбивчивый рассказ прохожего о «Старом серпе». Этот человек упомянул, что в городской страже люди также не работают дольше пары-тройки лет, а ведь именно такой срок нужен, чтобы хаффрубу потребовалось сменить кожу. Стало быть, некоторые стражники тоже иные, но не все. Те, что стояли у ворот и встречали путников сегодня, были людьми.

Существо, накрепко связанное нитями, нервно осклабилось.

— Отправляйся к бесам со своим допросом, данталли! — прошипело оно.

— Отвечай! — Мальстен угрожающе приставил саблю к горлу похитителя кожи. Он почувствовал желание марионетки отстраниться от клинка и вжаться в стену, но не позволил ей этого сделать.

— Ты все равно убьешь меня, — в нечеловеческом голосе хаффруба проскользнула заметная дрожь. — Какой мне резон помогать тебе перед смертью?

— Ты прав, я тебя убью, — нахмурился Мальстен. — Вопрос лишь в том, сколько это будет длиться. Расскажешь все по-хорошему, умрешь быстро, а если нет, что ж, посмотрим, как ты держишься.

Собственные слова заставили данталли вздрогнуть. Никогда в жизни ему не приходилось вести таких допросов, и Мальстен не представлял, каков он в роли мучителя. Все время, проведенное в Малагории, он укорял Бэстифара в излишней жестокости, не понимал того любопытства, которое аркал испытывал, наблюдая за чужой агонией. И вдруг — те же самые речи, подкрепленные тем же самым интересом, непроизвольно вырвались у данталли.

Вы не просто убили их, Мальстен, вы устроили из этого… представление.

Слова Аэлин, произнесенные после расправы над пятнадцатью олсадскими жрецами невольно всплыли в памяти, перемежаясь с тем, что говорил Грэг Дэвери, явившись в цирк, чтобы убить данталли:

…оказывается, здесь даже не одно чудовище, а два, и одного из них должны были казнить два года назад.

Мальстен на миг оторопел от собственных мыслей. Он был не в силах поверить в то, что на деле та самая жестокость, что так пугала его в Бэстифаре, жила и в нем самом. Не от этого ли данталли в действительности бежал, когда покидал Малагорию? Не потому ли так не хотел расставаться с расплатой, ведь она всегда напоминала ему, какова цена за силу, которую он мог обратить против других. Как вел бы себя Мальстен Ормонт, если бы и впрямь применял бы свои способности безнаказанно? Сколько человек умерло бы от его рук — от его нитей — просто потому, что они встали на его пути? Даже подумать об этом было страшно.

…вы с Бэсом похожи, только ты — куда больший моралист, нежели он. Применяя свои силы, Бэстифар никогда не испытывает угрызений совести, а ты — постоянно…

«Неужто это единственное различие между нами? Ох и не вовремя же я решил об этом задуматься!» — мысленно отругал себя Мальстен.

Хаффруб заметил смятение кукловода.

— Запугивай меня, сколько хочешь, данталли! Но мы оба понимаем, что пытка, которой ты меня здесь стращаешь, не продлится долго. Время на тебя не работает: с каждой минутой мои сородичи все ближе подбираются к девчонке в трактире. Возможно, кто-то из них уже принял ее облик, а после кто-то примет твой.

Мысль о том, что Аэлин в опасности, заполнила собою все вокруг, резко отодвинув несостоявшийся допрос на второй план. Мальстену вмиг не стало никакого дела до информации, которую мог дать похититель кожи. Нужно было возвращаться, пока не поздно. Если еще не поздно…

— Что ж, ты прав: я спешу. К бесам допрос!

Хаффруб не успел ничего сказать в ответ: Мальстен нанес резкий рубящий удар, отсекая голову существа. Жизнь марионетки оборвалась, нити исчезли, потеряв объект управления, и тело похитителя кожи безвольно повалилось на землю. Черная чешуйчатая голова с округленными глазами откатилась в сторону.

Мальстен, не давая себе времени на передышку, опрометью бросился обратно к трактиру, надеясь, что еще не опоздал.

Остановиться невольно пришлось уже через минуту. Боль — жгучая и острая — пронзила тело от висков до кончиков пальцев, заставив колени предательски подогнуться и позволив короткому мучительному стону вырваться из горла.

Мальстен ухватился за стену ближайшего дома, дожидаясь, пока схлынет первая волна.

«Сколько я управлял им? Минуты три? Может, пять?», — попытался прикинуть данталли, понимая, что ни пяти, ни даже трех минут на расплату у него на деле нет.

Боль вновь острыми спицами вонзилась в кости, заставив Мальстена почти до крови впиться зубами в нижнюю губу.

«Вставай!» — приказал себе данталли, с трудом поднимаясь на готовые в любой момент подкоситься ноги. Намного медленнее, чем хотелось бы, кусая губы и кляня в душе тот день, когда он впервые согласился на помощь аркала, Мальстен побрел в сторону трактира, надеясь, что до Аэлин хаффрубы пока не добрались.

Во всяком случае, проверить, успели ли похитители кожи принять облик охотницы, не составит труда…

«Нельзя забывать о двери», — напоминала себе Аэлин, однако обернуться на стук не могла: все ее внимание было занято противником, уже проникшим в комнату. Высокая лысая тварь, тело которой, покрытое черной блестящей в свете светильника чешуей, чуть напоминало человеческое, стояла на подоконнике, готовая в любой момент сорваться с места.

Аэлин прекрасно помнила, как быстры эти существа, и знала, что единственным способом справиться с ними было отсечение головы. От любой другой, сколь угодно серьезной раны они оправлялись почти моментально.

В дверь комнаты вновь врезалось что-то тяжелое. Вот-вот стол, вовремя придвинутый охотницей в качестве баррикады, чтобы отсечь хотя бы какое-то количество этих существ, не выдержит.

Аэлин вздрогнула от стука, и самка хаффруба, издав клокочущий гортанный звук, соскочила с подоконника, ринувшись на охотницу. Та отскочила в сторону, едва не запнувшись о кровать — пространства для маневров в комнате было слишком мало. Пытаясь выиграть время, Аэлин, вложив всю возможную силу в удар, полоснула парангом по спине существа — до головы ей было попросту не дотянуться.

Похитительница кожи пронзительно завизжала. Из-за двери донесся схожий крик, за которым вновь последовал удар — особенно сильный. Стол подпрыгнул, как капризная кобыла, и отодвинулся от двери на несколько дюймов. В комнату наперебой протянулись четыре когтистые черные лапы двух жаждущих забрать себе кожу молодой женщины хаффрубов. Аэлин, не совладав с собой, испуганно вскрикнула.

Раненая тварь, проникшая в комнату через окно первой, успела за минувшие мгновения восстановиться от полученной раны и вновь ринулась на свою жертву. Ее сородичи продолжали отталкивать стол от двери.

Охотница успела нанести удар, перерубив потянувшиеся к ней в прыжке лапы. Уклониться от быстрой твари ей удалось лишь чудом. Взвыв, похитительница кожи врезалась в прикроватный стол, столкнув светильник. Масло полилось на пол, на поверхность стола, попало на покрывало стоявшей рядом кровати, и пламя хвостом устремилось за ним, быстро распространяясь по комнате.

Аэлин успела отскочить к окну, оставляя себе хотя бы один путь к отступлению. Прыгнуть со второго этажа? Если прыжок выйдет неудачным, можно расшибиться, повредить себе ноги или спину…. Нет, слишком рискованно!

Увидев перед собой огненную преграду, раненая похитительница кожи зашипела, отползая к двери, через которую в комнату уже проникли две других твари.

— С чего ты взяла, что она твоя? — проскрипела одна из них голосом, лишь отдаленно похожим на человеческий.

— Мне было пора менять кожу раньше вас обеих! — вторила ей третья, что была чуть больше в размерах.

Аэлин беспомощно оглянулась.

«Сейчас или никогда…» — подумала она, однако решиться и прыгнуть вниз, не сумела.

Боль расплаты отступила так же быстро, как и нахлынула, когда Мальстен, наконец, достиг двора трактира. Заглянув за угол здания, данталли поднял взгляд на окно отведенной им со спутницей комнаты и округлил глаза в ужасе: начинался пожар. Из окна доносился шум, неразборчивые голоса и крики, наружу вырывались тонкие струйки дыма. Мальстен не мог судить наверняка, но, похоже, в горящем помещении шла борьба, а это могло значить только одно: охотница была еще жива.

— Аэлин… — испуганно шепнул кукольник, рванувшись вперед. Путь преградил предупредительный арбалетный выстрел: стрела врезалась в стену трактира. Стрелявший явно метил именно туда, не рассчитывая повредить заготовленный образ примеченной жертвы, он желал лишь остановить Мальстена.

— Куда-то торопитесь, господин Грегор?

Данталли обернулся, тут же ощутив характерное жжение в глазах: на пороге трактира показался Лестер Драм, и по бокам от него — еще трое. Рассматривать их черты подробно у Мальстена не было ни сил, ни желания, к тому же он и без того прекрасно знал, кто перед ним на самом деле. Оставалось только гадать, все ли это хаффрубы, что обосновались в «Старом Серпе», или есть еще, и сколько таких тварей напало сейчас на Аэлин.

— Гляжу, вы не удивлены такому приему, — с усмешкой склонил голову Лестер.

— Не удивлен, — сквозь зубы процедил Мальстен.

— Охотники, — недовольно фыркнул поддельный трактирщик. — Ничем вас не проймешь. Даже любопытно, чем мы себя выдали.

— Не поверишь, если скажу, — криво усмехнулся данталли, берясь за рукоять сабли. Взглядом он усиленно пытался сфокусироваться на всех четырех противниках сразу и удержать себя от того, чтобы потереть мучимые жжением глаза. Лестер прищурился, качнув головой, и предупредительно качнул в руках заряженный арбалет.

— А вот этого не надо, Грегор. Не хотелось бы портить твою кожу, она нам пригодится целехонькой. Если не будешь упрямиться, обещаем сделать все быстро и почти безболезненно. Будь добр, замри и подожди здесь. Похоже, ты немного разминулся с моим другом, — осклабился Лестер, вновь предупреждающе поведя арбалетом. — Он искал встречи с тобой в городе, но, уверен, вот-вот будет здесь, раз ты предпочел вернуться.

— Его не будет, — качнул головой Мальстен. — Мы с твоим другом уже встретились, его можно не ждать.

Один из трех хаффрубов, стоящих рядом с трактирщиком, угрожающе оскалился.

— Он убил Натана!

— Прискорбно, — вздохнул Лестер, пожав плечами. — Тогда он твой, Керн. Поменяешь костюм немного загодя.

Исходящий злобой хаффруб, не медля, ринулся вперед. К этому моменту Мальстен сумел сфокусировать взгляд на похитителе кожи. Глаза жгло не так сильно, когда эти существа были в человеческом облике, но все же на этот раз противников было четверо, и требовалась предельная концентрация, чтобы взять их всех под контроль.

Нити, прорвавшись сквозь вязкую преграду, в которую, казалось, обратился воздух, сумели зацепиться за всех четверых одновременно. Уже бросившийся на данталли хаффруб замер, недоуменно глядя перед собой.

— Что происходит? — проронил Лестер, заметно растерявшись.

Мальстен шагнул к похитителям кожи, не удостоив их ответом: на объяснения не было времени. Несколькими ударами сабли он обезглавил хаффрубов — одного за другим, холодно глядя в их округленные от ужаса глаза, при том ни одной из марионеток данталли не позволил издать ни звука. Лестер Драм был последним.

Секунду спустя во дворе трактира воцарилась тишина, нарушаемая лишь едва слышными звуками борьбы, идущими из комнаты, где находилась Аэлин. Стараясь успеть перед расплатой, Мальстен рванулся к окну, молясь лишь о том, чтобы спутница осталась жива.

Охотница показалась сразу, как только данталли зашел за угол здания.

— Аэлин! — выкрикнул он, увидев женщину, стоявшую спиной к окну на подоконнике. Из комнаты доносились крики, шипение, стук: похоже, хаффрубы сражались между собой, боролись за право принять образ Аэлин. Клубы дыма, вырывающиеся из окна, стали заметно гуще.

Охотница бегло оглянулась.

— Мальстен, здесь хаффрубы! До двери не добраться…

— Я знаю, — отозвался данталли, поджав губы, чувствуя, что расплата за четверых убитых похитителей кожи вот-вот начнется. — Прости, но на формальности времени нет!

Аэлин не успела задать вопрос. Нити плотно обхватили ее, полностью подчинив воле кукловода. Тело охотницы податливо развернулось и, оттолкнувшись от окна, изящно спрыгнуло со второго этажа, вовремя сгруппировавшись и приземлившись на согнутые ноги. Отпустить нити сразу Мальстен не решился, так как не знал, когда придет расплата, а предстояло бежать, и медлить из-за нее сейчас было попросту нельзя.

Посмотрев на охотницу, данталли невольно вздохнул с облегчением: жжения в глазах не было.

— Слава богам, ты это ты, — улыбнулся он.

— В тебе я тоже не сомневаюсь, — невесело усмехнулась Аэлин, тут же нахмурившись. — Нужно уходить, скорее. Их там трое, и могут быть еще…

— Трое, значит, — кивнул данталли, увидев черное чешуйчатое существо, хищно зарычавшее, высунувшееся из окна. Сосредоточиться на похитительнице кожи на этот раз не составило труда: с каждым новым хаффрубом это выходило все быстрее. Мальстен, сумев видеть ее глазами, заставил свою марионетку послушно выбросить из окна дорожные сумки, а затем, спуститься вниз и безропотно замереть в ожидании смертельного удара.

Две другие самки тут же показались из окна, пытаясь найти свою ускользнувшую жертву, и их мгновенно постигла судьба предыдущих похитителей кожи.

— Вот теперь идем, — кивнул данталли, поднимая свою дорожную сумку и отирая лезвие сабли.

— А остальные?

— На их счет не волнуйся, трактир мы, похоже, вычистили. Но в городе есть еще, и они могут прийти за нами, так что давай поспешим.

Нахмурившись, Аэлин отозвалась коротким кивком, подобрала сумку, и спутники бегом направились прочь из Фрэнлина.

Грат, Малагория.

Двадцать третий день Матира, год 1489 с.д.п.

Дезмонд шел по коридору дворца, пребывая в своих мыслях. Остановившись напротив высокой резной двери комнаты Кары, данталли глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и оба его сердца застучали чаще от волнения.

С тех пор, как аркал милосердно избавил кукловода от двух часов ожидания избавления от боли, неизменно следовавших ранее после каждого представления, Дезмонду ни разу не довелось увидеть Кару. Обыкновенно именно она находилась рядом с ним в тяжелые минуты расплаты. И только лишь эта женщина из всех малагорцев надевала при данталли черные одежды. Лишь ее внешность была для Дезмонда ясной и не представляла собой размытого пятна.

Данталли тихо постучал в дверь, подождал несколько секунд и, не получив никакого ответа, постучал настойчивее. Ответа вновь не последовало, и Дезмонд, тяжело вздохнув, толкнул дверь от себя. Комната оказалась не заперта.

— Кара? — позвал данталли, осторожно заходя внутрь.

В покоях женщины приятно пахло благовониями, горели небольшие светильники, с открытого балкона дул приятный свежий ветер. Дезмонд огляделся и увидел Кару на кровати: она лежала на животе, увлеченная чтением.

— Здравствуй, Кара, — поздоровался данталли, присаживаясь рядом с женщиной. Лишь теперь она подняла глаза на непрошеного гостя и кивнула.

— Здравствуй, — кивнула она.

На несколько секунд воцарилось молчание. Все это время Кара не поднимала глаз от книги. Дезмонд поджал губы.

— Видно, ты очень увлечена чтением, раз не слышала, как я стучал.

— Я слышала, как ты стучал, — женщина глубоко вздохнула и нехотя подняла взгляд на гостя. — Но к чему отвечать? Те, кому необходимо зайти, все равно зайдут. А другие, не услышав ответа, просто развернутся и направятся прочь. Ты зашел, стало быть, тебе это было нужно.

Данталли опустил глаза, понимая, что неприлично долго разглядывает хозяйку комнаты. Как и в минуты его расплаты, она была в черном, расшитом золотом лифе и легких черных шароварах. Чуть волнистые длинные блестящие темные волосы разметались по изящно очерченной спине.

— Какими судьбами, Дезмонд? — в уголках губ женщины мелькнула едва заметная улыбка.

— Я… я просто зашел проведать тебя. Теперь, когда Бэстифар больше не оставляет меня на два часа после представления, мне приходится искать встречи с тобой.

Кара качнула головой, неопределенно повела плечами и поднялась с кровати. К своему гостю она стала спиной, сложив руки на груди.

— Как раз наоборот, — тихо произнесла она. — Теперь, когда Бэстифар больше не оставляет тебя с расплатой после представления, тебе не нужно искать встречи со мной.

Дезмонд поднялся и чуть приблизился к женщине.

— То есть, мне не показалось? — воодушевленно произнес он. Кара непонимающе качнула головой, оборачиваясь.

— О чем ты?

— О тех двух часах, — Дезмонд положил руки на плечи женщины и внимательно заглянул в ее темные глаза. — Каждый раз… мог прийти кто угодно. Бэстифар кого угодно мог приставить ко мне, но приходила ты. И находилась со мной все эти два часа. Ты никогда не оставляла меня.

Кара чуть прищурила глаза.

— Дезмонд… — начала она, покачав головой. Данталли улыбнулся, приложив палец к ее губам. Глаза женщины округлились от неожиданности: пожалуй, она впервые растерялась при Дезмонде.

— Не надо. Не говори ничего, — улыбнулся данталли.

Прикрыв глаза, он приблизился к женщине почти вплотную и потянулся губами к ее губам. Он услышал ее глубокий вдох, почувствовал, как она поднимает руку и ожидал вот-вот ощутить нежное и страстное прикосновение этой руки к своей шее, однако вместо того покачнулся от резкого и сильного удара в лицо.

На миг потеряв ориентацию в пространстве, Дезмонд отступил от Кары на пару шагов и изумленно раскрыл глаза. Синяя кровь хлынула носом, и хотя боль была почти не ощутима, глаза невольно заслезились.

— А стоило бы послушать меня, прежде чем распускать руки, — величественно вздернув подбородок, сказала Кара. — Не знаю, что ты там себе вообразил, Дезмонд, но ты явно заблуждаешься! Бэстифар просил меня находиться рядом с тобой те два часа после представления, потому что доверяет мне. И доверяет всецело. Стоит ли мне объяснять тебе, что делает он это не зря? Я присутствовала при твоей расплате не по собственному желанию, а по распоряжению государя. Надеюсь, это — понятно?

Данталли растерянно отер губы от синей крови, не зная, что ответить.

Дверь в комнату распахнулась, и по одному лишь звуку шагов Дезмонд узнал Бэстифара. Малагорский царь, чья внешность для демона-кукольника представляла собой размытое пятно, стремительно вошел в покои Кары и громогласно произнес:

— Прости, дорогая. Сегодня меня задержали государственные дела. Фатдир никак не отставал со своими бумагами, указами и советами… о, Дезмонд! — аркал остановился напротив данталли и хлопнул его по плечу. Тот заметно вздрогнул и опустил глаза в пол. Бэстифар хмыкнул. — Что у тебя с лицом?

Кара нарочито дружественно улыбнулась.

— Дезмонд заходил ко мне поделиться своими впечатлениями от жизни без расплаты. Он столь самозабвенно говорил о твоем великодушии, государь, что споткнулся и упал.

— В самом деле? — расплылся в широкой улыбке аркал, окинув данталли проникновенным взглядом с головы до пят.

Дезмонд почувствовал, как его щеки заливает предательский румянец.

— Я… просто…

— … собирался направиться к лекарю, — любезно подсказала Кара.

— Да, — не поднимая глаз, кивнул данталли. — Разумеется. Прошу меня простить.

Бэстифар едва сдержался, чтобы не прыснуть от смеха.

— Больно? — участливо спросил он, обведя в воздухе контур лица кукольника и добавил, не дожидаясь ответа, — если хочешь, я могу…

Ладонь аркала загорелась расплывчатым для взгляда данталли алым сиянием, и Дезмонд отпрянул, приподняв руки.

— Нет, нет, — поспешно отозвался он. — Все в порядке, Бэстифар. Благодарю.

Чувствуя прожигающие взгляды малагорского царя и его любовницы на своем затылке, данталли поспешил покинуть комнату, уповая лишь на то, что аркал поверил в наскоро сочиненную ложь женщины.

Оставшись наедине с Карой, Бэстифар качнул головой.

— Ушам своим не верю! — всплеснул руками он. — Чтобы Дезмонд! Отказывался от моей помощи? Я уж думал, что разучился удивляться.

— Все когда-то бывает в первый раз, — осклабилась Кара.

— Ты хорошо на него влияешь, — кивнув на дверь, улыбнулся аркал, убирая прядь волос за ухо женщины. — И, надо сказать, у тебя хороший удар.

Не отводя взгляда от темных глаз Кары, Бэстифар взял ее правую руку и прикоснулся к ней губами.

— Техника отличается от ударов кнутом, конечно, но опыт оказался полезным, — заговорщицки произнесла женщина.

— Ай, — качнул головой аркал, не переставая улыбаться. Обнимая любовницу за тонкую талию, он повлек ее к постели. — Удовлетвори мое любопытство, дорогая. За что Дезмонд на самом деле схлопотал по носу?

— А здесь, между прочим, не обошлось без тебя, — хмыкнула Кара, заглядывая в темные глаза аркала. — Представь только: этот страдалец вообразил себе, что я питаю к нему какую-то одному ему понятную нежность, и попытался продемонстрировать ее в ответ.

Бэстифар нервно усмехнулся, приподняв бровь.

— Боги! С чего он это взял? И как же я тому поспособствовал?

— Он сделал этот вывод на основании того, что мне приходилось проводить с ним его два часа ожидания после представлений, — Кара присела на кровать, увлекая аркала за собой. — Так что смело можешь считать это помутнение рассудка своим влиянием.

— С ума сойти! — воскликнул Бэстифар, засмеявшись в голос. Когда улыбка, наконец, сошла с его лица, он серьезно посмотрел в глаза женщины и нехорошо прищурился. — То есть, он позволил себе распустить руки, потому что решил, что ты влюблена в него?

— Выходит, что так.

— Хочешь, я его казню?

На этот раз рассмеялась Кара. Она легла на спину и положила голову на колени аркала.

— Ты такой милый, когда ревнуешь, — улыбнулась женщина, ухватив Бэстифара за ворот красной рубахи, и поцеловала его.

Сонный лес, Везер

Двадцать третий день Матира, год 1489, с.д.п.

Возможность убрать нити появилась лишь спустя полчаса, когда Аэлин и Мальстен покинули Фрэнлин и углубились в Сонный лес в направлении границы Везера и Карринга. Трактир «Старый серп» к тому моменту, пожалуй, вовсю полыхал, и некоторое время городская стража и местные жители должны были быть заняты тушением огня, а не поиском поджигателей.

По дороге Мальстен думал, что, когда с пожаром будет покончено, обезглавленные тела хаффрубов наведут стражников на мысль о том, что эта расправа была делом рук подготовленных людей, а не новичков. Однако у данталли оставалась надежда, что никто не догадается привлечь к этому делу Красный Культ, так как все будут ориентироваться на двух охотников — неких чужаков, Грегора и Беату — а не на охотницу Аэлин Дэвери в компании анкордского кукловода.

Стоило отпустить нити, как расплата не заставила себя ждать. В минуты первой и самой сильной волны Мальстену чудом удалось не потерять равновесие, двигаясь при том через лес почти в полной темноте.

Плотно стиснув челюсти, данталли продолжил движение, однако бежать с прежней скоростью уже не смог.

Аэлин обернулась, заметив, что спутник отстал, и замерла.

— Мальстен… — качнула головой она.

— Не останавливайся, беги, — выдавил данталли.

Губы охотницы сжались в тонкую линию, и она нехотя согласилась. Еще четверть часа — заметно медленнее — беглецы продолжали продираться сквозь Сонный лес.

Тем временем расплата и не думала заканчиваться. Резкая боль накатила вновь, заставив колени данталли предательски подогнуться. Мальстен, издав отрывистый стон, схватился за ветку близстоящего дерева и вновь заставил себя подняться.

— Так, все, хватит, — Аэлин неслышно оказалась рядом и поддержала спутника под локоть.

— Я могу идти дальше… — проскрипел данталли.

— Нет, не можешь, — нахмурилась охотница. — А даже если можешь, это не нужно. Мы достаточно далеко ушли. Какое-то время городская стража будет занята пожаром в трактире, а не нами. Можем переждать.

— Хаффрубы… в страже тоже… — переводя дыхание, произнес Мальстен.

— Догадалась, — улыбнулась Аэлин. — Но не те, с кем мы говорили, когда пришли во Фрэнлин. Те были людьми, раз твои глаза на них никак не среагировали. Поначалу меня запутало именно то, что ты сумел разглядеть хаффрубов с твоим уникальным талантом. Ох, если б мы вовремя придали значение твоему жжению в глазах, могли бы сразу понять, что к чему и избежать атаки этих тварей! На будущее будем прислушиваться к твоим чувствам внимательнее.

Данталли натянуто улыбнулся.

— То есть, берешь меня в напарники?

— Присядь-ка, — охотница поджала губы, помогая спутнику сесть под деревом.

— Аэлин, правда, я смогу идти, — виновато улыбнулся кукольник. — Этой расплате нужно еще не больше четверти часа.

— А нам нужен привал, — усмехнулась охотница, устраиваясь рядом с данталли и кладя голову ему на плечо. — Поспать нам так и не удалось. Каждый раз, когда мы надеемся на отдых, что-то случается. Надеюсь, у тринтелл нас не ждут никакие напасти?

Мальстен прислонил голову к дереву.

— Не знаю, — честно отозвался он. — Но тоже на это надеюсь.

Около минуты прошло в молчании, которое первым нарушил данталли.

— На площади, где хаффруб попытался напасть… никого не было, никто не обратил внимания… — Мальстен прерывисто вздохнул. — Ставни все были плотно закрыты… в домах. Горожане знают, что творится во Фрэнлине.

Охотница отстранилась от спутника и округлила глаза.

— Ты думаешь?

— Уверен, — кивнул данталли. Женщина поморщилась.

— И отделение Культа в городе, по-твоему, в курсе? Почему они ничего не делают?

— Это не их направленность, — на лице данталли появилась вымученная печальная усмешка.

— То есть, ты считаешь, что у фрэнлинцев своеобразный договор с хаффрубами?

— Удобный город для этого. Ежегодный карнавал, куча странников — чужаков, до которых никому нет дела. А хаффрубы при этом сильны, быстры… они хорошие защитники, пока не пытаются тебя сожрать…

Аэлин сокрушенно покачала головой.

— Вот так дела. Если ты прав, то Культ только что упал в моих глазах ниже всяких возможных уровней. Интересно, Колер знает?

Мальстен приподнял брови.

— Ты серьезно об этом сейчас?

— Прости, — пожала плечами Аэлин. — Просто, мне кажется, при всей своей фанатичности Колер вряд ли оставил бы это так.

— Не будем о нем, хорошо? — поморщился Мальстен.

— Не будем, ты прав, — согласилась охотница, оставив свои мысли при себе. На несколько минут вновь воцарилось молчание, нарушаемое лишь звуками ночного леса, в котором, как ни странно, было куда уютнее, чем в комнате трактира.

Аэлин вновь положила голову спутнику на плечо и глубоко вздохнула.

— Как ты? — заботливо спросила она.

— В порядке, — бегло отозвался Мальстен. Охотница усмехнулась.

— Стало быть, еще не прошло.

— Но я ведь…

— Слишком быстро отозвался. Ты не любишь, когда о тебе заботятся в моменты твоей слабости, поэтому так себя ведешь. Пытаешься отвадить. Но именно этим ты и заставляешь справляться о твоем самочувствии с бо̀льшим усердием. Бэстифар никогда не говорил тебе об этом?

Мальстен бегло качнул головой и продолжил разговор, намеренно игнорируя вопрос о старом друге.

— То есть, чтобы исключить эту заботу, я должен… жаловаться? — нервно усмехнулся данталли.

— Чтобы исключить эту заботу, ты должен исключить своих близких, Мальстен, — со снисходительной улыбкой отозвалась охотница. — Они будут беспокоиться о тебе, неважно, как ты себя при этом держишь.

Данталли вздохнул.

— И как с этим быть?

— В данный момент — смириться и отдыхать, — Аэлин погладила спутника по плечу.

— Что ж, тогда я на этом привале покараулю первым.

— Покараулим вместе, — улыбнулась женщина. — Мне не уснуть в ближайшее время. А до утра осталась всего пара часов, так что…

Охотница не договорила. Она лишь удобнее устроилась на плече данталли, и накрыла его лежащую на земле руку своей.

Грат, Малагория.

Двадцать третий день Матира, год 1489 с.д.п.

Аркал без стука вошел в комнату Дезмонда, застав того лежащим в одежде и обуви на кровати поверх одеяла. Данталли глубоко дышал, начиная погружаться в сон, его правая рука прикрывала глаза. Однако стоило услышать шаги пожирателя боли, он тут же подскочил и сел на кровати.

— Бэстифар…

— Как твой нос? — приподняв брови, поинтересовался царь, складывая руки на груди и приваливаясь спиной к стене.

Данталли сглотнул тяжелый подступивший к горлу ком и качнул головой.

— Он… в порядке.

Бэстифар осклабился, изучая широкий синяк, расплывшийся на носу и под глазами кукольника. Для себя он лишний раз отметил, что удар у Кары действительно хороший.

— Знаешь, я разрываюсь между двумя вариантами. Первый: милосердно решить, что ты уже достаточно натерпелся, и уйти восвояси. Второй: напомнить тебе, каково оставаться один на один с расплатой, чтобы у тебя больше и мысли не возникало распускать свои лапы.

Глаза аркала нехорошо блеснули. Дезмонд покачал головой.

— Бэс, я…

Пожиратель боли уничтожающе взглянул на данталли, его рука предупреждающе засияла, заставляя собеседника умолкнуть, подавившись собственным стоном.

— Не забывайся, Дезмонд, — прищурился аркал, — мы уже обсуждали, что ты никогда не будешь называть меня «Бэс». Такого фамильярного общения заслуживают только мои близкие друзья, в число которых ты не входишь, ясно?

Данталли не сумел ответить, затравленно взглянув на сияющую алым светом руку малагорского царя. Бэстифар проследил за его взглядом и небрежно встряхнул рукой, свет вокруг которой тут же погас. Дезмонд облегченно выдохнул, опустив глаза в пол.

Аркал сделал несколько шагов к данталли и изучающе склонил голову, соединив подушечки пальцев.

— Давай мы с тобой решим так, — улыбнулся он, — я не буду возвращать тебе твои два часа ожидания и не буду сейчас напоминать, что такое расплата. Но если узна̀ю, что ты еще хоть раз подошел к Каре ближе, чем на десять шагов, я тебя казню, тебе понятно?

Дезмонд поджал губы.

— Бэстифар, я… — он вновь осекся на полуслове.

— Ой, да хватит! — закатил глаза аркал. — От этого уже становится тошно! Каждый раз ты используешь этот жалкий прием. Назвать мое имя, сказать «я», запнуться и потупить взгляд.

Щеки данталли залил смущенный румянец.

— Проклятье, и ведь из всех живущих на Арреде кукловодов меня угораздило напороться именно на тебя! — с искренней досадой воскликнул Бэстифар, и, невесело усмехнувшись, покосился на своего собеседника. — Знаешь, с каждым годом прихожу к выводу, что вся Малагория ошибается, поклоняясь лишь Солнцу. Похоже, почитаемый на всей Арреде Крипп действительно существует, и нам, малагорцам, это отольется, если и дальше будем списывать богов Арреды со счетов.

Дезмонд молчал.

Аркал небрежно махнул рукой, направился к двери, и у самого выхода из комнаты замер, вновь обернувшись к данталли.

— Отчего ты такой запуганный, Дезмонд? — с искренним интересом спросил он.

— Что? — удивленно приподнял брови тот. Бэстифар закатил глаза.

— Когда придешь к лекарю снова проверять свой нос, попроси проверить и уши заодно. Впрочем, я сам распоряжусь.

Данталли сжал руку в кулак. Аркал криво ухмыльнулся, заметив это движение.

— Злишься, — констатировал он, — но молчишь.

— Мальстен Ормонт, хочешь сказать, не молчал? — одарив пожирателя боли испепеляющим взглядом, бросил Дезмонд.

Выражение лица Бэстифара не изменилось.

— Ты так часто давал понять, что ненавидишь сравнение с ним. Отчего же сейчас…

— Это ведь очевидно, — перебил данталли, прищурившись. — Очевидно, почему я сравниваю себя с ним. Что бы я ни делал, ты всегда пытаешься добиться от меня тех результатов, что были у Мальстена. Я вот только…

Дезмонд замялся, вновь сжал кулак и оборвал свою речь на полуслове. Бэстифар хмыкнул.

— «Ты вот только» что?

— Ничего, — качнул головой данталли, отведя взгляд.

Пожиратель боли сделал еще шаг к нему и присел на корточки напротив кровати, пытаясь найти почти невидящий взгляд кукловода.

— А язык ведь так и чешется договорить, сказать колкость, но страшно, да? Страшно настолько, что ты готов провалиться сквозь землю, лишь бы я не заставил тебя сказать остальное силой. Только, знаешь, есть у меня такая блажь — любопытство, а ведь сейчас больше всего ты именно его страшишься, — вкрадчиво произнес Бэстифар. — Я ведь поэтому и спросил: отчего ты такой запуганный, Дезмонд? Неужто из-за меня?

Аркалу с трудом удалось добиться прямого зрительного контакта с собеседником, и, когда Бэстифар, наконец, столкнулся взглядом с данталли, в глазах последнего мелькнуло затравленное выражение, какое часто появлялось на лицах шпионов, побывавших под пытками.

— Из-за меня, значит, — невесело усмехнулся пожиратель боли.

— А из-за кого еще, Бэстифар? — воскликнул Дезмонд, всплеснув руками.

— Намекаешь, что я плохо с тобой обращаюсь? — хмыкнул аркал. — Напомнить тебе, как бы обращался с тобой Бенедикт Колер, из лап которого я тебя вырвал?

— Брось, я все это прекрасно знаю, — снова сжал кулаки кукольник. — Да, ты спас меня от Бенедикта Колера, и я до сих пор благодарен тебе за это. И ты был прав, когда сказал, что не нарушаешь ни одно из условий, на которых увез меня в Грат. Все так: ты обещал убежище, и я получил его. Ты обещал забирать мою расплату после представления, и делал это. Пусть и после двух часов ожидания, но ведь делал. Да и два часа появились не сразу…

— Но? — подтолкнул собеседника аркал, когда тот вновь запнулся на полуслове.

— Это трудно объяснить… без опасений жестоко ответить за свои слова, — нервно усмехнулся данталли. Бэстифар развел руками.

— Ну, мой друг, за свои слова нужно уметь отвечать. Всем, без исключения.

— Или попросту не произносить их, — качнул головой данталли. — Держать при себе. Я бы с радостью сдержал, так что если ты позволишь закончить этот разговор…

— Чушь, — небрежно оборвал Бэстифар. — Ты не хочешь промолчать, Дезмонд. Иначе бы эти обрывочные реплики, долженствующие призвать меня к раздумьям, не срывались бы у тебя через каждые несколько секунд.

— Я… — Дезмонд поджал губы.

— Вот опять! — аркал хлопнул в ладоши и почти обличительно указал на данталли пальцем, поднимаясь на ноги. — Видишь, о чем я говорю? Именно об этом приеме! Об этой паузе, Дезмонд. Хочешь, я расскажу тебе сам все то, что ты пытался мне тут втолковать? Прямым текстом, как бы это выглядело. Думаешь, я не знаю?

Дезмонд не ответил, он лишь изумленно уставился на пожирателя боли.

— Давай с твоего «я вот только», хорошо? — улыбнулся Бэстифар. — «Я вот только хочу тебе напомнить, что Мальстена Ормонта здесь больше нет. Он от тебя сбежал, а я здесь. И если ты не хочешь, чтобы от тебя постоянно сбегали данталли, может, поменяешь уже свое поведение?» Это ты хотел сказать?

Дезмонд заметно побледнел, округленными глазами уставившись на аркала. Бэстифар усмехнулся, поняв, что не ошибся ни в чем.

— Выходит, именно это. Не ты первый, не ты последний, кто мне это скажет. Что ж, я тебя услышал. Но что изменилось? Со своей стороны скажу, что все останется, как есть, и что ты предпримешь? Сбежишь?

Данталли поджал губы и промолчал. Аркал качнул головой.

— Правильно, не сбежишь. Я уже несколько раз указывал тебе на дверь, вот только ты остался. Так что это я могу напомнить тебе, что «ты еще здесь», несмотря ни на что. Твоим аргументом это быть не может, — на лице пожирателя боли блеснула самодовольная улыбка. — А по поводу двух часов и расплаты, пожалуй, я тоже знаю, что было у тебя на уме. Ты боишься. Причем, здесь кроется принципиальная разница между тобой и Мальстеном. Мальстен боялся впасть в зависимость от моего вмешательства. Боялся, что не сможет справляться с расплатой самостоятельно. Ты же боишься другого. Перво-наперво, ты боишься меня. Затем — боишься лишиться моей помощи. На то, чтобы справляться с расплатой самостоятельно ты уже давно не рассчитываешь. Ты с самого начала не предполагал покидать Малагорию. И сейчас, несмотря на то, что ты запуган и почти что затравлен, ты больше всего страшишься, что я выгоню тебя прочь после того, что тебе взбрело в голову лезть к Каре, — аркал выставил руку вперед в останавливающем жесте, догадываясь, что именно собрался сказать ему в ответ данталли. — Вот только не надо про эту ложь с падением. Я прекрасно знаю, как и за что ты получил по носу. И поделом.

— Этого не повторится, обещаю, — выпалил Дезмонд на одном дыхании. Бэстифар нарочито сочувственно сдвинул брови.

— Хоть раз целостная фраза вместо «Бэстифар, я…», — усмехнулся он, и данталли вновь отвел взгляд.

Аркал подождал несколько секунд, затем нервно усмехнулся и всплеснул руками.

— Знаешь, за что мне обидно? — вопрошающе кивнул он. — Не за твои слова, нет. И не за то, что ты на самом деле обо мне думаешь: на это мне наплевать совершенно. Обидно другое: был бы ты просто зазнавшимся сукиным сыном или не нюхавшим пороху желторотиком, я бы не пожалел сил и времени на твое перевоспитание. Мальстен, кстати, считал, что я использую пытку даже тогда, когда пытаюсь помочь. Что ж, возможно, в чем-то он был прав. К тебе бы я применял пытку осознанно. Собственно, твои два часа ожидания отчасти ею и являлись. Это бы сломало «желторотика» или «зазнавшегося сукина сына», но и перевоспитало бы. Да вот только тебя — нет смысла ломать. Ты как будто изначально был сломан. Либо сдался слишком быстро — возможно, это случилось в тот самый момент, когда я умыкнул тебя из-под носа Бенедикта Колера. Или все еще проще, Дезмонд, — печально улыбнулся Бэстифар, тяжело вздохнув, — и ты просто слаб. Возможно, ты был таковым изначально, а я этого не разглядел.

Данталли прикрыл глаза и пожал плечами.

— И что бы изменилось, знай ты это заранее? — хмыкнул он. — Ты бы позволил Колеру меня сжечь? Просто потому, что я — неподходящая замена Мальстену Ормонту?

Аркал прищурился.

— Скажем так, Бенедикту Колеру я бы тебя не отдал. Не ему. Этому человеку я рад лишний раз перейти дорогу, — ответил он после нескольких секунд молчания и, не говоря больше ни слова, поспешил покинуть комнату в твердой уверенности, что, знай он заранее, каким окажется Дезмонд, и будь в тот злосчастный день на месте Колера другой жрец Красного Культа, Бэстифар бы и не подумал вмешаться.

Олсад, Везер

Двадцать третий день Матира, год 1489 с.д.п.

Иммар устало потер глаза, отложив перо. Светильник прогорел уже почти до основания, и его тусклый огонек едва освещал погруженную в ночной мрак комнату гостевого дома. Только что жрец Алистер записал последнее сообщение, принесенное эревальной из Нельна. За минувшие четыре дня команде Бенедикта Колера по особому запросу старшего жреца Кардении, подтвержденному Урбеном Леоном, удалось собрать воедино сведения обо всех зафиксированных случаях прорывов данталли сквозь красное, хранившихся в архивах Культа, за последние несколько столетий. Для Иммара полной неожиданностью оказалось то, что такие случаи вообще имели место, но еще больше его удивляло, что Бенедикт при всей своей осведомленности об этом не знал.

— Ренард, — обратился Иммар к притихшему брату.

Слепой жрец встрепенулся и сосредоточенно прислушался к окружающей обстановке.

— Ты в порядке? — поинтересовался жрец Алистер, внимательно глядя на растерянное лицо товарища.

— Да, все хорошо, — прошелестел тот в ответ. — Просто задремал. Мне снился Хоттмар.

— Снился? — переспросил Иммар, тут же одернув себя.

На лице слепого жреца блеснула кривая улыбка.

— Представь себе, у незрячих тоже бываю сны. Правда, с натяжкой можно сказать, что мы их видим, — усмехнулся Ренард.

— Я никогда не решался спросить, — неуютно повел плечами Иммар. — И что же это за сны тогда?

— Трудно будет объяснить человеку, который привык больше всего полагаться на зрение. Я могу сказать, что попросту слышу звуки. И каждый из них имеет для меня свой смысл, как, наверное, для зрячих — краски и цвета. А еще бывают запахи — реальные, как наяву. Я слышу, как шумит река близ нашей резиденции в Хоттмаре, чувствую аромат свежескошенной травы. Слышу пение тамошних птиц, слышу голоса наших братьев и Бенедикта… — Ренард осекся, повернув голову в сторону собеседника. — Как ты думаешь, далеко они уже уехали с этим мальцом?

Иммар усмехнулся, отчасти даже радуясь перемене темы.

— Тебя он раздражает, да? Этот… как его…

— Киллиан Харт, — тихо отозвался жрец Цирон.

— Харт, точно, — Иммар склонил голову. — А Бенедикт, похоже, всерьез решил взяться за его обучение. В ночь перед казнью этот Харт приходил к нашему дому. Они с Бенедиктом ушли, и их довольно долго не было, а утром желторотик произнес на помосте хорошую речь. Надо сказать, для первого раза он держался неплохо. Правда, в конце едва в обморок не упал, но, думаю, это можно списать на неподготовленные нервы. Не каждый смог бы стоять и смотреть, как горит человек в двух шагах от тебя. Зрители — и те падали, а уж Харту пришлось совсем непросто. К тому же, он этого Меррокеля знал.

Иммар нахмурился, вспомнив, как командир оборвал его рассуждения по этому поводу во время казни.

— Как думаешь, Бенедикт собрался взять этого юнца в нашу команду?

— Не хотелось бы, — скрипнул зубами Ренард. Иммар усмехнулся.

— Что он тебе такого сделать успел?

— Назвал меня «слепым помощником» Бенедикта.

Жрец Алистер прерывисто вздохнул и удержался от комментария, памятуя о том, как болезненно его товарищ реагирует на любые замечания по поводу своей слепоты.

— Я отвлекся от работы, — прочистив горло, сказал Ренард, вновь любезно меняя тему разговора. — Что там у агентов? Случалось в Нельне прежде нечто подобное тому, что было в Олсаде?

— Случалось, — приподняв брови, Иммар пробежал глазами по листу, на котором записывал сведения, полученные от последней эревальны. — Из Нельна пришел отчет по восьмому случаю за последние триста лет. Правда, ни один данталли не делал этого с такой легкостью, как Мальстен Ормонт, но все же…

— Что говорят? — вопрошающе кивнул Ренард, сдвигая брови.

— Случаи очень похожи между собой, — кивнул Иммар. — Чаще всего спонтанные возможности контролировать человека в красном приходили к данталли в моменты после допроса и перед сожжением на костре. Демонам удавалось зацепиться нитями за кого-то из жрецов, однако после этого все до единого терялись и отпускали нити. Расплата — более жестокая, чем после обычного управления, если верить словам наших братьев, настигала их незамедлительно.

— Стало быть, с Ормонтом так же, — утвердил Ренард. — Бенедикту будет полезно об этом знать.

— Похоже, Ормонт убегал, все еще держа под контролем одну марионетку. Ту охотницу, Аэлин Дэвери. Не знаю, по ее собственному желанию, или нет, но…

— Не думаю, что это важно, — качнул головой слепой жрец. — Нужно сообщить об этом Бенедикту в Крон.

— Дождемся, пока он свяжется с нами оттуда. Заодно, возможно, найдем в полученных сведениях еще что-то важное. То, что сказал я — это очень беглые наблюдения. Если ты не против, я зачитаю тебе все записанные случаи. Возможно, ты уловишь в них что-то, чего я замыленным глазом уже не заметил?

Ренард криво улыбнулся.

— Уж на что я никогда не жаловался, так это на замыленные глаза.

Приграничный лес, Танская область, Сембра

Двадцать третий день Матира, год 1489 с.д.п.

Харт шумно втянул в себя воздух, потирая ушибленный живот, лежа на земле.

— Проклятье, — процедил он.

— Проклятье здесь ни при чем, — усмехнулся Бенедикт, подавая ученику руку и помогая ему подняться на ноги. — Только твоя неловкость.

Киллиан закатил глаза и ухватился за руку наставника, попутно поднимая меч. Встав на ноги, он перехватил клинок крепче, прищурился и криво ухмыльнулся.

— Если рассчитываете снова разозлить, не получится. Я усвоил урок.

— Хорошо, — улыбнулся Колер, гордо вздернув подбородок. — Только вот злить я тебя не планировал. Твоя неловкость обусловлена исключительно малой практикой, а это можно наверстать, чем мы сейчас и занимаемся. Задатки у тебя прекрасные, так что позаботимся о том, чтобы они не пропали даром. Отдохнул?

Бенедикт, не говоря больше ни слова, тут же перешел в атаку. На этот раз Киллиан держался дольше прежнего. Отразить первый удар наставника ему удалось без труда, о своих старых травмах, которые вновь заставили его пробудиться с криком этой ночью, он уже не думал — научился отвлекаться от них быстрее. Сражался Харт в полную силу, периодически забывая, что бой тренировочный.

Колер невольно улыбался, замечая, как быстро учится молодой жрец. Он видел в этом юноше отличные данные и огромную жажду знаний, которую тому не удавалось утолить в Олсаде.

Киллиану удалось перейти в наступление и даже провести две весьма неплохие атаки. Бенедикт парировал, отскочил от третьего удара и, одновременно атаковав сбоку, сделал противнику быструю подсечку. Харт, неловко переступив с ноги на ногу, удержал равновесие, однако выбить у него из рук меч теперь не составило труда. Молодой человек шумно выдохнул, скрипнув зубами, когда острие меча Бенедикта замерло у самого его горла.

— Как так? — прищурился Колер. — Ни «проклятья», ни «заразы»? Я уже почти привык.

Киллиан усмехнулся, потирая ушибленную рукоятью меча противника кисть правой руки.

— А я вот решил отвыкать, — ухмыльнулся Харт, когда наставник, наконец, убрал клинок. — Правда, не уверен, что быстро получится.

— Хорошо одно то, что ты стараешься.

— Других достижений у меня пока нет, — пожал плечами молодой человек, на миг замерев. Взгляд его остановился на горящем костре.

Бенедикт тяжело вздохнул.

— Киллиан, — серьезно окликнул он.

— Простите, я отвлекся, — покачал головой Харт, отводя глаза от огня.

— Наоборот, слишком сосредоточился. На деле в этом твоя основная беда. Ты слишком глубоко во все погружаешься. Когда сражаешься, тоже. Ты сосредоточен на мече в своей руке, сосредоточен на противнике, и все это по отдельности. О собственном теле ты забываешь совершенно, тебе не удается охватить все сразу. Поэтому так легко тебя обойти, сбить с ног. Тебе нужно тренировать рассеянное внимание. Учиться делать несколько дел одновременно, тогда тебе будет проще следить и за своими движениями, и за клинком, и за противником. Впрочем, когда подучишься технике, все будет выходить проще. Но с точечным вниманием — играючи не получится.

Киллиан вновь мельком посмотрел на костер и перевел взгляд на наставника. Бенедикт тяжело вздохнул, понимая, что молодой человек толком ничего не воспринял из полученной информации.

— Харт, — прищурился он. — Что я тебе только что сказал?

— Что нужно тренировать рассеянное внимание, помнить о своих движениях, переставать так глубоко во все погружаться, — рассеянно повторил молодой человек.

— Совершенно не осмыслил, — усмехнулся Бенедикт. — Но память хорошая. Снова плечо болит?

— Нет, — бегло отозвался Харт, покачав головой и отведя взгляд.

— Лгать старшим нехорошо, между прочим. Ладно, на сегодня закончим занятие.

— Но… — нахмурился молодой человек, решив возразить, однако Бенедикт приподнял руку в останавливающем жесте и махнул рукой в сторону костра.

— Перечить старшим тоже нехорошо. Особенно, когда выспаться у этих самых старших уже которую ночь не выходит. Идем-ка к огню. Нужно отдохнуть.

Киллиан тяжело вздохнул и послушался. Присев к костру, молодой человек несколько минут в молчании смотрел на пламя, затем осторожно потянул к нему руку и бегло поводил ею над огнем. Все это время боковым зрением он чувствовал на себе пристальный взгляд Колера.

— Я не боюсь самого огня… — задумчиво произнес Киллиан, переводя взгляд на старшего жреца.

— Знаю, — кивнул тот. — Ты боишься собственных воспоминаний, связанных с ним.

— Это раздражает, — сжав кулак, буркнул молодой человек.

— Что именно?

— Слабость, — невесело усмехнулся Киллиан в ответ. Бенедикт понимающе улыбнулся.

— Впервые ты говоришь об этом без затравленных глаз.

— Ну, спасибо.

— Я серьезно, — Колер внимательно посмотрел в глаза ученика. — Это важно, Киллиан, пойми это. Ты, наконец, сумел просто признать свою слабость как факт, а не как «проклятье». Она раздражает тебя, а это значит, ты готов бороться с нею. И ты делаешь успехи в этой борьбе — поверь мне, как стороннему наблюдателю.

Харт глубоко вздохнул.

— Бенедикт… — обратился он после долгой паузы. Колер вопросительно кивнул, и молодой человек, виновато улыбнувшись, продолжил, — спасибо вам.

— За то, что казнью Ганса Меррокеля воскресил твои страхи? — нервно усмехнулся старший жрец.

— И за это, пожалуй, тоже. Мне… давно не приходилось ни с кем говорить об этом. В последний раз я рассказывал историю о своих братьях только старшему жрецу в Кроне. В Олсаде я об этом не распространялся — не хотелось. Казалось, я уже начал забывать о том, что произошло в Талверте, а забывать это нельзя. Это опыт, который нужно помнить.

— Вот теперь ты говоришь мудрые вещи, — улыбнулся Бенедикт. — А если серьезно, я рад, что боги уготовили нашу встречу, жрец Харт. Я вижу в тебе очень неплохие задатки, и, если их развить, из тебя выйдет настоящая гроза данталли. Возможно, ты не очистишь мир полностью от этих демонов, но сделаешь для этого очень многое, и моя заслуга в том тоже будет. Если таково мое наследие, я жил не зря.

Киллиан изумленно распахнул глаза.

— Не рассчитывал на такое откровение, — смущенно пробормотал он. — Услышать нечто подобное от вас — честь.

— Перестань, — отмахнулся Колер. — В моем возрасте невольно начинаешь задумываться о том, что после себя оставил. Мой след в истории Арреды уже ничем не смыть: Сто Костров Анкорды вряд ли когда-нибудь забудутся, — на лице старшего жреца Кардении мелькнула невеселая усмешка. — По крайней мере, ближайшие несколько столетий о великой казни будут помнить, а значит, не забудут и палача.

Харт поджал губы. Бенедикт кивнул и продолжил:

— Посмертная слава меня не сильно беспокоит, ее я себе заработал. А вот какое наследие останется после меня? Долгое время я задавался этим вопросом. Больше не задаюсь. У меня не было семьи, кроме моих братьев по Культу. Но, если бы был сын, он был бы, пожалуй, твоим ровесником…

Киллиан смущенно потупился.

— Я… я даже не знаю, что сказать…

— А что тут скажешь? Тебя угораздило попасть в лапы жесточайшего палача Арреды, — усмехнулся Колер. — И этот фанатик хочет сделать из тебя своего лучшего ученика, так как изволил задуматься о своем наследии. Многие бы тебе не позавидовали, жрец Харт.

— Многие — идиоты, — хмыкнул Киллиан. Бенедикт криво улыбнулся.

На некоторое время вновь повисла тишина, нарушаемая лишь звуками леса и треском дров в костре.

— Можно спросить? — нахмурился Харт, осторожно взглянув на наставника.

— Спрашивай.

— Отчего так вышло? С семьей. Почему ее не было?

— Она могла бы быть, — Бенедикт тяжело вздохнул. — И тогда я никогда не пришел бы в Красный Культ. У меня когда-то была любимая жена, Киллиан. Ее звали Адланна. Демон-кукольник по имени Ричард Траумп извратил ее душу, завладел сознанием, влюбил в себя ради забавы. Ада изменилась в одночасье и заявила, что уходит к данталли. Этот демон появился и с помощью нитей не позволил мне даже попытаться дать отпор.

— Ох… — понимающе выдохнул Харт. — Мне жаль, Бенедикт.

— Да. Мне тоже, — старший жрец отвел глаза, и на миг Киллиану показалось, что его наставник стал выглядеть на несколько лет старше.

— И после вы пришли в Культ? Хотели отомстить?

— Не отомстить, нет, — поморщился Бенедкит. — Хотел оградить от подобного других людей. Чтобы никому более не пришлось испытывать того, что испытал я в ту ночь. Я понял, что это за существа и как они действуют. Ты понимаешь это, как никто другой.

— Да…

— Поэтому ведь и ты пришел в Культ, верно?

— Не совсем, — пожал плечами Харт. — Точнее, поэтому тоже. Но, в первую очередь, потому, что больше мне податься было некуда. В Талверте погибла вся моя семья, я больше не мог видеть эту захолустную деревеньку, не мог видеть лица односельчан… мне нужно было вырваться оттуда и найти себе другое место. И призвание. Олсад мне, правда, в этом никак не помог, но вы…

— Я тоже еще ничем не помог, — хмыкнул Бенедикт. — Но сделаю это. Я научу тебя всему, что знаю. Сначала ускоренный курс, а после, когда вернусь из Малагории, более подробный.

Киллиан нахмурился.

— К слову о Малагории. Почему Мальстен Ормонт ее покинул? Вы говорили, он нашел себе там идеальное убежище. Так зачем же вернулся?

Колер пожал плечами.

— Этого я не знаю. Возможно, между ним и Бэстифаром шимом Мала произошла какая-то размолвка, после которой Ормонт сбежал из Малагории. Нам с группой стало известно лишь то, что за данталли и его куклой Аэлин Дэвери сейчас охотятся люди Бэстифара, которых называют кхалагари. Мы нашли их тела в Прите.

Харт качнул головой.

— Ничего себе. Видимо, этот данталли сильно достал малагорского царя. Но… если Ормонт скрывался, как вы узнали о том, что он больше не в Малагории? Бэстифар шим Мала объявил его в розыск?

Бенедикт, покачав головой, невольно погрузился в воспоминания, оказавшиеся, к его собственному изумлению, удивительно живыми.

— Узнал я об этом действительно от Бэстифара, только не прямо, а косвенно.

— То есть?

— Догадался…

Умѝро, Алло̀зия.

Шестнадцатый день Паззона, год 1486 с.д.п.

— Дорогу! Дайте дорогу! — нетерпеливо выкрикивал Бенедикт, расталкивая людей, лениво бредущих по рыночной площади аллозийского города Умиро. На деле старшему жрецу Кардении хотелось кричать: «С дороги! Красный Культ! Расступиться!», однако нужного эффекта эти слова бы здесь не произвели. Возможно, даже произвели бы обратный…

Светловолосый данталли, которого преследовали Бенедикт и Иммар, то и дело терялся из виду среди горожан, которых, увы, не волновала работа жрецов в ярко-красных одеждах. В Аллозии — королевстве, граничащем с Малагорией — Красный Культ наличествовал, но лишь в столице, в Акра̀йле, да и там был не особенно в почете. В Умиро горожане и вовсе выражали к жрецам открытую нелюбовь в случае любой демонстрации силы.

— Дорогу! — крикнул Иммар, грубо толкнув столпившихся у прилавка с пряностями людей. В ответ послышались возмущенные голоса горожан.

Худой, бегущий налегке, изворотливый данталли просочился сквозь толпу, как песок просачивается сквозь пальцы. Вооруженным жрецам пришлось расстараться, чтобы хотя бы не потерять демона из виду.

Рука Иммара Алистера, держащая арбалет, так и чесалась пустить оружие в ход, однако Бенедикт в начале погони строго запретил устраивать стрельбу в Умиро. Слишком велика была вероятность зацепить горожанина, и слишком много проблем после могло возникнуть у всего Культа в Аллозии.

Данталли по имени Дезмонд Но̀дден, на которого жрецы вышли по наводке одного из агентов, успешно увеличивал дистанцию между собой и преследователями. Арбалетная стрела, засевшая в правом плече, похоже, нисколько не смущала его и даже не заставляла потерять в скорости. Все же расплата, которую данталли полагали своей самой большой слабостью и самым страшным кошмаром, на деле являлась и их сильной стороной — она учила этих существ выносливости, какой может похвастаться далеко не каждый человек.

Бенедикт, как мог, старался продираться сквозь толпу с наименьшими скоростными потерями. Вскоре Иммар заметно отстал от своего командира. Колер осознал, что, если догонит демона, то останется с ним один на один.

«Да прибудут со мной боги!» — подумал старший жрец Кардении и, найдя глазами в толпе проход, припустился еще быстрее, оставляя брата позади.

Дезмонд Нодден тоже ускорился. Казалось, он мчится к какому-то определенному месту. Может ли такое быть? Могут ли у демона быть сообщники в Умиро? На такое развитие событий Бенедикт не рассчитывал…

«К бесам! Что бы ни было, эта тварь от меня не уйдет!» — постарался придать себе уверенности старший жрец.

Через пять минут погони данталли свернул во двор трактира, и Бенедикт, достигнув двери, остановился в раздумьях. Сколько там может быть демонов? Агент ничего не докладывал о целом логове этих существ. Если уж он приметил Дезмонда Ноддена, должен был заметить и остальных — в конце концов, Красный Культ готовит хороших наблюдателей. Мог ли аллозийский агент ошибиться? Мог ли сделать слишком поспешные выводы? Ответов у Бенедикта не было.

«Нужно дождаться Иммара», — строго сказал себе Колер. — «Соваться туда одному просто глупо».

Ждать брата пришлось недолго — грузный жрец быстро пробил себе путь сквозь толпу и нагнал командира.

— Он внутри? — переводя дыхание, спросил Иммар, удобнее перехватив арбалет.

— Внутри, — кивнул Колер.

— Постарается уйти через черный ход?

— Не знаю.

Бенедикт тяжело вздохнул и двинулся внутрь трактира, название которого даже не потрудился прочитать. Изумленный хозяин заведения уставился на вооруженных незнакомцев с недовольством, тут же сменившимся опаской.

— Светловолосый парень с арбалетной стрелой в плече, — нахмурился Колер, кидая на стол пару серебряных монет. — Не говори, что не видел его. Куда он пошел?

— Соображай поживее, милейший, — хмыкнул Иммар, демонстративно поведя арбалетом.

Трактирщик бегло руками сгреб монеты и опасливо кивнул в сторону лестницы. Несмотря на явную неприязнь к пришельцам, мелькнувшую в его взгляде, мужчина при виде заряженного оружия придержал любые возмущенные комментарии.

— На второй этаж. Сказал, его ждут… — пролепетал он.

— Сколько занято комнат? — нахмурился Бенедикт.

— Одна всего, самая дальняя по коридору. Заплатили за весь этаж…

Колер кивнул Иммару на лестницу, и брат молча последовал за ним.

— Приготовься, — настоятельно порекомендовал Бенедикт, бегом поднимаясь по ступеням. — Мы понятия не имеем, на кого там нарвемся. Будь готов стрелять, я войду первым.

Жрец Алистер отозвался коротким кивком. Колер выхватил из ножен меч и двинулся вперед. Оказавшись у дальней комнаты, он переглянулся с братом, обменявшись кивками, и распахнул дверь грубым ударом ноги.

Дезмонда Ноддена Бенедикт увидел сразу — сжимавшего раненое плечо и затравленно глядящего на своих палачей. Однако в комнате он был действительно не один. Заметив того, кто, по словам трактирщика, ждал данталли здесь, старший жрец Кардении тут же вскинул руку.

— Не стрелять! — строго выкрикнул он Иммару, который уже прицелился в голову демону-кукольнику.

— А, Колер, — протянул обитатель и временный хозяин всего второго этажа трактира, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку кресла. — Как вы грубо с дверью! Вам чем-то лично не угодил этот кусок дерева, или в Красном Культе так учат стучать?

Бенедикт замер. «Эта тварь здесь что забыла?!» — подумал он, скрипнув зубами от злости.

— Ваше… Величество, — процедил старший жрец, заставляя себя почтительно кивнуть нынешнему правителю Малагории.

Бэстифар шим Мала осклабился, в глазах мелькнул нехороший огонек.

— О, а вот это было хорошо! — пожиратель боли прищурился и неспешно соединил подушечки пальцев. — «Ваше Величество» вместо чего-то вроде «треклятый аркал». Тяжело далось это произнести, жрец Колер? Ставлю десять малагорских аф, что тяжело! Но, в любом случае, в вашем исполнении звучало потрясающе.

Колеру с трудом удалось сохранить невозмутимое лицо.

— Прошу простить за вторжение, Ваше Величество, — на одном выдохе произнес он, глядя на стоящего в углу Дезмонда Ноддена. — Мы не знали, что вы здесь…

— Государственные дела, — пожал плечами Бэстифар со скучающим видом. — Впрочем, не буду утомлять вас ненужной информацией.

— Вы один? Малагорский царь — и без всякой охраны? Рискованно, — прищурился Колер, мгновенно вспомнив о Мальстене Ормонте. Возможно, именно за помощью к своему собрату решил обратиться раненый Дезмонд Нодден? Такой вариант развития событий был не исключен.

— Ваша заботливость не знает границ, жрец Колер, — криво ухмыльнулся аркал. — Но, если вы помните, в охране я не нуждаюсь.

Рука пожирателя боли предупреждающе засияла и тут же погасла. Всем своим видом Бэстифар показал, что любезно не станет демонстрировать силу.

Бенедикт прерывисто вздохнул, вновь поглядев на раненого данталли.

— Ваше Величество, мы не станем более стеснять вас своим присутствием. Перейду сразу к делу. Существо, находящееся в этой комнате — демон-кукольник по имени Дезмонд Нодден. Я тре… прошу отдать его нам, эта тварь принадлежит Красному Культу.

Бэстифар чуть прищурился, улыбка теперь играла лишь в левом уголке губ.

— Вот оно, значит, как, — нарочито задумчиво произнес он, тут же чуть брезгливо поморщившись. — «Тварь» — как это грубо, жрец Колер. И это ваше «принадлежит»… Помилуйте, вы ведь говорите о моем госте.

Рука Бенедикта дрогнула, сжимаясь в кулак. Ему с трудом удавалось сдерживать бушующую внутри злость.

— Ваше Величество, я действую в интересах населения всей Арреды…

— Человеческого населения, — снисходительно сдвинул брови Бэстифар, — что не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения.

— Вы поступаете неблагоразумно, Ваше Величество. Вынужден напомнить, что у подобного рода конфликтов могут быть весьма печальные последствия, невыгодные нам обоим, — едва контролируя рвущуюся наружу ярость, процедил Бенедикт.

— Как мило с вашей стороны напомнить мне о каре за пособничество данталли, которая грозила бы мне за Большим морем, — осклабился Бэстифар. — Но, к счастью для нас обоих, эти последствия — лишь слова на этом берегу. Здесь, в Аллозии, жрец Колер, это я вынужден вам напомнить, что Красному Культу следует вести себя осторожнее и не провоцировать конфликтов, а вы сейчас занимаетесь именно этим. Врываетесь ко мне в комнату, выбиваете дверь, предъявляете требования, оскорбляете моего гостя. Я терпелив, жрец Колер, но ведь могу и обидеться.

Казалось, аркалу стоит огромных трудов не рассмеяться в голос.

— Это существо… — начал Иммар, сумевший, наконец, подать голос. Бэстифар смерил его критическим оценивающим взглядом и тут же приподнял руку в останавливающем жесте.

— Это существо — спешу снова напомнить, что вы говорите о моем госте — находится под защитой Независимого Царства Малагория и моей лично, господа жрецы. Поэтому о своей охоте можете забыть. Сегодня вы уйдете ни с чем и будете благодарны хотя бы за то, что я не стану раздувать из вашего поведения скандал.

— При всем уважении, Ваше Величество, — сквозь зубы процедил Бенедикт, заглядывая в темные глаза пожирателя боли, — вы коллекционируете данталли? Одного кукловода вам мало?

Бэстифар выдержал взгляд старшего жреца, поморщившись лишь на долю секунды. Колер задержал дыхание, вспоминая множество проведенных дознаний: не раз ему доводилось видеть подобный взгляд у пособников данталли или самих замученных в темных подвалах Культа демонов-кукольников. Не затравленный, нет… то был взгляд человека, пережившего большую потерю. Потерю, о которой только что напомнили. Этой секунды, растянувшейся на маленькую вечность, Бенедикту хватило, чтобы понять: Бэстифар шим Мала не ищет новый экземпляр для коллекции — он ищет замену. Мальстена Ормонта более при аркале нет.

Малагорский царь, не отводя взгляда, который сделался за секунду обжигающе ледяным, вскинул голову и кивком указал последователям Культа на дверь.

— Я все сказал, Колер, — отрезал он.

Бенедикт попятился, увлекая за собой Иммара.

— Что ж, прошу прощения за вторжение, Ваше Величество, — многозначительно отозвался он, запирая за собой дверь с другой стороны.

Оказавшись с командиром один на один, Иммар растерянно посмотрел на Колера.

— Хочешь сказать, он может вот так просто…

— Пойдем, — строго произнес старший жрец, направляясь к выходу из трактира.

— Бенедикт! — окликнул Иммар, поспевая за командиром.

Колер заговорил с подчиненным, лишь когда они отошли на достаточное расстояние от трактира, и лишь теперь Бенедикт обратил внимание на название заведения: «Jinsaju solog Adesos», что с коренного аллозийского наречия значило «Самый лучший день». Старшему жрецу стоило больших усилий не рассмеяться в голос. Воистину, богиня удачи, похоже, отметила это место.

— Оставим этого данталли Бэстифару. Нас, похоже, ждет более крупный улов.

— Более крупный?

— Ты мало проводил допросы, мой друг, — снисходительно покачал головой Колер, криво улыбнувшись. — И ты не научился еще читать эти взгляды. Мальстен Ормонт. Он больше не в Малагории.

Иммар недоверчиво приподнял бровь.

— С чего ты это взял?

— Можно сказать, что догадался…

Приграничный лес, Танская область, Сембра

Двадцать третий день Матира, год 1489 с.д.п.

— А ведь и вправду, как вы догадались? — нахмурился Киллиан.

Бенедикт протянул руки к костру, стремясь согреть отчего-то похолодевшие пальцы.

— Когда-нибудь, проведя больше сотни допросов, ты тоже научишься распознавать эти взгляды. Читать по выражениям лиц. Я видел, как Бэстифар шим Мала посмотрел на меня, стоило мне упомянуть Ормонта. Я понял, что анкордкий кукловод ушел, по тому, как этот аркал ответил, по тому, как посмотрел. Можешь назвать это интуицией, можешь — волей богов. Суть от этого не меняется.

Киллиан тяжело вздохнул.

— Я все пытаюсь понять… — задумчиво произнес он, — что было на уме у этого существа, когда он все это затеял? Контроль над Кровавой Сотней, я имею в виду.

— Рерих VII сказал, что Ормонт сам предложил свои услуги. Его якобы интересовала победа Анкорды в Войне Королевств.

Киллиан недоверчиво нахмурился.

— Вы этому не верите?

— Отчего же? Верю. Верю даже в то, что Ормонт мог искренне желать не столько победы Рериха, сколько именно воцарения мира на Арреде. А впоследствии — надеялся на поддержку Анкорды в деле о Хоттмаре. Возможно, если бы его план сработал, и его бы не раскрыли, Рерих и впрямь отправил бы своих людей отвоевывать для данталли землю его семьи.

— Я слышал о Хоттмаре, когда пришел в Культ, — пожал плечами Харт. — Ормонт был внебрачным сыном того данталли, которого разоблачили при герцогине?

— Этого я не знаю, — честно ответил Бенедикт. — Внешнего сходства между Сезаром Линьи и Мальстеном Ормонтом не было. Герцогиня продолжала утверждать, что ее сын — законный наследник Хоттмара, даже под пытками. То же утверждал и данталли, а герцог и вовсе ничего не знал. Возможно, у герцогини была интрижка с другим демоном, однако о нем мы ничего не знаем. Лет за восемь до появления в Хоттмаре Сезара Линьи там был сожжен данталли по имени Эллай Дортмунд. Других демонов в тех землях не встречали, если верить нашим осведомителям. Возможно, именно тот данталли был отцом Мальстена Ормонта, но герцогине удалось скрыть свой роман с ним и выдать рожденного ребенка за сына Гелвина Ормонта.

Киллиан поджал губы.

— Сезар Линьи… Эллай Дортмунд… это ведь было столько лет назад. И вы помните всех пойманных вами данталли?

— Эллая Дортмунда казнил не я, а другие жрецы, оказавшиеся в Хоттмаре проездом. Но в остальном — да. Всех, — кивнул Бенедикт, невесело усмехнувшись. — Я помню вообще всех, кто побывал у меня на допросах. Всех, кого я казнил, в том числе и за пособничество, и всех, чьи дела изучал. Могу назвать тебе по именам всю Кровавую Сотню Анкорды, как уже называл эти имена в Храме Тринадцати в Кроне.

— Называли в Храме Тринадцати, — нахмурился молодой человек. — В святилище Рорх?

— Именно.

— Вы молились за их перерождение?

— За каждого, — кивнул Бенедикт. — И, предупреждая твой следующий вопрос, нет, я не суеверен и не считаю, что этой молитвой отдавал за солдат Кровавой Сотни часть собственной души. А если и так… — старший жрец Кардении пожал плечами, — значит, так тому и быть. Мне все равно.

Киллиан тяжело вздохнул.

— Наверное, это непросто, — пробормотал он. — Помнить их всех…

— Такие вещи отпечатываются в памяти, — кивнул Бенедикт. — Разве ты сможешь теперь забыть когда-нибудь Ганса Меррокеля?

Харт опустил взгляд.

— Вряд ли, — тихо отозвался он.

— Это наша работа, Киллиан. Ты должен понимать, на что идешь, когда берешься за нее. Память о каждой казни — неотъемлемая часть нашего дела. Поэтому я так стараюсь научить тебя отвлекаться от твоих кошмаров. Иначе можно сойти с ума.

Колер выждал, пока ученик посмотрит на него, и внимательно заглянул ему в глаза.

— Как тебе кажется, Киллиан, ты справишься с этим? С тем, чтобы научиться выведывать информацию у существ, которых крайне тяжело сломать. С тем, чтобы отправлять на костер людей, которые отдали свои души этим демонам, или людей, которые сделали это против воли. С тем, чтобы помнить каждое имя. Справишься? Не думаю, что тебе приходилось задумываться об этом в Олсаде.

Харт нахмурился. Несколько секунд он молчал, затем качнул головой.

— Хотел бы я с уверенностью ответить положительно, Бенедикт, но не могу. Я не знаю.

Вопреки ожиданиям молодого человека, на лице Колера растянулась улыбка.

— Хорошо, — кивнул старший жрец. — Если бы ты однозначно ответил положительно, я решил бы, что ты не готов или не понимаешь до конца сути этой работы. Но ты понимаешь. И поэтому сомневаешься.

— Жрец Леон говорил, что в нашем деле нет места сомнению.

Бенедикт хмыкнул.

— И после этого фанатиком называют меня. Дело в том, что жрец Леон никогда никого не казнил. Он и данталли-то вряд ли видел живьем когда-нибудь. В этом случае уверенность объяснима. Но когда тебе довелось хоть раз провести допрос и казнь — особенно над человеком, ты начинаешь чувствовать цену.

— Это тоже наша расплата? — невесело усмехнулся Харт.

— Именно, — кивнул Бенедикт, оценивающе окинув ученика взглядом.

Некоторое время спутники молчали, затем Харт вновь повернулся к наставнику и, нахмурившись, кивнул:

— Бенедикт, можно спросить еще кое-что?

— Разумеется.

— Это ведь вы ввели правило казнить людей за пособничество данталли. Кем был первый человек, которого вы за это сожгли? Как эта мысль пришла к вам?

Колер отвел взгляд, уставившись на костер.

— Думаю, отвечу сразу на оба вопроса: это была Адланна Колер, моя жена.

Молодой человек поджал губы, не сразу сумев что-то сказать. В ответ на это молчание на губах старшего жреца Кардении появилась тень понимающей печальной улыбки.

— Жестокая месть… — шепнул, наконец, Киллиан.

— То была не месть, — нахмурился Бенедикт, — а попытка спасти ее душу от влияния демона-кукольника. Я не утверждаю, что не был зол и не чувствовал себя обманутым, это было бы ложью. И, пожалуй, доля мести в этом присутствовала. Однако основной задачей я искренне ставил спасение души Адланны, могу поклясться в этом перед богами. А о том, что чистоту души порабощенного человека возвращает только очищающий огонь, ты знаешь и без меня из истории борьбы с некромантами.

Бенедикт не разглядел в глазах Киллиана доверия и невесело усмехнулся.

— Ты можешь не верить мне, но я видел, как это существо изменило мою жену. Это была уже не Адланна, а лишь марионетка данталли. Чтобы спасти ее душу хотя бы перед богами, я должен был разорвать эту связь.

Видя задумчивость ученика, Колер ухмыльнулся.

— Назови меня фанатиком или чудовищем, если хочешь, я не обидчивый. К тому же слышать это мне приходилось не раз.

— Вы фанатик, — криво улыбнулся Киллиан. — Но чудовище в этой истории все же другое.

— Спасибо, — вдруг искренне произнес Бенедикт.

— За что?

— Ты один из немногих, кто сказал это искренне.

«Отчет о поимке данталли.

Жюстин, Ра̀стия.

Год 1438 с.д.п.

На двадцать восьмой день Сагѐсса подданная Растии, Беатрисса Хонэ̀ (51 год от роду) явилась в отделение Красного Культа Жюстина с сообщением о демоне-кукольнике по имени Альфред Зѝгрин, скрывающемся под видом аптекаря в северной части города. (Записывал первый помощник старшего жреца Юлиан Линг).

Беатрисса Хонэ: «Когда я пришла в аптеку в красном платке, Альфред меня не сразу заметил. А, когда я поздоровалась, растерянно так посмотрел, как будто не понял, кто я такая. Я купила у него настойку от боли в коленях и хотела поскорее уйти, потому что опасалась, но виду не подала. Другой покупатель, что стоял рядом (имени и рода деятельности его я не знаю, видела его впервые), задел мой пузырек с настойкой своей заплечной сумкой. Альфред как-то странно дернул рукой, и тот второй покупатель ловко поймал пузырек. Он очень удивился, что сумел так… и красного на нем не было. Может ли быть такое, что наш аптекарь — данталли, жрец Линг? Я сочла своим долгом об этом сообщить».

Заявление принято на рассмотрение.

Решение старшего жреца: высылать группу захвата данталли. (Густав М. Морров, Сагесс-29, 1438).

<…>

На тридцатый день Сагесса группой жреца Конрада Нильса был произведен арест аптекаря Альфреда Зигрина (взят на месте работы). Подозреваемый при аресте оказать сопротивление был не в состоянии, т. к. был практически лишен возможности видеть жрецов, т. е. удовлетворил условиям первичной проверки. Вторичная проверка проведена на месте. Цвет крови подозреваемого — синий. А.Зигрин отправлен на допрос в резиденцию Красного Культа в Жюстине (Сагесс-30, 1438).

Дознаватели: Конрад Нильс, Марк Кѐрран.

Продолжительность допроса: 5 суток. (Допрос А.Зигрина задокументирован в первом приложении к настоящему отчету).

Приговор старшего жреца: казнь через сожжение. Привести в исполнение на пятый день Солѐйля.

<…>

Отчет о казни А.Зигрина

Жюстин, Растия.

Год 1438 с.д.п.

Отчет составил второй помощник старшего жреца Дѐмиш Маргг.

Альфред Зигрин, данталли, 38 лет от роду. Доставлен в резиденцию Красного Культа на тридцатый день Сагесса для допроса. Дознание было завершено на четвертый день Солейля, после чего старший жрец Красного Культа Растии Густав М. Морров приговорил А.Зигрина к казни через сожжение на костре за применение демонических сил против мирного населения города Жюстина, Растия.

Состояние приговоренного на пятый день Солейля: Серьезных травм, полученных при допросе: 3.

Переломов: 2 (лучевые кости левой руки)

Ожогов третьей степени тяжести: 12

Колотых ран, совместимых с жизнью: 15

Полученные травмы обработаны лекарем Красного Культа Холланом Меером по окончании допроса, состояние А.Зигрина на момент осмотра оценено как удовлетворительное.

<…>

А.Зигрин приведен на Ритуальную Площадь города Жюстин, Растия на рассвете пятого дня Солейля.

Палач: Марк Керран Конрад Нильс.

Длительность казни: 5 часов.

Смерть приговоренного: наступила через полчаса после начала казни.

Казнь приведена в исполнение за три часа до полудня пятого дня Солейля жрецом Конрадом Нильсом, заменившим жреца Марка Керрана, погибшего при непредвиденных обстоятельствах, возникших в связи с казнью А.Зигрина. (Непредвиденные обстоятельства, возникшие в связи с казнью данталли А.Зигрина задокументированы во втором приложении к настоящему отчету).

<…>

Отрывок из Приложения 2 к отчету о казни данталли

Жюстин, Растия

Год 1438 с.д.п.

Описал: второй помощник старшего жреца Демиш Маргг.

Приговоренный к казни Альфред Зигрин не оказывал сопротивления по дороге из резиденции Красного Культа до Ритуальной Площади Жюстина, держался отстраненно. Лишь увидев помост, данталли заметно занервничал и даже попытался вырваться, однако конвоирам удалось его удержать. Как свидетель происходящего, спешу отметить, что задержать данталли удалось не без труда.

На подходе к помосту демон оглядел присутствующих на площади жрецов. Оглядел осмысленным, ясным взглядом, на который данталли не способны, когда смотрят на враждебный им красный цвет. Жрецы попытались сопроводить приговоренного на помост, однако не сумели сделать и шагу — каждый последователь Красного Культа, находящийся в непосредственной близости от Альфреда Зигрина потерял контроль над своим телом. Я, Демиш Маргг, находился на большом расстоянии от демона, и лишь волею великой Тарт не попал под его влияние. Не берусь судить, каким образом данталли удалось разглядеть и взять под контроль жрецов в защитных красных одеждах. Жрец М. Керран (что вел допрос А.Зигрина в паре с К. Нильсом) попытался обезвредить демона с помощью мечей, однако приговоренному удалось заставить жреца Нильса выступить марионеткой против М.Керрана. В результате короткой ожесточенной схватки М.Керран был убит. Скончался на месте от смертельного ранения. Возможно, демон взял под контроль и всех людей на площади, т. к. никто даже не попытался остановить его.

Альфреду Зигрину удалось также устроить драку между жрецами и попытаться сбежать. Волей Тарт данталли совершил ошибку: попытался скрыться в толпе, надев красный плащ. Очевидно, демон решил, что сумеет обмануть Красный Культ, замаскировавшись под человека в красных одеждах, на которого не пало бы подозрение в богопротивной природе иного существа. Однако надев красный плащ, А.Зигрин полностью лишился зрения, вследствие чего потерял контроль над пойманными жрецами Красного Культа.

Данталли был тут же схвачен и препровожден в резиденцию для выяснения обстоятельств. В качестве мер предосторожности плащ, лишивший А.Зигрина зрения, было решено не снимать.

Несмотря на обстоятельный допрос (в дополнение к личной расплате, во время которой А.Зигрин умолял жреца Нильса о смерти), демон не сумел объяснить, каким образом ему удалось подчинить людей в защитных красных одеждах <…>».

Иммар потер уставшие глаза, перечитывая очередной отчет об одном из давних случаев, когда данталли удавалось подчинить людей в красном. В пересохшем горле поселился навязчивый кашель, и жрец сделал большой глоток воды.

— Удивительно, — оценивающе хмыкнул Ренард, запрокинув голову и невидящими глазами уставившись в потолок. — Столь яркий случай словно был забыт.

— Прошел пятьдесят один год, — зевнул Иммар, качнув головой. — Но, ты прав, случай действительно удивительный. Единственный раз, когда данталли удалось так долго контролировать людей в красном.

Ренард невесело усмехнулся.

— Кроме, разве что, случая Мальстена Ормонта.

— Ормонт действительно управлял олсадскими жрецами, как бы это отвратительно ни звучало, мастерски. Было видно: он делал это не раз и не два, Ормонт этому обучен. И, похоже, учил его этому не Сезар Линьи, которого казнили в Хоттмаре. Если бы тот данталли был способен на нечто подобное, он без труда бы справился с нами.

Ренард задумчиво потер подбородок.

— Сейчас дело не в том, кто научил этому Ормонта, мой друг, — интонации слепого жреца напомнили Иммару Бенедикта. — Я все думаю о случае в Растии. В приложении и рассказе Демиша Маргга сказано, что Альфред Зигрин потерял контроль над своими марионетками, как только надел красный плащ сам и попытался скрыться. Известно, что данталли не могут управлять людьми в красном, так как попросту не видят их. Не могут сосредоточиться на них.

— К чему ты это? — покачал головой Иммар.

— К тому, что, думаю, дело не только в цвете. По крайней мере, мне так кажется. Дело, скорее, в слепоте, — в уголках губ Ренарда мелькнула кривая улыбка.

— Данталли беспомощны, когда не видят… — нахмурился Иммар.

— Именно, — осклабился слепой жрец. — Уж я-то об этом могу судить лучше других. И, похоже, как бы мастерски данталли ни прорывался сквозь красное, есть способ лишить его возможности контролировать других, сделать безвредным.

Иммар кивнул.

— Демоны оказываются беспомощны, если красное оказывается на них самих. Оно блокирует не других от данталли, а данталли — от мира, поэтому не позволяет им выпустить нити. Даже тем, кто может прорываться, как анкордский кукловод…

Ренард нетерпеливо сцепил пальцы.

— Нужно сообщить это Бенедикту. Похоже, мы нашли способ обуздать Мальстена Ормонта.

Сонный лес, Карринг

Двадцать пятый день Матира, год 1489 с.д.п.

На второй день пути лес стал заметно гуще, и темп, с которым Мальстен и Аэлин преодолевали расстояние, отделявшее их от дома Тиссы, к сожалению обоих путников, существенно снизился.

На этот раз двигаться — вне зависимости от желания или нежелания — приходилось вдали от основного тракта, дабы незаметно миновать границу с Каррингом. К тому же искомая тринтелл жила в непроходимой лесной глуши, и, чтобы добраться до ее жилища, свернув с тракта, пришлось бы сделать большой крюк.

Охотница в дороге по большей части пребывала в мрачном расположении духа и держалась молчаливо: чем ближе она подбиралась к ответу на вопрос, жив ли ее отец, тем тягостнее и невыносимее становился каждый час ожидания. Мальстена же помимо мыслей о судьбе Грэга Дэвери занимали раздумья о дороге в Малагорию и о словах Теодора Гласса.

…вы с Бэсом похожи, только ты — куда больший моралист, нежели он.

«Неужто, действительно, только в этом — вся разница?»

После схватки с хаффрубом на площади Фрэнлина эти слова не давали данталли покоя. Той ночью у него не было времени допрашивать своего врага, он спешил на помощь Аэлин. Но как бы демон-кукольник повел себя, располагай он нужными запасами времени? Стал бы пытать хаффруба? Смог бы? А ведь даже при своем резком неприятии самой идеи использования пыток, он, к собственному ужасу, понимал, что смог бы.

Все годы своего пребывания в Малагории Мальстен был не в состоянии находиться поблизости, когда Бэстифару попадал в руки кто-то для допроса, не мог видеть, как аркал пытает своих жертв. Мучения, к которым прибегал Красный Культ, выуживая информацию из данталли, и то, что делал Бэстифар — для Мальстена в этом почти не было различий, и беглый анкордский кукловод всегда старался уйти от этого зрелища, кроме случая с Грэгом Дэвери.

Данталли считал себя неспособным на жестокость, присущую Бэстифару, однако в ночь схватки с хаффрубом, он впервые осознал, с какой легкостью может убить. Без колебаний, без промедлений лишить жизни человека или иного. Это ли — не жестокость, которую он так отрицал? А ведь сейчас с каждой минутой Мальстен все отчетливее признавал ее наличие и начинал всерьез опасаться той неизвестности, что открывала ему собственная сущность. Если бы не сопутствующие столь неприятным открытиям моральные угрызения, о которых упоминал аггрефьер, Бенедикта Колера, объявившего анкордского кукловода страшнейшим из монстров, можно было бы считать правым…

На фоне развернувшихся размышлений, Мальстен вновь и вновь задавал себе вопрос, почему сбежал из Обители Солнца на самом деле, но не находил ответа. В глубине души он был убежден, что так отчаянно, так трусливо сбежать, оставив при этом на волю богов двух своих близких друзей, между которыми царила непримиримая вражда, он мог только от самого себя. При каждом возвращении к этой мысли все сильнее становилось желание поскорее прибыть в Грат и вызволить Грэга из плена, если тот еще жив. Встречаться при том лицом к лицу с Бэстифаром — пусть эта встреча и была неизбежна — Мальстену решительно не хотелось, и тут дело было даже не в страхе признания их с малагорским царем схожести: он попросту не представлял себе, как посмотрит другу в глаза после своего бегства. Данталли понимал, как аркал воспринял этот побег — после всего, что Бэс сделал для беглого кукловода, он счел этот поступок предательством, и, по сути, имел на то полное право. Бэстифар, наверняка, решил, что, покинув Малагорию, Мальстен выбрал сторону плененного охотника и пожелал своему покровителю смерти, что было в корне неверно: в этом противостоянии данталли так и не сумел принять ничью сторону, он был не в силах пожелать смерти ни одному из своих враждующих между собой друзей.

«А ведь возможно, именно это заставило меня сбежать?» — усмехнулся про себя Мальстен, отметая, наконец, размышления о собственной жестокости. — «Предоставить Тарт решать, кому жить, а кому умереть от руки другого, было, безусловно, много проще, чем дожидаться, пока меня самого поставят перед этим выбором…»

Данталли тяжело вздохнул, представив, с каким презрением отреагировал бы на подобное малодушие ученика Сезар Линьи. Он не преминул бы напомнить, что из любой ситуации есть всего три выхода: принять верное решение, не принять верного решения и избежать решения вовсе. Причем расплачиваться угрызениями совести за последний из представленных вариантов, как водится, надлежало сильнее всего — пожалуй, в этом покойный учитель не ошибся.

Мальстен понимал, что даже сейчас, держа путь в Обитель Солнца, он надеется вновь избежать необходимости принимать чью-либо сторону. Однако на этот раз данталли не считал это побегом от ответственности. Нет, он направлялся в Грат с твердым намерением сохранить жизнь и Грэгу, и Бэстифару, и именно такое решение он полагал единственно верным. Эту вражду необходимо было прекратить без кровопролития. Мальстен пока не представлял себе, как это сделать, однако знал, что приложит все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы осуществить задуманное.

Добраться до Малагории быстрее всего представлялось возможным по Большому морю. Примерно через две недели пути Мальстен рассчитывал выйти в портовый город Леддер в Нельне, откуда до Обители Солнца еженедельно ходили торговые или небольшие пассажирские суда. Последние чаще всего перевозили на борту зажиточных людей, прибывавших в Леддер из разных уголков Арреды в надежде попасть непосредственно в Грат и увидеть достопримечательности столицы Малагории, в том числе и знаменитый цирк Бэстифара. Мальстен прекрасно понимал, что денег на то, чтобы их с охотницей обоих взяли на борт, не хватит, и искренне жалел, что не догадался перед бегством из Фрэнлина разжиться деньгами хаффрубов, коим серебро нынче, так или иначе, уже было без надобности…

— Проклятье! — вдруг воскликнула Аэлин, едва не запнувшись о корягу, но вовремя ухватившись за дерево. Выкрик охотницы вырвал Мальстена из долгих раздумий.

— Ты в порядке? — участливо спросил данталли. Аэлин небрежно и слегка раздраженно махнула рукой.

— Чуть ногу не подвернула, но обошлось. Долго нам еще тут плутать? Ты дорогу точно знаешь?

— Я слышу в вашем голосе недоверие, леди Аэлин? — хитро прищурившись, нарочито серьезно спросил Мальстен. Охотница снисходительно улыбнулась.

— Не выдумывай. Просто хочу быть уверена, что мы не заблудились.

— С картой сверялись на прошлом привале, и пока все еще идем верно, — пожал плечами данталли, прищурившись и глядя перед собой. — Дальше, кажется, дорога получше. Впереди поляна, можем остановиться на ней на привал. По времени пора бы.

Аэлин нахмурилась.

— По времени-то пора, а по расстоянию преодолели мы всего ничего, — разочарованно вздохнула она. Мальстен развел руками.

— Согласен, но дорога здесь отвратительная. Точнее, она здесь отсутствует, поэтому движемся мы медленно, но зато в верном направлении, — данталли склонил голову и ободряюще улыбнулся спутнице. — Аэлин, в этом деле переусердствовать себе дороже, сама ведь знаешь.

— Знаю, — согласилась охотница, — просто сейчас сумерки. Если остановимся, придется возобновлять дорогу только поутру, потому что впотьмах мы на этих корягах убьемся. Место, пожалуй, хорошее, да и обзор для караула подходящий, но… может, все-таки стоит продвинуться чуть дальше? Точного расстояния до дома тринтелл ты не знаешь, знаешь только направление, поэтому, может, нас разделяет от цели всего пара часов пути?

Мальстен криво улыбнулся.

— Что ж, возможно, ты права. Хорошо, давай будем идти, пока не стемнеет, а там — остановимся, где придется. В конце концов, не впервой.

— Спасибо, — женщина благодарно склонила голову. — Прости, что фанатично стараюсь пройти как можно больше, просто…

— Я понимаю, — перебил данталли. — Сейчас, когда так близко ответ на мучающий тебя вопрос, любое промедление мучительно. Мне это знакомо, можешь не объяснять, идем дальше.

Охотница заметно приободрилась.

— Похоже, боги послали мне самого сговорчивого спутника из всех возможных, — с улыбкой сказала она, устремившись вперед. — Серьезно, спасибо тебе за понимание. Обещаю, после визита к тринтелл я исправлюсь.

— Кстати, когда мы туда доберемся, советую все же звать ее по имени, — тоном наставника посоветовал Мальстен, поравнявшись со спутницей.

— Это понятно, — ухмыльнулась Аэлин в ответ. — Но пока мы не пришли, могу себе позволить свой профессиональный говор. Не волнуйтесь за меня, ваша светлость, я буду вести себя прилично и стану самой милой охотницей в глазах леди Тиссы.

— С «леди» — точно перебор, — хохотнул Мальстен, ступив, наконец, на поляну первым. Мягкая земля, заросшая густой, намокшей от вечерней росы травой, непривычно просела под ногами.

Аэлин, еще больше воодушевившись от отсутствия коряг, ускорила темп, стремительно направившись к центру поляны, опередив данталли.

— Хорошо, ты прав. С этого момента даже за глаза буду звать ее исключительно по имени. Стоит попривыкнуть заранее…

Охотница вдруг испуганно ахнула: сделав следующий шаг, она по щиколотку провалилась в мягкую землю и лишь через секунду поняла, что под травой — не размытая почва и не грязь, а вода.

— Боги! — воскликнула Аэлин, резко шагнув в сторону, однако там провал оказался глубже, и ноги увязли в воде по колено. Глаза охотницы наполнились ужасом, она попыталась отступить, вернуться назад на твердую почву, однако вода обнаружилась и там, где ее, казалось, только что не было — под кромкой травы, столь походившей на лесную поляну секунду назад — и женщина лишь глубже завязла в ловушке, не успев понять, что происходит.

— Аэлин, замри! — предупреждающе приподняв руку, велел Мальстен, успевший также оказаться в воде чуть выше, чем по щиколотку, когда сделал неосознанный шаг вслед за спутницей.

— Болото… — едва слышно прошептала женщина, заметно побледнев. — Боги, мы в болоте… нет. Нет, нет, нет…

Данталли нахмурился, вспомнив, как охотница переходила реку Мотт на пути к Олсаду. Что могло быть страшнее болота для человека, который боится водоемов? Ведь это была не просто вода, но вода, которая, в представлении Аэлин, неминуемо губила, и выбраться из которой без посторонней помощи было практически невозможно, а единственный возможный помощник сейчас точно так же попал в ловушку. Мальстен понимал: еще немного, и у его спутницы начнется паника.

— Аэлин, — нарочито строго заговорил он. — Смотри на меня. Просто смотри, хорошо? Нет, не вокруг! На меня, поняла? Вот так.

Поймав почти обезумевший от страха взгляд охотницы, данталли кивнул.

— Слушай меня. Не позволяй себе паниковать. Мы выберемся отсюда, я тебе обещаю. Просто не дергайся, ясно?

— Мальстен… — беспомощно шепнула Аэлин.

— Все хорошо, — кивнул данталли. — Не двигайся, дыши ровно, закрой глаза и… и просто считай. Сосредоточься на этом, считай до ста. А я пока придумаю, как нам быть, хорошо? Мне просто нужно немного времени…

— Мальстен, я…

— Считай до ста, Аэлин!

Охотница прерывисто вздохнула и начала считать вслух дрожащим шепотом. Мальстен, не теряя времени, принялся озираться по сторонам в поисках ветки, за которую можно ухватиться, чтобы выбраться, или чего-либо похожего, однако ничего подходящего поблизости не нашел. Тот, кто создал эту ловушку, безусловно, продумал все, чтобы жертва из нее не выбралась.

«Проклятье!» — скрипнул зубами данталли, не представляя, как поведет себя его спутница, когда поймет, куда они угодили. А тем временем паника все сильнее захватывала ее.

— Двадцать два… двадцать три… — Аэлин сжала в кулак дрожащую руку. — Мальстен, я не могу. Я должна отсюда выбраться!

Женщина испуганно рванулась в обратную сторону, к лесу, но болото лишь затянуло ее глубже: вода достала до пояса, и Аэлин пронзительно закричала, страх взял верх над разумом, гоня тело обратно к твердой почве, до которой было уже не добраться.

— Аэлин, стой! — громко выкрикнул данталли, выбросив руку вперед. Черные нити, видимые одному лишь кукловоду, накрепко связали охотницу, не позволив ей двинуться дальше и увязнуть глубже. Мальстен тут же пожалел, что не сделал этого раньше, ведь теперь вытащить Аэлин из такого болота будет возможно, только если сама Тарт протянет руку помощи…

Охотница округленными от ужаса глазами взглянула на данталли.

— Мальстен, прости, я… выведи меня отсюда, я не могу…

Кукольник вновь скрипнул зубами, напряженно измышляя, как сообщить спутнице о ловушке, не ввергнув ее при этом в неконтролируемую панику.

— Я выведу, — пообещал он, хотя понимал, что надежды на то мало. — Просто мне нужно немного подумать, как это сделать.

Данталли попытался сделать короткий шаг обратно к лесу, давая своей теории последний шанс оказаться неверной. Нога, ступившая по болотному дну, увязла сильнее, потянув за собой все тело. Мальстен покачнулся, с трудом удержавшись на ногах. Аэлин ахнула от испуга.

— С каждым шагом мы увязаем сильнее, твердая почва под ногами словно исчезла… неважно, в какую сторону мы движемся, это болото тянет на дно, — пролепетала она. Связанная нитями данталли и лишенная возможности сорваться и в панике побежать, охотница вынуждена была заставить себя размышлять над сложившимся положением. Уже через несколько секунд во взгляде ее мелькнуло осознание, тут же сменившееся еще бо̀льшим ужасом и отчаянием. Глаза наполнились слезами. — Нет. Милостивые боги, нет…

— Аэлин, — качнул головой Мальстен, тщетно пытаясь призвать охотницу к спокойствию.

— Болото дьюга̀ра, — с отчаянной злостью проговорила она. — Только оно может себя так вести!

— Аэлин, прошу тебя, не поддавайся страху! Не сдавайся, мы сумеем…

— Мальстен, ты издеваешься? Посмотри на меня! — охотница нервным движением указала на то, насколько глубоко завязла в болоте, и слезы невольно брызнули у нее из глаз. — Я нежилец!

— Прекрати, — одновременно мягко и строго сказал данталли, качнув головой. — Не спеши нас хоронить.

— Нам не выбраться отсюда! Никто не выбирается, — покачала головой женщина, из груди ее вырвался нервный смешок. — Так к чему тешить себя ложными надеждами? Пора бы вознести молитвы Рорх и задуматься о Суде Богов! А ведь Теодор говорил мне…

Мальстен нахмурился и вновь заговорил со спутницей, стараясь отвлечь ее от мыслей о смертоносном болоте.

— Что тебе говорил Теодор?

— Что таких, как я, Рорх либо делает своими глашатаями, либо забирает с собой. Похоже, мое время богиня смерти посчитала оконченным…

— Общение с иными не идет тебе на пользу, — усмехнулся данталли, осторожно отпуская нити, чувствуя, что паника женщины после воспоминаний о встрече с аггрефьером чуть отступила. Аэлин недоверчиво посмотрела на него, и он кивнул. — Я тоже в глазах Теодора был глашатаем Рорх, за которым Жнец Душ должен был явиться еще в Малагории. Мне кажется, Тео сам не убил меня лишь потому, что предоставил эту работу моей расплате. Я вижу, он ждет, что рано или поздно она покончит со мной и преподнесет мою душу Рорх.

Во взгляде охотницы вновь чуть поубавилось ужаса, и теперь она, казалось, могла рассуждать здраво. Мальстен глубоко вздохнул.

— Айли, Теодор Гласс — обыкновенный, повернутый на смерти аггрефьер. Они всем говорят нечто подобное. Неужели ты собралась действительно умереть здесь, просто потому что Тео так сказал?

На какое-то время воцарилось напряженное молчание.

— Айли… — тихо повторила охотница, нарушая тишину, и прикрыла глаза. Данталли сжал губы в тонкую линию, не понимая, какой будет реакция, и потому не решаясь продолжить говорить. Аэлин подняла блестящие глаза на спутника. — Так меня отец называл. Там, в другой жизни.

«Вот, за что можно ухватиться, чтобы не дать ей пасть духом!» — воодушевленно воскликнул про себя Мальстен.

— Мы ради него сюда пришли, — многозначительно посмотрев в глаза спутницы, кивнул он. — Мы почти без остановки шли от самого Прита ради Грэга. Ты столько преодолела уже, чтобы спасти отца! Не верю, что ты сдашься из-за какого-то болота.

Аэлин прерывисто вздохнула, заставляя себя опустить взгляд на скрытую под ровным слоем травы воду, и невольно содрогнулась, однако на этот раз ей, пусть и не без труда, удалось обуздать свой страх.

— Ты сможешь управлять дьюгаром? — полушепотом произнесла она.

Мальстен скрипнул зубами от злости на собственное бессилие. Теоретически он мог управлять любым живым существом, но лишь при одном условии: данталли должен видеть свою марионетку в момент захвата. Смотреть на мир ее глазами и контролировать на расстоянии он мог лишь после того, как протянется нить. Мальстен был способен преодолеть преграду красных одежд или крови, мог сломить природную сопротивляемость хаффрубов, но захватить кого-либо под контроль вслепую — не мог. А такое существо, как дьюгар, на поверхности воды никогда не покажется.

Согласно народной молве, дьюгары — одни из самых древних иных существ на Арреде. Никто доподлинно не знал, как они размножаются на дне болота, имеют ли они пол — никому попросту не удавалось никогда вытянуть дьюгара из его жилища и изучить. Аэлин оказалась права в одном — если кто-то оказывался в идеально замаскированной ловушке этого существа, он не выбирался. Как только дьюгар чувствовал, что жертва достаточно увязла в болотном иле, что связывал едва ли не крепче нитей демона-кукольника, он тонкими щупальцами хватал свою добычу и утягивал ее на разрытое дно, где и поглощал живьем.

— Мальстен? — обратилась Аэлин, вырывая данталли из раздумий и призывая ответить на свой вопрос. — Так сможешь?

— Только если увижу… — неопределенно отозвался он, беспомощно вглядываясь в скрытую под травой воду, одновременно чувствуя, как по телу разливается первая волна тяжелой ломоты: расплата за контроль над спутницей — пусть и недолгий — не заставила себя ждать.

— То есть, мы, может быть, сможем выбраться, только если ты каким-то образом разглядишь дьюгара? — нервно хохотнула охотница. — Вот тебе и борьба с собственными страхами.

В глазах женщины страх вдруг перемешался с отчаянной решимостью.

— Ты неплохо справляешься, — сохранить голос ровным, несмотря на разлитую по телу боль, данталли удалось не без усилия. Охотница внимательно посмотрела на спутника.

— Ты меня еще держишь?

Мальстен молча качнул головой. Аэлин нахмурилась.

— И уже больно? Как долго будет на этот раз?

Данталли недовольно поморщился.

— Я в порядке.

— Я понимаю, что ты хорохоришься, как всегда, — нервно ухмыльнулась охотница. — Но сейчас я спрашиваю по делу. Как скоро ты сможешь снова применить нити? Ты ведь не можешь пользоваться ими прямо во время расплаты…

Мальстен отвел взгляд.

— Да, не могу, — вздохнул он. — Смогу примерно через минуту. Плюс-минус. У тебя есть план?

— Есть.

— Расскажешь?

Женщине потребовалось несколько секунд, чтобы мысленно проговорить, что она собирается сделать, и признать свое решение единственно возможным. Пожалуй, это станет самым отчаянным ее поступком, который, скорее всего, еще не раз вернется к ней в кошмарах, если, конечно, удастся после этого остаться в живых, однако Аэлин понимала: выбора нет.

— Ты будешь против. Но рискнуть нужно.

— Что ты задумала? — прищурился данталли, недоверчиво глядя на охотницу, которая вдруг сделала шаг в сторону, тут же увязнув в болоте по грудь. Лицо ее исказилось гримасой страха и отвращения, женщина закусила нижнюю губу, чтобы не дать себе вскрикнуть. Мальстен округлил глаза, понимая, что она делает.

— Аэлин, нет! — выкрикнул он.

— Не надо! — требовательно воскликнула охотница, поднимая руку в останавливающем жесте. — Не удерживай меня, лучше готовься. Если верить старым записям охотников, дьюгары светятся в момент, когда утягивают добычу на дно. Это единственное, что о них удалось толком узнать. Когда меня начнет утягивать… будь готов, умоляю. Следом дьюгар потянется за тобой, но ты успеешь глубоко вдохнуть и, если разглядишь его в болоте, когда он будет светиться… если сумеешь сосредоточиться на нем, то заставишь его вытянуть нас на берег.

— Слишком много «если», — поморщился кукольник.

— Знаю. Но таков план.

Мальстен нервно усмехнулся, чувствуя, как волна расплаты, наконец, стремительно пошла на убыль.

— Сумасшедший план, — шепнул он, качнув головой.

— Другого у меня нет.

Данталли сделал два осторожных шага к спутнице и крепко увяз в тягучем болотном иле.

— У меня, к несчастью, тоже, — невесело улыбнулся он.

Аэлин кивнула, с трудом унимая дрожь. Прерывисто вздохнув, она сделала еще один шаг, на этот раз вода достала до ее шеи. Сквозь сжатые зубы охотницы прорвался полный злобы на собственный страх стон, она зажмурилась, поднимая голову к небу. Мальстен поджал губы.

— Ступишь дальше, уйдешь под воду. Кажется, план не работает.

— Приготовься, — не открывая глаз, едва слышно шепнула охотница, проигнорировав замечание данталли. — Вытащи нас отсюда, иначе, клянусь богами…

В следующий миг глаза женщины испуганно распахнулись, и, успев издать лишь один короткий вскрик, она резко ушла под воду.

— Аэлин! — воскликнул Мальстен, стараясь как можно скорее достичь места, где только что видел спутницу. Что-то обвилось вокруг его правой лодыжки, и данталли лишь успел резко втянуть в себя воздух, находясь почти по плечи в воде, когда щупальца дьюгара напряглись, с силой утягивая свою вторую жертву на дно.

Ноги зарылись в болотный ил, инстинктивно цепляясь за иллюзорно твердую поверхность, но хозяин болота знал свое дело. Уже через секунду Мальстен почувствовал, что дно превращается в почти отвесный склон, и щупальце, дернув за лодыжку, сумело вырвать свою жертву из густого ила, потянув на глубину. Кромка травы замаскированной под поляну ловушки тут же сомкнулась над головой, не оставляя практически никакого света, кроме жалких отблесков лесных сумерек, в которых теперь было ничего не разглядеть.

«А если Аэлин ошиблась? Если никакого света не будет?» — успело мелькнуть у данталли в сознании, ввергая его в почти животный ужас. Кругом и впрямь стояла непроглядная тьма, а длинное щупальце дьюгара продолжало утягивать в глубину, которой, казалось, не было конца.

И тогда по илу разошелся первый белый всполох. Словно маленькие молнии, короткие змейки света пробежали по болотному илу, показав, наконец, Мальстену его противника, лежавшего на самом дне болота. Это было огромное существо неопределенной формы, больше всего напоминающее темно-серый кусок мягкой глины необъятных размеров. Со всего болота к дьюгару бежали змейки белого света, и в их сиянии данталли увидел, как одно из длинных извивающихся щупальцев тянет на глубину отчаянно сопротивляющуюся охотницу. Один вид этого бесформенного существа мог привести в ужас.

Медлить и поддаваться страху было нельзя. Заставив себя не обращать внимания на плавающую повсюду болотную муть, Мальстен сосредоточился на дьюгаре. Казалось, существо почувствовало чужое вмешательство: оно чуть повернулось, взбаламутив вокруг себя облако ила, пытаясь защититься от воздействия кукловода, однако сделало это на секунду позже, чем было нужно. Черные нити ухватились за аморфное тело дьюгара, и в сознание данталли вспыхнули чувства: неясные, неразборчивые, древние… трудно было даже представить себе, сколько хозяин болота находится здесь, в этом лесу. И за всю свою долгую жизнь он никогда не испытывал ничего, кроме голода. Всепоглощающего, пустого, мертвого…

Мальстену с трудом удалось согнать с себя наваждение: казалось, когда нити связались с дьюгаром, тот одновременно проник в сознание демона-кукольника, заставляя его подчиниться своей воле, почувствовать древний голод, который невозможно утолить. Хозяин болота пытался заставить свою добычу, оказавшуюся не в меру упрямой, захотеть утолить этот голод собственной жертвой.

«Не дождешься», — стиснув зубы, Мальстен крепче ухватился за нити, чувствуя, как гибкие щупальца начинают подчиняться ему. Перехватив крепче замершее тело Аэлин Дэвери, дьюгар послушно потянул охотницу на поверхность, а за ней — и своего кукловода. Всполохи света на несколько мгновений полностью исчезли, и Мальстен почувствовал нечто схожее с тем, что он ощущал во время битв при дэ’Вере: он словно начал видеть одновременно сотней пар глаз. Позвоночник стиснул холод, нервы напряглись, как струна. Впервые Мальстен видел существо, способное так активно сопротивляться воле кукловода. Казалось, еще немного, и данталли попросту не справится. Если кромка травы не разомкнется, если не выпустит жертв дьюгара наружу прямо сейчас, сдерживать натиск чужого, древнего, как сама Арреда, сознания Мальстен не сможет.

Однако трава, маскирующая болото, пропустила щупальце, которое послушно, ведомое нитями, опустило свою добычу на твердую почву у самого края скрытой воды и спешно скрылось в глубине. В ту же секунду нити, не выдержав напряжения, буквально отскочили от непослушной марионетки.

Мальстен не сумел устоять на ногах, хотя дьюгар поставил, а не опрокинул его на землю: колени предательски подогнулись, промокшая одежда показалась тяжелой — непомерно, невыносимо. Оба сердца данталли едва могли стучать, казалось, болотная муть поселилась в них самих, и даже освободившись от нитей, Мальстен не сумел полностью сбросить с себя наваждение.

Желудок предупреждающе свернулся, готовясь исторгнуть все свое содержимое, побороть тошноту удалось с огромным трудом. Обжигающая волна боли на этот раз выбила из данталли тяжелый стон. Контроль был совсем недолгим, но расплата оказалась по силе сравнимой с той, что приходила после последних представлений в малагорском цирке. То был быстрый, но почти невыносимо болезненный укол, от которого земля уходила из-под ног.

Наваждение тем временем не отпускало, и лишь сам дьюгар, чье щупальце вдруг снова показалось из-под растущей рядом травы и угрожающе потянулось к данталли, сумело это наваждение отогнать.

Нечеловеческим усилием заставив себя вскочить на ноги, Мальстен отшатнулся, выхватывая саблю и нанося быстрый рубящий удар по летящему наперерез щупальцу. То вздрогнуло, разбрызгивая по земле темно-синюю кровь, и тут же скрылось под водой, оставляя за собой почти черный след.

Данталли дал себе секунду на то, чтобы переждать вновь накатившую обжигающую волну, и невольно поморщился, пытаясь удержаться на ногах и отогнать боль, пронзившую тело от висков до кончиков пальцев.

Новая мысль уколола кукловода холодной иглой, и он резко развернулся, понимая, что за все эти несколько секунд охотница не издала ни звука.

— Аэлин! — вместо выкрика получился отчаянный выдох. Мальстен заставил себя двигаться быстрее, поймав момент, когда волна расплаты схлынула.

Худшие опасения не оправдались: молодая женщина — пусть она и лежала пластом на земле — дышала, глаза ее были открыты.

— Аэлин… — мягко позвал данталли, опускаясь рядом со спутницей на колени и убирая промокшие волосы с ее лица. По щекам дрожащей всем телом охотницы беззвучно струились слезы. — Аэлин, посмотри на меня. Все закончилось, Айли, слышишь? Все хорошо…

Мальстен потянул безвольно лежащую на земле охотницу на себя и крепко обнял, пытаясь унять ее дрожь.

— Аэлин, все хорошо, — покачав головой и прижав молодую женщину к себе сильнее, повторил он. — Ты слышишь? Все закончилось. Ты самая сильная, самая смелая. Ты справилась. Ты нас вытащила, слышишь, Аэлин? Ты смогла.

— Мальстен… — едва различимо выдавила из себя женщина, задрожав еще сильнее. Ее руки с силой впились в рукава промокшего насквозь плаща данталли, тело сотрясли рыдания, и на этот раз охотница позволила себе заплакать в голос.

— Все хорошо, — прикрывая глаза и мысленно взывая с благодарностью ко всем богам Арреды, снова мягко заговорил Мальстен. — Все позади, Аэлин. Мы живы. Все закончилось.

— У него были глаза… сотни глаз… — сквозь слезы выговорила охотница.

— Да. Я знаю, — кивнул Мальстен, с трудом отгоняя от себя остатки наваждения.

— Боги! Я никогда этого не забуду. Если еще хоть когда-нибудь!.. Боги, Мальстен, я думала, мы погибнем там! — воскликнула Аэлин, содрогаясь всем телом.

— Ты спасла нас, — вздохнул данталли. — Спасла, слышишь?

— Нас спас ты.

— Без тебя я бы не справился.

— Без тебя я увязла бы там навсегда… боги, я ведь чуть не…

— Аэлин, — данталли отстранил охотницу от себя, чтобы найти ее взгляд, и многозначительно посмотрел ей в глаза. — Нигде бы ты без меня не увязла, потому что не будет «без меня». Я рядом, ясно? Как ты мне сказала в доме Теодора, я не оставлю тебя с этим одну. Это я могу обещать.

Молодая женщина распахнула глаза и не смогла вымолвить ни слова. На несколько долгих минут повисло молчание, нарушаемое лишь звуками сумеречного леса. Мальстен растерянно отвел взгляд и не без труда поднялся на ноги, увлекая охотницу за собой.

— Нам… ты идти сможешь? Нам нужно двигаться, — прочистив горло, сказал он. — Все наши вещи промокли. Нам бы уйти отсюда подальше и развести костер, чтобы…

— О, боги! Дневник отца! — спохватилась Аэлин, тут же выудив насквозь промокшую книгу с путевыми заметками Грэга Дэвери из переброшенной через голову заплечной сумки. — Проклятье, все промокло!.. И та запись…

— Тринтелл сумеет нам помочь, — заверил Мальстен, закрывая книгу. — Она получит видение. Должна.

— Ты уверен?

— Нет, — невесело усмехнулся Мальстен. — Честно сказать, относительно способностей Тиссы я вообще ни в чем не уверен. Я ведь никогда не видел ее и не представляю себе, что она может делать. Но, если верить Теодору, она сумеет.

Аэлин хмыкнула.

— Если верить «повернутому на смерти аггрефьеру». Сумасшедший план.

Мальстен криво улыбнулся, пожав плечами.

— Другого у меня нет.

— У меня, к несчастью, тоже.

Сонный лес, Карринг

Двадцать пятый день Матира, год 1489 с.д.п.

Когда одинокая покосившаяся от времени хижина тусклым светом из окна поманила к себе путников, темнота практически полностью окутала лес, и передвигаться данталли и охотнице приходилось почти вслепую с соблюдением особой осторожности.

Вымокшая насквозь одежда тяжело давила на плечи, Аэлин была уверена, что к завтрашнему утру точно простудится и будет чувствовать себя прескверно, однако после болота дьюгара ни у нее, ни у ее спутника не возникало ни малейшего желания остановиться на привал и развести огонь. К тому же теперь, в преддверии второго осеннего месяца, когда ночи стали заметно холоднее, можно было так же легко замерзнуть во время сушки одежды у огня, как и во время движения по ночному лесу.

Не сговариваясь, данталли и охотница решили идти вперед, пока держатся на ногах, надеясь, что Тарт проявит милость и в скором времени выведет путников на дом тринтелл. На этот раз богиня удачи услышала их молитвы.

— Это здесь? — шепнула Аэлин, завидев стоявшую неподалеку хижину. — Здесь она и живет?

— Если верить карте и Теодору, — нахмурившись, отозвался Мальстен. Несколько секунд он изучающе смотрел на тусклый свет, мерцающий в небольшом окне, затем вздохнул и окинул свою спутницу оценивающим взглядом. — Что ж, мы добрались. Настал момент истины. Ты готова?

Охотница прерывисто вздохнула, почувствовав, как сердце от предвкушения заветного ответа пустилось вскачь.

— Не знаю, — честно ответила она. — Но хочу, наконец, услышать правду, поэтому не будем мешкать.

Женщина сделала шаг вперед, однако спутник остановил ее, поймав за руку, и многозначительно заглянул ей в глаза, не без труда различая ее черты в темноте.

— Не спеши. Помни, что среагировать на тебя она может резко, а нам никак нельзя ее спугнуть, так что пусти меня вперед, хорошо? Объяснять ситуацию буду я — по крайней мере, поначалу. Наберись терпения. Идет?

Охотница кивнула, поджав губы.

— Идет.

— Ты когда-нибудь видела тринтелл живьем? — прищурился данталли, задумавшись о том, что внешний вид лесной ведьмы вполне может шокировать неподготовленного зрителя.

— Убила одного «полноценного» лет пять назад, — пожала плечами Аэлин.

— Об этом лучше не упоминать, — Мальстен нервно усмехнулся, поджав губы. — И не думать. В общем, так: старайся вести себя тихо. Помни, нам нужна ее помощь, так что за паранг не хватайся.

Охотница закатила глаза.

— Это после болота дьюгара ты вдруг начал считать меня неуравновешенным маньяком, который каждый раз хватается за оружие при виде иных? — молодая женщина сложила руки на груди и подмигнула спутнику, незаметно поежившись от холода. — Не волнуйся. Я умею держать себя в руках.

Мальстен глубоко вздохнул.

— Ну, хорошо. Идем.

Данталли двинулся к хижине первым, жестом попросив охотницу держаться позади. Аэлин не возражала: она молча двинулась вслед за спутником, взывая мысленно к Тарт и молясь, чтобы богиня удачи позволила тринтелл получить видение по размытой надписи в дневнике Грэга Дэвери.

Мальстен подошел к двери и негромко постучал. От одного лишь стука дверь скрипнула и чуть приоткрылась.

— Не заперто. Похоже, тр… Тисса не опасается незваных гостей, — шепнула охотница, стараясь обуздать внезапно накатившее волнение.

Данталли приложил палец к губам и качнул головой, призывая спутницу не произносить ни слова. Он двинулся внутрь хижины, тут же очутившись в крохотной комнате, в которой стоял сухой травяной запах.

— Тисса, — довольно громко позвал Мальстен, вглядываясь в горящий у небольшого окна тусклый огонек светильника. Аэлин замерла позади своего спутника, глядя в дальний угол комнаты, откуда на пришельцев смотрели два огромных, поблескивающих в свете огонька круглых глаза, размером не уступающих среднему яблоку. Совершенно белые, словно слепые, глаза, больше походившие на две идеальные сферы, прожгли пришедших ощутимо пронизывающим взглядом.

Существо, на котором вместо одежды болтались наскоро задрапированные посеревшие от времени тряпки, поднялось со скрипучего табурета и распрямилось во весь свой немаленький рост.

Аэлин, не отрываясь, смотрела на хозяйку хижины, пытаясь представить, за что боги так поиздевались над тринтелл, «наградив» их столь жуткой внешностью. Два ужасающих белых шара на уродливом лице, словно бы сплетенном из тугих толстых темно-зеленых лоз, буравили незваных гостей, вглядываясь в самую их душу. Все тело тринтелл походило на человекоподобную композицию, состоявшую из толстых терновых ветвей, переплетенных между собой, точно сам Крипп приложил руку к созданию этих тварей. Лесная ведьма склонила голову, откинув с лица волосы, больше похожие на свалявшиеся водоросли, и издала шелестящий звук, отдаленно напомнивший Аэлин голос Ренарда Цирона, отчего охотница неприятно передернула плечами.

— Ты зовешь меня по имени, но я прежде не видела тебя, — произнесла Тисса. Слова человеческой речи давались ей с трудом: она неестественно смягчала большинство согласных букв.

— Ты не знаешь меня, — спокойно подтвердил Мальстен, делая шаг к лесной ведьме. Аэлин предпочла держать дистанцию. — Я друг Теодора Гласса.

— Назваться можно кем угодно, — тринтелл отмахнулась, скрипнув ветвистыми пальцами. — Коли ты друг вестника беды, подойди и покажи мне, кто ты.

Тисса вытянула вперед руку, напоминающую связанное из толстых веток подобие руки, как у огородного пугала, ее огромные белые глаза, казалось, сверкнули в пламени светильника.

— Тебе не понравится то, что ты увидишь, — многозначительно предупредил Мальстен, кивая. — Лучше поверь на слово.

— В словах, — низко прошелестела тринтелл с особым нажимом, — правды нет. Покажи.

Данталли тяжело вздохнул, сделал еще два шага вперед и, спокойно посмотрев в глаза лесной ведьмы, вложил руку в ее ладонь, мысленно воскрешая сбивчивые воспоминания, связывающие его с Теодором Глассом: академию, кладбище, Войну Королевств, встречу после бегства из Малагории и недавний визит к аггрефьеру в дом.

Около двух секунд в хижине царило гробовое молчание, а затем Тисса болезненно вскрикнула. Аэлин вздрогнула от неожиданности, с трудом удержавшись от того, чтобы ахнуть. Тринтелл отдернула руку и принялась баюкать ее, словно ребенка, будто прикосновение к Мальстену физически ранило ее.

— Боль… — выдохнула она. — Я вижу боль. Много. Очень много. Ни одно живое существо не может испытывать такую боль. Кроме одного…

Выражение огромных белых глаз навыкате, лишенных век, не менялось, однако Аэлин показалось, что лесная ведьма смотрит на своего гостя жалобно и одновременно сочувствующе.

— Ты данталли, — произнесла Тисса.

— Мальстен Ормонт, — кивнул демон-кукольник, тяжело вздохнув, — больше известный, как казненный анкордский кукловод. Я предупреждал, что тебе не понравится то, что ты увидишь.

Оправившись от контакта с данталли, тринтелл неестественно склонила голову на бок, осклабившись и обнажив ряд тупых черных зубов.

— Боюсь даже предположить, кто она, — лесная ведьма кивком указала на Аэлин. Мальстен напряженно вздохнул.

— Это тебе тоже не понравится. Может, я скажу, а ты поверишь мне на слово?

Тисса несколько секунд, не отрываясь, глядела на гостью.

— Не люблю, когда ко мне приходят люди с оружием и говорят такое…

— Оружие против вас я применять не намерена, — уверенно произнесла Аэлин, вступив, наконец, в разговор. — Мы пришли, потому что нам нужна ваша помощь.

— Видимо, тебе действительно что-то нужно, девочка, раз ты перебарываешь свое явное отвращение ко мне и говоришь с уважением. Кто ты?

— Она — охотник, — мрачно произнес данталли. — Охотник на иных, Тисса.

Лесная ведьма издала странный звук, напоминающий шипение.

— А вот этого не надо, — нахмурилась Аэлин, поднимая руку в останавливающем жесте и призывая тринтелл к спокойствию. — Я пришла сюда с данталли, как вы видите, то есть, на каждого иного с оружием не бросаюсь. Просто окажите нам услугу, и мы уйдем. Никто не пострадает.

Тисса усмехнулась.

— А если вы попросите что-то, чего я делать не захочу? Данталли здесь для того, чтобы заставить меня оказать эту услугу в любом случае?

— Я здесь, потому что наша со спутницей цель совпадает, — качнул головой Мальстен. — Я хочу узнать то же, что и она. И ты можешь нам помочь.

Лесная ведьма сипло вздохнула.

— Чего вы хотите?

Аэлин медленно, чтобы не пугать хозяйку хижины, выудила из сумки промокший дневник Грэга Дэвери и приподняла его, чтобы тринтелл увидела.

— Нам нужно понять, жив ли еще человек, который делал записи в этой тетради.

Тисса неопределенно повела плечами и протянула руку.

— Дай, — коротко отозвалась она. Охотница, напряженно переглянувшись со спутником, протянула дневник отца лесной ведьме.

Тисса положила руку на тетрадь, запрокинула голову и несколько секунд молчала, затем вновь посмотрела на своих гостей.

— К этому предмету больше года прикасались не руки его хозяина, — буркнула она. — Я ничего не смогу разглядеть сама. Ничего не выйдет. Вы зря пришли, я не могу вам помочь.

Мальстен нахмурился.

— Погоди, не торопись так, Тисса. Ты сказала, не сможешь разглядеть сама. В каком смысле «сама»? А с чьей-то помощью — сможешь? Что для этого нужно?

Тринтелл понимающе усмехнулась.

— Скорее, кто. Ты верно уловил мою мысль, Мальстен Ормонт. С помощью — я смогу. Видение от таких предметов может прийти, да вот только я не увижу его самостоятельно. Могу лишь передать кому-то.

— Так передайте мне! — Аэлин решительно шагнула вперед. — Это дневник моего отца. Наша родственная связь может послужить… нитью.

Данталли почувствовал, как по нему скользнул взгляд охотницы.

— Ничего не выйдет, — Тисса покачала головой. — Мои видения для людей губительны. Ты не выдержишь, девочка, люди от такого умирают. Никто, кроме тринтелл, не может остаться невредимым после видений. Если бы дар был с такими, как я, с рождения, и при этом была бы жива хоть одна из моих сестер, это бы сработало, но, как видите, я полноценна. Так что ничего не получится.

Аэлин сжала руки в кулаки.

— Я сильнее, чем кажусь, — упорствовала она.

— Это тебя убьет, — Тисса сложила руки на груди.

— Вы не можете утверждать…

— Могу, — отрезала лесная ведьма, пронизывая охотницу взглядом. — Могу и утверждаю. Ты умрешь, если получишь мое видение. Не ты первая, кто меня просит о таком. Многие приходили еще во время войны. Все, кому я соглашалась оказать эту услугу, умирали от боли. Будь ты тут одна, я бы это сделала — было бы одним охотником меньше. Но не хочется, чтобы после этого на меня обрушился гнев данталли.

Аэлин прерывисто вздохнула.

— Должен же быть способ передать мне видение, не убив меня при этом, — задумчиво произнесла она, качнув головой. — Его не может не быть!

— Его нет, — спокойно ответила тринтелл. — Ты не выдержишь.

— Я…

— Аэлин, она не просто так это говорит. Люди к расплате иных не приспособлены. Поверь, я знаю, о чем говорю, — Мальстен настойчиво взял охотницу за предплечье, решительно посмотрев на нее, затем перевел взгляд на Тиссу. — Но я выдержу. Передай это видение мне.

Тисса удивленно ахнула.

— Твоя расплата покажется тебе благодатью богов, данталли, — предупредила она.

— Что ж, будет повод уязвить профессиональную гордость одного знакомого аркала, — нервно усмехнулся кукольник, тут же почувствовав обжигающе настороженный взгляд спутницы.

— И даже с тобой… риск есть, — задумчиво прошелестела лесная ведьма.

— Понимаю, — кивнул Мальстен. — Но шансов больше.

Тисса усмехнулась.

— И ты готов вытерпеть такое? Ради нее? Ради охотницы?

Данталли почувствовал, как оба его сердца застучали быстрее, и с трудом заставил себя не оглядываться на спутницу, стоявшую чуть позади.

— Будем рассуждать, или, может, уже передашь мне видение?

Тринтелл развела руками.

— Как пожелаешь, Мальстен Ормонт. Но вначале твоя спутница должна поклясться, что не тронет меня, если ты не выдержишь и умрешь, как умирали все до тебя.

Данталли шагнул к тринтелл, но Аэлин ухватила его за предплечье.

— Мальстен, постой… — неуверенно произнесла она. — Тисса права, ты не должен…

— Пообещай ей, — кивнул кукольник. — Поклянись.

— Мальстен…

— Доверься мне, Аэлин, — губы данталли тронула едва заметная улыбка. — Все будет хорошо.

Молодая женщина прерывисто вздохнула, нехотя отпуская рукав данталли.

— Я… клянусь всеми богами Арреды, что не причиню вам зла, Тисса, что бы ни произошло.

— Хорошо, — осклабившись, кивнула тринтелл, жестом подзывая к себе Мальстена. Смерив его неопределенным взглядом, она вложила дневник Грэга Дэвери в его руку и кивнула. — Закатай рукав.

Данталли послушно последовал указанию лесной ведьмы и приподнял рукава плаща и рубахи. Тисса шумно втянула в себя воздух, точно принюхиваясь к чему-то.

— Ты знаешь, какой была последняя запись в этой тетради? — спросила она.

— Да, — тихо отозвался Мальстен.

— Подумай о ней. Я перенесу тебя в миг, когда она была сделана. Если зацепишься за видение, сумеешь почувствовать, жив ли хозяин тетради. Я не знаю, как долго будут идти образы, насколько четкими и связными они будут. Сделаю только одну попытку, ясно, Мальстен Ормонт?

— Ясно, — вздохнул данталли, мельком переводя взгляд на Аэлин. Охотница замерла, сжав руки в кулаки, и напряженно, не отрываясь, смотрела на своего спутника.

— Готов? — прошелестела лесная ведьма.

— Приступай, — Мальстен вздохнул, опустив глаза на книгу в своей руке.

Тисса занесла ладонь над дневником Грэга, выпустив из-под запястья две тонкие лозы, одна из которых медленно оплела тетрадь охотника, а вторая резко остановилась и замерла, словно змея, собирающаяся напасть. Данталли не двигался. Не двинулся он и тогда, когда тонкая лоза, подобно жалящей гадюке, рванулась к его оголенному предплечью и, оказавшись удивительно острой, впилась под кожу.

Через секунду Мальстен шумно выдохнул, почувствовав нечто чужеродное, горячее, просачивающееся в кровь через лозу.

— Не дергайся пока, — строго прошипела Тисса. — Когда пойдут образы, будет намного больнее.

«Обнадежила», — хмуро подумал данталли, борясь с желанием посмотреть на Аэлин. Охотница же, не отрываясь, глядела на своего спутника, нервно соединив ладони.

Мальстен прикрыл глаза, стараясь уловить хоть что-то, кроме жара, распространяющегося по телу от предплечья. С трудом удавалось побороть намерение вырвать жалящую лозу из-под кожи. Через пару мгновений данталли почувствовал, что дневник Грэга Дэвери в его руке также начинает нагреваться. Колючий жар уже разлился по груди, принявшись подниматься к шее и стекать к ногам.

Несмотря на заверения тринтелл, пока Мальстен чувствовал себя вполне сносно. Ощущения были не из приятных, однако вытерпеть их было несложно.

— Приготовься, — голос Тиссы прозвучал так, словно доносился до данталли издалека, хотя лесная ведьма стояла в шаге от него. — Сейчас начнется.

Мальстен не успел осознать слова тринтелл или задать ей вопрос. Жар, вспышкой разлетевшийся по телу, вдруг стократно усилился. Дневник охотника в руках показался раскаленным углем, а текущая по жилам кровь будто бы стала жидким огнем.

Данталли запрокинул голову, не сумев подавить стон, однако вместо потолка старой обветшалой хижины тринтелл увидел кирпичный потолок подземелья дворца в Малагории.

— Смотри, — вкрадчиво произнесла Тисса. — Смотри и слушай…

Слова лесной ведьмы растворились в растекающемуся по телу огне, затерялись в звуках до боли знакомого голоса Зверя-внутри-Солнца…

Грат, Малагория.

Первый день Гуэра, год 1487 с.д.п.

— Хорошо, Дезмонд. Можешь быть свободен, — чуть приподняв подбородок и прищурившись, кивнул Бэстифар, с удовольствием окидывая взглядом своего узника. В одной из камер подземелья аркал установил стол и с помощью нитей данталли усадил на приготовленное место Грэга Дэвери. Накрепко вбитые в пол кандалы сковали пленника цепями, длина которых позволяла оставаться лишь в положении сидя или водить правой рукой по столу, однако о том, чтобы подняться или задействовать вторую руку, не шло и речи.

Молча кивнув, Дезмонд отошел от Грэга и направился к выходу из подземелья, на миг замерев напротив малагорского царя.

— Бэстифар… ты не… — неуверенно пролепетал он, покосившись на пленника, которого до сих пор удерживал нитями.

Аркал снисходительно усмехнулся и глубоко вздохнул.

— Серьезно, Дезмонд? Ты контролировал его минут десять. Даже не два часа.

— Ясно, — обреченно выдохнул данталли, понуро опустив голову, и подался к выходу из камеры. Бэстифар закатил глаза и остановил кукловода, удержав его за плечо.

— Ладно тебе, не дуйся. Давай свое согласие, я заберу ее, — кивнул он.

Дезмонд облегченно вздохнул, отпустил нити и протянул руку пожирателю боли.

— Даю свое согласие на избавление…

— Мне достаточно простого «да», — перебил аркал, недовольно поморщившись от скользнувшей в голосе демона-кукольника театральности. Ладонь вспыхнула ярким алым светом, который погас через мгновение. Данталли поджал губы и опустил голову.

— Спасибо, — робко выдавил он.

«Зажатый, полный страхов слабак! Воистину, Мальстену он и в подметки не сгодился бы…» — пренебрежительно подумал Бэстифар, с трудом переборов желание озвучить эту характеристику. На деле в этом замечании не было смысла: Дезмонд, пожалуй, стерпел бы его с так не к месту мелькавшей в его характере самоотверженностью.

«Он все делает не к месту и не вовремя», — усмехнулся про себя аркал, понимая, что в этом основная проблема его нового циркового постановщика, однако решил оставить эту мысль при себе. Сейчас у него не было никакого желания возиться с затравленным данталли, вырванным из рук Бенедикта Колера полтора месяца назад.

— Ладно, скройся, — махнув рукой, бросил Бэстифар и осклабился, повернувшись к пленнику в предвкушении. Окинув взглядом стражников, малагорский царь кивнул им на лестницу из подземелья. — Вы тоже, друзья мои, погуляйте где-нибудь. Нам с Грэгом нужно поговорить по душам. Давненько у нас не было задушевных разговоров, не так ли, Грэг?

Стражи отозвались коротким кивком и направились прочь из подземелья.

— Что ты на этот раз задумал? — скептически усмехнулся охотник. — Проверить на мне еще один из тысячи твоих способов пытки? Я тебя разочарую: на деле эти способы все одинаковы.

Аркал неопределенно передернул плечами и присел на заранее подготовленный табурет напротив своего узника.

— Пытки? Как грубо! И несколько несправедливо, ты не находишь? — невинно спросил пожиратель боли, состроив нарочито обиженную гримасу. — За время твоего содержания в плену я ведь и пальцем к тебе не прикоснулся.

Грэг прищурился.

— Очень смешно, — буркнул он.

— Рад, что ты оценил, — осклабился Бэстифар, опершись локтями на колени. — Знаешь, Грэг, ты ведь мне нравишься. По-настоящему. Нравится твое упорство, твоя выдержка, твое сопротивление…

— Еще немного, и ты мне в любви признаешься? — закатил глаза охотник. — А как насчет поговорки «если любишь — отпусти»?

Бэстифар усмехнулся.

— Твоя привычка перебивать — тоже, как ни странно, мне нравится, — пожал плечами он, тут же разведя руками. — И чувство юмора. Ты идеальный пленник, Грэг. С тобой не скучно. И, если отбросить шутки в сторону, таких людей, как ты, мне доводилось встречать нечасто, а уж я их повидал, можешь мне поверить. Иных, к слову сказать, тоже не так много с такой выдержкой. Это делает тебе честь.

— Ты приковал меня к этому треклятому столу, чтобы осыпать комплиментами? Беру свои слова назад: такой пытки я от тебя не ожидал. И да, это мучительно.

Аркал вновь усмехнулся.

— Об этом я и говорю, Грэг. Ты идеальный пленник. Поэтому и только поэтому я не убил тебя после того, что ты сделал. А руки так и чесались, знаешь ли… — глаза малагорского царя нехорошо блеснули. Охотник смолчал, чувствуя, как по спине от дурного предчувствия пополз холодок.

Бэстифар поднялся с табурета, взял из-за двери камеры заранее подготовленную чернильницу с пером, не тронув при этом дожидавшуюся своего часа старую тетрадь в кожаном потертом переплете. Чернильницу аркал предусмотрительно поставил на край стола так, чтобы раньше времени скованный короткими цепями пленник до нее не дотянулся.

— Но в итоге я решил, что ты мне еще пригодишься живым. Поразмыслив, я понял, что вернуть то, что ты забрал, можно с твоей же помощью. И мне нужно от тебя совсем немного: всего лишь небольшое содействие. Остальное сделают за тебя.

Охотник нахмурился.

— Хочешь, чтобы я написал Мальстену слезное письмо с просьбой вернуться? — спросил он, скептически усмехнувшись. — Ничего не выйдет, Бэстифар. Даже если бы я этого хотел, я понятия не имею, в каком направлении он скрылся. Поэтому все твои приготовления напрасны. И твоя бесконтактная пытка не сработает.

Аркал пожал плечами.

— Ты мыслишь топорными, простыми категориями, мой друг, — почти сочувственно произнес он. — Удивительно, что при этом ты оказался таким умелым кукловодом для самого Мальстена.

— Что же ты тогда задумал? Даже интересно, — фыркнул Грэг.

— Мне, к слову, не терпится с тобой поделиться, и я расскажу, если перестанешь перебивать, — с угрожающе мягкой улыбкой произнес Бэстифар. — Так вот, пока я размышлял, как с тобой поступить, у меня было время навести о тебе некоторые справки…

Охотник заметно напрягся, чем вызвал у пожирателя боли самодовольную улыбку.

— Оказывается, ты знатный человек, барон Дэвери, хозяин земли, на которой мы с Мальстеном сражались в Войне Королевств за Анкорду. Мир тесен, знаешь ли, но сейчас я не о том. Я также выяснил, что на первом допросе ты все же солгал мне, Грэг. Насчет своих близких. Оказывается, у тебя была и жена, и дети. Супруга, правда, скончалась после гибели твоего сына Аллена, но вот дочь…

Руки охотника сжались в кулаки.

— Будь ты проклят богами и людьми, аркал! Если хоть волос упадет с ее головы…

Ладонь Бэстифара загорелась красным сиянием, резкое воздействие пожирателя боли тут же вынудило Грэга замолчать в попытке подавить стон. Пленник опустил голову, крепко стиснув зубы, и несколько секунд аркал неприкрыто наслаждался его молчаливым сопротивлением.

— Ну-ну, тише, мой друг, не горячись, — невинно улыбнулся малагорский царь, прекратив пытку. Грэг прерывисто выдохнул, стараясь унять резко охватившую тело дрожь. — Ни с чьей головы лишние волосы пока не падают, мы ведь просто разговариваем, разве нет?

Грэг ожег своего мучителя взглядом. Бэстифар кивнул, продолжив:

— Так вот. Эревальна принесла на хвосте, что леди Аэлин Дэвери пошла по твоим стопам, стала неплохим охотником на иных. А еще я знаю, что она тебя разыскивает. Думаю, в свете этого работа на меня для твоей дочери будет взаимовыгодной, ты не находишь?

— Проклятье… — выдохнул охотник. — Делай со мной все, что вздумается, но помогать впутывать в это Айли я не собираюсь!

— Не стоит так переживать, Грэг. Говорю же, причинять зло твоей дочери не в моих интересах. Мне нужно лишь навести леди Аэлин, которая, если верить моим людям, наделена весьма и весьма привлекательной внешностью, на нужный след. На твой след, дорогой друг. А дальше… совесть Мальстена сделает за меня всю работу.

Охотник прищурился.

— Что тебе нужно?

— Пустяк, — отмахнулся Бэстифар, вернувшись в коридор подземелья и достав, наконец, старую кожаную тетрадь. — Знакомый предмет? Прочитал на досуге. Интересные у тебя «путевые заметки». Думаю, не хватает лишь одной записи — записи о малагорском цирке. Наверное, ее ты собирался сделать после того, как разделаешься со мной и Мальстеном, но, увы, не сложилось.

Грэг шумно выдохнул.

— Хочешь, чтобы я указал Аэлин на твой цирк?

— Не совсем, — осклабился аркал. — Хочу, чтобы ты указал ей на одно «очень странное место», на которое наткнулся. А также приписал туда имя нашего общего друга. Об остальном твоя дочурка позаботится самостоятельно. Это будет очень долгое представление.

Лицо пленника побагровело от ярости.

— Этого не будет.

— Мы оба знаем, что это лишь вопрос времени, — аркал пожал плечами, выставив вперед руку, вокруг которой тут же распространилось ярко-красное сияние. — Ты сделаешь то, что я хочу, Грэг. Рано или поздно ты сдашься. Что до меня — я могу развлекаться так хоть несколько дней к ряду.

Сонный лес, Карринг

Двадцать пятый день Матира, год 1489 с.д.п.

Ноги данталли подкосились, с тяжелым стоном он рухнул на колени, глаза налились темно-синей кровью, невидящий взгляд беспомощно заметался по хижине.

— Мальстен! — Аэлин подалась вперед, однако тринтелл жестом велела ей остановиться.

— Нет! Не вмешивайся, — прошипела лесная ведьма. Лозы, протягивающиеся из ее руки, вытянулись в длину, не отпуская упавшего на колени данталли.

— Он ведь не… — охотница осеклась на полуслове, с ужасом глядя в налитые синей кровью невидящие глаза спутника.

— С ним происходит то же, что и со всеми до него. И ему больно, — отрывисто проговорила Тисса. — Но остановить процесс уже нельзя — это его точно убьет. Если выдержит, сумеет досмотреть видение до конца. Если же нет… вспомни о своем обещании, девочка.

Аэлин прижала к губам сжатую в кулак похолодевшую руку.

— Боги… — выдохнула она, мысленно взмолившись Тарт и Ниласе о том, чтобы они не оставили Мальстена и помогли ему пережить это. — Как я могла позволить ему…

— Теперь поздно корить себя. Можно только ждать, — прошелестела Тисса.

Данталли нервно дернулся в сторону, издав короткий отрывистый стон. Из носа потекла тонкая струйка синей крови.

— Мальстен… — дрожащим шепотом произнесла Аэлин.

— Он тебя не слышит, — с намеком на усмешку отозвалась тринтелл. — Сейчас он может только смотреть.

Грат, Малагория.

Первый день Гуэра, год 1487 с.д.п.

Грэг уже не понимал, сколько длится пытка. Казалось, миновало уже несколько дней. Или на деле прошло несколько часов? Аркал работал с прежним запалом, давая своему пленнику короткие передышки на то, чтобы перевести дух. Каждый раз он начинал воздействие неожиданно, когда Грэг все же позволял себе выдохнуть, насладившись моментом без боли. И тогда Бэстифар приступал к своей работе снова, то начиная с резкой невыносимой агонии, то распаляя пытку постепенно, ломая пленника ужасом ожидания. Уже несколько раз Грэг Дэвери срывался на отчаянный крик, краем глаза замечая на лице аркала странное выражение чуть разочарованного наслаждения в смеси с уважением к терпению противника.

В очередной раз прекратив свое воздействие, аркал склонился над столом, снисходительно улыбнувшись.

— Знаешь, Грэг, а ведь в твоем случае победа совсем не доставит мне удовольствия, — с печальной усмешкой заметил Бэстифар. — Можно сказать, Мальстен искалечил меня как пожирателя боли. Сотворил невозможное. До него я наслаждался моментом надлома своей жертвы, а теперь трепет вызывает лишь сопротивление. Зато, когда надлом все же случается, это не вызывает ничего, кроме разочарования. Дано ли тебе понять, каково это?

Охотник не отвечал. Сейчас он мог лишь тяжело дышать, переводя дух.

— Что ж, вижу, пока ты готов доставлять мне удовольствие и продолжать.

Грэг содрогнулся всем телом, сжавшись и приготовившись к новой волне агонии. На этот раз аркал решил начать пытку медленно, постепенно усиливая воздействие.

«Я больше не могу!» — отчаянно стучало в голове охотника, он безнадежно понимал, что пожиратель боли не оставит его в покое, пока не получит свое, а ведь терпеть такое воздействие вечно не способен никто.

Сознание в беспомощной попытке к бегству от боли начало стремительно покидать своего обладателя: перед глазами Грэга потемнело, голова безвольно упала на стол, и Бэстифар успел подстраховать пленника от удара, заботливо подставив ладонь. Пытка прекратилась, вызвав в теле охотника новый приступ крупной дрожи.

— Нет, нет, так не пойдет, — улыбнулся аркал. — Убегать нельзя, Грэг. Мы ведь только начали. Ты знаешь, сколько прошло времени? Полтора часа, мой друг. Всего полтора часа. А в нашем распоряжении весь вечер.

— Нет… — едва слышно выдохнул охотник, не сумев сдержаться. Аркал приподнял безвольно повисшую голову пленника, найдя его рассеянный, помутившийся взгляд.

— Давай, давай, переводи дух. Сделаем перерыв побольше. Минут пять, что скажешь? Мне нужно, чтобы ты пришел в себя, иначе будет не так интересно.

В горле Грэга пересохло, он поджал сухие искусанные в кровь губы и поморщился, с трудом борясь с навязчивым желанием попросить хоть глоток воды. Из последних сил он мотнул головой, вырываясь из хватки пожирателя боли, который и не стремился удерживать его.

— Я не буду напоминать тебе, как все это прекратить, ты это и без меня прекрасно знаешь, — кивнул Бэстифар, отходя на шаг. — К слову, должен заметить: выдержка просто потрясающая. Так мужественно терпеть легкую расплату данталли может далеко не каждый человек. Я тебя, знаешь ли, искренне уважаю.

«Легкую расплату?» — ужаснулся про себя Грэг. — «Милостивые боги, она действительно может быть сильнее?»

— Когда-нибудь… я убью тебя, — в тихой ярости выдохнул охотник. Аркал осклабился.

— Можешь говорить — значит, можешь продолжать, — констатировал он.

Рука его загорелась красным светом, и боль — агрессивная, всепоглощающая, нечеловеческая — вновь набросилась на свою жертву. На этот раз Грэг не пытался сдержать стон: он вырвался самостоятельно, раньше, чем сознание успело понять, что происходит. И, казалось, это надломило что-то внутри, потому что захотелось закричать. Крик на миг создавал иллюзию, что становится легче, и за этот обманчивый миг хотелось держаться всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

— Боги, хватит! — вырвалось у охотника.

Боль ушла. На секунду ли, насовсем ли — Грэг не знал. Но сейчас он готов был отдать что угодно, чтобы продлить этот миг покоя как можно дольше.

— Прости, что? — невинно улыбнулся аркал.

— Прекрати… — выдохнул охотник, ненавидя себя за эти слова. Лишь теперь он полностью осознал, что остался в этом плену один. Больше нет Мальстена, который мог бы это прекратить. Нет никого, кто мог бы заставить аркала остановиться. И ведь Бэстифар не позволит своей любимой игрушке погибнуть: он сделает все, чтобы сохранить охотнику жизнь и наполнить его непрекращающейся пыткой, выдержать которую не под силу ни одному живому существу. Кроме, разве что, Мальстена Ормонта.

— Что ж, это другой разговор. Этого почти достаточно, — тоном наставника проговорил пожиратель боли.

— Заставишь умолять?.. — в ужасе Грэг Дэвери понял, что сейчас готов ровно настолько уронить свою гордость.

— Умолять? — поморщился Бэстифар. — Какая пошлость! По-твоему, у меня такие проблемы с самооценкой? Нет, Грэг, от тебя требуется лишь осознать, что это развлечение прервать можешь только ты сам, если окажешь мне небольшое содействие.

— Я это знаю, — выдохнул Грэг и добавил, сокрушенно прикрыв глаза, — я… я согласен.

Бэстифар молча положил перед охотником тетрадь и раскрыл ее на последней исписанной странице. Чернильницу он заботливо придвинул к пленнику.

— Это правильный выбор, мой друг. Должен признать, что почти не разочарован. Ты долго продержался, но если вдруг предпочтешь выкинуть какую-нибудь глупость и продолжить…

Охотник, мысленно проклиная себя, дрожащей рукой вынул перо из чернильницы и затравленно посмотрел на своего мучителя. Мысли о том, чтобы как-то расстроить план аркала, неустанно вертелись в его голове, однако, стоило лишь представить, как мастер пытки предпочтет отплатить за это, и тело покрывалось холодным потом.

— Что ты хочешь, чтобы я написал?

Бэстифар осклабился.

— Пиши: «Наткнулся на одно очень странное место. Нужно проверить, могут быть замешаны существа».

Грэг опустил голову, прерывисто вздохнув, и послушно вывел продиктованные слова вверху страницы. Бэстифар внимательно проследил за действиями пленника.

— Хорошо. Теперь внизу припиши: «Поговорить с Мальстеном О.», этого достаточно.

Охотник исполнил указание, рука тряслась крупной дрожью и с трудом слушалась. Не успел он вывести последнюю букву, как аркал спешно забрал тетрадь и отошел к двери.

— С тобой приятно иметь дело, барон Дэвери. До новых встреч! — улыбнулся он. — Я распоряжусь, чтобы тебя отвели в твою камеру и позаботились о тебе надлежащим образом.

Сонный лес, Карринг

Двадцать пятый день Матира, год 1489 с.д.п.

Образы чужого прошлого исчезали и таяли, постепенно уступая место реальному миру. Нестерпимый жар продолжал распространяться по телу, заставляя кровь походить на жидкий огонь, и все же Мальстен старательно цеплялся за видение стремительно ускользающим сознанием.

Каким-то неведомым образом данталли чувствовал связь дневника с его хозяином и понимал, что Грэг жив до сих пор. Теория оказалась верной: Бэстифар не собирался убивать охотника, он намеревался использовать его в своих целях. Вот только, как сообщить об этом Аэлин, Мальстен не знал, потому что чувствовал, что жар яда тринтелл вот-вот спалит его изнутри. Невольно мелькнула догадка, что нечто отдаленно похожее испытывают сгорающие на костре данталли и их пособники…

Мысли путались, в них всплывал ненавистный образ Бенедикта Колера, вперемешку с тем приходили воспоминания об убитых членах семьи в Хоттмаре, о малагорском цирке; мелькало странное, колючее чувство, связанное с тем, что теперь там находится другой данталли — некто по имени Дезмонд.

Мальстен не знал, удалось ли ему озвучить свою основную идею вслух, или она тоже лишь мимоходом проскользнула в его сознании:

— Грэг жив… он жив… — данталли готов был кричать об этом, надеясь быть услышанным, но на деле не понимал даже, шевелятся ли его горящие огнем губы. Представляя себе строгость, с которой бы среагировал на эту слабость Сезар Линьи, Мальстен всеми силами своего угасающего сознания мечтал лишь о том, чтобы это поскорее прекратилось.

«Пожалуй, Тисса была права. Это убивает», — успел подумать он. Казалось, в отдалении зазвучал обеспокоенный голос Аэлин, выкрикивающий его имя. Данталли попытался отозваться, но не смог. Острая вспышка жара, который по определению просто не мог быть сильнее, накрыла его с головой, и демон-кукольник провалился в спасительную темноту, в которой не было ничего: ни Суда Богов, ни возможности перерождения. Только забвение и тишина…

Москва.

25 марта 2015 года — 4 января 2016 года.